кончиками
мечей и приготовились отразить новый удар мечом или даже брошенный кинжал.
     Но вместо этого они узрели Хисвина, Хисвет и Скви, которые, вызывающе
выпрямившись, стояли у парадного ложа, но ростом были с подростков -  если
можно, конечно, так выразиться, говоря о крысах. Мышелов  кинулся  вперед,
но не успел он пробежать и половины разделявшего их  расстояния,  как  все
трое стали ростом с крыс и юркнули в нору, замаскированную  под  одной  из
голубых плиток пола. Бежавший  последним  Скви  обернулся,  что-то  злобно
пропищал, грозно взмахнул своим игрушечным  мечом  и  только  после  этого
захлопнул люк у себя над головой.
     Мышелов чертыхнулся, но потом  расхохотался.  Фафхрд  последовал  его
примеру, не спуская, впрочем, настороженных глаз с Фрикс, которая,  отнюдь
не сделавшись меньше ростом, продолжала  стоять  позади  пояса.  Северянин
обратил  внимание  и  на  Элакерию,  которая  лежала  на  ложе,  испуганно
выглядывая  из-под  покрывала  и  выставив  наружу  -  случайно  или  нет,
неизвестно - стройную ножку.
     Продолжая хохотать, Мышелов подскочил к Фафхрду, обнял его за  плечи,
шутливо ткнул кулаком в грудь и осведомился:
     - Откуда ты взялся, дубина?  Я  ведь  собрался  было  или  героически
погибнуть, или прикончить в  бою  семерых  лучших  фехтовальщиков  Нижнего
Ланкмара! Испортил мне всю мизансцену!
     Все еще не спуская глаз  с  Фрикс,  Фафхрд  любовно  смазал  Мышелова
кулаком по подбородку и саданул локтем под ребро так, что  у  того  заняло
дух и он мгновенно прекратил смеяться.
     - Трое из них были простые копейщики, - уточнил он и  заворчал:  -  Я
скачу две ночи и день вокруг Внутреннего моря, только  чтобы  спасти  твою
карликовую шкуру. И спасаю, между прочим. И в благодарность слышу, что я -
всего лишь актер.
     Мышелов со смешком выдохнул воздух из легких и проговорил:
     - Ты даже не  представляешь  себе,  до  какой  степени  карликовую!..
Обогнул Внутреннее море, говоришь? А между тем  свой  выход  на  сцену  ты
рассчитал безукоризненно! Да, ты величайший  актер  на  свете!  -  Мышелов
опустился на колени перед плиткой-люком,  и  в  его  голосе  прозвучала  и
философичность, и насмешка, и  легкая  истерика:  -  А  я  вот  потерял  -
наверное, навсегда - самую большую любовь своей жизни. -  Он  постучал  по
плитке - звук был совершенно глухой - и, приникнув к ней, ласково  позвал:
- Эгей! Хисвет!
     Фафхрд рывком поднял друга  на  ноги.  Фрикс  подняла  руку.  Мышелов
взглянул на нее, а Фафхрд и так все это время не спускал с девушки глаз.
     - На, малыш, лови! - с улыбкой воскликнула Фрикс и  бросила  Мышелову
черный флакон. Мышелов поймал бутылочку и вытаращил на нее глаза. - Можешь
воспользоваться этим зельем, если ты такой дурак, что хочешь отыскать  мою
бывшую госпожу. Мне все это уже  не  нужно.  Моя  кабала  в  здешнем  мире
закончилась. Я сослужила  этой  дьявольской  барышне  все  три  службы.  Я
свободна!
     Не успела Фрикс вымолвить последние слова, как  ее  глаза  вспыхнули,
словно два светильника. Откинув назад капюшон, она вдохнула  так  глубоко,
что, казалось, вот-вот оторвется от пола. Глаза ее устремились  куда-то  в
бесконечность. Темные волосы поднялись на голове дыбом.  В  них  затрещали
голубоватые разряды, образовали вокруг головы девушки нечто вроде нимба и,
устремившись вниз, одели ее в ярко-синий огненный плащ.
     Фрикс повернулась и бросилась на балкон, Мышелов и Фафхрд -  за  ней.
Вспыхнув нестерпимо-ярким голубым светом, девушка вскричала:
     - Свободна!  Свободна!  Свободна!  Назад  в  Аурию!  Назад  в  страну
воздуха!
     С этими словами она нырнула вниз. Немного не долетев до  воды,  Фрикс
пронеслась над гребнями волн крошечной голубой кометой, взмыла  в  небо  и
стала подниматься все выше и выше,  пока  не  превратилась  в  голубоватую
звездочку, которая вскоре пропала из вида.
     - А где эта Аурия? - поинтересовался Мышелов.
     - Насколько я  понял,  это  страна  воздуха,  -  задумчиво  отозвался
Фафхрд.



                                    17

     В самом Ланкмаре крысы, понеся громадные потери, попрятались назад по
норам и плотно закрыли за собой двери, где таковые имелись. Это  случилось
и на третьем этаже дома Хисвина, в комнатах с розовыми лужами, куда боевые
коты прогнали последних  оставшихся  в  живых  крыс  человеческого  роста,
которые, выпив белое  снадобье,  получили  дополнительную  плоть  за  счет
хисвинских  минголов.  Теперь  они  нетерпеливо  хватали  черные  флаконы,
стремясь поскорее оказаться в своих подземных туннелях.
     Полное поражение потерпели крысы и в южных казармах, где боевые  коты
со сверхъестественной яростью набросились на дверь и  в  конце  концов  ее
высадили.
     Выполнив свою задачу, боевые коты собрались в том же месте,  куда  их
вызывал Фафхрд, и растворились в воздухе таким же  манером,  каким  прежде
материализовались.  Несмотря  на  то  что  они  потеряли  в   бою   одного
сотоварища, их было  тринадцать:  черный  котенок  растворился  в  воздухе
вместе с ними, по-видимому, как соискатель. Впоследствии среди  ланкмарцев
распространилась легенда  относительно  того,  что  боевые  коты  и  белые
скелеты были призваны на помощь  истинными  богами  Ланкмара,  что  весьма
содействовало укреплению их авторитета как существ могущественных,  жутких
и зловещих, несмотря даже на временное поражение, нанесенное им крысами.
     По двое, по трое, по шестеро выходили  ланкмарцы  из  своих  укрытий,
узнавали, что с крысиным нашествием покончено, и плакали,  и  молились,  и
радовались. Мягкосердечный Радомикс Кистомерсес Незаметный был извлечен из
своего убежища в трущобах  и  вместе  с  семнадцатью  кошками  с  триумфом
препровожден в Радужный дворец.
     Глипкерио, чей свинцовый  аппарат  под  давлением  толщ  воды  сжался
вокруг его тела и образовал как бы вторую оболочку, отлитую в точности  по
форме его фигуры, - премиленький вышел гробик! - продолжал  погружаться  в
Ланкмарскую впадину, но что было ему суждено - упокоиться на  твердом  дне
или вечно плавать между мировыми пузырями в водах вечности,  -  кто  может
это знать?


     Серый Мышелов вытащил Кошачий Коготь из-за пояса  у  Гриста,  немного
удивляясь, что все убитые крысы оставались ростом с человека. По-видимому,
смерть прекращала действие любой магии.
     С отвращением заметив три лужи розоватой жижи перед  парадным  ложем,
Фафхрд стал оглядываться в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыть
это безобразие. Элакерия застенчиво завернулась в покрывало. В  результате
Северянин вытащил из угла цветной ковер, приношение какого-то  герцога,  и
прикрыл розовые лужи.
     Внезапно  послышался  стук  копыт  по  каменным  плиткам.  В  высоком
сводчатом дверном проеме, занавески с  которого  были  сорваны,  появилась
Крешкра верхом на коне, ведшая на поводу еще  двух  упырских  лошадей  без
всадников. Стащив девушку-скелет с седла, Фафхрд пылко обнял ее на  глазах
у несколько потрясенных Мышелова и Элакерии, после чего сказал:
     - Любимая,  мне  кажется,  тебе  лучше  надеть  свой  черный  плащ  с
капюшоном. Для меня твои обнаженные кости - верх  красоты,  но  сюда  идут
другие, которых они могут вывести из душевного равновесия.
     - Выходит, ты меня уже стыдишься? Ох уж это мне нечистое племя с  его
пуританской моралью и грязными помыслами! - криво усмехнувшись, отозвалась
Крешкра, но послушалась, и две радуги в ее глазницах замерцали.
     Под "другими" Фафхрд имел  в  виду  советников,  солдат  и  всяческих
родичей  бывшего  сюзерена,  включая  и  добряка  Радомикса   Кистомерсеса
Незаметного вместе с его семнадцатью кошками, которых  несли  на  руках  и
гладили  придворные,  надеясь  тем  самым  снискать  расположение   явного
кандидата в новые сюзерены.
     Однако не все из вновь прибывших  были  во  дворце  завсегдатаями.  К
примеру, стуча по плиткам копытами, в залу  явилась  мингольская  кобылица
Фафхрда, волоча  на  ногах  перегрызенные  путы.  Она  остановилась  перед
Северянином и уставилась на него своими налитыми  кровью  глазами,  словно
желая сказать: "От меня не так-то просто  избавиться.  Почему  ты  обманул
меня и не дал поучаствовать в заварухе?"
     Крешкра потрепала мрачное животное по морде и заметила,  обращаясь  к
Фафхрду:
     - Ты очень неплохо умеешь внушать другим привязанность. Надеюсь, ты и
сам не лишен этого чувства.
     - Можешь не сомневаться, моя  милая,  -  с  подкупающей  искренностью
отозвался Фафхрд.
     Среди  вновь  прибывших   появилась   и   Рита,   которая   выглядела
вкрадчиво-ублаготворенной, словно кошка, наевшаяся сметаны,  или  пантера,
напившаяся  другой,  более  жизненно  важной  жидкости.  Девушка  была  по
обыкновению обнаженной, если не считать  черного  кожаного  пояса,  трижды
обмотанного вокруг ее талии. Заключив Мышелова  в  объятия,  она  радостно
вскричала:
     - Ты снова вырос и всех их победил!
     Мышелов  от  объятий  уклоняться  не  стал,   но   сделал   намеренно
недовольную мину и кисло заявил:
     - А ты мне здорово помогла! Особенно когда  бросила  меня  вместе  со
своим войском в самую трудную минуту.  Надеюсь,  хотя  бы  с  Самандой  вы
разобрались?
     - Еще как! -  ухмыльнулась  Рита  самодовольно,  словно  насытившаяся
леопардица. - Ну и скворчала же она! Смотри, кукленок, я трижды обернулась
ее знаменитым поясом. Мы загнали ее в  кухне  в  угол  и  повалили.  Потом
каждый взял по булавке из ее прически и...
     - Умоляю, только без этих подробностей, - перебил девушку Мышелов.  -
Этой ночью я в течение девяти часов был  крысой  со  всеми  сопутствующими
мерзкими ощущениями, а это  немало.  Пойдем,  птичка,  нам  нужно  кое-что
сделать, пока сюда не повалили толпы.
     Когда через небольшой промежуток времени они вернулись, Мышелов тащил
завернутый  в  плащ  ларец,  а  Рита  была  одета  в  фиолетовое   платье,
перетянутое трижды все тем же поясом Саманды. А толпы и  впрямь  повалили.
Радомикс Кистомерсес, уже не Незаметный, которого неофициально произвели в
сюзерены, восседал с несколько ошеломленным видом  на  золоченом  парадном
ложе в форме морской раковины вместе с семнадцатью кошками  и  улыбающейся
стройной Элакерией, завернутой в покрывало, словно это было сари.
     Мышелов оттащил Фафхрда в сторонку.
     - А девушка у тебя ничего, - ни к селу ни к городу заметил он, имея в
виду Крешкру.
     - Ага, - учтиво согласился Северянин.
     - Жаль, ты не видел мою, - хвастливо проговорил Мышелов. - Не Риту, а
ту, сверхъестественную. Она...
     -  Не  вздумай  употребить  это  слово  в  присутствии   Крешкры,   -
вполголоса, но твердо одернул друга Фафхрд.
     - Как бы там ни было, но если  мне  захочется  с  ней  повидаться,  -
заговорщицки продолжал Мышелов, - я выпью содержимое этого черного флакона
и...
     - А вот об этом я уж позабочусь! - решительно заявила  Рита,  которая
незаметно подошла  сзади  и  выхватила  флакон  у  него  из  руки.  Бросив
мимолетный взгляд на  черную  бутылочку,  она  с  поразительной  меткостью
вышвырнула ее в окно, выходившее на море.
     Мышелов  послал  ей  свирепый  взгляд,   который,   впрочем,   быстро
превратился в чарующую улыбку.
     Распахнув черный плащ, чтобы не было слишком жарко, Крешкра подошла к
Фафхрду и повелительно проговорила:
     - Представь меня своим друзьям.
     Между тем вокруг золоченого ложа толпа придворных, знати,  советников
и офицеров все густела. Всем вновь пришедшим титулы раздавались  дюжинами.
Хисвин и другие отсутствующие, виновные и  невинные,  были  приговорены  к
пожизненной  высылке  с  конфискацией  имущества.  То  и  дело   поступали
сообщения об удачной ликвидации пожаров в городе и о  полном  исчезновении
крыс. Тут  же  строились  планы  полной  ликвидации  крысиной  метрополии.
Нижнего Ланкмара, - планы хитрые и замысловатые,  но  казавшиеся  Мышелову
несколько оторванными от жизни. Становилось все яснее  и  яснее,  что  под
эгидой праведного Радомикса Кистомерсеса в Ланкмаре в еще большей степени,
чем когда бы то ни было, будут  править  дурацкие  фантазии  и  бесстыдная
алчность. В подобные моменты становилось понятно, почему  город  до  такой
степени раздражает истинных богов Ланкмара.
     Мышелову  и  Фафхрду  была,  правда  без  особого  рвения,   выражена
благодарность,  хотя  большинство  вновь  прибывших   не   особенно   ясно
представляли  себе  роль,  сыгранную  двумя  героями,  несмотря  даже   на
непрерывные рассказы Элакерии о последней  схватке  и  бегстве  Глипкерио.
Было понятно, что вскоре в рассеянный  и  безгрешный  ум  Радомикса  будут
заронены семена сомнения относительно Фафхрда  и  Мышелова  и  героические
подвиги друзей незаметно превратятся в черное негодяйство.
     Вместе с тем стало совершенно очевидно, что четыре боевых лошади, три
упырские и одна мингольская,  начинают  раздражать  новоявленный  двор,  а
присутствие  живого  скелета  просто  выводит  людей  из   себя   (Крешкра
продолжала разгуливать по залу в  распахнутом  плаще).  Фафхрд  и  Мышелов
переглянулись, посмотрели на Крешкру и Риту и поняли, что договорились обо
всем без лишних слов. Северянин  взгромоздился  на  мингольскую  кобылицу,
Мышелов и Рита сели на свободных упырских лошадей, и все четверо  покинули
Радужный дворец  без  лишнего  шума,  -  разумеется,  насколько  это  было
возможно, когда подкованные копыта стучат по каменным плиткам.
     В скором времени в Ланкмаре  появилась  легенда  относительно  Серого
Мышелова и Фафхрда, которая гласила, будто они в виде  карлика,  ростом  с
крысу, и гиганта, ростом с  колокольню,  спасли  Ланкмар  от  крыс,  ценой
условия, что в загробное царство их  препроводит  посланец  самой  смерти;
очевидцы почему-то решили, будто скелет в  черном  плаще  -  мужчина,  что
безусловно крайне раздражило бы Крешкру.
     Впрочем, на следующее утро, когда звезды  уже  начали  меркнуть,  все
четверо скакали навстречу розоватому  восходу  по  насыпной  дороге  через
Великую Соленую Топь и были вполне веселы, каждый на свой  лад.  Прихватив
где-то трех ослов, они погрузили на них ларец с  драгоценностями,  который
Мышелов забрал из спальни Глипкерио, а  также  еду  и  питье  для  долгого
путешествия, хотя еще не решили,  куда  именно  они  направляются.  Фафхрд
стоял за поездку в свои любимые  Стылые  Пустоши  с  долгой  остановкой  в
городе Упырей. Мышелов же горел желанием вновь посетить  Восточные  Земли,
лукаво убеждая Риту,  что  лучшего  места  для  приема  солнечных  ванн  в
обнаженном виде просто не сыскать.
     Для пущего удобства высоко подоткнув  свое  фиолетовое  платье,  Рита
согласно закивала.
     - От одежды все чешется, - пожаловалась она. - Так  и  хочется  снова
раздеться. Мне нравится ездить верхом с голой спиной - я имею в виду  свою
спину, а не лошадиную. А волосы начинают отрастать и тоже ужасно  чешутся.
Тебе придется каждый день меня брить, миленький, - добавила она, обращаясь
к Мышелову.
     Тот согласился взять на себя эту обязанность, но добавил:
     - Я не могу полностью разделить  твое  мнение,  радость  моя.  Одежда
защищает от царапин и пыли и, главное, придает человеку известное величие.
     - По-моему, в обнаженном теле величия  гораздо  больше,  -  строптиво
возразила Рита.
     - Фи, моя милочка! - заметила на это Крешкра. - Что может  сравниться
с величием обнаженного скелета? - Она взглянула на рыжую  бороду  Фафхрда,
потом на тоже рыжую, густейшую поросль у  него  на  груди  и  добавила:  -
Впрочем, в волосах тоже что-то есть.




                                Фриц ЛЕЙБЕР

                          МЕЧИ ПРОТИВ КОЛДОВСТВА




                             1. ШАТЕР КОЛДУНЬИ

     Ведьма наклонилась над жаровней. Стремящиеся вверх струи серого  дыма
переплетались  со  свисающими  вниз  прядями  спутанных  черных  волос.  В
отсветах жаровни можно было разглядеть ее лицо, такое же темное, угловатое
и грязное, как только что выкопанный  клубок  корней  манцениллы.  Полвека
обработки жаром и дымом жаровни сделали это  лицо  черным,  морщинистым  и
твердым, как мингольский окорок.
     Сквозь расширенные ноздри и полуоткрытый  рот,  в  котором  виднелось
несколько  коричневых  зубов,  похожих   на   старые   пни,   неравномерно
ограждающие серое поле языка, она с клокотанием  вдыхала  и  с  бульканьем
выдыхала дым.
     Те  струи  дыма,  которым  удалось  избежать  ее  ненасытных  легких,
извиваясь, пробивались  к  провисшему  своду  шатра,  покоящееся  на  семи
ребрах, изгибающихся вниз от центрального шеста, и откладывали на  древней
недубленой коже свою крохотную  долю  смолы  и  сажи.  Говорят,  что  если
прокипятить такой шатер после десятков  или,  предпочтительно,  сотен  лет
использования, то можно получить  вонючую  жидкость,  вызывающую  у  людей
странные и опасные видения.
     За обвисшими стенами шатра расходились во  всех  направлениях  темные
извилистые аллеи Иллик-Винга,  слишком  разросшегося,  грубого  и  шумного
города, восьмой и самой маленькой метрополии Земли Восьми Городов.
     А наверху дрожали на холодном ветру  странные  звезды  Невона,  мира,
столь похожего и непохожего на наш собственный.
     Внутри шатра два человека, одетых в варварские одежды,  наблюдали  за
колдуньей,  скорчившейся  над   жаровней.   Тот,   что   был   повыше,   с
рыжевато-белокурыми   волосами,   не   отрывал   от    ведьмы    мрачного,
сосредоточенного взгляда. Другой, пониже и одетый во все серое,  с  трудом
держал глаза открытыми, подавлял зевоту и морщил нос.
     - Не знаю,  от  кого  воняет  хуже,  от  ведьмы  или  от  жаровни,  -
пробормотал он. - А может, так несет от самого шатра или от  этой  уличной
грязи, в которой мы вынуждены сидеть. Или, быть может,  у  нее  живет  дух
скунса.  Послушай,  Фафхрд,  если  уж  нам  нужно  было   советоваться   с
какой-нибудь  волшебной  личностью,  мы  могли  бы  разыскать  Шильбу  или
Нингобля еще  до  того,  как  отправились  из  Ланкмара  на  север,  через
Внутреннее море.
     - До них было не добраться, - ответил высокий быстрым шепотом. - Ш-ш,
Серый Мышелов, по-моему, она впала в транс.
     - Ты хочешь сказать, заснула, - неуважительно отозвался низкорослый.
     Булькающее дыхание ведьмы  начало  больше  походить  на  предсмертный
хрип. Ее веки затрепетали, приоткрывая две белых полоски. Ветер  зашевелил
темные стены шатра - или, может быть, кожу трогали  и  теребили  невидимые
духи.
     На низкорослого это не произвело никакого впечатления. Он сказал:
     - Я не понимаю, почему мы должны советоваться с кем бы  то  ни  было.
Ведь мы же не собираемся совсем покидать  Невой,  как  это  было  в  нашем
прошлом приключении. У нас есть бумаги - я имею в виду кусок пергамента из
козлиной кожи - и мы знаем,  куда  мы  идем.  Или,  по  крайней  мере,  ты
говоришь, что ты знаешь.
     - Ш-ш, - скомандовал высокий и добавил хрипло: - Прежде чем пуститься
в какое-то великое  предприятие,  по  обычаю  требуется  посоветоваться  с
колдуном или колдуньей.
     Низкорослый, тоже перейдя на шепот, возразил:
     -  Тогда  почему  мы  не  могли  посоветоваться   с   цивилизованными
колдунами? С любым добропорядочным членом Ланкмарской Гильдии Волшебников.
У него, по крайней мере, была бы поблизости  парочка  обнаженных  девушек,
чтобы нашим глазам было на чем отдохнуть, когда они  начнут  слезиться  от
рассматривания неразборчивых иероглифов и гороскопов.
     - Хорошая ведьма, близкая  к  земле,  гораздо  честнее  какого-нибудь
городского мошенника, вырядившегося в высокий черный  колпак  и  усыпанную
звездами мантию, - упирался высокий. - Кроме того, эта колдунья  находится
ближе к нашей ледяной цели и ее влияниям. А ты, с твоей городской страстью
к роскоши, ты превратил бы рабочую комнату волшебника в бордель!
     - А почему бы и нет? - заинтересовался низкорослый. -  Оба  вида  чар
одновременно.
     Затем, ткнув большим па