Бенедикт вернулся, в доме никого не было.  Он  отправился  на
поиски и обнаружил три трупа, а тебя и след простыл.
     - Понятно... Где он их нашел?
     -  В  небольшой  рощице  за  садовым  участком.  Могила  была  совсем
неглубокой.
     Все верно... Лучше не говорить, что я видел эту могилу.
     - Но с чего он взял, что их убил именно я?
     - Бенедикт в недоумении, Корвин. Он никак не может понять, почему  ты
не прикончил  его,  когда  тебе  представилась  такая  возможность.  И  он
поражен, что ты позвал меня на помощь.
     - Бенедикт несколько раз назвал меня убийцей, но...  Ты  передал  ему
то, о чем я просил?
     - Да. Сначала он отмахнулся от меня, как  от  мухи,  заявив,  что  ты
лжешь.  Я  сказал,  что  ты  говорил  искренне  и   настаивал   на   своей
невиновности. Это его сильно обеспокоило. Он спросил, верю я тебе или нет.
     - А ты мне веришь?
     - Проклятье, Корвин! Как я могу тебе верить или  не  верить?  Мы  так
давно не виделись, и вдруг ты... - он запнулся и, прищурившись,  посмотрел
мне в глаза. - Тут что-то не так. Почему ты отдал предпочтение мне? Ведь у
тебя была полная колода.
     - Ты шутишь?
     - Я требую ответа на свой вопрос.
     - Хорошо. Ты - единственный, кому я доверяю.
     - И это все.
     - Нет. Бенедикт не хочет, чтобы в Эмбере о нем знали. Мне  доподлинно
известно, что только вы с Джулианом были в  курсе  его  дел.  Я  не  люблю
Джулиана и не верю ему. С тебя довольно?
     - Почему ты решил, что мы с Джулианом знаем о Бенедикте?
     - Потому что вы жили в его доме после того, как Черная Дорога изрядно
вас потрепала. Я слышал об этом от Дары.
     - Да кто такая эта Дара, в конце концов?
     - Осиротевшая дочь  старого  слуги  Бенедикта,  которую  он  взял  на
воспитание. Она гостила у него одновременно с вами.
     - И ты послал ей браслет. Ты также говорил о ней, когда вызвал меня к
Бенедикту.
     - Да, конечно. А в чем, собственно, дело?
     - Ни в чем. Я ее не помню.  Скажи,  почему  ты  так  внезапно  уехал?
Согласись, Бенедикт имел право думать, что ты виновен.
     - Я и был виновен... Но не в  убийстве.  Как  ты  считаешь,  зачем  я
приехал в Авалон? Ведь ты видел в  фургоне  коробки.  Я  действительно  не
хотел встречаться с Бенедиктом, который наверняка поинтересовался бы,  что
это такое. Черт побери! Если б я счел нужным бежать, то не потащил  бы  за
собой груженый фургон!
     - Что было в коробках?
     - Прекрати. Я не хотел говорить этого Бенедикту,  не  скажу  и  тебе.
Пусть наведет справки и выяснит, если ему больше нечего делать. Но от меня
он не услышит ни слова. Впрочем, теперь это не  имеет  значения.  Главное,
что я достал в Авалоне одну вещь, не представляющую там  особой  ценности,
но необходимую мне для дела. Ты удовлетворен ответом?
     - Да. По крайней мере в нем есть смысл.
     - Тогда ответь мне на мой вопрос: ты считаешь, что я их убил?
     - Нет. Я тебе верю.
     - А Бенедикт?
     - Он не нападет на тебя, пока вы  не  объяснитесь.  У  него  возникли
сомнения, в этом я уверен.
     - И то ладно. Спасибо тебе, Жерар. Мне пора.
     Я поднял руку.
     - Подожди, Корвин! Подожди!
     - В чем дело?
     - Как тебе удалось пересечь Черную Дорогу? Ты уничтожил  огромный  ее
участок в том месте, где проехал. Каким образом?
     - Лабиринт, - сказал я. - Если когда-нибудь  ты  попадешь  на  Черной
Дороге в беду, ударь по ней Лабиринтом изо всех сил. Ты ведь  знаешь,  как
иногда приходится держать его  перед  мысленным  взором,  когда  отражения
начинают разбегаться в стороны и выходят из-под контроля?
     - Да. Но я пытался это сделать, и у  меня  ничего  не  вышло.  Только
голова разболелась. Черная дорога не является отражением.
     - Ты прав и не прав. Я знаю, что  она  из  себя  представляет.  А  ты
слишком рано сдался. Я концентрировался на  Лабиринте  до  тех  пор,  пока
голова моя, казалось, не раскололась от боли. Я чуть не потерял  сознания,
и тогда раскололся окружающий меня мир. Не могу сказать, что ощущение было
из приятных, но результат налицо.
     - Я запомню, - сказал он. Ты собираешься объясниться с Бенедиктом?
     - Нет. Ничего нового он от меня не услышит. Теперь он немного  остыл,
так что пусть сам во всем разберется. К тому же мне не хочется  рисковать.
Поединок с Бенедиктом не входит в мои  планы.  И  я  воспротивлюсь  всякой
попытке войти со мной в контакт.
     - Что будет с Эмбером, Корвин? Что будет с Эмбером?
     Я опустил глаза.
     - Не вставай на моем пути, когда я вернусь, Жерар. Поверь, у тебя нет
ни одного шанса помешать мне.
     - Корвин... Нет, подожди. Прошу тебя, одумайся. Не нападай сейчас  на
Эмбер. Государство в опасности.
     - Мне очень жаль, Жерар. За  последние  пять  лет  я  думал  об  этом
больше, чем вы все вместе взятые.
     - Что ж, тогда мне тоже жаль.
     - Извини, мне пора.
     Он кивнул.
     - До свидания, Корвин.
     - До свидания, Жерар.
     Через несколько часов солнце скрылось за холмом, наступили сумерки. Я
встал,  отряхнул  куртку,  надел  ее,  потушил  окурок  и  выкинул  пустую
сигаретную пачку. Дом по-прежнему не подавал  признаков  жизни  -  пыльные
стекла не загорелись светом, выбитое окно  осталось  выбитым.  Я  медленно
пошел вниз по склону холма.
     Дом Флоры в Вестчестере был давно продан, чего и следовало ожидать. У
нее больше не было причин  оставаться  на  отражении  земля.  Она  успешно
справилась с ролью надсмотрщицы, получила обещанную награду и теперь  жила
в Эмбере.
     Меня раздражала мысль о том, что флора все время находилась рядом  со
мной, а я об этом не знал.
     Я долго колебался, обдумывая, не поговорить  ли  мне  с  Рэндомом,  и
пришел к  выводу,  что  это  бессмысленно.  Я,  конечно,  с  удовольствием
выслушал бы последние новости, но они  никак  не  могли  повлиять  на  ход
событий. Я был уверен, что могу доверять  Рэндому,  ведь  он  здорово  мне
помог, и хотя его трудно было назвать  альтруистом,  он  сделал  для  меня
больше, чем кто-либо другой. Сейчас Рэндом женился,  и  в  Эмбере  его  не
любили,  но  терпели.  Скорее  всего  он  с  радостью  примет  любое   мое
предложение; но, взвесив все "За" и "Против", я решил поговорить с ним при
встрече.
     Я сдержал слово и противился всякой попытке контакта, а надоедали мне
по несколько раз на дню в течение первых двух недель. Затем меня  оставили
в покое. Захотелось  поживиться  моими  мыслями,  дорогие  братики?  Слуга
покорный!
     Я подошел к дому сзади, протер стекло рукавом.  Я  вел  наблюдение  с
холма  вот  уже  третий  день,  и  мне  казалось  невероятным,  что  здесь
кто-нибудь живет. Все же...
     Я заглянул внутрь.
     Беспорядок был жуткий, половины вещей недоставало. Я обошел веранду и
подергал за ручку двери. Заперто. Я усмехнулся.
     Девятый кирпич снизу, четвертый сверху. Ключ никто не нашел. Я  вытер
его о куртку, открыл дверь и вошел в дом.
     Повсюду лежал толстый слой пыли. В камине валялись банки из-под кофе,
ломаные бутербродницы и засохший кусок сосиски, а также разнообразные дары
природы, попавшие через трубу. Я закрыл заслонку.
     Из входной двери был выломан замок. Я налег на ее плечом и  убедился,
что она забит изнутри. На  стене  в  прихожей  было  написано  неприличное
слово. Я пробрался на кухню. Там царил хаос. Все, что не украли, лежало на
полу. На линолеуме  остались  глубокие  царапины,  свидетельствующие,  что
холодильник и электробатарею тащили волоком.
     Я попятился, вышел из кухни и направился в мастерскую. Пусто. Проходя
по дому, я с удивлением увидел в спальной кровать и два дорогих кресла.
     В кабинете меня ждал еще один приятный сюрприз: отсюда  почти  ничего
не вынесли, и письменный стол, как всегда, был  завален  всякой  всячиной.
Закурив сигарету, я подошел к нему и уселся в кресло. Мои книги стояли  на
полках. Никто не крадет книг, кроме старых друзей, а...
     Я не поверил своим глазам. Вскочив на ноги, я подошел почти  вплотную
к стене, боясь ошибиться.
     Прекрасная гравюра Йошитоши Мори висела на прежнем месте -  опрятная,
элегантная, страстная. Неужели никому не пришло в голову, что это  -  одна
из самых дорогих вещей...
     Опрятная?
     Я взглянул на раму, провел по ней пальцем.
     Слишком опрятная. Единственный предмет в доме, на котором не было  ни
пыли, ни грязи.
     Я осмотрел  раму  тщательнейшим  образом  и,  не  обнаружив  взрывных
устройств, снял ее с крюка и положил  на  подоконник.  Участок  стены,  на
которой она висела, был пыльным и грязным.
     Я вернулся к столу и сел в кресло. Кому-то хотелось меня напугать,  и
он своего добился. Этот кто-то забрал гравюру мори, содержал ее в  чистоте
и порядке - за что я  был  ему  крайне  признателен,  -  а  затем,  совсем
недавно, повесил ее на старое место. Значит, меня здесь ждали.
     Но в таком случае зачем об этом предупреждать? Чтобы я скрылся?  Чушь
какая-то. Если я попал в ловушку, она уже захлопнулась. Я вытащил пистолет
из кармана брюк и засунул его за пояс. Никто не  мог  знать,  что  я  сюда
вернусь. Я и сам этого не знал. Трудно  объяснить  чувство,  которое  мною
руководило, когда я решил еще раз взглянуть на дом, в котором прожил всего
несколько лет.
     Допустим, неизвестный повесил гравюру мори на старое место, зная, как
она мне дорога, и лишь предполагая, что  я  за  нею  вернусь.  Что  ж,  он
оказался прав. Но на меня никто не напал, а  следовательно,  это  была  не
ловушка. Что тогда?
     Сообщение. Важное сообщение.
     Какое? Где? И главное, кто?
     Самым надежным тайником в доме, если его  не  обнаружили,  был  сейф.
Посмотрим. Я подошел к противоположной стене, отодвинул деревянную панель,
набрал на циферблате код, сделал шаг в сторону и осторожно  открыл  дверцу
старой тростью, валявшейся на полу.
     Взрыва не произошло. Впрочем, я не сомневался, что его не будет.
     В  сейфе  лежали  несколько  сот  долларов,  письма,  ценные  бумаги,
расписки.
     И конверт. Плотный белый конверт, на самом видном месте.
     На конверте было написано мое имя.

     - Брат Корвин, - прочитал я на листке бумаги, - если ты  читаешь  это
письмо, значит мы все еще думаем более  или  менее  одинаково,  и  я  могу
предугадать твои поступки. Я благодарю тебя за одолженную гравюру  мори  -
насколько я понимаю, одну из двух причин, по которым ты  можешь  вернуться
на это отвратительное отражение. Мне очень не хочется отдавать ее, так как
наши вкусы тоже достаточно схожи, и она уже  несколько  лет  украшает  мои
покои. Пусть же ее возвращение послужит свидетельством моей доброй воли  и
просьбой внимательно отнестись к тому, что я хочу  тебе  сказать.  Я  буду
откровенен, чтобы ты не сомневался в моей искренности, и поэтому не  стану
извиняться за то, что я с тобой сделал. Я жалею только о том, что не  убил
тебя сразу, когда мне  представилась  такая  возможность.  Тщеславие  меня
сгубило. Зрение вернулось к тебе, но вряд ли этот факт что-либо изменит  в
наших с тобой отношениях. Твое послание "Я вернусь" лежит сейчас  на  моем
письменном столе. Если бы его написал я, то обязательно вернулся  бы.  Так
как мы действительно очень похожи, я предвидел, что ты сдержишь  слово,  и
принял соответствующие меры. Ты никогда не был глуп, и я понимаю, что  для
нападения на Эмбер ты собираешь большое  войско.  Я  поплатился  за  былое
тщеславие и готов сейчас поступиться своей гордостью. Я прошу у тебя мира,
Корвин, - не ради себя,  а  ради  благополучия  государства.  Существа  из
отражений атакуют Эмбер большими силами, и я не могу  разобраться,  почему
так происходит. Против этих сил, самых страшных на моей памяти, вся  семья
объединилась и принесла мне присягу в верности.  Мне  бы  очень  хотелось,
чтобы ты стал моим союзником и помог в  битве  за  правое  дело.  Если  ты
откажешься, прошу тебя, подожди нападать на Эмбер, забудь о  своих  планах
хотя бы на время. Если же ты решишь мне помочь, то я не требую,  чтобы  ты
признал меня законным монархом, - Согласись только, что я буду командовать
в течение этого кризиса. Тебе будут возданы все  почести,  приличествующие
твоему сану. Нам необходимо поговорить, чтобы ты понял, насколько серьезна
ситуация в Эмбере. Так как все мои  попытки  вызвать  тебя  не  увенчались
успехом, вкладываю в конверт свою карту. Пожалуйста, воспользуйся ею.  Ты,
конечно, можешь подозревать меня в неискренности, но я  даю  тебе  честное
слово, что все сказанное мною - правда.
                                                  Эрик, повелитель Эмбера.

     Я перечитал письмо и усмехнулся. Может, он считал, что  проклятья  не
имеют силы?
     Не выйдет, мой дорогой брат. Это, конечно, очень благородно  с  твоей
стороны - Вспомнить обо мне в тяжелый для тебя час (и я верю тебе,  можешь
не сомневаться, потому что все  мы  -  люди  чести),  -  но  встреча  наша
произойдет согласно моему, а не твоему расписанию. Что же касается Эмбера,
то я не меньше тебя думаю о нем и сделаю  для  его  процветания  все,  что
сочту нужным. Могилы  полны  людьми,  которые,  как  и  ты,  считали  себя
незаменимыми. Но я скажу тебе это не сейчас, а стоя лицом к лицу.
     Я сунул письмо и карту в карман куртки, затушил  сигарету  в  грязной
пепельнице на столе. Затем снял с кровати в  спальной  чистую  простыню  и
завернул в нее моих воинов. Придется  им  подождать  меня  в  каком-нибудь
безопасном месте.
     Проходя по дому, я задумался. Зачем же я все-таки пришел? Я  вспомнил
людей, живших по соседству, своих старых знакомых. Интересно,  справлялись
ли они обо мне? Этого я, конечно, никогда не узнаю.
     Наступила ночь, и на чистом небе появились первые звезды. Я запер  за
собой дверь, положил ключ на старое место и забрался на холм.
     Стоя на его вершине,  я  оглянулся  и  посмотрел  на  дом,  пустой  и
одинокий, словно жестянка из-под пива, которую выбросили на обочину дороги
за ненадобностью. Повернувшись, я пошел через небольшое поле к дороге,  на
которой оставил машину. Зря я оглянулся.



                                    9

     Мы с Ганелоном отбыли из Швейцарии на двух грузовиках.  В  Бельгии  я
загрузил в них автоматические винтовки. Одно  ружье  весило  всего  десять
фунтов, значит, триста - полторы тонны, так что у нас осталось  место  для
канистр с горючим, запасных частей и провианта. Само собой,  нам  пришлось
срезать угол, меняя отражения, чтобы не попасться на глаза людям,  которые
стоят на границе с единственной целью - создавать автомобильные пробки.
     Мы  отправились  в  путь  (я  возглавил  нашу  скромную  колонну).  В
маленьких  деревнях,  раскиданных  среди  бурых  холмов,   навстречу   нам
попадались лишь запряженные в  телеги  кони.  Небо  стало  лимонно-желтым,
повсюду летали  птицы  без  оперения.  Мы  ехали  долго  и  несколько  раз
натыкались на Черную Дорогу. Небо часто меняло  цвет,  местность  была  то
равнинной,  то  холмистой.  Грузовики  трясло  на  проселочных  дорогах  и
заносило на шоссе, гладких, как стекло. Мы перевалили через горы, обогнули
темно-вишневое море. Над нами бушевали бури, с  земли  поднимались  густые
туманы.
     Я потратил  почти  весь  день  на  поиски  отражения  (или  отражения
отражения - в данном случае это не играло роли), в котором они жили.
     Да, да, те самые мохнатые  существа  невысокого  роста  с  клыками  и
когтями, которыми я когда-то командовал. Их чуткие пальцы были прямо  таки
созданы, чтобы нажимать на курки. К тому же  бедняги  меня  боготворили  и
радовались моему появлению, как дети, хотя всего пять лет назад я повел на
верную смерть цвет их нации. Впрочем, с богов  не  спрашивают.  Их  любят,
чествуют и им поклоняются. Мохнатые существа очень огорчились, узнав,  что
мне нужно  всего  несколько  сот  солдат.  Я  отказал  тысячам  и  тысячам
добровольцев, хотя моральный аспект на этот раз меня не тревожил. В  конце
концов, я всегда мог сказать, что преследую благородную цель: отомстить за
погибших  товарищей  и  доказать,  что  гибель  их   была   не   напрасна.
Естественно, я так  не  думал,  но  мне  всегда  нравилось  упражняться  в
софистике. А может, мне  следовало  смотреть  на  них  как  на  наемников,
которые получают плату  в  виде  духовных  ценностей.  Одни  сражаются  за
деньги, другие - за веру, а результат один. Я готов был заплатить и тем  и
другим.
     Впрочем,  моим  солдатам  почти  ничего  не  грозило   -   они   были
единственными обладателями огнестрельного оружия. Правда, на их  отражении
капсюли все еще не взрывались, и мне пришлось подыскать другое, похожее на
Эмбер. К сожалению, в соответствии с  законом,  которому  подчиняются  все
отражения, оно находилось в  непосредственной  близости  от  Эмбера,  и  я
нервничал  всякий  раз,  когда  моя  маленькая   армия   отправлялась   на
стрельбища, чтобы попрактиковаться. Вряд ли, кончено, сюда  забредет  один
из моих братьев, но на моей памяти происходили и не такие совпадения.
     Через три недели я решил, что  мохнатые  существа  достаточно  хорошо
подготовлены, и отдал приказ к выступлению. Прохладным солнечным утром  мы
снялись с лагеря и пошли по  отражениям:  колонны  солдат  маршировали  за
грузовиками. Моторы их начали работать с перебоями, но, слава  богу,  пока
не отказали.
     На этот раз я решил атаковать Колвир не с юга, а с севера.  Я  разбил
отряд на батальоны, и каждый солдат знал, что ему делать и  какую  позицию
занять, когда мы подойдем к вечному городу.
     Мы сделали привал, плотно позавтракали и продолжали  идти  вперед,  а
голубое  небо  потемнело,  совсем  как  в   Эмбере.   Каменистая   равнина
закончилась; на черной плодородной земле росла зеленая трава, цвели кусты,
покачивали ветвями деревья. Воздух был свеж и прозрачен.
     К  вечеру  мы  дошли  до  Арденского  леса   и   разбили   лагерь   у
деревьев-великанов, выставив  тройные  караулы.  Ганелон,  вырядившийся  в
костюм цвета хаки и нацепивший берет, долго сидел со  мной  рядом,  изучая
карты местности, которые я ему чертил.
     До Колвира оставалось около сорока миль.
     Грузовики подверглись нескольким  трансформациям  и  в  конце  концов
перестали заводиться.  Мы  столкнули  их  в  овраг,  прикрыли  ветками  и,
распределив патроны и продовольствие между солдатами, продолжали путь.
     Я решил идти через лес, который знал как свои пять  пальцев.  Дорога,
естественно, становилась длиннее,  но  безопаснее.  За  весь  день  мы  не
увидели никого, кроме лис, оленей,  зайцев  и  белок.  Вдыхая  упоительные
ароматы, глядя на изумрудно-зеленые с вкраплениями золота стволы деревьев,
я вспоминал более счастливые времена. Перед восходом солнца я забрался  на
один из лесных великанов и посмотрел в сторону Колвира. Над некоторыми его
пиками бушевала гроза, над другими - висел густой туман.
     На следующее утро мы столкнулись с одним  из  патрульных  отрядов,  и
было непонятно, кто кого застал врасплох.  Пальба  началась  сразу  же.  Я
сорвал голос, крича, чтобы прекратили стрелять без толку,  но  каждому  не
терпелось опробовать оружие  на  живой  мишени.  В  патруле  было  человек
двадцать, и никто не ушел живым. С нашей стороны потерь не было, лишь один
солдат по ошибке ранил другого, а может, он сам себя ранил - я  так  и  не
разобрался в  этом  инциденте.  Шуму  мы  наделали  много,  и  я  приказал
двигаться как можно быстрее, так как боялся,  что  поблизости  могут  быть
другие патрульные отряды.
     К вечеру мы покрыли довольно  большое  расстояние  и  сквозь  просвет
деревьев увидели горы. Над их  пиками  все  еще  висели  грозовые  облака.
Мохнатые  существа  были  опьянены  первой  победой  и  долго   не   могли
угомониться.
     Весь следующий день  мы  шли,  не  останавливаясь,  успешно  избежали
столкновений с двумя отрядами и разбили лагерь на  высоте  в  полмили  над
уровнем моря. Стоял туман, облака сгустились, предвещая штормовую  погоду.
В эту ночь я спал плохо. Мне снились Лорен