ают их к руке и для пробы рассекают ими воздух. Кто-то из
них схватил его за руку и толкнул к стойке с мечами, приговаривая:
     - Давай, Рыжеволосый, давай! Выбери и ты себе оружие.
     Фафхрд беспрепятственно двинулся вдоль стойки, чувствуя, однако,  что
ему, еще так недавно бывшему их врагом, вооружиться  не  дадут.  И  точно:
Лавас Лерк остановил одного из своих подручных, который как  раз  протянул
Фафхрду меч, и с любопытством уставился на левую руку Северянина.
     Озадаченный Фафхрд поднял ее, и тут Лавас Лерк вскричал:
     - Хватайте его!
     С этими словами он сдернул что-то у Фафхрда со среднего пальца. И тут
Фафхрд вспомнил: кольцо.
     - Такую работу ни с чем не спутаешь, - проговорил Лавас Лерк, хитро и
несколько странно поглядывая на Северянина, казалось,  его  светло-голубые
глаза то ли смотрят чуть в сторону, то ли просто косят. - Этот  человек  -
симоргийский  шпион,  а  может,  симоргийский   демон,   принявший   облик
северянина, чтобы усыпить  наши  подозрения.  Он  вылез  к  нам  из  моря,
несмотря на бушующий шторм, разве не так? Кто-нибудь из вас видел судно?
     -  Я  видел  судно,  -  поспешно  отозвался   кормчий.   -   Странный
одномачтовик с треугольным парусом...
     Но Лавас Лерк искоса глянул на кормчего, и тот осекся.
     Фафхрд почувствовал спиной острие  кинжала  и  расслабил  напрягшиеся
было мускулы.
     - Убить нам его, что ли? - Вопрос прозвучал прямо над ухом у Фафхрда.
     Лавас  Лерк  криво  ухмыльнулся   в   полумраке   и   замер,   словно
прислушиваясь к совету  какого-то  невидимого  духа  бури.  Затем  покачал
головой.
     - Пусть пока живет. Покажет нам, где  спрятаны  сокровища.  Сторожите
его с мечам наголо.
     Тем временем люди уже начали покидать галеру, спускаясь по  свисавшим
с носа канатам на скалы, куда еще достигали волны прилива. Один  или  двое
со смехом спрыгнули прямо с  борта.  Выпавший  у  кого-то  из  руки  факел
зашипел в морской пене. Вокруг  не  прекращались  крики  и  вопли.  Кто-то
затянул песню - голос был пьяный и скрежетал как  ржавый  нож  по  стеклу.
Наконец Лавас Лерк кое-как построил своих приспешников, и они двинулись  в
путь; половина несла факелы, кое-кто сжимал в объятиях  бурдюки  с  вином.
Люди спотыкались и оскальзывались, проклинали острые камни  и  ракушки,  о
которые ранились, то и дело падая и выкрикивая чудовищные угрозы  темноте,
глядевшей на них странными окнами. Позади, раскорячившись веслами,  словно
мертвое насекомое, лежала галера.
     После недолгого пути, когда рев прибоя стал не  таким  оглушительным,
факелы высветили большой портал в черной стене, который был то  ли  частью
замка, то ли вел в громадную пещеру в утесе. Портал  был  прямоугольный  и
высотою с весло. К нему  вели  три  истертые  ступени,  занесенные  мокрым
песком. На колоннах и тяжелом фризе  смутно  виднелся  орнамент,  частично
покрытый илом  и  какой-то  коркой,  но,  судя  по  непонятной  символике,
безусловно симоргийский.
     Теснясь  поближе  друг  к  другу,  мореплаватели  молча  разглядывали
портал.  Растянувшаяся  процессия  сбилась  в  плотную  кучу.  Лавас  Лерк
несмешливо воскликнул:
     - Где твои стражи, Симоргия? Где твои воины?
     С  этими  словами  он  смело  взошел  по  ступеням.  После  недолгого
колебания команда последовала за ним.
     На массивном  пороге  Фафхрд  невольно  задержал  шаг,  с  изумлением
увидев, откуда исходит слабое желтоватое свечение, замеченное им раньше  в
высоких окнах. Фосфоресцировало все - потолок, стены, покрытый  илом  пол.
Светились даже резные поверхности. Северянина охватил трепет  и  вместе  с
тем отвращение. Но  плотная  толпа  тут  же  унесла  его  дальше.  Вино  и
уверенность  главаря  притупили  чувствительность  людей,  и  они  шли  по
длинному коридору, не отдавая себе отчета в ужасе, которым веяло от  всего
окружения.
     Поначалу кое-кто из них держал оружие наготове на  случай  внезапного
нападения  или  засады,  но  вскоре  даже  самые  осмотрительные  небрежно
опустили мечи, стали прикладываться к бурдюкам с вином  и  перебрасываться
шуточками. Неуклюжий кормчий с пятнами желтоватой пены на белокурой бороде
затянул матросскую песню, остальные подхватили, и влажные стены  задрожали
от мощного рева. Все глубже и глубже проникали они в эту пещеру - а может,
и замок, - двигаясь по широкому изгибающемуся коридору, устланному  ковром
из тины.
     Фафхрда несло по течению. Когда он замедлял шаг, другие  подталкивали
его, и он шел быстрее, но все это происходило  механически.  Ему  остались
подвластны только глаза, они бегали из стороны в сторону и  с  неимоверным
любопытством впитывали каждую подробность: и многочисленные  неразборчивые
резные изображения морских чудовищ, отвратительных человекоподобных фигур,
скатов и осьминогов, которые, казалось, оживали и  двигались  в  мерцающем
свечении;  и  высоко  прорезанные  окна  или  какие-то  другие  проемы  со
свисавшими из них темными скользкими водорослями; и лужи морской  воды;  и
еще  живые  рыбы,  хватавшие  ртом  воздух:  люди  наступали  на  них  или
отбрасывали ногой в сторону; и висевшие по углам гроздья усатых моллюсков;
и, как казалось Фафхрду, еще какие-то существа, поспешно удиравшие у них с
пути. В голове у него все более отчетливо звучала  мысль:  остальные  явно
должны понимать, где они  находятся.  Должны  сообразить,  что  желтоватое
свечение - это морская фосфоресценция. Должны догадаться, что они идут  по
жилищу  самых  таинственных  обитателей  глубин.  Они  обязательно  должны
осознать, что Симоргия действительно погрузилась под воду и всплыла только
вчера или даже несколько часов назад.
     Но люди шли за Лавасом Лерком и все так же пели, кричали  и  быстрыми
глотками вливали в себя вино,  поднося  на  ходу  бурдюки  к  запрокинутым
головам. А Фафхрд лишился дара речи. Плечи ему  свело,  словно  море  всей
тяжестью уже давило на  них.  Его  ум  был  совершенно  подавлен  зловещим
появлением затонувшей сморгни. Воспоминания о  легендах.  Мысли  о  черных
столетиях, в течение которых морская живность медленно влезала, вползала и
вплывала сюда, пока не заняла каждую  щелочку  и  трещину  и  Симоргия  не
слилась с таинственным океаном. В глубоком гроте,  выходившем  в  коридор,
Фафхрд  увидел  каменный  стол  и  рядом  широкое  каменное  кресло;   ему
показалось, что он различил даже осьминога, который, словно  передразнивая
человека, развалился в кресле, обвив щупальцами подлокотники  и  глядя  на
пришельцев немигающими блестящими глазками.
     Постепенно фосфоресценция  становилась  все  ярче,  и  дымные  факелы
побледнели. А когда пение смолкло, прибоя уже не было слышно.
     Коридор резко повернул вбок, и Лавас Лерк издал торжествующий  вопль.
Его приспешники, спотыкаясь, пошатываясь и перекликаясь, поспешили следом.
     - Симоргия! - вопил Лавас Лерк. - Мы нашли твою сокровищницу!
     Потолок квадратной комнаты, в которую  они  попали,  был  значительно
ниже, чем в коридоре. В ней стояли черные,  пропитавшиеся  водой,  тяжелые
окованные железом  сундуки.  Под  ногами  чавкал  густой  ил,  тут  и  там
виднелись лужи воды. Свечение стало еще ярче.
     Пока остальные раздумывали, светлобородый гребец  выскочил  вперед  и
дернул за крышку ближайшего сундука. Ее  угол  остался  у  него  в  руках:
дерево оказалось мягче сыра, а металл - черным вязким илом.  Гребец  снова
вцепился в сундук и почти целиком сорвал с него крышку  тускло  заблестело
золото,  чуть  засверкали  покрытые  тиной  самоцветы.  По  драгоценностям
пробежало похожее на краба существо и юркнуло в дыру в задней стенке.
     С алчным воплем матросы набросились на сундуки, принялись их дергать,
трясти и даже рубить мечами трухлявое дерево. Двое грабителей,  борясь  за
право открыть сундук, рухнули прямо на него, он разлетелся на  кусочки,  и
они продолжали тузить друг друга, лежа в грязи на груде драгоценностей.
     Все это время Лавас Лерк так и не сошел с места, откуда издал недавно
язвительный и ликующий крик. Фафхрду, который стоял рядом, забытый  всеми,
показалось, что Лавас Лерк огорчен тем, что его долгие  поиски  увенчались
успехом, и отчаянно ищет чего-то большего,  нежели  золото  и  драгоценные
камни, чтобы насытить свой дикий каприз. Затем  Фафхрд  обратил  внимание,
что Лавас Лерк что-то внимательно  разглядывает  -  это  была  квадратная,
заросшая илом, но несомненно золотая дверь в противоположной стене комнаты
с изображенным на ней  странно  изгибающимся  и  плоским,  словно  одеяло,
морским чудовищем. Послышался гортанный смех  Лаваса  Лерка,  и  Северянин
увидел, что тот твердой поступью направился к двери, зажав что-то в  руке.
С удивлением Фафхрд сообразил, что это отнятое у него кольцо.  Он  увидел,
как Лавас Лерк толкнул дверь,  но  та  не  шелохнулась.  Он  увидел,  как,
повозившись немного с кольцом, Лавас Лерк вставил его в  золотую  дверь  и
повернул. Увидел, как после очередного толчка дверь чуть приоткрылась.
     И тут Фафхрд понял - мгновенно, как будто на него рухнула стена воды,
- что все происшедшее не  случайно,  что  с  того  мига,  как  его  стрела
пронзила рыбу, все направлялось кем-то или чем-то, кому было нужно,  чтобы
эту дверь открыли. И, повернувшись, Фафхрд припустил  назад  по  коридору,
словно на пятки ему наступала приливная волна.
     Без света факелов коридор казался бледным и  переменчивым,  словно  в
ночном кошмаре.  Свечение  передвигалось  как  живое,  открывая  в  каждом
углублении  не  замеченных  раньше  Фафхрдом  тварей.   Споткнувшись,   он
растянулся во весь рост, вскочил  и  бросился  дальше.  Как  ни  торопился
Фафхрд, ему казалось, что он движется медленно, будто  в  дурном  сне.  Он
старался смотреть только вперед, но краем глаза все равно замечал виденные
уже  подробности:  свисающие  отовсюду  водоросли,  чудовищные  орнаменты,
усатых моллюсков, угрюмые и неподвижные глазки осьминога. Он с  удивлением
отметил, что его ноги и тело светятся в тех местах, где на них  попал  ил.
Наконец среди вездесущего свечения Фафхрд разглядел черный  квадрат  и  со
всех ног устремился к нему. Квадрат  постепенно  увеличивался  -  это  был
портал. Фафхрд перескочил через порог и нырнул в  ночь,  откуда  его  звал
чей-то голос.
     Это  был  голос   Серого   Мышелова.   Он   доносился   со   стороны,
противоположной той, где лежала разбитая галера. По предательским скальным
уступам Фафхрд ринулся на голос. В свете снова вышедших на небо  звезд  он
увидел под ногами черный провал. Фафхрд прыгнул  вниз,  сильно  ударившись
ногами приземлился на очередную скалу и, к счастью, не потеряв равновесия,
бросился дальше. Над кромкой черноты он увидел верхушку мачты и  буквально
скатился на маленькую фигурку, которая пристально смотрела в  ту  сторону,
откуда он появился. Схватив Фафхрда  за  плечо.  Мышелов  подтащил  его  к
обрыву и толкнул. Они одновременно коснулись  воды  и  поплыли  в  сторону
одномачтовика, стоявшего на якоре в тихой,  защищенной  скалами  бухточке.
Мышелов принялся было выбирать якорь, но Фафхрд,  выхватив  у  него  из-за
пояса нож, перерезал канат и несколькими молниеносными  движениями  поднял
парус.
     Одномачтовик тронулся с места. Рябь на воде постепенно превратилась в
небольшие волны, которые с каждой минутой набирали силу.  Обогнув  черный,
покрытый клочьями пены остроконечный утес, они оказались в открытом  море.
Фафхрд молча собирал все имевшиеся на борту куски парусины  и  вообще  лез
вон  из  кожи,  стараясь  увеличить  ход  своего  потрепанного  суденышка.
Озадаченный Мышелов покорно помогал ему.
     Они успели пройти совсем немного, как вдруг раздался грохот. Мышелов,
смотревший с кормы назад, издал хриплый недоверчивый возглас. На  них  шла
волна, которая была выше мачты. И одномачтовик  засасывало  назад  Мышелов
поднял руки, как  бы  защищаясь  от  чего-то.  Суденышко  начало  медленно
вскарабкиваться на волну, все выше и выше; наконец оно достигло  гребня  и
скользнуло вниз по противоположному скату. За  первой  волной  последовала
вторая, за ней - третья,  четвертая,  и  все  такие  же  громадные.  Судно
больших размеров неминуемо бы погибло. В конце концов волны уступили место
такой  пенистой  круговерти,  в  которой  потребовались  все  мыслимые   и
немыслимые усилия и тысяча молниеносных маневров, чтобы удержать судно  на
плаву.
     Когда предрассветный полумрак начал рассеиваться,  Фафхрд  и  Мышелов
уже спокойно плыли, держа курс в сторону дома; маленький  временный  парус
заменил прежний, разорванный в клочья  во  время  шторма,  из  трюма  было
выкачано  достаточно  воды,  чтобы  одномачтовик   обрел   хоть   какую-то
мореходность. Фафхрд  сонно  наблюдал  восход  солнца  и  чувствовал  себя
слабым, как женщина.  До  его  сознания  долетали  лишь  обрывки  рассказа
Мышелова о том, как он потерял галеру из вида во время бури, но  продолжал
двигаться курсом, каким по его мнению она должна была идти, пока  море  не
утихло, а потом увидел странный остров и высадился на нем, ошибочно решив,
что галера вышла в море именно оттуда.
     Потом Мышелов принес горьковатого разбавленного вина и соленой  рыбы,
но Фафхрд отказался от угощения и проговорил:
     - Мне кое-что обязательно нужно знать. Назад я не оглядывался.  А  ты
смотрел во все глаза на что-то у меня за спиной. Что это было?
     Мышелов пожал плечами.
     - Не знаю. Было слишком далеко, да и освещение подкачало. То,  что  я
видел, выглядело довольно нелепо. Я много  бы  отдал  за  то,  чтобы  быть
поближе. - Он нахмурился и снова пожал плечами. - Словом, мне  показалось,
что я вижу вот что: толпа людей в больших черных плащах - по виду они были
похожи на северян - выбежала из какого-то прохода. Во всем этом было нечто
странное: свет, который их освещал, словно не имел  источника.  Потом  они
принялись вращать в воздухе этими своими черными плащами, словно сражались
с ними или отплясывали какой-то танец... Говорю тебе,  все  это  выглядело
крайне нелепо... А потом они встали на четвереньки,  накрылись  плащами  и
поползли назад - туда, откуда вышли. А теперь можешь сказать, что я врун.
     Фафхрд покачал головой.
     - Это были не плащи, - заметил он.
     Мышелов почувствовал,  что  за  всем  этим  кроется  больше,  чем  он
предполагал.
     - А что же это было? - спросил он.
     - Не знаю, - ответил Фафхрд.
     - А что это было за место - я имею в виду остров, который  чуть  было
не утянул нас за собой, когда стал тонуть?
     - Симоргия, - ответил Фафхрд, поднял голову, и, широко раскрыв глаза,
ухмыльнулся такой ледяной, жестокой  усмешкой,  что  Мышелов  оторопел.  -
Симоргия, - повторил Фафхрд и, подтянувшись к борту, уставился на  бегущую
мимо воду. - Симоргия. И теперь она затонула снова. Чтоб  ей  мокнуть  там
веки вечные, гнить и разлагаться, пока она вся не превратится в дерьмо!
     Фафхрда передернуло от собственного проклятия, и он устало улегся  на
палубу. На восточной кромке неба уже проступала красноватая полоса.



                          7. СЕМЬ ЧЕРНЫХ ЖРЕЦОВ

     Глаза на лице цвета остывшей лавы,  горя,  словно  лава  раскаленная,
пристально всматривались вдоль отвесного склона вниз, в длинный  скалистый
уступ, пропадавший в ледяной тьме, едва тронутой рассветом.  Сердце  гулко
стучало в груди у черного жреца. За всю его жизнь, и за  жизнь  его  отца,
тоже жреца, ни один чужак не появлялся на этой узкой тропе, которая шла от
Крайнего моря через горы, известные под названием гряды Бренных  Останков.
Уже трижды наступал и через  много  лет  снова  возвращался  год  Чудовищ,
четырежды ходил корабль в тропический Клеш за женами, но за все это  время
никто, кроме него самого и его собратьев-жрецов  не  ставил  ногу  на  эту
тропу. Однако он всегда  охранял  ее  так  внимательно  и  самоотверженно,
словно в любую ночь по ней могли крадучись  пойти  на  приступ  нечестивые
копейщики и лучники.
     И вот опять - сомнений быть не могло! - кто-то громко запел. Судя  по
голосу, грудная клетка у этого вокалиста не  меньше  медвежьей.  Привычно,
как будто он еженощно упражнялся в этом (а так оно и было),  черный  жрец,
отложив в сторону конусообразную шляпу и сняв меховые  сапоги  и  балахон,
обнажил свое поджарое, тщательно намазанное жиром тело.
     Отойдя в глубь каменной ниши, жрец выбрал в огороженном от сквозняков
костре небольшую палочку и положил ее поперек выдолбленной  в  скале  ямы.
Ровное пламя осветило насыпанный в яму и на ладонь  не  доходивший  до  ее
края тонкий порошок, который сверкал, словно растертые в пыль  драгоценные
камни. Жрец прикинул, что  примерно  через  тридцать  медленных  вдохов  и
выдохов палочка посредине прогорит.
     Он молча вернулся к краю ниши над заснеженным уступом, которая была в
три нормальных человеческих роста и раз в семь выше него самого. Теперь на
самом конце тропы он смутно различил фигуру - нет, даже  две.  Вытащив  из
набедренной повязки длинный нож, жрец подался  вперед  и  замер,  стоя  на
четвереньках. Едва слышно он шептал молитву своему странному, невероятному
божеству. Где-то наверху чуть потрескивали не то скалы, не то  лед  -  как
будто сама гора разминала мышцы в предвкушении убийства.
     - Ну-ка давай следующий стих, Фафхрд! - весело воскликнул  первый  из
шедших по снежной тропе. - Чтобы его сочинить, у тебя было тридцать шагов,
да и наше приключение длилось  не  дольше.  А  может,  сова  твоей  поэзии
наконец-то окоченела у тебя в глотке?
     Мышелов ухмыльнулся, с кажущейся беспечностью вышагивая по снегу;  на
боку у него раскачивался его меч Скальпель. Высокий ворот серого  плаща  и
надвинутый на лоб клобук бросали тень на его смуглое  лицо,  но  не  могли
скрыть написанной на нем известной наглости.
     Одежда  Фафхрда,  которую  удалось  спасти,   после   того   как   их
одномачтовик разбился о студеный берег,  была  сшита  сплошь  из  мехов  и
шерсти. На груди  у  него  тускло  поблескивала  большая  золотая  пряжка,
спутанные  рыжеватые  волосы  были  кое-как  подвязаны   золотой   лентой.
Белокожее лицо с широко расставленными серыми глазами казалось спокойным и
уверенным, однако лоб был задумчиво  наморщен.  Из-за  его  правого  плеча
торчал лук, а над левым горели сапфировые глаза  драконьей  головы  -  это
было навершие висевшего за спиной меча.
     Наконец чело Фафхрда просветлело, и он запел - так запела бы гора, но
несколько более добродушная, чем та, по которой они шли:

                       Лавас Лерк был похож
                       Своей рожей на нож
                       И внушал страшный ужас врагам,
                       И корабль его был
                       Просмолен и скользил
                       Лучше всех кораблей по волнам;
                       Но его все равно
                       Погрузили на дно
                       Мышелов, я и сказочный храм,
                       И теперь Лерк погиб -
                       Кормит яствами рыб.
                       Но...

     Песня внезапно оборвалась, и Мышелов услышал, как зашуршала по  снегу
кожа. Резко обернувшись, он увидел, что Фафхрд скользит к  краю  пропасти;
на  какую-то  секунду  Мышелову  даже  пришло  в  голову,  что  Северянин,
опьяненный  собственными  виршами,  решил  продемонстрировать  трагическое
погружение Лаваса Лерка в бездонную пучину.
     В следующий миг Фафхрду уже удалось задержаться с  помощью  локтей  и
ладоней у самого обрыва. Одновременно на столь драматически  освобожденное
Северянином место  откуда-то  сверху  влетела  черная  блестящая  фигурка,
приземлилась на согнутые руки и, перекувырнувшись, бросилась на Мышелова с
ножом, сверкнувшим, как осколок луны.  Еще  немного,  и  нож  вонзился  бы
Мышелову в живот, однако Фафхрд,  одной  рукой  держась  за  край  обрыва,
дернул другой нападающего за щиколотку. Тихо  и  страшно  зашипев,  черный
человечек вывернулся и кинулся на Фафхрда. Но тут наконец. Мышело