плетенные из грусти, чувства юмора и многих других нитей. Коротышка  ехал
верхом на серой в яблоках кобыле, верзила - на гнедом мерине.
     Они приближались к месту, где подъем узкой дороги заканчивался и она,
после небольшого поворота, сбегала в  следующую  долину.  С  обеих  сторон
дорогу обступали стены зеленой листвы. Жара была довольно сильной,  но  не
чрезмерной. Она наводила на мысль о дремлющих на укромных полянах  сатирах
и кентаврах.
     Внезапно серая кобыла, которая шла  чуть  впереди,  заржала.  Натянув
поводья, коротышка быстро  и  встревоженно  оглядел  лес  по  обе  стороны
дороги. Послышался тихий скрип, словно дерево терлось о дерево.
     Не сговариваясь, всадники пригнулись  и,  мгновенно  съехав  с  седел
набок, вцепились в подпруги. И тут же, словно прелюдия к какому-то лесному
концерту, мелодично зазвенели спущенные тетивы, и несколько стрел  сердито
прожужжали там, где секунду назад были тела всадников. А еще через секунду
кобыла и мерин, обогнув поворот, уже неслись как ветер,  вздымая  копытами
клубы пыли.
     Позади послышались возбужденные возгласы: началась погоня.  В  засаде
оказалось человек  семь-восемь  приземистых,  крепко  сбитых  головорезов,
одетых в кольчуги и железные шишаки. Не успели кобыла и  мерин  оторваться
от них на полет камня, как те уже неслись следом; возглавлял их человек на
вороной лошади, за ним летел чернобородый всадник.
     Однако преследуемые не теряли  времени  зря.  Привстав  в  стременах,
великан выхватил из сумки тисовый лук. Упоров его в  стремя  левой  рукой,
правой он накинул петлю тетивы на место. Затем его левая  рука  сжала  лук
посередине, а правая потянулась за спину, к колчану.  Продолжая  управлять
лошадью с помощью колен, он привстал еще выше, обернулся и выпустил  назад
стрелу с оперением из орлиных перьев. Тем временем его приятель  вложил  в
пращу небольшой свинцовый шарик, раскрутил ее над  головой,  так  что  она
пронзительно зажужжала, и выпустил снаряд.
     Стрела и шарик поразили свои цели одновременно. Стрела пронзила плечо
первого из всадников, а шарик, угодив второму прямо по шишаку,  выбил  его
из  седла.  Задние  лошади  налетели  на  пятящихся  передних,  и   погоня
остановилась.   Вызвавшая   это   замешательство   парочка   друзей   тоже
остановилась у следующего поворота дороги и оглянулась назад.
     - Клянусь Дикобразом, - мерзко ухмыльнувшись, проговорил коротышка, -
что теперь они хорошенько подумают,  прежде  чем  снова  станут  играть  в
засаду.
     - Неуклюжие полудурки, - отозвался великан. - Неужто они  никогда  не
научатся стрелять на скаку? Говорю тебе,  Серый  Мышелов:  только  варвары
умеют как следует воевать верхом.
     - Если не считать меня, да еще кое-кого, -  отозвался  его  приятель,
носивший кошачье прозвище Серый Мышелов. - Гляди-ка, Фафхрд, эти мошенники
уходят и забирают с собою раненых, а один ускакал уже далеко  вперед.  Ха!
Неплохо я залепил чернобородому по  кумполу!  Болтается  на  своей  кляче,
словно куль соломы. Знай он, кто  мы  такие,  так  лихо  в  погоню  он  не
помчался бы.
     В этом хвастовстве была  и  доля  истины.  Имена  Серого  Мышелова  и
Северянина Фафхрда были довольно известны в окрестностях Ланкмара, да и  в
самом высокомерном Ланкмаре. Их пристрастие  к  необычайным  приключениям,
таинственные исчезновения и  возвращение,  а  также  своеобразное  чувство
юмора ставили в тупик многих.
     Фафхрд ловко спустил с лука тетиву и повернулся.
     - Должно быть, это и есть долина, которую мы ищем,  -  заявил  он.  -
Смотри, вон два двугорбых холма, все, как там  сказано.  Давай-ка  прочтем
еще раз, чтобы проверить.
     Серый Мышелов сунул руку в свой объемистый  кожаный  мешок  и  извлек
оттуда лист толстого пергамента, причудливо позеленевшего от времени.  Три
края листа были сильно обтрепаны, четвертый край свидетельствовал  о  том,
что лист этот совсем недавно вырезала откуда-то чья-то  твердая  рука.  Он
был   испещрен   замысловатыми   ланкмарскими   иероглифами,   написанными
чернильной жидкостью каракатицы. Однако Мышелов  начал  читать  не  их,  а
несколько выцветших строчек, написанных на полях крошечными буквами:
     "Пусть короли набивают свои сокровищницы до  потолка,  пусть  сундуки
купца ломятся от накопленных  денег,  и  пусть  глупцы  завидуют  им.  Мое
сокровище намного ценнее всего, чем они владеют. Это бриллиант величиною с
человеческий  череп.  Двенадцать  рубинов  размером   с   кошачий   череп.
Семнадцать изумрудов величиною с череп крота. А также множество кристаллов
хрусталя и слитков желтой меди. Пусть правители расхаживают  с  головы  до
ног в драгоценностях, пусть королевы увешивают себя самоцветами,  и  пусть
глупцы восхищаются ими.  Мое  сокровище  будет  долговечнее,  чем  все  их
драгоценности. Я построил для него  надежное  хранилище  в  далеком  южном
лесу, где, словно спящие верблюды, горбятся два холма, в  сутках  пути  от
деревни Сорив.
     Эта громадная сокровищница с высокой башней достойна быть  обиталищем
королей, однако ни один король не будет в ней  жить.  Прямо  под  замковым
камнем главного купола спрятано мое сокровище, вечное, как  сверкающие  на
небесах звезды. Оно переживет меня и мое имя, имя Ургаана Ангарнджийского.
В нем моя власть над будущим.  Пусть  глупцы  ищут  его.  Но  они  его  не
получат. Пусть кажется башня моя пустою, и  нет  рядом  будки  с  пантерой
цепною, ни грозного стража под каждой стеною, пусть нет в  башне  люков  с
кипящей смолою, ловушек с пружиною нет потайною, не  пляшут  в  ней  трупы
зловонной гурьбою,  не  скалится  череп  улыбкою  злою,  не  брызжет  змея
ядовитой слюною, - все ж башню я стражей снабдил колдовскою. Пусть  мудрый
поймет: в башне скрыто такое, что лучше оставить ее в покое".
     - Этого типа, похоже, заклинило на черепах, - пробормотал Мышелов.  -
Должно быть, он был гробовщиком или некромантом.
     - А может, архитектором, -  задумчиво  добавил  Фафхрд.  -  В  давние
времена храмы украшались резными  изображениями  человеческих  и  звериных
черепов.
     - Может быть, - согласился Мышелов. -  Во  всяком  случае  начертание
букв и чернила достаточно древние. Надпись  сделана  по  крайней  мере  во
времена Столетней войны с Востоком, это пять человеческих поколений.
     Мышелов был крупным специалистом в подделывании - как почерков, так и
предметов искусства. Он знал, что говорит.
     Довольные,  что  цель  их  поисков  уже  близка,   друзья   принялись
рассматривать  долину  через  просвет  в  листве.  Формой  она  напоминала
раскрытый гороховый стручок - неглубокая, длинная и узкая. Друзья стояли в
одном из ее концов. По бокам  долины  возвышались  два  холма  причудливой
формы, а вся она была сплошь зеленой от буйной листвы дубов и кленов, если
не считать небольшой прогалины посредине. Должно быть,  там  стоит  лачуга
какого-нибудь крестьянина, а вокруг расчищено немного места  под  огороды,
подумал Мышелов.
     Позади прогалины над верхушками деревьев виднелось что-то  квадратное
и темное. Мышелов обратил внимание спутника на это пятно, но они так и  не
смогли решить, действительно ли  это  упомянутая  в  документе  башня  или
просто странная тень, а  может,  и  вовсе  гигантский  ствол  высохшего  и
лишенного ветвей дуба. Было слишком уж далеко.
     - Прошло уже достаточно времени, - сказал после паузы Фафхрд, - чтобы
один из этих поганцев сумел подкрасться к нам по лесу снова. Скоро вечер.
     Друзья шепнули что-то своим лошадям и не спеша тронулись в путь.  Они
старались не упустить из виду похожее на башню темное пятно,  однако  едва
дорога пошла под гору, как оно тут же  скрылось  за  верхушками  деревьев.
Теперь, чтобы увидеть его  снова,  нужно  было  подъехать  к  нему  совсем
близко.
     Мышелов чувствовал, как его понемногу охватывает легкое  возбуждение.
Скоро  они  выяснят,  есть  там  какие-то  сокровища  или  нет.  Бриллиант
величиною с человеческий череп...  рубины...  изумруды...  Он  наслаждался
предвкушением, ему хотелось продлить эту последнюю и  неторопливую  стадию
их  поисков.  А  недавняя  засада  послужила  лишь  острой   приправой   к
приключению.
     Мышелов  ехал  и  вспоминал  о  том,   как   ому   удалось   вырезать
заинтересовавшую его страницу из древней  книги  по  архитектуре,  которая
находилась в библиотеке алчного и властного лорда Раннарша. О том, как  он
отыскал и расспросил полушутя нескольких мелких торговцев с юга, как нашел
одного, который недавно проезжал через деревушку Сорив.  О  том,  как  тот
рассказал ему о  каменном  строении  в  лесу  к  югу  от  Сорива,  которое
крестьяне  называют  домом  Ангарнджи  и  считают,  что  он   давным-давно
заброшен. Торговец  сам  видел  высокую  башню,  торчащую  над  верхушками
деревьев. Мышелов вспомнил хитрое морщинистое лицо торговца и  усмехнулся.
Всплывшее затем у него перед глазами желтовато-бледное, дышавшее жадностью
лицо лорда Раннарша навело Мышелова на новую мысль.
     - Фафхрд, - обратился он к  приятелю,  -  как  ты  думаешь,  кто  эти
головорезы, с которыми мы только что столкнулись?
     Насмешливо и презрительно Северянин проворчал:
     - Оголодавшие разбойники из тех, что нападают в лесу  на  толстомясых
купцов. Мелкой руки убийцы на подножном корму. Деревенщина.
     - А между тем все они были хорошо вооружены, причем одинаково  -  как
будто находятся на службе у какого-нибудь богатея. И еще меня тревожит тот
тип, что сразу  ускакал.  Может,  он  спешил  сообщить  о  неудаче  своему
хозяину?
     - Что ты имеешь в виду?
     Мышелов помолчал, потом заговорил снова:
     - Я подумал, что лорд Раннарш человек богатый и  алчный,  у  которого
при одной мысли о драгоценностях слюнки текут. И еще я  подумал,  что  он,
быть может, когда-то прочел эти написанные  красными  чернилами  выцветшие
строчки и переписал их, а кража оригинала лишь подогрела его интерес.
     Северянин покачал головой.
     - Сомневаюсь. Ты, похоже, перемудрил. Но если все обстоит так, как ты
сказал, и он наш соперник в поиске этих сокровищ, тогда я бы на его  месте
был крайне осторожен и выбрал бы слуг, которые умеют драться верхом.
     Друзья ехали так медленно, что кобыла  и  мерин  почти  не  поднимали
пыли. Нападения сзади они не боялись. Их  могла  застать  врасплох  хорошо
устроенная засада, но уж никак не человек, движущийся пешком или на  коне.
Узкая дорога все петляла и петляла. Порой они задевали лицами  за  листву,
иногда им приходилось уклоняться от какой-нибудь вылезшей прямо на  дорогу
ветки. Внизу, в  долине,  запахи  позднего  лета  стали  ощутимее.  К  ним
примешивались ароматы лесных кустов и  ягод  Тени  постепенно  становились
длиннее.
     - Девять шансов  из  десяти,  -  сонно  пробормотал  Мышелов,  -  что
сокровищницу Ургаана Ангарнджийского ограбили несколько сот лет  назад,  и
воры давно уже превратились в прах.
     - Может быть и так, - не стал возражать Фафхрд. - В отличие от  людей
рубинам и изумрудам в могилах не ложится.
     Такую возможность они обсуждали уже не первый раз, и теперь она их не
тревожила и не раздражала, а скорее вносила в их поиски приятную грусть по
утраченной надежде. Друзья с наслаждением вдыхали живительный воздух и  не
сердились на лошадей, когда  те  принимались  пощипывать  листья.  Над  их
головами пронзительно прокричала сойка, в лесу засвистал дрозд; их  резкие
голоса нарушили мерное гудение  насекомых.  Приближалась  ночь.  Солнечные
лучи скользили по верхушкам деревьев. И тут  чуткое  ухо  Фафхрда  уловило
далекое мычание коровы.
     Еще несколько  поворотов,  и  друзья  оказались  на  поляне,  которую
углядели  сверху.  Как  они  и  предполагали,   здесь   оказалось   жилище
крестьянина - аккуратный домик из посеревших от непогоды бревен и с  низко
свисающей крышей, стоящий посреди акра пашни.  По  одну  его  сторону  был
небольшой участок, на котором росли бобы, по другую - поленница дров  чуть
ли не выше самого домика. У входа стоял жилистый старик,  чье  обветренное
лицо цветом могло соперничать с его домотканой  туникой.  По-видимому,  он
только что услышал стук подков к обернулся.
     - Добрый вечер, отец, - поздоровался Мышелов.  -  Хороший  денек  для
путешествий, и домик у тебя тоже хороший.
     Немного поразмыслив над сказанным, крестьянин утвердительно кивнул.
     - А мы - два усталых путешественника, - продолжал Мышелов.
     Крестьянин опять важно кивнул.
     - Ты позволишь нам переночевать у тебя за пару серебряных монет?
     Крестьянин потер подбородок и поднял вверх три пальца.
     - Ладно, получишь три  монеты,  -  согласился  Мышелов,  спрыгивая  с
лошади. Фафхрд тоже спешился.
     Выдав крестьянину монету  для  закрепления  сделки.  Мышелов  как  бы
ненароком осведомился:
     - Говорят, тут  у  вас  неподалеку  есть  старое  заброшенное  место,
которое называют домом Ангарнджи?
     Крестьянин кивнул.
     - И что оно собой представляет?
     Крестьянин пожал плечами.
     - Не знаешь?
     Крестьянин отрицательно покачал головой.
     - Но ты хоть видел его когда-нибудь?  -  В  голосе  Мышелова  звучало
удивление, которое он даже и не пытался скрыть.
     Снова отрицательный жест.
     - Но отец, туда ведь всего несколько минут ходьбы, верно?
     Крестьянин спокойно кивнул, словно удивляться тут было нечему.
     Тут в разговор вмешался  мускулистый  парень,  вышедший  из-за  дома,
чтобы заняться лошадьми путников:
     - Башню видно с той стороны дома. Могу показать.
     Тут старик решил продемонстрировать, что он  не  лишен  начисто  дара
речи, и проговорил сухим, равнодушным тоном:
     - Пожалуйста. Смотрите на нее, сколько вам угодно.
     С этими словами он вошел в дом. Через открытую дверь Фафхрд и Мышелов
успели заметить любопытное личико  ребенка,  старуху,  что-то  мешавшую  в
горшке, и еще одного человека, который, ссутулившись, сидел в кресле перед
небольшим очагом.
     Через просвет между деревьями верхняя часть башни была хорошо  видна.
Последние лучи солнца окрасили ее в темно-красный цвет.  На  глаз  до  нее
было несколько полетов стрелы. Пока  друзья  рассматривали  башню,  солнце
закатилось, и она превратилась просто в прямоугольный кусок черного камня.
     - Она очень старая, - нерешительно проговорил парень. - Я подходил  к
ней. А отец - тот даже не удосужился хоть раз посмотреть.
     - А внутри ты был? - осведомился Мышелов.
     Парень поскреб в затылке.
     - Не-а. Это ж просто старая развалина. На что она мне?
     - Сумерки обещают быть довольно долгими,  -  заметил  Фафхрд;  башня,
словно магнит, притягивала взгляд его больших зеленых глаз. - Мы успели бы
взглянуть на нее поближе.
     - Я могу показать дорогу, - предложил парень, - да  только  мне  надо
прежде наносить воды.
     - Не нужно, мы сами, - ответил Фафхрд. - Ужин скоро?
     - Когда взойдут первые звезды.
     Оставив на парня  лошадей,  друзья  углубились  в  лес.  Сразу  стало
гораздо темнее, как будто сумерки уже кончились.  Лес  оказался  несколько
гуще, чем они  предполагали.  Друзьям  пришлось  обходить  заросли  дикого
винограда и терновника. Над  головой  то  появлялись,  то  снова  исчезали
лоскуты бледного неба.
     Мышелов позволил Фафхрду идти первым,  поскольку  его  самого  начали
одолевать всякие странные мысли насчет крестьян. Его воображение никак  не
могло смириться с тем, что они, поколение за поколением,  равнодушно  жили
своей многотрудной жизнью всего в нескольких шагах от места, которое могло
оказаться богатейшей сокровищницей на  земле.  Это  было  невероятно.  Как
могут люди спать рядом с драгоценностями и не мечтать о них?  Похоже,  они
вообще никогда не мечтают.
     Словом, двигаясь через лес. Мышелов внезапно и ясно осознал кое-что -
и среди прочего, что Фафхрд как-то  не  слишком  торопится;  это  казалось
странным, поскольку варвар обычно чувствовал себя в лесу как дома.
     Но наконец за деревьями  показалась  более  плотная  тень,  и  вскоре
друзья уже стояли на краю небольшой,  усеянной  валунами  поляны,  большую
часть которой занимала неуклюжая постройка,  так  волновавшая  их  умы.  И
сразу, даже прежде чем Мышелов успел подробно рассмотреть башню, в  голове
у него один за другим замелькали вроде бы мелкие, но  неприятные  вопросы.
Не совершили ли они ошибку, оставив лошадей у этих  странных  крестьян?  А
вдруг напавшие на них бандиты выследили их и здесь? И не опасно ли входить
в заброшенные дома в день Жабы? Может, нужно было взять с  собой  короткое
копье - на случай, если им повстречается леопард? И  как  знать,  возможно
козодой, что прокричал где-то слева, предвещает беду?
     Сокровищница  Ургаана  Ангарнджийского  выглядела  весьма   необычно.
Главенствовал над нею громадный, немного сплюснутый свод,  покоившийся  на
стенах, образующих восьмигранник. Спереди к ним примыкали два  ризалита  с
куполами поменьше. Между ними темнела высокая  прямоугольная  дверь.  Сама
башня как бы росла из задней части главного купола,  но  не  посредине,  а
несколько сбоку. Стоя в сгущавшихся сумерках. Мышелов лихорадочно  пытался
сообразить, в чем же заключается необычность  здания,  и  в  конце  концов
решил, что виною всему - его крайняя простота. Никаких колонн, выступающих
карнизов или фризов, -  никаких  архитектурных  излишеств,  ни  украшенных
черепами, ни без таковых. Если не считать двери  да  нескольких  небольших
окошек, прорезанных в самых неожиданных местах, дом Ангарнджи  представлял
собой махину из плотно сбитых темно-серых камней.
     Но Фафхрд уже направился вверх по  ступенькам,  ведущим  к  двери,  и
Мышелову ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, хотя на самом
деле хотелось получше осмотреться вокруг. Он шел неохотно,  и  каждый  шаг
давался  ему  все  с  большим  трудом.  Его  прежнее   чувство   приятного
предвкушения исчезло, словно он вдруг  провалился  в  зыбучий  песок.  Ему
показалось, что черный дверной проем раззявился,  как  громадный  беззубый
рот. Внезапно Мышелов вздрогнул, увидев, что один зуб во рту все же есть -
торчащий из пола  кусок  чего-то  призрачно-белого.  Фафхрд  наклонился  к
озадачившему Мышелова предмету.
     - Интересно, чей это череп? - безмятежно осведомился Северянин.
     Мышелов взглянул на  череп,  на  разбросанные  вокруг  кости,  на  их
обломки. Его  тревога  стремительно  росла,  внутри  появилось  неприятное
ощущение, что когда она достигнет кульминации, что-то произойдет.  Как  он
мог ответить  на  вопрос  Фафхрда?  Какою  смертью  погиб  пришедший  сюда
когда-то  человек?  Внутри  сокровищницы  было  очень  темно.  Кажется,  в
рукописи  говорится  что-то  насчет  стражи?  Представить   трехсотлетнего
стражника из плоти и крови было трудновато, однако существуют же на  свете
вещи бессмертные или почти бессмертные. Мышелов видел,  что  Фафхрд  ни  в
коей мере не чувствовал предвестий беды и был готов приступить  к  поискам
сокровищ  немедленно.  Этого  следовало  избежать  любой  ценой.   Мышелов
вспомнил, что Северянин терпеть не может змей.
     - Камни здесь холодные, сырые, - невинно заметил он.  -  Самое  место
для всяких пресмыкающихся.
     - Ничего подобного, - сердито огрызнулся Фафхрд. -  Готов  биться  об
заклад что тут нет ни одной змеи. Ведь в  записке  Ургаана  сказано:  "Нет
грозного стража под каждой стеною" и даже более  того:  "Не  брызжет  змея
ядовитой слюною".
     - Я вовсе не имел в виду, что Ургаан мог  оставить  здесь  сторожевых
змей, - пояснил Мышелов, - но заползти сюда какая-нибудь вполне  могла.  И
череп у тебя в руках самый обычный,  ведь  Ургаан  говорит:  "Не  скалится
череп улыбкою злою". Простое вместилище мозгов какого-то путника, имевшего
несчастье здесь погибнуть.
     - А кто его знает, - разглядывая череп, спокойно проговорил Фафхрд.
     -   Впрочем,   в   полной   темноте   его   челюсти   вполне    могут
фосфоресцировать.
     Не прошло и минуты,  как  Северянин  согласился  о