еха  не  имел.
Общаться с музыкой посредством чаропения, как ты, он не способен. И  вообще,
Горпул мне нужнее здесь.
   - В масштабах битвы с  Броненосным  народом  не  очень-то  впечатляет,  -
пробормотал Джон-Том. - С другой стороны, и правда лучше, чем ничего.
   - Не раз и не два я слышал от тебя, что ты всю жизнь следуешь за музыкой,
- напомнил Клотагорб. - Вот  возможность  сделать  это  в  прямом,  а  не  в
переносном смысле.
   - И куда она нас, по-вашему, заведет? - осведомился Джон-Том.
   Черепах поднял очи горе:
   - Кто знает? Я могу одно  сказать:  доводилось  тебе  странствовать  и  в
обществе гораздо менее симпатичных проводников.
   - А что, если я все-таки решусь и пойду вслед  за  музыкой?  -  размышлял
Джон-Том. - Но ведь  она  может  в  любой  момент  исчезнуть,  рассеяться  в
зарослях или утонуть в земле, и что тогда останется нам с Маджем?  Жалеть  о
потерянном времени и  корить  себя  за  несусветную  глупость?  Как  мы  все
объясним Талее и Виджи?
   Предмет его размышлений вдруг метнулся в коридор, возвратился, позванивая
с отчетливым волнением, и снова отлетел.
   - Хочешь - иди, не хочешь - оставайся, - поторопил Клотагорб. - Но  решай
поскорей. Я катастрофически теряю созерцательный настрой.
   Джон-Том  предпочел  бы  более  явственную  необходимость,  более  четкую
перспективу применения его чаропевческого дара.  Ему  же  предлагали  только
горсточку жалобно зовущих нот.
   - Мадж? - спросил он, оттягивая решение.
   Выдр закатил глаза.
   - Ну, я думаю, ежели прошвырнемся до Вертихвостки, особой беды не  будет.
Можа, шеф, за  это  время  развеется  твоя  тоска.  И  ваще,  музычка  вроде
неопасная, не то че большинство чокнутых причин, которые выманивали тебя  из
дому.
   Мадж вразвалочку вышел  в  коридор  и  замахал  на  ноты  лапами.  Они  с
любопытством пороились между его пальцами и метнулись в сторону двери.
   - Так, значица, да? Ладно, ведите,  тока  постарайтесь  звучать  маленько
пободрее, ага?
   - Улетайте, - велел нотам Клотагорб. - Эта парочка попробует вам  помочь.
Они считаются профессионалами. Я же твердо намерен оставаться здесь, уйдя  в
дальние уголки своего сознания.
   Искристый перезвон как будто понял его - энергично покружил  перед  лицом
Джон-Тома и снова бросился в коридор. У чаропевца  зудела  кожа,  словно  ее
опрыскали вытяжкой радости.
   - Ты принят, - удовлетворенно заключил маг.
   - Да уж, надеюсь. А то ведь не найдется других дураков  слепо  шагать  за
горсткой нот по лесам.
   - Эт точно, - хмуро добавил выдр.
   - Пошли.
   Джон-Том направился к выходу.
   Мадж скорчил рожу.
   - Ага, скока раз я уже слышал это словечко. Ну да ладно. Будь че будет.
   Друзья выбрались вслед за красочными нотами из Древа, прошагали на юг  по
траве и очутились под сенью Колоколесья. Человека  и  выдра  вело  мерцающее
облачко миниатюрных звезд и планет, лун и комет. Но это была не галактика, а
все отчетливее и веселее звучащий фрагмент музыкальной темы.
   Клотагорб  с  облегчением  провожал  их  взглядом.  Горпул  хлопотал   по
хозяйству, а у колдуна  появилась  наконец  возможность  снова  забраться  в
особую комнатку, вместилище бархатной мглы,  и  целиком  уйти  в  созерцание
непостижимых тайн вселенной.
   Усевшись точно в центре сферического помещения, то бишь повиснув точно  в
трех своих ростах  от  пола,  маг  воспользовался  колдовскими  порошками  и
варевами, и вскоре перед ним появился сгусток светящегося тумана, озарив все
кругом.  Под  гнусавый,  гипнотический  речитатив  Клотагорба  туман   начал
приобретать форму и плоть.
   Это была фигура другой  черепахи:  молодой,  гибкой  (насколько  черепаха
вообще может быть гибкой) и  определенно  женственной,  с  мягким  панцирем.
Чары, несомненно,  получились  весьма  впечатляющими,  хотя  их  философская
ценность выглядела несколько спорной. Волшебник поплыл  навстречу  призраку,
сложив на груди  лапы;  на  его  почти  неподвижной  физиономии  угадывалась
странная улыбка.
   Джон-Том и Мадж шагали на юг по  большой  лесной  дороге.  Чаропевец  был
убежден, что в походке Маджа добавилось упругости, а в глазах - блеска.
   - Ну что, старина, возвращается былой азарт?
   Выдр недобро посмотрел на него:
   - Азарт? С чего бы это  вдруг?  По-твоему,  мне  не  терпится  дать  дуба
каким-нибудь кошмарным способом или  потерять  на  жертвенном  алтаре  часть
тела, которую отращивал с особой любовью? Как же, разбежался, держи  карман!
- И тут его зубы сверкнули в столь хорошо знакомой  Джон-Тому  заразительной
улыбке. - Сказать по правде, чувак, я впервой, отправляясь с  тобой  черт-те
куда, наполовину спокоен.  Как  ни  крути,  разве  может  какая-то  забавная
музычка завести в серьезную беду?
   Мадж кивнул в сторону облачка кружащихся нот; оно беспокойно подскакивало
в воздухе, на десяток шагов опережая странников, и зовуще пело.
   От  нечего  делать,  переместив  дуару  на   живот,   Джон-Том   принялся
экспериментировать  с  любимыми   мелодиями.   Нотки-крупинки   откликнулись
незамедлительно - пулей метнулись к нему, вынудив выдра отскочить в сторону,
и зароились вокруг волшебного инструмента.  Они  спиралью  обвивали  двойной
гриф,  смерчиком  ввинчивались  в  резонирующий  корпус,   измеряли   ширину
отверстия для межпространственного гармонического потока у развилки грифов.
   Мадж совсем успокоился, даже хихикнул.
   - Похоже, чувак, ты обзавелся приятелем.
   Джон-Томовы пальцы легко двигались  в  нежном  теплом  сиянии  сиротливых
аккордов.
   - Мы с музыкой всегда приятели. Я успел врасти в нее, а она - в меня. - В
его глазах появился решительный блеск. - Что же  касается  чаропения,  уж  я
постараюсь, чтобы это путешествие отличалось от всех предыдущих.
   Мадж содрогнулся.
   - Джон-Том, погодь-ка! Разве похоже, че тут потребуется много чаропения?
   - Этого мы не знаем, - весело ответил его высокий  попутчик.  -  Но  если
потребуется, я возьму пример с Банкана.  Кто  сказал,  что  яйца  курицу  не
учат?
   - В каком это смысле - возьмешь пример? - хмуро поинтересовался выдр.
   - А в таком, что буду петь не только привычные старые песни.
   Помнишь,  Банкан  сам  сочинял  стихи  и  выходил  победителем  из  любой
переделки?
   - Не гони, шеф. Оно, конечно, не мне такое говорить,  но  тока  на  твоем
месте не стал бы я этого делать, вот так. Не зная броду, не суйся в воду.  У
тебя и без того завсегда хватало неприятностей с выбором подходящей песенки.
И я не уверен, че блестящая импровизация - как раз твой конек.
   - С текстами собственного сочинения я увеличу власть над любыми чарами. А
еще  ты  должен  признать:  вряд  ли  это  будет  хуже,  чем  с   испытанным
репертуаром.
   Выдру пришлось с досадой кивнуть.
   - Тут, чувак, с тобой поспорить трудно.
   - Побольше оптимизма, Мадж. В конце концов, чаропение - моя профессия,  я
ей почти двадцать лет отдал.
   - Это-то меня и беспокоит, - посетовал Мадж, но шепотом.
   - У тебя перо висит, как тряпка,  -  указал  Джон-Том  на  видавшую  виды
зеленую фетровую шляпу и ее украшение.
   Выдр дотронулся до тирольки пальцем.
   - Виджи ее постоянно выбрасывает. А я тишком вытаскиваю из помойки.
   Это у нас игра такая. - И, чтобы сменить тему,  махнул  лапой  в  сторону
реки:
   -  А  че  будем  делать,  ежели  наш   музыкальный   друг   вдруг   решит
сманеврировать влево? Споешь чаропесенку для ходьбы по воде?
   Джон-Том улыбнулся и похлопал друга по плечу.
   - Что-нибудь придумаем, Мадж, как всегда. Проблемы устраняй  по  мере  их
возникновения - вот наше кредо.
   - Ну, ободрил так ободрил, - сухо промолвил выдр.
   Относительно спокойные дни сменяли друг друга. Наконец приятели  достигли
Вертихвостки и повернули на юго-запад.  По  реке  к  далекому  Глиттергейсту
неслись под парусами суденышки, а обратно поднимались медленно,  на  веслах,
борясь с сильным течением - их целью был Пфейффумунтер и  расположенный  еще
дальше  Поластринду.  Иногда  друзья  махали  рукой   и   лапой,   а   члены
разношерстных  экипажей  отвечали,  подчас  бросая   весла   и   возбужденно
жестикулируя при виде звенящего красочного облачка вкупе со странной парой.
   - Я жене записку оставил, так ведь не поверит. -  Мадж  развлекался  тем,
что ловил и отпускал,  снова  ловил  и  снова  отпускал  маленькую  саранчу;
уследить за мельтешением его пальцев Джон-Тому никак не удавалось. -  Решит,
я в Линчбени закатился - пьянствовать и буянить.
   - Ей это вполне простительно, - съязвил Джон-Том.
   - Чувак, да это несправедливо ни хрена! Ты ж знаешь,  я  давно  вырос  из
коротких штанишек прожигателя жизни. Теперь я  уважаемый  оседлый  семьянин,
вот так.
   - Почти всегда, - согласился чаропевец. - Да ты не волнуйся. Когда  Виджи
узнает, что ты со мной, она  успокоится.  Уж  я-то  за  тобой  присмотрю.  И
вообще, твой уход ее разозлит меньше, чем мой - Талею.
   - Верняк, - удовлетворился Мадж. - Я, как-никак, выдр.
   А далеко  позади  безмолвно  стояло  опустевшее  Джон-Томово  дерево.  Не
дрожали от дуарных вибраций деревянные стены, кухонная утварь не содрогалась
от шелеста Талеиного фартука, а то и от ее ругани.
   Недоставало человеческого присутствия звуконедосягаемым спальням наверху,
тосковали они по хрипло-сипло-пронзительному рэпу Банкана, Сквилла и  Ниины.
Аккуратно  заправленными  стояли  кровати,  в  шкафах  грустила  несношенная
одежда, полы бестревожно, сонно ждали возвращения хозяев.
   Если и мелькнет где яркое пятнышко, так это домовой или  демон  прошуршит
щелью между половицами или пересечет потолок и сразу трусливо спрячется. Они
старались избегать умело замаскированных Джон-Томом колдовских ловушек и  не
задерживаться на открытом месте, разве что изредка вступали  в  перепалку  с
бродячим сверчком-ворчуном.
   В дремотной тишине пустующей столовой вдруг явственно захрустел воздух  -
будто  тысяча  старых  газет  подверглась  внезапной  атаке  армии  голодных
термитов. С треском  раскололась  окаменелая  атмосфера,  пропуская  в  себя
угловатые компоненты поразительного нечто. Оно быстро сгущалось,  приобретая
как форму, так и вес.
   Пришелец был чуть повыше Маджа,  снабжен  усиками-антеннами  и  носил  на
спине  ранец.  В  падающих  из  окна  солнечных   лучах   твердая   оболочка
поблескивала  ляпис-лазурью  и   малахитом.   Жесткие   суставчатые   пальцы
манипулировали  пристегнутыми  к  животу  устройствами,  на  груди  ритмично
поднимались и опадали дыхательные органы.
   Твердо встав на многочисленные нижние конечности,  он  обернулся  на  сто
восемьдесят градусов, чтобы изучить обстановку.  На  ногах  его  красовались
шесть металлических туфель филигранной работы, каждая покрыта  тончайшими  и
совершенно непонятными письменами. Громадные глазищи обозрели стол,  кресла,
китайский буфет и коллекцию настенных украшений. Все происходило без единого
звука, не считая тихого шелеста вдохов-выдохов, хотя многочисленные сегменты
рта находились в непрестанном движении.  Режущие  пластины  покрывало  нечто
фиолетовое, словно их владелец месяц питался одним черным виноградом.
   Безволосый череп охватывала золотая бандана не шире ногтя - в тон туфлям.
С четырех пальцев левой руки свисала прямоугольная коробочка из сложных,  но
неопасных полимеров. Ее поверхность усеивали лампочки  и  кнопки.  В  центре
светился прозрачный овальный дисплей. Коробочка настойчиво загудела.
   Когда существо дотронулось пальцем до прозрачной панели, гул смолк.
   Золотые глаза закончили  обзор  кухни,  пришелец  выбрался  в  коридор  и
повторил процедуру осмотра. Одну за другой обошел все комнаты, лишь  изредка
отвлекаясь на привлекшие его внимание  предметы,  которые,  как  выяснялось,
ничего общего с  его  целью  не  имели.  Наконец  гость  оказался  в  студии
Джон-Тома.
   Там он задержался, чтобы двумя  руками  помассировать  крошечные  завитки
чуть ниже золотой банданы. Как только он управился с  этим  делом,  от  него
начал исходить сильный, не лишенный приятности запах.
   Поза крайнего недоумения однозначно указывала, что  пришелец  упустил  из
виду нечто важное.
   С огорченным присвистом он щелкнул  несколькими  кнопками  на  полимерной
коробочке.  И  снова  атмосфера  вокруг  него  зашипела  и  заискрилась  под
пикантный  аккомпанемент  миниатюрных   стеклянных   колокольцев.   Существо
разлетелось вдребезги, его многочисленные осколки ускользнули  по  тончайшим
щелям в пространстве-времени.
   Удивительный гость ничего не забрал и ничего не оставил после себя, кроме
слабого запаха вареного мускатного ореха.

Глава 4

   Через несколько дней Джон-Тома и Маджа охватила тревога: не вознамерилась
ли бродячая музыка завести их прямиком в бурные воды океана Глиттергейст, но
тут мерцающее и звенящее облачко красноречиво повернуло к югу.  Только  одна
закавыка была  сопряжена  с  переменой  курса:  музыка  собиралась  пересечь
Вертихвостку, которая к этому времени успела раздаться и вширь, и вглубь.
   Мадж легко мог переплыть реку не только  со  своим  имуществом,  но  и  с
Джон-Томовым, однако  чаропевец  столкнулся  с  серьезным  препятствием.  Он
приложил ладони рупором ко рту и крикнул эфемерному поводырю:
   - Ты уверена, что это верный путь?
   Горстка звуков метнулась назад и повисла  перед  лицом  Джон-Тома,  затем
снова устремилась через реку. Это повторилось трижды, последний раз  облачко
задержалось недалеко от берега и запрыгало с явным нетерпением.
   - Шеф, я тебя смогу буксировать чуток, но до того берега не дотяну.
   Да тут еще и груз чертов, особливо твоя драгоценная дуара.
   - А мы найдем переправу полегче. В крайнем случае, сам справлюсь.  Я  еще
неплохо плаваю.
   - Ага, для утюга, - согласился выдр.
   - Вижу, с годами ты не  стал  снисходительнее.  Хочешь,  посоревнуемся  в
прыжках в высоту?
   С трудом удалось отыскать ложбинку на скалистом берегу. У  воды  их  ждал
приятный сюрприз - правда, не паром, но виверр на лодке.  Он  был  не  прочь
переправить  странников  через  Вертихвостку.  Джон-Том   счел   запрошенную
лодочником цену божеской, выдр же едва не лопнул от возмущения.  Как  только
они  благополучно  достигли  противоположного  берега,  чаропевцу   пришлось
настоять, чтобы Мадж возвратил изумленному виверру  тайком  изъятые  из  его
кармана деньги.
   - Я тебя не понимаю, - воспитывал Джон-Том  друга,  когда  они  двинулись
дальше по почти не примятой траве южнее реки. - Мы давно не пацаны,  которым
вечно не хватает карманных денег. Можем позволить  себе  такой  пустяк,  как
справедливая плата за добросовестный труд. Твоя жадность может до  беды  нас
довести.
   Мадж если и был пристыжен, виду не подавал.
   - Шеф, старая привычка - тварь живучая. Ты  ж  знаешь,  как  я  не  люблю
выпускать из лапы денежки. Хоть золотой, хоть медный грошик...
   - Знаю, но ведь это были мои деньги.
   Джон-Том подкинул за спиной легкую котомку.
   - Так ведь дело не в том, кто владелец, дело в принципе, - упирался выдр,
шагая за настойчивыми нотами к деревьям, отмечавшим границу  южного  массива
Колоколесья.
   Равнина,   густо    покрытая    лесом,    вскоре    всхолмилась,    стала
труднопроходимой, пологие подъемы чередовались крутыми спусками и  коварными
сырыми оврагами. Путники входили в восточные пределы холмов Дуггакурра - эта
редко посещаемая территория славилась своей невзрачностью и больше, пожалуй,
ничем. Складывалось впечатление, будто между каждой парой скал  или  валунов
обязательно протекает  речка  или  ручей;  сонмы  потоков  головокружительно
низвергались с высоченных утесов, что кутались в облаках далеко на  востоке,
отрезая Джон-Тому и Маджу путь в сторону от реки. Поэтому приходилось брести
берегом следом за невесомым и не слишком заботливым  проводником.  Местность
изобиловала  извилистыми  лощинами,  их  преодоление  отнимало  много   сил,
вынуждая часто делать привалы.
   Стоило путникам задержаться,  как  ноты  тут  же  подлетали,  мельтешили,
настойчивым перезвоном требовали не медлить. Оставалось лишь гадать, к  чему
такая спешка.
   - Эй ты, помилосердствуй, - крикнул Джон-Том,  пытаясь  отдышаться  после
покорения очередного холма и не переставая дивиться самому себе:  как  можно
вести с музыкой беседы? - Мы уже не те ходоки. Да и не  способны  двигаться,
как ты, строго по прямой. Мы ведь не из света и звука сделаны.
   - Че ж ты, музон безродный, нас ни фига не окрыляешь?
   Мадж оступился на  скользком  булыжнике,  скривился  и  потер  ушибленную
голень. В  долгом  походе  неисчерпаемая  энергия  не  компенсировала  выдру
абсурдно малую длину ног.
   Вдобавок он уже заскучал. Музыка не терпела никаких отклонений от  своего
курса,  понукая  всякий  раз,  когда  путешественникам  требовалось   обойти
препятствие. Она канючила, молила,  настаивала  и  требовала.  Не  словесно,
разумеется, - мелодически.
   - Чувак, и куда ж, по-твоему, нас тащат эти шизанутые звуки?
   - Почем я знаю? - Джон-Том морщился: у него болели ноги.
   Они двинулись  дальше  -  предстоял  спуск  по  каменистому  склону,  где
вечнозеленые растения сменялись высокими раскидистыми  сикоморами,  красными
цианиморами и уймой прочих "мор". На дне лощины  путешественники  с  плеском
пересекли мелкий холодный ручей и кряхтя полезли на противоположный склон.
   - Клотагорб думал, музыка что-то ищет, и это что-то, чем бы оно ни  было,
нуждается в помощи.
   - Ну а мы-то тут при чем?
   - Возможно, музыка чувствует во мне способности волшебника. Да ты мог  бы
и сам Клотагорба спросить. Может быть, она  способна  решить  свою  проблему
сама и ей просто нужна компания.  Меня  всегда  интересовало,  останется  ли
музыка музыкой, если некому будет ее слушать.
   - О нет! - Добравшись до гребня, Мадж попятился от друга.  -  Я-то  знаю,
куда ведет эта философская трепотня, и не желаю туда шлепать!
   Опять - под гору. Еще один ручей  на  дне  балки  ни  для  кого  не  стал
сюрпризом; его пришлось преодолевать точно так же, как десятки предыдущих. А
потом - снова карабкаться по склону. Далее наверняка  лежали  другие  кручи,
другие речушки, другие гребни.
   Мадж отчаянно жаждал перемен. Его бы  прекрасно  устроил  отвесный  утес,
непреодолимая бездна - короче  говоря,  любая  новизна.  Если  люди  склонны
находить уют в однообразии, то выдр оно моментально выводит из себя.
   Впрочем, лесистые склоны  можно  было  назвать  уютными  лишь  с  сильной
натяжкой - только за отсутствие неприятных столкновений  с  их  обитателями.
Ядовитые растения и клыкастые хищники не грозили  путникам.  По  ночам  было
прохладно, но сносно, а днем тени худо-бедно спасали от жестокой жары. Среди
бесчисленных ручьев не попадалось непроходимых, да и воды было вдоволь.
   Время от времени Джон-Том останавливался  и  подолгу  смотрел  на  запад.
Где-то там, в бессчетных лигах, - Озерный край, знакомые места.
   Там их с Маджем помнят. Там им всегда рады.
   Однако музыка неуклонно летела на юг, в страну неведомую и суровую, и  не
выказывала ни малейшего стремления свернуть к западу.
   "Было бы неплохо, чтобы за  всем  этим  что-нибудь  стояло",  -  невольно
думалось Джон-Тому. Если звонкое облачко, заведя  их  к  черту  на  кулички,
вдруг попросту растает, ему, в отличие от Маджа, злиться следует  только  на
себя. А уж выдр даст выход гневу.
   Вопреки всему Джон-Том все чаще вспоминал теплую студию и удобную кровать
в любимом дереве. Мечтал о стимулирующем присутствии Талеи, о ее  вкуснейших
блюдах. Она - тоже, пожалуй, вопреки всему - со временем стала  великолепной
стряпухой.  Он  с  нежностью  вспоминал,  как  спорил  с  сыном,  когда  тот
возвращался  из   школы.   Тосковал   чаропевец   по   забавным   пустяковым
происшествиям,  отменно  скрашивавшим  обыденность.  Он   скучал   даже   по
наставлениям ворчуна Клотагорба, по его беззлобным конструктивным подколкам.
   Джон-Том встряхнулся. Все осталось позади, и вернется  он  домой  еще  не
скоро. А сейчас лучше смириться с облачком