ажды  ненастной  ночью  в
Ланкмаре сошлись пути двух подозрительных типов, двух  затейников-лиходеев
- Фафхрда и Серого  Мышелова.  О  месте  рождения  Фафхрда  было  нетрудно
догадаться по его почти семифутовому  росту,  гибкому  поджарому  телу,  а
также по украшениям из кованого металла и громадному мечу -  он  явно  был
варваром из Стылых Пустошей, лежащих к северу  от  Восьми  Городов  и  гор
Пляшущих Троллей. О предках же Мышелова вряд ли можно было сказать  что-то
определенное, глядя на его почти детскую фигуру, серую одежду,  клобук  из
мышиных шкурок, надвинутый на плоское смуглое  лицо,  и  обманчиво-изящную
шпагу, однако что-то при  взгляде  на  него  наводило  на  мысль  о  южных
городах, темных улицах  и  вместе  с  тем  о  залитых  солнцем  просторах.
Некоторое врем молодые люди с  вызовом  рассматривали  друг  друга  сквозь
черный  туман,  едва  подсвеченный  далекими  факелами,  и  вскоре  смутно
почувствовали, что они - долго  искавшие  друг  друга  половинки  великого
героя и что каждый нашел  себе  друга,  с  которым  пройдет  через  тысячи
приключений и проживет рука об  руку  всю  жизнь,  а  может,  и  множество
жизней.
     Никому тогда и в голову бы  не  пришло,  что  совсем  недавно  Серого
Мышелова звали Мышонком, а Фафхрд  учился  петь  фальцетом,  носил  только
белые меха и, несмотря на полные восемнадцать лет, все еще  спал  в  одном
шатре с матерью.



                            2. СНЕЖНЫЕ ЖЕНЩИНЫ

     В самый разгар зимы женщины Снежного клана опять  развязали  холодную
войну против своих мужчин. Похожие в  своих  белых  мехах  на  привидения,
бродили они, почти неразличимые на фоне свежевыпавшего снега, сбивались  в
кучки, молчали или в крайнем  случае  шипели,  как  разъяренные  призраки.
Однако к Залу Богов, колоннами которому служили стволы деревьев, стенами -
привязанные между ними звериные шкуры, а потолком  -  сосновые  лапы,  они
приближаться избегали.
     Собирались женщины в большом овальном шатре и там без  устали  читали
нараспев заговоры, грозно выли или молча колдовали, чтобы привязать  своих
мужей  к  Мерзлому  Стану,  заледенить  им  чресла  и  наградить  жестоким
насморком с надсадным кашлем  и  зимней  трясучкой  в  перспективе.  Любой
мужчина, по неосторожности вышедший среди бела дня погулять, рисковал быть
обстрелянным снежками, а в случае поимки даже получить взбучку -  будь  он
даже скальд или могучий охотник.
     А попасть под обстрел женщин Снежного клана было испытанием далеко не
шуточным. Швыряли они снежки из-за головы, неумело - это верно, но зато их
мускулы были тверды как сталь, благодаря постоянной  колке  дров,  обрубке
сучьев и мятью кож, даже таких жестких, как кожа снежного бегемота.  Кроме
того, они иногда предварительно обливали снежки водой и замораживали.
     Жилистые, задубевшие от холодов мужчины сносили  все  это  необычайно
достойно, вышагивали,  словно  короли,  разряженные  в  издалека  заметные
черные, коричневатые или окрашенные во все  цвета  радуги  парадные  шубы,
пили мертвецки, но зато втихомолку и не хуже илтхмарцев торговали янтарем,
серой амброй, видимыми лишь ночью снежными алмазами, блестящими  мехами  и
снежными травами, получая взамен ткани, пряности, вороненое  железо,  мед,
восковые свечи, порох для  фейерверков,  с  ревом  сгоравший  разноцветным
огнем, и другие прелести цивилизованного юга. И все же  мужчины  старались
держаться группками, поскольку многие уже шмыгали носами.
     Нет, против торговли  женщины  не  возражали.  Их  мужчины  торговали
вполне успешно, и они, то есть женщины, были тут главной  заинтересованной
стороной. Женщины предпочитали этот род деятельности пиратским набегам,  в
которые пускались время от времени их здоровяки, удаляясь вдоль восточного
побережья Крайнего моря за пределы их женской  досягаемости  и  даже,  как
порою опасались достойные жены,  вырываясь  из-под  действия  их  могучего
колдовства. Мерзлый Стан был самой южной  точкой,  до  которой  когда-либо
добирался  Снежный  клан,  проводивший  большую  часть  жизни  на   Стылых
Пустошах, в отрогах Великаньего плоскогорья и расположенный  еще  севернее
гряды Бренных Останков,  и  таким  образом  это  зимнее  становище  давало
единственную возможность в году поторговать с  предприимчивыми  минголами,
сархеенмарцами, ланкмарцами, а порой и с каким-нибудь замотанным  одеждами
по самые глаза жителем восточной пустыни в громадном тюрбане и  чудовищных
размеров перчатках и сапогах.
     Не возражали женщины и против бражничанья. Их мужья  всегда  были  не
дураки хлебнуть медку, эля и даже местного самогона из  снежной  картошки,
гораздо более крепкого, чем все  вина  и  прочие  напитки,  которые  могли
предложить им торговцы.
     Нет, Снежные женщины ярились и ежегодно затевали холодную войну, безо
всякого  удержу  применяя   физическое   и   магическое   насилие,   из-за
театрального представления, отважные участники которого с  потрескавшимися
лицами и заледеневшими конечностями, дрожащие от холода,  но  с  сердцами,
учащенно бившимися в предвкушении легкого северного золота и  заводной  до
неистовства публики, всегда приезжали на север вместе  с  торговцами.  Для
этого кощунственного и непотребного спектакля  мужчины  предоставляли  Зал
Богов (последних, впрочем, это ничуть не смущало) и  не  пускали  на  него
женщин и подростков; занятые в представлении лицедеи по мнению женщин были
иле грязные старикашки,  или  еще  более  грязные,  тоните  девки  с  юга,
распущенные,  как  шнуровки  их  скудных  одеяний,  когда  таковые  вообще
присутствовали. Снежным женщинам  не  приходило  в  голову,  что  грязная,
голая,  тощая  девка,  вся  лиловая  от  гулявших  в  Зале  Богов  ледяных
сквозняков, вряд ли может стать предметом вожделения, не говоря уж о  том,
что артистки постоянно рисковали отморозить себе что-нибудь.
     Поэтому ежегодно в самый разгар зимы Снежные женщины затевали войну с
избегающими  их   величественными   мужчинами,   прибегая   к   наговорам,
колдовству, слежке и снайперским обстрелам снежками, а нередко даже  брали
в плен какого-нибудь немощного калеку или  неосмотрительного  подвыпившего
мужа и делали ему хорошую выволочку.
     Эта борьба, на первый взгляд  комичная,  имела  и  зловещую  сторону.
Собравшись вместе. Снежные женщины приобретали  могучую  магическую  силу,
особенно  во  всем,  что  было  связано  с  морозом  и  его  проявлениями:
гололедицей,  внезапными  обморожениями,  прилипанием  кожи   к   металлу,
повышенной хрупкостью разных предметов, угрожающе большими  массами  снега
на ветвях и деревьях, а также чудовищными снежными лавинами. И не  было  в
клане мужчины, который совсем не боялся бы гипнотической силы их  голубых,
как ледышки, глаз.
     Каждая Снежная женщина, обычно с помощью товарок,  старалась  держать
своего мужа в узде, внешне предоставляя ему полную свободу; ходили  слухи,
что иногда непокорных мужей настигало увечье или даже  смерть,  обычно  по
какой-либо  причине,  непременно  связанной  с  холодом.  В  то  же  время
ведьмовские группировки и  колдуньи-одиночки  вели  между  собой  жестокую
борьбу за власть, в которой самые  закаленные  и  отважные  мужчины,  даже
вожди и жрецы были всего лишь пешками.
     В течение двух торговых недель, а также  двух  дней,  когда  давались
представления, женский шатер  со  всех  сторон  охраняли  старые  карги  и
рослые, сильные  девушки,  а  изнутри  просачивалось  то  благоухание,  то
мерзкая вонь, по ночам в шатре то вспыхивал яркий свет, то было видно лишь
прерывистое мерцание и беспрестанно слышалось полязгивание,  позвякивание,
потрескивание, похрустывание, сопровождавшееся бесконечными заклинаниями и
бормотаниями.
     В то утро можно было подумать, что Снежные  женщины  заколдовали  все
вокруг: погода стояла пасмурная и безветренная, клочья  тумана  парили  во
влажном холодном воздухе, постепенно покрывая льдом все, что попадалось им
на пути - кусты и деревья, сучья и ветви и в первую очередь  кончики  чего
угодно - от мужских усов до ушей прирученных рысей. Сосульки были  голубые
и сверкающие, как глаза Снежных  женщин,  а  человек  с  воображением  мог
заметить, что и формой своей они напоминали высоких, одетых в белые шубы с
капюшонами колдуний, поскольку  тянулись  вверх,  словно  языки  алмазного
пламени.
     Этим утром Снежные женщины захватили, вернее, чуть было не  захватили
добычу, о какой можно было  только  мечтать.  Дело  в  том,  что  одна  из
участниц представления то ли по неведению, то  ли  в  порыве  безрассудной
отваги,  а  может,  прельстившись  мягким  искрящимся  воздухом,  покинула
безопасный актерский шатер, прошла по хрустящему снежку мимо Зала Богов  к
пропасти и оттуда, между двумя купами  гигантских  вечнозеленых  деревьев,
покрытых снеговыми шапками, двинулась к естественному каменному мосту,  от
которого  некогда  начиналась  старая  дорога  на  Гнамф-Нар,  пока  более
полувека назад не обрушилась средняя его часть длиною в пять  человеческих
ростов.
     Немного не дойдя до загибающегося вверх  края  опасного  обрыва,  она
остановилась и долго смотрела на юг сквозь клочья  тумана,  который  вдали
выглядел более плотным  и  походил  на  шерстяные  очески.  Далеко  внизу,
заснеженные верхушки сосен  на  дне  каньона  Пляшущих  Троллей,  казались
совсем крошечными, словно шатры ледовых гномов.  Взгляд  девушки  неспешно
скользнул по каньону, от его устья на востоке, мимо самого узкого места  у
нее под ногами и дальше, туда, где он, расширяясь,  поворачивал  на  юг  и
скрывался из виду за остатками бывшего каменного моста на  противоположной
стороне. Затем  она  окинула  внимательным  взглядом  новую  дорогу  -  та
начиналась прямо за актерскими шатрам, и,  сильно  петляя,  в  отличие  от
гораздо более прямой и короткой  старой  дороги,  спускалась  в  каньон  и
пропадала среди тянувшихся к югу зарослей сосен.
     По тоске, сквозившей во взоре девушки, можно было  бы  подумать,  что
это глупенькая, скучающая по дому субретка, которая уже сама не рада,  что
согласилась поехать в это турне, от  которого  кровь  стынет  в  жилах,  и
мечтает  теперь  лишь  о  жарком,  кишащем  блохами  актерском  пристанище
где-нибудь поюжнее земли Восьми Городов и Внутреннего моря -  если  бы  не
спокойная уверенность ее движений, гордый разворот  плеч,  да  не  опасное
место, выбранное ею для созерцания пейзажа. А место это было опасным, и не
только в прямом смысле, но и своею близостью женскому шатру, да  и  вообще
на него было наложено табу: когда в свое  время  часть  моста  обрушилась,
здесь нашли свою  смерть  вождь  племени  с  детьми,  а  лет  сорок  назад
временный и уже деревянный мост провалился под тяжестью  повозки  торговца
спиртным. Спиртное он вез крепчайшее - потеря достаточно серьезная,  чтобы
объяснить строгость наложенного табу, которое включало запрет  отстраивать
мост заново.
     И  словно  всех   этих   трагедий   оказалось   недостаточно,   чтобы
умилостивить ненасытных богов и сделать табу абсолютным,  всего  два  года
назад искуснейший лыжник, каких в Снежном клане  не  рождалось  уже  много
лет, некий Скиф, разгоряченный изрядным количеством  выпитой  снеговухи  и
ослепленный гордыней, решил попробовать  перепрыгнуть  каньон  со  стороны
Мерзлого Стана. Разогнавшись  до  невероятной  скорости  и  изо  всех  сил
оттолкнувшись палками, он взмыл в воздух, словно ястреб, однако не долетел
до противоположного заснеженного  склона  буквально  на  локоть,  врезался
носками лыж в скалу и канул в каменистые пучины каньона.
     Погруженная в мечты актриса была одета в длинную шубу из рыжих лис  и
подпоясана легкой позолоченной бронзовой цепочкой.  Ее  зачесанные  кверху
прекрасные каштановые волосы успели уже покрыться изморозью.
     Судя по тому, что девушка выглядела стройной даже в шубе,  телом  она
была тоща или  во  всяком  случае  достаточно  худа  и  мускулиста,  чтобы
соответствовать представлениям снежных женщин об актрисах, но зато росту в
ней было около шести футов, а поскольку таких высоких  актрис  не  бывает,
это обстоятельство было еще одним  оскорблением  в  адрес  рослых  снежных
женщин, которые молчаливой белой шеренгой приближались к девушке сзади.
     Но тут под чьей-то неосторожной ногой скрипнул промерзший снег.
     Актриса обернулась и не  раздумывая  побежала  туда,  откуда  пришла.
Вначале наст начал ломаться у нее под ногами, и она замешкалась, но  потом
быстро сообразила, что по нему нужно не бежать, а скользить.
     Девушка высоко подобрала полы своей рыжей  шубы.  Под  нею  оказались
высокие меховые сапожки и ярко-алые чулки.
     Снежные женщины понеслись за нею, на ходу обстреливая актрису  своими
твердыми как камень снежками.
     Один из них угодил девушке  в  плечо,  и  она  обернулась.  Это  была
ошибка.
     Тут  же  один  снежок  угодил  ей  в  подбородок  -  прямо  под  ярко
накрашенную нижнюю губу и другой - в лоб, над самой бровью.
     Актриса обернулась лицом к преследовательницам, и еще один  снежок  с
силою вылетевшего из пращи камня врезался ей в живот, отчего она, с  сипом
выпустив воздух из легких, согнулась в три погибели.
     Через секунду девушка рухнула в снег. Грозя голубыми очами, женщины в
белом ринулись к ней.
     В этот момент высокий человек, худощавый и черноусый, в  коричневатой
стеганой куртке и небольшом  черном  тюрбане,  отделился  от  заиндевелой,
покрытой шершавой корой живой колонны Зала  Богов  и  бросился  к  упавшей
женщине. Наст ломался под ним, но сильные  ноги  быстро  несли  незнакомца
вперед.
     Внезапно он от изумления  резко  сбавил  ход:  мимо  него  пронеслась
какая-то высокая белая фигура, да так  быстро,  словно  сам  он  стоял  на
месте; на секунду незнакомцу показалось, что эта фигура  бежит  на  лыжах.
Затем у него промелькнула мысль, что это одна из снежных  женщин,  однако,
увидев, что одета фигура не в шубу, а в короткую меховую куртку, мужчина в
тюрбане решил, что это все  же  представитель  мужской  половины  Снежного
клана, хотя никогда раньше не видел их одетыми в белое.
     Необычная проворная фигура продолжала скользить, опустив подбородок и
стараясь не смотреть в сторону снежных женщин, словно опасаясь встретиться
с их гневными  голубыми  глазами.  Когда  фигура  поспешно  присела  подле
упавшей   актрисы,    из-под    капюшона    высыпалась    копна    длинных
рыжевато-белокурых  волос.  По  ним,  равно  как  по  стройной  осанке  их
обладателя человек в черном тюрбане на секунду подумал, что  это  одна  из
снежных девушек, горящая желанием нанести первый удар.
     Но тут его взгляд упал на твердый мужской подбородок и два  массивных
серебряных браслета - из тех, что  мужчины  Снежного  клана  привозили  из
пиратских набегов. Подхватив актрису на руки, юнец заскользил с нею  прочь
от снежных женщин,  которым  оставалось  лишь  лицезреть  обтянутые  алыми
чулками ноги их несостоявшейся жертвы. По спине  спасителя  застучал  град
снежков. Он чуть покачнулся, но тут же снова заспешил  вперед,  так  и  не
поднимая головы.
     Самая высокая из снежных женщин  с  осанкой  королевы,  красивым,  но
изможденным лицом и седыми разметавшимися волосами  резко  остановилась  и
воскликнула низким голосом:
     - Вернись, сын мой! Слышишь, Фафхрд, вернись немедленно!
     Юнец чуть заметно кивнул понуренной головой, но бега не замедлил.  Не
оборачиваясь, он прокричал в ответ довольно высоким фальцетом:
     - Я вернусь, досточтимая матушка моя Мора, но позже!
     Остальные женщины заголосили:
     - Вернись немедленно! - причем кое-кто добавлял:  -  Распутный  юнец!
Бич доброй матушки Моры! Бабник!
     Коротким жестом руки, обращенной ладонью вниз, Мора остановила  их  и
властно объявила:
     - Мы подождем здесь.
     Помедлив, человек в черном тюрбане направился за скрывшейся  из  вида
парой, время от времени настороженно поглядывая в сторону снежных  женщин.
Как правило, на торговцев они не нападали, но ведь кто там  разберет  этих
варваров?
     Фафхрд добрался до актерских  шатров,  раскинутых  вокруг  утоптанной
площадки, которая находилась за алтарной частью Зала Богов. На ее  дальнем
от пропасти краю стоял высокий конусообразный шатер владельца  театра.  За
ним  -  шатры  самой  труппы,  формой  несколько  напоминающие   рыбин   и
разделенные на мужскую и  женскую  половину.  У  самого  каньона  Пляшущих
Троллей находился средних размеров шатер, полукруглая крыша которого  была
натянута на дугах. Прямо над шатром протянулась могучая заиндевелая  ветвь
вечно-зеленого снежного платана, которую с другой  стороны  уравновешивали
ветки поменьше. В передней стенке шатра располагалась зашнурованная дверь,
которую Фафхрду никак не удавалось развязать, поскольку он держал на руках
безжизненное тело актрисы.
     К Фафхрду уже спешил пузатый старикашка, двигавшийся, как ни странно,
по-юношески  упруго.   Он   весь   был   увешан   дешевыми   позолоченными
побрякушками,  даже  его  длинные  усы  и  козлиная  бородка,  обрамлявшие
грязнозубый  рот,  посверкивали  золотыми  искорками.  Воспаленные  черные
глазки с большими мешками  под  ними  слезились,  однако  смотрели  весьма
пронзительно. На голове у старикашки покоился громадный фиолетовый тюрбан,
увенчанный  золоченой  короной,  которая  была  усеяна  кусочками  горного
хрусталя, которые должны были изображать брильянты.
     За ним шел тощий однорукий мингол, далее жирный восточный  человек  с
громадной черной бородой, от которой несло паленым,  и  завершали  шествие
две костлявые девицы;  несмотря  на  раздираемые  зевотой  рты  и  плотные
одеяла, в которые они были завернуты, актрисы явно были все время  начеку,
словно подзаборные кошки.
     - Ну что тут еще? - осведомился предводитель, окинув своими бегающими
глазками Фафхрда и его ношу. - Влана убита? Изнасилована и убита,  не  так
ли? Так учти же, злодейский недоросль,  ты  жестоко  поплатишься  за  свои
забавы. Возможно, ты не знаешь, кто я такой, но  скоро  узнаешь.  Уж  будь
уверен, я потребую от ваших вождей  возмещения  убытков!  И  солидного!  Я
пользуюсь большим влиянием, можешь не  сомневаться.  Быть  тебе  без  этих
твоих пиратских браслетов и цепи, что болтается у тебя на шее! Семья  твоя
пойдет по миру, да и  все  родственники  тоже.  А  вот  что  они  с  тобой
сделают...
     - Вы - Эссединекс, хозяин театра, - авторитетно прервал  его  Фафхрд,
фальцет которого, словно труба, прорезал хриплый баритон старика. - А я  -
Фафхрд, сын Моры и Нальгрона - Разрушителя  Легенд.  Танцовщица  Влана  не
изнасилована и не мертва, ее  просто  оглушили  снежками.  Это  ее  шатер.
Откройте его.
     - Мы сами позаботимся о ней, варвар,  -  заявил  Эссединекс,  но  уже
более  спокойно,  несколько   удивленный   и   устрашенный   педантической
точностью, с которой молодой человек разложил по полочкам кто есть  кто  и
что есть что. - Давай ее сюда и проваливай.
     - Я сам уложу ее, - не сдавался Фафхрд. - Откройте шатер!
     Эссединекс пожал плечами и  кивнул  минголу,  который  с  язвительной
ухмылкой развязав шнуровку входа с помощью пяти пальцев и  локтя,  откинул
полог. Из шатра пахнуло сандаловым деревом и благовониями. Пригнув голову,
Фафхрд вошел. Посреди шатра он увидел ложе в виде груды мехов и  низенький
столик с зеркальцем,  стоявшим  среди  каких-то  баночек  и  бутылочек.  В
дальнем конце шатра располагалась вешалка с костюмами.
     Обойдя жаровню, из  которой  тянулся  легкий  белесый  дымок,  Фафхрд
осторожно встал на колени и нежно уложил  свою  ношу  на  ложе.  Затем  он
пощупал пульс Вланы под ухом и на запястье, потом, отогнув  девушке  веки,
заглянул в глаза и мягко  ощупал  кончиками  пальцев  внушительные  шишки,
выскочившие на подбородке и лбу. После этого он ущипнул актрису  за  мочку
левого уха, но не дождавшись  никакой  реакции,  распахнул  лисью  шубу  и
принялся расстегивать оказавшееся под нею красн