с
невероятной быстротой перебегая от укрытия  к  укрытию,  избегая  открытых
мест, оставаясь в тени на прогалинах. Мы скакали  за  ним,  забираясь  все
дальше и дальше в чащу, которая уже совсем не походила на лес, растущий на
склонах Колвира. Теперь лес  из  всех  окрестностей  Эмбера  больше  всего
напоминал Арден: местность была сравнительно ровной, а деревья становились
все величественнее.
     Миновал час, потом другой, прежде чем мы вышли к  маленькому  чистому
ручью. Единорог повернул к нему. Когда мы ехали по берегу, Рэндом заметил:
     - Это место мне кажется знакомым.
     - Согласен, - ответил я, - но не совсем. Не могу понять, в чем дело.
     - Я тоже.
     Вскоре начался подъем, становившийся все круче. Ехать стало  труднее,
но Единорог также замедлил шаг,  чтобы  кони  не  отставали.  Почва  стала
каменистой, деревья не такими  высокими.  Ручеек  извивался  и  журчал.  Я
потерял  счет  его  изгибам,  но  постепенно  мы  приблизились  к  вершине
небольшой горы, по склону которой мы перемещались.
     Выбравшись на ровную площадку,  мы  поскакали  к  лесу,  из  которого
вытекал ручей. Уголком глаза я заметил справа от себя пропасть и далеко от
нас - ледяное холодное море.
     - Высоко мы  забрались,  -  пробурчал  Ганелон.  -  Вроде  похоже  на
равнину, но...
     - Роща Единорога! - прервал его Рэндом. -  Вот  на  что  это  похоже!
Смотрите!
     Он оказался прав. Впереди нас лежала поляна, усеянная валунами. Между
ними пробивался родник, исток  ручья,  вдоль  которого  мы  передвигались.
Поляна  была  больше,  растительность  пышнее.   Мой   внутренний   компас
утверждал, что это совсем другое место. И все же сходство  не  могло  быть
случайностью. Единорог вскочил на камень у  родника,  взглянул  на  нас  и
отвернулся. Возможно, он смотрел на океан.
     Мы подъехали ближе и тут роща,  Единорог,  деревья,  ручей  предстали
перед нами с необычайной яркостью и ясностью, словно они излучали какой-то
особенный свет, придававший краскам волшебную силу, и они трепетали, почти
неразличимо колеблясь. Во мне возникло какое-то странное чувство,  видимо,
так чувствуют себя, направляясь в ад!
     С каждым шагом моего коня что-то исчезало из  окружающего  нас  мира.
Неожиданно взаимосвязи предметов изменились, перспектива разрушилась,  мое
чувство глубины пропало, все в поле зрения стало иным. Я видел всю внешнюю
поверхность предметов, но площадь, занимаемая ими,  не  изменилась.  Всюду
были углы и  сравнительные  размеры  вещей  стали  просто  нелепыми.  Конь
Рэндома поднялся на дыбы  и  заржал.  Громадный,  словно  апокалиптическое
видение, он мгновенно напомнил мне "Гернику". К своему ужасу я  обнаружил,
что это явление не обошло и нас  троих:  кубический  пространственный  сон
преобразил и Рэндома, который все еще боролся со своим конем, и  Ганелона,
которому пока удавалось справиться с Огнедышащим.
     Но Звезда побывала не в  одной  переделке,  да  и  Огнедышащий  много
повидал на  своем  веку.  Мы  приникли  к  ним  и  почувствовали  странные
непонятные движения. Рэндому, наконец, удалось навязать  коню  свою  волю,
хотя с каждым шагом все еще продолжало меняться.
     Потом пришла очередь света. Небо потемнело, но не так, как ночью. Оно
превратилось в плоскую, не отражающую свет, поверхность.  Таким  же  стало
пространство между предметами, в мире остался лишь свет, излучаемый самими
предметами, но и он постепенно обесцвечивался.  Плоскости  вещей  излучали
белое сияние разной  интенсивности,  но  самым  ярким  из  них,  огромным,
вселяющим ужас, был свет Единорога, который внезапно встал на дыбы, и  бил
копытами по воздуху, заполняя собой процентов девяносто всего творения.  Я
видел его движения точно в замедленной съемке и мне стало страшно, что  он
сотрет нас в порошок, сделай мы еще один шаг.
     Потом был только свет.
     Потом полная неподвижность.
     Потом  свет  исчез  и  не  осталось  ничего,  даже  тьмы.  Провал   в
реальности, который мог длиться мгновение или вечность...
     Потом вернулась тьма, за ней свет.  Только  они  поменялись  местами.
Свет заполнил  промежутки,  очерчивая  пустоты,  которые,  вероятно,  были
предметами. Первым звуком, который я услышал, был  ручей.  Первым,  что  я
почувствовал, была дрожь Звезды. Потом я различил запах моря.
     Потом появился Лабиринт или его искаженный негатив...
     Я наклонился вперед и свет по краям  предметов  усилился.  Наклонился
назад, и свет исчез. Снова вперед, дальше, чем прежде...
     Свет разливался, вокруг появились различные оттенки серого.  Коленями
я мягко подал Звезду вперед.
     С каждым шагом что-то возвращалось  в  мир.  Поверхности,  структуры,
краски...
     Позади я услышал шум: Рэндом и Ганелон двинулись  за  мной.  Лабиринт
подо мной не открывал свою тайну, но  приобретал  нечто,  находившее  свое
место в возникновении мира вокруг нас.
     Я продолжал  спускаться.  Снова  вернулось  ощущение  глубины.  Море,
теперь ясно видимое справа от меня, отделилось  от  неба,  возможно  чисто
визуально. До этого казалось, что небо и море слиты в какое-то первобытное
изначальное море. воды внизу и воды вверху. Потом это показалось зловещим,
но  пока  явление  существовало,  я  не  замечал  его.  Мы  спускались  по
каменистому склону. Он, вероятно, начинался позади рощи, куда  нас  привел
Единорог. Метрах в ста ниже лежала абсолютно ровная площадка. По виду  это
была цельная, без трещин, скала неправильной овальной формы длиной  метров
двести.  Склон,  по  которому  мы  ехали,  поворачивал   влево   и   вновь
возвращался, описывая огромную дугу. За дальним  краем  площадки  не  было
ничего: земля круто обрывалась в это странное море.
     Я продолжал свой путь, и все три измерения, казалось, снова  вступили
в свои права.  Солнце  было  таким,  как  и  раньше,  громадным  шаром  из
расплавленного золота. Голубое небо было более темным,  чем  в  Эмбере,  и
абсолютно безоблачным. Точно такого же оттенка голубизну моря не  нарушали
не остров, ни парус. Я не видел ни одной птицы  и  не  слышал  ни  единого
звука, кроме  тех,  что  издавали  мы  и  кони.  Над  этим  местом  царила
невероятная  тишина.  В  чаще  моего  внезапно  прояснившегося  восприятия
наконец нашел свое место  на  поверхности  внизу  и  Лабиринт.  Сначала  я
подумал, что он вырезан в скале, но когда мы подъехали  ближе,  я  увидел,
что он заключен внутри ее - золотисто-розовые  вихри,  словно  прожилки  в
экзотическом мраморе, казавшиеся естественными, несмотря на то,  что  узор
явно служил какой-то цели.
     Я натянул поводья. Остальные  поравнялись  со  мной.  Рэндом  справа,
Ганелон слева. Мы молча рассматривали Лабиринт. Темное, неправильной формы
пятно стерло часть узора прямо под нами, от его внешнего края до центра.
     - Знаешь, что, - наконец, произнес Рэндом, - это выглядит так,  будто
кто-то срезал верхушку Колвира на уровне темниц.
     - Точно, - проронил я.
     - Тогда,  если  существует  подобие,  примерно  здесь  находится  наш
собственный Лабиринт.
     - Точно, - повторил я.
     - А это пятно идет с юга, как и Черная Дорога.
     Я медленно кивнул, все поняв, и догадка превратилась в уверенность. -
Что все это значит?  -  спросил  Рэндом.  -  Все  кажется  соответствующим
реальному положению дел, но в остальном я ничего  не  понимаю.  Зачем  нас
притащили сюда и показали эту штуку?
     - Это не соответствует реальному положению дел. Это и  есть  реальное
положение, - утвердительно произнес я.
     - Когда мы были на теневой Земле, - повернулся ко мне Ганелон, - там,
где ты  провел  столько  лет,  я  слышал  стихотворение  о  двух  дорогах,
расходящихся в лесу. Оно кончается так:

                      Когда б налево я пошел,
                      Весь мир бы стал другим...

     Я тогда подумал о твоих словах, Корвин: "Все дороги ведут  в  Эмбер".
Тогда я долго размышлял о том, как меняет мир выбор,  который  мы  делаем,
несмотря на то, что для твоего рода исход кажется неизбежным.
     - Ты знаешь? Ты все понял? - удивился я.
     Он кивнул и показал вниз:
     - Там ведь настоящий Эмбер, да?
     - Да, - ответил я. - Настоящий!




                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                               РУКА ОБЕРОНА




                                    1

     Яркая вспышка озарения под стать этому особенному солнцу...
     И он был там... Красующийся на свету этого  солнца  узор,  который  я
видел до сих пор только светящимся в темноте: Лабиринт.  Великий  Лабиринт
Эмбера, наметанный на овальном уступе под странным небом-морем.
     И я знал, благодаря, наверное, тому внутри меня, что  связывало  нас,
что этот должен быть настоящим. А это означало, что Лабиринт в Эмбере  был
только парным его Отражением.
     А это означало, что  и  сам  Эмбер  был  только  Отражением,  хотя  и
особенным, потому что Лабиринт не перенесся  за  пределы  царства  Эмбера,
Рембы и Тир-на Ног-та. И тогда, значит, место, куда мы прибыли,  было,  по
закону первенства и конфигурации, настоящим Эмбером.
     Я  повернулся  к  улыбающемуся  Ганелону,   с   его   плавившимся   в
безжалостном свете обликом и нечесанными волосами.
     - Как ты узнал? - спросил я его.
     - Ты же знаешь, Корвин, я очень хорошо угадываю, - ухмыльнулся  он  в
бороду, - и я вспомнил все, что ты когда-либо рассказывал мне  об  Эмбере:
как его Отражение и Отражение вашей борьбы отражаются на разных  мирах.  Я
часто гадал, думая о Черной Дороге, не  могло  ли  что-нибудь  отбрасывать
такое Отражение на сам Эмбер. И  как  я  представлял  себе,  такое  что-то
должно было являться чем-то первоосновным, мощным и тайным. -  Он  показал
на сцену перед нами: - Вроде этого.
     - Продолжай, - бросил я.
     Выражение его лица изменилось, и он пожал плечами.
     - Так, значит, должен был быть слой реальности  более  глубокий,  чем
ваш Эмбер, - объяснил он,  -  где  и  была  сделана  грязная  работа.  Ваш
зверь-покровитель привел нас к тому, что кажется именно  таким  местом,  и
это пятно выглядит именно, как грязная работа. Ты согласен со мной?
     Я кивнул:
     - Меня так ошеломила, скорее, твоя восприимчивость, чем сам вывод,  -
заметил я.
     - Ты меня в этом обставил, - признался справа от меня  Рэндом.  -  Но
такое ощущение просочилось-таки, деликатно выражаясь, до моих  печенок.  Я
почему-то верю, что там внизу и есть основа нашего мира.
     - Посторонний наблюдатель может иногда лучше  понять  положение,  чем
тот, кто является частью его, - заметил Ганелон.
     Рэндом взглянул не меня и  обратил  свое  внимание  обратно  к  этому
зрелищу.
     - Как ты думаешь, все снова изменится, если мы  спустимся  посмотреть
вблизи? - поинтересовался он.
     - Есть только один способ выяснить это, - произнес я.
     - Тогда, колонной по одному, - согласился Рэндом. - Я - первым.
     - Ладно.
     Рэндом направил своего коня направо,  затем  налево,  снова  направо,
длинной серией подъемов и спусков, проведшей нас зигзагами  через  большую
часть поверхности стены. Продолжая двигаться в том же порядке, который  мы
сохраняли весь день, я последовал за ним, а последним ехал Ганелон.
     - Кажется, теперь достаточно стабильно, - крикнул впереди Рэндом.
     - Пока.
     - Ниже в скалах я вижу отверстие.
     Я нагнулся вперед. На одном уровне с овальным плато находился вход  в
пещеру.
     Расположение его было таким, что, когда мы занимали  позицию  повыше,
он был скрыт из поля зрения.
     - Мы проедем довольно близко от него, - промолвил я.
     - Быстро, осторожно и молча, - добавил Рэндом.
     Он вынул шпагу.
     Я вытащил из ножен Грейсвандир, а в одном повороте позади и надо мной
Ганелон обнажил свое оружие.
     Мы не проехали мимо отверстия, а повернули еще  раз  налево,  прежде,
чем подъехали к нему. Мы двигались, однако, в десяти-пятнадцати  футах  от
него, и я заметил неприятный запах, который не  смог  опознать.  Кони  же,
должно быть, разобрались лучше и были по натуре пессимистами,  потому  что
они прижали уши к головам, раздули  ноздри  и  издавали  тревожные  звуки,
противясь поводьям.  Они,  однако,  успокоились,  как  только  мы  сделали
поворот и снова начали двигаться прочь от отверстия. Они  не  страдали  от
приступов страха, пока мы не достигли конца нашего спуска и не направились
к поврежденному Лабиринту. Они отказались приближаться к нему.
     Рэндом спешился. Он подошел к краю узора, остановился и  пригляделся.
Через некоторое время он, не оборачиваясь, проговорил:
     -  Из  всего,  что  мы   знаем,   следует,   что   повреждение   было
преднамеренным.
     - Кажется, так, - согласился я.
     - Также очевидно, что нас привели сюда не без причины.
     - Я бы сказал, что да.
     - Тогда не требуется  слишком  большого  воображения,  чтобы  сделать
вывод, что цель нашего пребывания здесь - определить,  как  был  поврежден
Лабиринт и что можно сделать для его ремонта.
     - Возможно. Каков же твой диагноз?
     - Пока никакого.
     Он  двинулся  вдоль  периметра  геометрической  фигуры  направо,  где
начинался эффект кляксы. Я бросил шпагу в ножны и приготовился  спешиться.
Ганелон протянул руку и взял меня за плечо.
     - Я и сам могу, - начал было я.
     - Но,  Корвин,  -  сказал  он,  игнорируя  мои  слова,  -  посередине
Лабиринта, похоже,  есть  маленькая  неправильность.  У  нее  вид  чего-то
такого, чему здесь не место.
     - Где?
     Он показал, и я проследовал взглядом за его жестом.
     Неподалеку от центра находился какой-то посторонний предмет. Палка?
     Камень? Случайно залетевший кусок бумаги? На  таком  расстоянии  было
невозможно точно сказать, что это.
     - Я вижу его, - проронил я.
     Мы  спешились  и  направились  к  Рэндому,  который  к  тому  времени
пригнулся над крайним правым концом узора, изучая обесцвеченность.
     - Ганелон заметил что-то у центра.
     Рэндом кивнул:
     - И я заметил. Я как раз пытался решить, как половчее  подобраться  и
разглядеть получше. Мне как-то не по вкусу проходить разрушенный Лабиринт.
С другой стороны, я гадал, чему я подставлю себя под удар, если  попытаюсь
пройти через замазанный участок. А ты что думаешь?
     - Прохождение того, что здесь есть  от  Лабиринта,  потребует  немало
времени, если сопротивление тут сродни тому, что дома.  Нас  также  учили,
что сбиться там с пути - смерть, а это  положение  вынудит  меня  покинуть
его, когда я доберусь до пятна. С другой стороны, как ты говоришь, я могу,
ступив на черное, подать сигнал тревоги нашим врагам. Так что...
     - Так что ни один из вас не будет этого делать, - перебил Ганелон.  -
Я пройду Лабиринт.
     Затем, не дожидаясь ответа, разбежавшись, он прыгнул в черный сектор,
пронесся через него к центру, остановился ровно настолько, чтобы подобрать
какой-то небольшой предмет, повернулся и побежал назад.
     Спустя несколько секунд он стоял рядом с нами.
     - Это была рискованная затея, - буркнул Рэндом.
     Он кивнул:
     - Но если бы я  этого  не  сделал,  вы  бы  все  еще  обсуждали,  как
поступить.
     Он поднял руку и протянул предмет.
     - Ну, а теперь, что вы скажете об этом?
     Он держал кинжал. На  него  был  насажен  прямоугольник  запятнанного
картона. Я взял его у Ганелона.
     - Похоже на Карту, - предположил Рэндом.
     - Да.
     Я высвободил Карту и разгладил порванные края.  Человек,  которого  я
рассматривал, был наполовину знакомым. Это значит, конечно, что он был так
же наполовину незнакомым.
     У него были светлые,  прямые  волосы,  чуть  резковатые  черты  лица,
легкая улыбка и несколько мелкокостное телосложение.
     Я покачал головой:
     - Я его не знаю.
     - Дай-ка мне посмотреть.
     Рэндом взял у меня Карту и свел над ней брови.
     - Нет, - произнес он через некоторое время, - я тоже не знаю. Кажется
почти так, будто мне следовало знать, но... нет.
     В этот момент лошади возобновили свои жалобы, и с куда большей силой.
И нам  нужно  было  лишь  немного  обернуться,  чтобы  узнать  причину  их
беспокойства. Он выбрал именно этот момент, чтобы появиться из пещеры.
     - Проклятье, - прорычал Рэндом.
     Я согласился с ним.
     Ганелон прочистил горло и обнажил меч.
     - Кто-нибудь знает, что это такое? - прошептал он.
     Мое первое впечатление  от  зверя  заключалось  в  том,  что  он  был
змееподобным, как из-за его движений, так и  из-за  того  факта,  что  его
длинный толстый хвост казался, скорее, продолжением его  длинного  тонкого
тела, чем всего лишь довеском.
     Однако, он передвигался на четырех  ногах  с  двумя  сочленениями,  с
большими ступнями и грозными когтями.
     Его узкая голова была с клювом и раскачивалась из стороны в  сторону,
когда он приближался, показывая нам  то  один,  то  другой  светло-голубой
глаз. По бокам были сложены большие крылья, пурпурные и  кожистые.  Он  не
имел ни шерсти, ни волос, ни перьев, хотя на груди,  плечах,  спине  и  по
всей длине хвоста блестела чешуя. От  клюва-штыка  до  кончика  хвоста  он
казался немногим большим трех метров.
     Когда он  двигался,  раздавалось  легкое  позвякивание,  и  я  уловил
отблеск чего-то яркого у него на шее.
     - Самое близкое  к  нему,  что  я  знаю,  -  заметил  Рэндом,  -  это
геральдический зверь, грифон. Только этот лысый и пурпурный.
     - Определенно не наша национальная птица, - добавил я.
     Я вынул Грейсвандир и направил острие на одну линию с головой зверя.
     Зверь  выбросил  красный  раздвоенный  язык.  Он  поднял  крылья   на
несколько дюймов и уронил их. Когда его  голова  качнулась  вправо,  хвост
двинулся влево,  затем  наоборот,  производя,  когда  он  наступал,  почти
гипнотический текучий эффект.
     Его, однако, кажется, больше беспокоили лошади, чем  мы,  потому  что
курс его был направлен совершенно мимо нас, к месту, где стояли,  дрожа  и
роя копытами землю, наши кони.
     Я двинулся преградить ему путь.
     В этот момент он встал на дыбы.
     Крылья поднялись и распустились, раскинувшись, словно  пара  обвисших
парусов, поймавших вдруг порыв ветра.
     Он стоял на задних ногах и возвышался над нами, занимая, казалось,  в
четыре раза больше места, чем прежде.
     Затем он издал пронзительный, жуткий охотничий  крик  или  вызов,  от
которого у меня долго звенело в ушах.
     С этим он  резко  опустил  свои  крылья  вниз  и  прыгнул,  становясь
временно летучим.
     Лошади понесли и обратились в бегство. Зверь был за  пределами  нашей
досягаемости.  Только  тогда  я  понял,  что  означала  яркая  вспышка   и
позвякивание. Это чудище сидело на привязи,  состоящей  из  длинной  цепи,
тянувшейся назад в пещеру.
     Точная  длина  его   поводка   была   в   данную   минуту   вопросом,
представляющим собой более, чем академический интерес.
     Я повернулся, когда он пролетел, шипя, хлопая крыльями и падая,  мимо
меня.
     Зверь не обладал  достаточной  инерцией,  чтобы  добиться  настоящего
взлета при таком коротком разбеге.
     Я увидел, что Звезда и Огнедышащий отступали к противоположному концу
овала. С другой стороны коня Рэндома понесло в направлении Лабиринта.
     Зверь снова  коснулся  земли,  повернулся,  словно  для  того,  чтобы
погнаться за Яго, конем Рэндома, затем вновь стал изучать нас и замер.  На
этот раз он был намного ближе - меньше четырех метров - и  склонил  голову
набок, показывая нам правый глаз,  а  затем  открыл  клюв  и  издал  тихий
каркающий звук.
     - Что скажешь, если мы набросимся на него сейчас? - предложил Рэндом.
     - Нет. Подожди. В его поведении есть что-то необычное.
     Пока я говорил, он уронил голову и опустил крылья. Затем он три  раза
клюнул землю и снова поднял голову, после  чего  частично  собрал  крылья.
Хвост его резко дернулся, а затем более энергично  завилял  из  стороны  в
сторону. Он открыл клюв и повторил каркающий звук.
     В этот момент нас отвлекли.
     Я