ток веревки, Мышелов  взглянул
на привязанного к поручням Фафхрда и увидел, что на шее у Северянина сидит
котенок со вздыбленной шерсткой и  медленно  царапает  ему  щеку  когтями,
однако тот продолжает звучно храпеть. Через  несколько  мгновений  котенок
нагнул голову и укусил Фафхрда за ухо. Северянин жалобно застонал и тут же
опять захрапел. Котенок снова принялся за его щеку. Мимо пробежали белая и
черная крысы, и котенок мяукнул - тихо, но  зловеще.  Крысы  на  мгновение
замерли и бросились на корму, по всей видимости  спеша  доложить  об  этом
безобразии Скви или Хисвет.
     Мышелов уже  собрался  было  разорвать  свои  путы,  но  в  этот  миг
появились четыре белых арбалетчика, тащившие  за  собой  медную  клетку  с
перепуганными пищащими вьюрками, которую Мышелов видел  раньше  в  кубрике
команды. Снова устроившись подле крана, они  начали  стрельбу  по  птицам.
Выпуская трепещущих пернатых  по  одному,  они  сбивали  их  влет  меткими
выстрелами и на расстоянии в пять-шесть ярдов ни разу не промахнулись. Раз
или два один из арбалетчиков бросал  на  Мышелова  внимательный  взгляд  и
многозначительно прикасался к кончику стрелы.
     С юта по трапу спустилась Фрикс. Теперь она была одета так же, как ее
хозяйка, с той лишь разницей, что  вместо  шлема  на  голове  у  нее  была
серебряная сетка для волос. Серебряные же браслеты с запястий исчезли.
     - Госпожа Фрикс! - высоким голосом, почти весело позвал Мышелов.  Как
нужно разговаривать на захваченном крысами судне, он не  знал,  но  решил,
что фальцет - именно то, что требуется.
     Служанка подошла, улыбаясь, и проговорила:
     - Лучше просто Фрикс. Госпожа звучит слишком уж официально.
     - Пусть будет Фрикс, - не стал возражать Мышелов.  -  Послушайте,  не
могли бы вы по пути прогнать котенка с моего одурманенного друга? Он может
выцарапать ему глаз.
     Фрикс  искоса  взглянула  на  Северянина,  продолжая  приближаться  к
Мышелову.
     - Я никогда не вмешиваюсь в  удовольствия  и  страдания  других,  тем
более что порой трудно  отличить  одно  от  другого,  -  подойдя  поближе,
сообщила она. - Я только  выполняю  указания  своей  госпожи.  Сейчас  она
попросила передать вам, чтобы вы были терпеливы и не унывали.  Скоро  ваши
злоключения закончатся. А это она  посылает  вам  на  память.  -  С  этими
словами Фрикс нежно поцеловала Мышелова  сначала  в  один  глаз,  потом  в
другой.
     Мышелов заметил:
     - Такими поцелуями зеленая жрица Джила запечатывает  глаза  тем,  кто
оставляет этот мир.
     - В самом деле? - ласково осведомилась Фрикс.
     - Ага, - чуть вздрогнув, ответил Мышелов и оживленно продолжил:  -  А
теперь развяжите-ка эти узлы, Фрикс, это приказ вашей госпожи. А  потом  я
взгляну на Фафхрда, и мы с вами, возможно, поцелуемся по-настоящему.
     -  Я   выполняю   лишь   те   указания   госпожи,   которые   исходят
непосредственно из ее уст, - немного печально покачала  головой  Фрикс.  -
Насчет узлов она ничего мне не говорила. Однако я уверена, что вскоре  она
велит мне вас освободить.
     - Несомненно, - несколько угрюмо согласился  Мышелов,  который,  пока
Фрикс за ним наблюдала, перестал пилить веревку монетой. Он  подумал,  что
если ему удастся одним рывком разорвать три первых витка, то остальные  он
сможет скинуть в течение вполне приемлемого числа ударов сердца.
     Словно услышав их разговор, Хисвет легко спустилась с юта и подошла к
Мышелову и Фрикс.
     - Милая госпожа, прикажете  развязать  этого  воина?  -  спросила  не
раздумывая Фрикс, словно желала услышать положительный ответ.
     - Воином я займусь сама, - поспешно ответила Хисвет. - Ступай на  ют,
Фрикс, наблюдай и слушай,  не  появился  ли  мой  отец.  Что-то  он  нынче
задерживается.
     Фрикс ушла, а Хисвет  велела  белым  арбалетчикам,  которые  как  раз
прикончили последнего вьюрка, тоже отправляться на ют.



                                    6

     После ухода Фрикс  Хисвет  десятка  два  биений  сердца  смотрела  на
Мышелова, чуть хмурясь и пристально глядя ему  в  лицо  своими  глазами  с
красноватой радужкой.
     Потом со вздохом сказала:
     - Ах, как бы мне хотелось быть уверенной!
     - Уверенной в чем, ваше белое высочество? - осведомился Мышелов.
     - В том, что вы искренне любите меня, - ответила она мягко и  просто,
словно Мышелов знал точный ответ на этот вопрос. - Многие мужчины -  да  и
женщины тоже, и демоны, и звери - говорили, что искренне  любят  меня,  но
я-то думаю, что никто из них не любил меня ради меня самой (за исключением
Фрикс, которая счастлива быть моей тенью). На самом деле они любили  меня,
потому что я молода и богата, потому что я -  ланкмарская  барышня,  очень
умна, имею богатого отца,  наделена  властью,  поскольку  связана  кровным
родством с крысами, что является признаком могущества не только в  Невоне.
Любите ли вы меня и вправду ради меня самой, Серый Мышелов?
     - Я искренне люблю вас, о принцесса теней, -  без  колебаний  ответил
Мышелов. - Люблю вас ради вас самой,  Хисвет.  Я  люблю  вас  крепче,  чем
кого-либо в Невоне, да и в других мирах, на небесах и в преисподней тоже.
     В этот миг Фафхрд, которого котенок царапнул особенно  сильно,  издал
невероятно жалобный стон, закончившийся на ужасной высокой ноте, и Мышелов
невольно воскликнул:
     - Милая принцесса, сперва  прогоните  этого  кота-оборотня  от  моего
могучего друга, а то я  боюсь,  что  он  выцарапает  ему  глаз  или  вовсе
погубит, а потом  мы  станем  говорить  о  нашей  великой  любви  хоть  до
скончания вечности.
     - Вот об этом-то я и говорю, - с ласковым упреком в голосе отозвалась
Хисвет. - Если бы вы искренне любили меня ради меня самой, вы и пальцем не
пошевелили бы, даже если б ваш ближайший друг, ваша жена, мать или ребенок
подвергались у вас на глазах смертным мукам, а я тем временем смотрела  бы
на вас и касалась бы вас кончиками пальцев. Чувствуя мои поцелуи на  своих
устах, чувствуя, что мои изящные руки ласкают вас, что вся я  стремлюсь  к
вам, вы должны были бы наблюдать, как  кот  выцарапывает  глаза  и  грозит
гибелью вашему могучему другу - а может, и как крысы сжирают его заживо, -
и ощущать при этом совершеннейшую радость. Я мало  к  чему  прикасалась  в
этом мире. Серый Мышелов. Я ни разу в жизни  не  прикоснулась  к  мужчине,
демону мужского пола или к более или менее крупному самцу зверя, разве что
через посредство Фрикс. Не забывайте об этом. Серый Мышелов.
     - Ну разумеется, нежный свет моей жизни! - с  воодушевлением  ответил
Мышелов, уверенный, что перед ним - типичный случай  умопомешательства  на
почве самовлюбленности, тем более что он сам не был полностью свободен  от
этой мании и потому прекрасно знал все ее признаки. - Да пусть этот варвар
истечет кровью! Пусть этот кот  выцарапает  ему  оба  глаза!  Пусть  крысы
пируют на нем, пока от его тела не останутся одни кости! Какое  это  имеет
значение, если мы будем одаривать друг друга нежными  словами  и  ласками,
беседовать друг с другом посредством наших тел и душ!
     Произнося эту тираду, Мышелов снова принялся яростно  пилить  веревку
затупившейся монетой, не обращая внимания на устремленные  на  него  глаза
Хисвет. Ему было приятно чувствовать на боку Кошачий Коготь.
     - Это речи  моего  искреннего  Мышелова,  -  с  притворной  нежностью
проговорила Хисвет, проведя ладонью так близко от щеки  Мышелова,  что  он
даже ощутил легкий ветерок. Затем она повернулась и позвала: - Эй,  Фрикс!
Пришли ко мне Скви и белую роту! И пусть каждая приведет с  собой  по  две
черные сестры, по собственному выбору. У меня есть для них награда,  нечто
особенное. Скви! Скви-скви-скви!
     Что случилось в следующий  миг,  сказать  трудно,  но  только  Фрикс,
послав в туман радостный возглас, закричала:
     - Черный парус! О благословенная барышня, это ваш отец!
     И сразу же из жемчужного тумана справа по борту вынырнула похожая  на
акулий плавник верхняя часть черного треугольного паруса, который двигался
параллельно "Каракатице", за ее лежавшим на воде  коричневым  гротом.  Два
абордажных крюка вонзились в поручни правого борта, и черный парус тут  же
заполоскал. Подбежавшая Фрикс закрепила к поручням между крючьями  верхний
конец веревочного трапа, брошенного с черного тендера (Мышелов понял,  что
к ним приблизилось именно это зловещее судно).
     Через несколько мгновений через поручни ловко перелез поднявшийся  по
трапу старый ланкмарец, весь затянутый в черную кожу;  на  левом  плече  у
него, придерживаясь передней  лапкой  за  отворот  черной  кожаной  шляпы,
сидела белая крыса. За ним на борт проворно  взобрались  два  тощих  лысых
мингола  с  желто-коричневыми  лицами,  напоминавшими  высохший  лимон:  у
каждого на плече сидело по крупной  черной  крысе,  держащейся  лапкой  за
желтое ухо хозяина.
     Именно в этот миг Фафхрд внезапно издал громкий стон и, открыв глаза,
завопил голосом человека, одурманенного опиумом:
     - Миллион черных обезьян! Заберите его от меня, слышите? Этот  черный
демон меня терзает! Заберите его!
     На это черный котенок ответил по-своему он встал на все четыре  лапы,
поднял свою злющую мордочку и тяпнул Северянина  за  нос.  Не  обращая  на
Фафхрда внимания, Хисвет вскинула в приветственном  жесте  руку  и  чистым
голосом воскликнула:
     - Приветствую тебя, мой отец и товарищ по оружию! Приветствую и тебя,
несравненный  крысиный  капитан  Григ!  Вы  захватили   "Устрицу",   я   -
"Каракатицу", и этой же ночью, после того как  я  закончу  одно  небольшое
дельце, мы станем  свидетелями  гибели  всего  каравана!  И  тогда  Моварл
останется в одиночестве, минголы перейдут через Зыбучие  Земли,  Глипкерио
будет смещен, и Ланкмаром станут править крысы под моим и твоим началом!
     Мышелов, который не переставая пилил  веревку,  случайно  взглянул  в
этот миг на мордочку Скви. Крошечный белый командир, прибежавший с юта  на
зов Хисвет вместе с восемью подчиненными, двое из которых были перевязаны,
бросил на Хисвет молчаливый взгляд, в котором читалось сильное сомнение  в
справедливости ее хвастливых  слов  относительно  того,  что  крысы  будут
править Ланкмаром под ее руководством.
     У Хисвина, отца Хисвет, был длинный нос и сморщенное лицо с недельной
давности седой  щетиной;  ходил  он  мелкими  шаркающими  шажками,  сильно
согнувшись, однако весьма проворно.
     На хвастливую речь дочери он лишь раздраженно махнул рукой  в  черной
перчатке и недовольно поцокал языком, после чего принялся кругами семенить
по палубе, в то время  как  минголы  продолжали  стоять  у  трапа.  Обойдя
Фафхрда с его черным мучителем, затем  Мышелова  и  неодобрительно  цокнув
языком, он остановился напротив Хисвет и быстро,  рассерженно  проговорил,
переминаясь с ноги на ногу и все больше наклоняясь вперед:
     - Не ночь, а полнейшая неразбериха! Ты  увиваешься  вокруг  связанных
мужчин - я знаю, не  спорь!  Луна  светит  слишком  ярко!  (Астрологу  всю
печенку выдеру!) "Акула",  словно  полоумный  кальмар,  мечется  где-то  в
тумане! Над волнами носится какой-то черный пузырь без огней! И прежде чем
мы вас отыскали, к нам подплыло громадное  морское  чудище  с  тарабарским
демоном на голове и стало нас нюхать, будто хотело пожрать, но нам удалось
от него уйти! Дочь, ты вместе со  служанкой  и  своим  маленьким  народцем
должна немедленно перейти на тендер, предварительно умертвив этих двоих  и
оставив команду грызунов для затопления "Каракатицы"!
     - Да, для жатопления "Каракатиши"!  -  Мышелов  мог  поклясться,  что
крыса на плече Хисвина вдруг зашепелявила по-ланкмарски.
     - Затопить "Каракатицу"? -  удивилась  Хисвет.  -  Мы  же  собирались
довести ее до Илтхмара с мингольской командой на борту и там продать груз.
     - Наши планы изменились! - бросил Хисвин. - Послушай, дочь,  если  мы
через сорок вздохов не покинем это судно, "Акула", которой  некуда  девать
свою  дурацкую  энергию,  протаранит  его,  а  может,  чудовище  со  своим
разряженным, как клоун, погонщиком сожрет нас  всех,  пока  мы  тут  будем
дрейфовать. Отдай приказание Скви, а потом перережь-ка этим двум  балбесам
горло. И поторапливайся!
     - Но папочка! - возразила Хисвет. - У меня  насчет  них  были  совсем
другие планы. Их ждала не смерть, вернее, не совсем смерть. Нечто  гораздо
более художественное, даже ласковое...
     - Даю тебе по тридцать вздохов на  каждого,  прежде  чем  ты  с  ними
покончишь! - решил Хисвин. - Можешь помучить их тридцать  вздохов,  но  не
дольше, имей в виду! Знаю я твои затеи!
     - Папочка, ну зачем же ты так! Перед  новыми  друзьями...  почему  ты
вечно выставляешь меня перед людьми в дурном  свете?  Я  этого  больше  не
вынесу!
     - Болтовня все это! Ты суетишься и выпендриваешься  еще  больше,  чем
твоя крыса-мать.
     - Но мне этого  не  вынести,  говорю  я  тебе!  На  сей  раз  мы  для
разнообразия сделаем по-моему!
     - Тс-с! - зашипел Хисвин и, нагнувшись еще ниже,  приложил  ладонь  к
левому уху. Белая крыса  Григ,  сидя  у  него  на  плече,  повторила  жест
хозяина.
     Из тумана едва слышно донеслась какая-то тарабарщина:
     - Gottverdammter Nebel! Freunde, wo sind Sie? [Проклятый  туман!  Где
вы, друзья? (Очевидно, в этот момент у Карла Тройхерца не было  под  рукой
его словаря.)]
     - Косноязычный клоун! - со  страхом  воскликнул  Хисвин.  -  Чудовище
сейчас будет здесь! Давай-ка, дочь, берись поскорее за кинжал и  убей  их,
иначе я велю расправиться с ними своим минголам!
     Ужаснувшись столь омерзительной перспективе, Хисвет  воздела  руки  к
небу. Ее гордая головка буквально склонилась перед неизбежным.
     - Я сделаю это, - сказала она. - Скви, дай мне твой арбалет. И заряди
его серебром.
     Белый предводитель крыс, скрестив передние лапки на  груди,  пропищал
что-то просительным тоном.
     - Нет, тебе я его не отдам, - отрезала  Хисвет.  -  И  другого  тоже.
Теперь они оба мои.
     Скви снова что-то прощебетал.
     - Ладно, маленького черненького твой народец может  забрать  себе.  А
теперь быстро давай арбалет, или я тебя  прокляну!  И  не  забудь  гладкую
серебряную стрелу.
     Отошедший к минголам Хисвин вновь засеменил по палубе, брызжа слюной.
Подлетевшая с улыбкой Фрикс положила ему ладонь на плечо,  но  он  сердито
стряхнул ее.
     Скви торопливо копался  в  своем  колчане.  Восемь  его  сотоварищей,
угрожающе ворча, двинулись в сторону Фафхрда.
     Сам же Фафхрд с залитым кровью лицом, но наконец-таки ясными  глазами
оглядывался по сторонам, оценивая свое отчаянное положение;  укус  за  нос
помог ему избавиться от остатков макового дурмана.
     И тут из тумана снова донеслись непонятные слова:
     - Gottverdammter Nirgenswelt! [Проклятый нигдешний мир! (нем.)]
     Налитые  кровью  глаза  Фафхрда  расширились  и  сверкнули  внезапным
озарением. Напрягшись изо всех сил, он набрал в грудь побольше  воздуха  и
заорал:
     - Хрр-юпс! Хрр-юпс!
     И сразу в тумане прозвучало  троекратно,  всякий  раз  все  громче  и
громче:
     - Хрюпс! Хрюпс! Хрюпс!
     Белые крысы уже двигались назад по палубе, волоча  распластанного  на
спине и злобно рычащего черного котенка: шестеро держали  его  за  лапы  и
уши, седьмая безуспешно пыталась справиться с  молотящим  во  все  стороны
хвостом, восьмая хромала  сзади  на  трех  лапах  -  четвертая  лапа  была
парализована глубоким кошачьим укусом.
     Изо  всех  уголков  судна  стали  стекаться  черные  крысы,  желавшие
понаблюдать, как будет предан пыткам их извечный враг, и вскоре вся палуба
оказалась сплошь покрытой их мясистыми черными телами.
     Хисвин прокричал минголам какое-то приказание, и оба обнажили  кривые
кинжалы. Один из них двинулся к Фафхрду, другой к Мышелову. Из-за крыс ног
их не было видно.
     Скви вывалил все стрелы на палубу. Взяв одну из них, казавшуюся более
светлой, он зарядил ею арбалет и поспешно протянул его своей  хозяйке.  Та
взяла оружие в правую руку и нацелила  его  на  Фафхрда,  но  в  этот  миг
мингол,  двигавшийся  в  сторону  Мышелова,  загородил  ей  цель.   Хисвет
перекинула арбалет в другую руку,  правой  выхватила  кинжал  и  бросилась
вперед, стараясь опередить мингола.
     Между тем Мышелов одним  рывком  разорвал  три  витка  веревки.  Хотя
другие петли еще держали его за лодыжки и  горло,  он  выдернул  из  ножен
Кошачий Коготь и полоснул им мингола как  раз  в  тот  миг,  когда  Хисвет
оттолкнула желтолицего в сторону.
     Кинжал рассек бледную щеку девушки от подбородка до носа.
     Другой мингол, уже поднесший свой крис к  глотке  Мышелова,  внезапно
выронил его и покатился назад по палубе, распугивая черных крыс.
     - Хрюпс!
     Из пронизанного лунными лучами тумана  вынырнула  драконья  голова  и
повисла над левым бортом как раз в том месте, где был привязан  Фафхрд.  С
громадных зубов на Северянина стекали нити густой слюны.
     Словно исполинский  чертик  на  пружинке,  голова  с  красной  пастью
качнулась вниз и заскребла нижней челюстью по дубовой палубе, проделывая в
толпе грызунов брешь шириной в три крысы. Зубы  с  хрустом  сомкнулись  на
кучке пищащих грызунов в нескольких дюймах от головы мингола, который  все
еще  катился  по  палубе.  Затем  голова  запрокинулась  к  небу,   и   по
зеленовато-желтой шее поползло вниз жуткое вздутие.
     Но когда она замерла перед следующим броском,  то  показалась  просто
миниатюрной по сравнению с возникшей из  тумана  второй  головой  дракона,
которая была вчетверо больше  и  венчалась  чем-то  красным,  оранжевым  и
пурпурным  (на  первый  взгляд  создавалось  впечатление,   что   наездник
составляет с ней неразрывное целое). Словно голова отца всех драконов, она
величественно подалась вперед и, проделав  в  полчище  черных  крыс  брешь
вдвое  шире,  чем  первая,  прихватила  напоследок  двух  белых  грызунов,
двигавшихся за распластанным черным котенком.
     Проделав все это, она остановилась столь  внезапно  -  скорее  всего,
чтобы не заглотить и котенка, -  что  ее  многоцветный  седок,  безуспешно
размахивавший  своим  стрекалом,  кубарем  скатился  вниз,  пролетел  мимо
грот-мачты и, сбив с ног мингола,  уже  занесшего  над  Мышеловом  кинжал,
врезался спиной в правый борт.
     Белые крысы отпустили котенка, и тот в мгновение ока вскарабкался  на
мачту.
     Две зеленые головы, крайне изголодавшиеся, поскольку  после  Крысиных
скал им пришлось  два  дня  сидеть  на  скудной  рыбной  диете,  принялись
методически очищать палубу "Каракатицы" от крыс, стараясь  по  возможности
не задевать при этом людей. И сбившиеся в  кучки  крысы  не  предпринимали
практически  ничего,  чтобы  избежать  этого  безжалостного   истребления.
Возможно, в своем стремлении к мировому господству  они  стали  достаточно
цивилизованными  и   похожими   на   людей,   чтобы   испытывать   чувство
безысходности и ледяной паники, и научились у людей стойко держаться перед
лицом неминуемой гибели. А может, они приняли разверстые драконьи пасти за
пучины войны и ада, в которые им волей-неволей предстояло  броситься.  Как
бы там ни было, но они гибли дюжинами. В пасти к  драконам  попали  и  все
белые крысы, за исключением трех.
     Между тем люди на борту "Каракатицы" очень по-разному реагировали  на
столь внезапный поворот событий.
     Старый Хисвин погрозил кулаком большой голове и плюнул  ей  в  морду,
когда после первого чудовищного глотка она  приблизилась  к  нему,  словно
пытаясь решить, что это за черная  закорючка  перед  ней  -  то  ли  очень
странный человек (тьфу!), то ли очень  крупная  крыса  (ням-ням!).  Однако
поскольку мерзкая харя продолжала принюхиваться, Хисвин проворно, словно в
собственную постель, перекатился через поручни и, стуча зубами от  страха,
стал спускаться по трапу, а Григ изо всех силенок вцепился  ему  в  черный
кожаный воротник.
     Оба мингола быстренько поднялись с палубы  и  кинулись  за  хозяином,
клян