лишь раз в две минуты шлепать одного
или другого, чтобы не высовывались. Джон-Том сидел в своем  любимом  кресле,
прихлебывая селесассовый чай, а  Талея  притулилась  рядом  на  полу.  Сорбл
подавал угощение.
   - Смешно: пока я жил здесь, я думал только о доме, а когда  попал  домой,
не переставая мечтал очутиться здесь. - Джон-Том улыбнулся жене,  положившей
голову ему на колено. - Ну, а раз  Талея  осталась  здесь,  мое  возвращение
стало просто неизбежным. Дома я  должен  был  привести  в  порядок  дела.  Я
говорил всем и каждому, что выполнял секретную  правительственную  миссию  и
что, наверно, скоро придется снова уехать на более длительный срок. Все были
озадачены  и  смущены,  особенно  родители,  но  в  конце  концов   проявили
понимание. Сказали, что если хорошо платят и я доволен, то все к лучшему.
   - Хоть ты доволен, - ввернул Мадж.
   - Будучи дома, я ощутил, что сердцем, а то и разумом не  гожусь  на  роль
адвоката - стряпчего, как вы это называете. Кроме  того,  я  обнаружил,  что
после чаропения быть солистом рок-группы ужасно скучно.
   Подумывал, не стать ли чаропевцем в  родном  мире,  но  побоялся,  что  к
волшебству  отнесутся  не  очень  благосклонно,  если  оно  не  упаковано  в
целлофан, не разрекламировано по телевидению и не снабжено правительственным
сертификатом.
   Но я хотел быть уверенным в одном. Проход между  нашими  мирами  может  в
один прекрасный день закрыться,  и  тогда  я  должен  знать  наверняка,  что
остался с той стороны, где надо. Так что я не пожалел  времени  на  изучение
своих возможностей и потребностей. Тогда-то и решил, что  по-настоящему  мое
место здесь, и обшарил свой мир в поиске действительно важных вещей, которые
хотел бы взять с собой, вещей ценных и  нужных.  Пришлось  проявить  большую
разборчивость, поскольку я мог  забрать  только  то,  что  донесу  на  своих
плечах.
   Встав с кресла  и  подойдя  к  груде  набитых  рюкзаков,  Джон-Том  начал
развязывать узлы и расстегивать пряжки. Выдрята взволнованно заерзали.
   Первым делом он извлек большую жестянку с  двадцатью  фунтами  лучшего  в
мире шоколадного печенья.
   - Рецепт я тоже раздобыл, - с гордостью провозгласил Джон-Том.
   Отставив банку в сторону, он выпутал ведерко с торчащей сверху рукояткой.
- Ручная мороженица. Нам потребуется лишь  каменная  соль,  сахар,  вкусовые
добавки и сотрудничество добродушной коровы.
   Следующий мешок выдал несколько странных и удивительных предметов.
   -  Переносной  телевизор,  видеомагнитофон,  педальный  генератор  -  его
удалось отыскать лишь на складе неликвидов.
   Из  третьего  мешка  появились  на  свет  две   коробки   видеокассет   с
классическими мультфильмами: Дисней, Уорнер Бразер,  Фляйшер  и  кое-что  из
японских новинок. Между кассетами были натыканы старые и новые песенники.
   - Это для чаропения, - пояснил юноша.
   Клотагорб оглядел разложенный на полу скарб.
   - Я знаю о твоем мире только по твоим рассказам, мой мальчик, но даже  на
основании сей скудной информации я заключаю, что ты сделал блестящий выбор.
   - Я хотел, чтоб вы гордились мной, Клотагорб. Ну, давайте уберем  крупные
предметы с дороги.
   Джон-Том  подхватил  телевизор,  Талея  взяла  видеомагнитофон,  а   Мадж
сражался с генератором.
   Таща его волоком, он споткнулся о выступающую  дощечку.  Пол  проломился,
генератор рухнул, а Мадж едва не последовал за ним. Все  тут  же  подошли  к
краю столь неожиданно открывшейся ямы.
   Тайник, случайно обнаруженный Маджем,  был  размером  с  несколько  ванн.
Опустив  руку  на  дно,  Джон-Том  зачерпнул  горсть  бриллиантов,  рубинов,
изумрудов, жемчуга и огневиков. Содержимое  тайника  надо  было  измерять  в
бушелях, а не в каратах.
   Хотя с тех пор много воды утекло, Джон-Том ничего не забыл и в  бешенстве
повернулся к колдуну.
   - В прошлом году я понял, что  следует  сделать  дополнительный  шкаф,  -
пробормотал Клотагорб. - В Древе  никогда  не  хватает  места  для  хранения
вещей.
   Джон-Том сжал камни в кулаке и потряс им перед лицом чародея.
   Драгоценности, выскальзывая между пальцами, заскакали по полу.
   - Поглядите-ка! Вы мне лгали. Всех этих опасностей и мук, всех  трудов  и
лишений странствия, едва не кончившегося фатально, могло и не быть. По  пути
в Стрелакат-Просад мы с Маджем добрую дюжину раз заглядывали смерти в  лицо,
и ради чего?
   - Угомонись, мальчик  мой.  Честно  говоря,  я  не  понимаю,  из-за  чего
переполох.
   - Не понимаете? Только не  говорите,  что  забыли  ту  ночь,  когда  сюда
вломились разбойники, а я пришел и выручил вас, попутно сломав дуару.
   - Ну,  конечно,  помню.  -  Выражение  лица  Клотагорба  было  совершенно
безмятежным, и держался он хладнокровно.
   - И столько риска, чтобы сберечь несколько вшивых камешков?
   Глаза Маджа, таращившегося на сокровища, готовы были вот-вот выскочить из
орбит.
   - Давай  не  будем  легкомысленно  сбрасывать  со  счета  мотивы  старого
бронепуза, приятель! Похоже, у него было кой-что,  за  что  можно  заплатить
одной-двумя жистями.
   - Я не обманывал. Как ты должен помнить, посетители интересовались именно
золотом. Ни разу не упомянули они о драгоценных камнях -  только  о  золоте.
Взгляни повнимательней - и ты не отыщешь там ни крупинки металла. Будь оно у
меня, я бы весьма охотно отдал его. Но не думаешь же ты, что  я  должен  был
добровольно проинформировать их об имеющихся у  меня  камнях?  Это  было  бы
просто неразумно. Теперь поразмысли вот о чем: если бы ты не  защитил  меня,
твоя дуара не пострадала бы.
   Следовательно,  не  было  бы  путешествия  в  Стрелакат-Просад.  Мадж  не
повстречался бы с Виджи. Ты не открыл бы проход из моего  мира  в  твой,  не
смог бы вернуться домой и познать свое истинное предназначение.
   Пораскинь умом.
   Проглотив гнев, Джон-Том послушался, хоть это было и нелегко.
   Мыслить логически и бесстрастно  не  хотелось,  хотелось  топать  ногами,
вопить и изрыгать проклятия. К несчастью, он с самого  начала  понимал,  что
обречен на поражение. Клотагорб не только прав, у  него  за  плечами  еще  и
двухсотпятидесятилетний опыт ведения дебатов.
   - Как мне ни прискорбно это признавать, сэр, но вы правы.
   - Разумеется, прав, - кротко  согласился  Клотагорб.  -  Ты  чаропевец  и
больше никто - не стряпчий и не рок-певец, уж и не знаю, что это  значит.  Я
твой учитель, а ты мой ученик. Это твой удел, это - твоя судьба. - Он кивком
указал на Талею, а потом широким жестом обвел комнату. - А это твои друзья.
   Джон-Том глубоко вздохнул и по очереди встретился взглядом с друзьями:  с
Маджем и Виджи, с четырьмя выдрятами, Сорблом, с Клотагорбом. Талея замкнула
круг. Все возвращается на круги своя, и сегодня многое встало на  места.  Он
вспомнил  всех  замечательных  спутников,  которых  им  с  Маджем   довелось
встретить: и могучую, но женственную Розарык, и Тейву,  и  коалу  Колина,  и
Пога, первого ученика Клотагорба, превращенного в феникса.
   Вместе они покажут, почем фунт лиха, любой толпе бесчинствующих юнцов.
   - Пожалуй, с величайшим чародеем мира не поспоришь.
   - Не рекомендуется, - сказал Клотагорб.
   Джон-Том улыбнулся Талее.
   - Примешь меня  обратно?  Если  странствия  увеличивают  любовь,  то  моя
настолько велика, что способна вместить весь мир.
   -  Принять  тебя  обратно,  такого  большого,   уродливого,   неуклюжего,
накликающего беды калеку? Только при одном условии.
   - Назови его.
   - Ты сбреешь с лица эту нелепую поросль, как только мы  вернемся  в  наше
дерево, а то ты похож на проклятого выдра.
   Он наклонился, чтобы поцеловать жену, но тут зубки Заставы вцепились ей в
ногу.



    Алан Дин ФОСТЕР
    ЧАРОДЕЙ С ГИТАРОЙ V: В ПЛЕНУ ПЕРТУРБАЦИЙ



    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   Посвящается Алексу Берману и Сиду, которые верили в меня и много  сделали
для выхода книги

Глава 1

   С миром все было вроде бы в порядке, пускай даже под миром разумелся тот,
в котором Джон-Том очутился не по своей воле. Юноша глубоко и удовлетворенно
вздохнул. Осеннее утро выдалось на редкость  замечательным.  С  ясного  неба
лился яркий солнечный свет, в воздухе разливалось благоухание;  вдобавок  ко
всему прочему Джон-Том чувствовал, что ему  можно  не  опасаться  каких-либо
неприятностей с желудком. Итак, с миром все было  в  порядке.  То  же  самое
юноша мог сказать и о себе. Тревожиться совершенно не о чем: в  занятиях  он
преуспел настолько, что сам волшебник  Клотагорб  вынужден  был  с  неохотой
признать - прогресс очевиден. Если так пойдет и дальше, со временем Джон-Том
окажется достойным прозвища  чаропевца.  Н-да,  в  последние  дни  волшебник
пребывал в исключительно благодушном настроении - отчасти  из-за  того,  что
его ученик, филин Сорбл, дал зарок не брать в рот ни капли  спиртного,  едва
выйдя перед этим из трехдневного запоя. Собутыльники жестоко  подшутили  над
Сорблом: воспользовавшись тем, что тот потерял  сознание  -  рухнул  на  пол
таверны и начисто перестал воспринимать действительность, - они выдернули  у
филина  почти  все  хвостовые  перья.   В   результате   сего   прискорбного
происшествия Сорбл выразил искреннее желание  вернуться  в  давно  позабытое
состояние,  именуемое  трезвостью.  Да  что  там  Сорбл!   Джон-Тому   вдруг
вспомнилось, что Клотагорб резко прекратил жаловаться на свой кишечник.  Что
ж, остается только поблагодарить судьбу,  ибо  нет  зрелища  более  жалкого,
нежели черепаха, которая страдает поносом.
   Правда, какое-то время спустя юноша осознал, что в глубине  души  у  него
все же гнездится некое  смутное  беспокойство.  Ничего  конкретного,  ничего
такого, во что можно было бы ткнуть пальцем; тем не менее что-то  не  давало
Джон-Тому покоя. Он сердито фыркнул - что, мол, за ерунда - и решил  одолеть
смятение чувств при помощи обильного и сытного завтрака.  Однако  ему  скоро
стало ясно, что тут бессильны и свежие кольчатые черви, и сушеные, хрустящие
на зубах анемоны.
   Джон-Том повернулся к единственному окну в стене пещеры,  сквозь  которое
проникал внутрь дневной свет, и вывернул усики, на концах коих располагались
глаза, чтобы лучше видеть.  Снаружи  один  за  другим  на  утес,  в  котором
находилась пещера, накатывали могучие валы. В сыром воздухе  ощущался  запах
соли и морской воды. Пол и стены пещеры украшали плети высохших  водорослей.
В небе  сверкали  оба  солнца.  То,  что  побольше,  отливало  багрянцем,  а
маленькое  светилось  обычным  бледно-зеленым  светом.  Набежавшие  багровые
облака соответствовали настроению Джон-Тома, но  никак  не  могли  быть  его
причиной.
   Юноша подобрал с подноса крошки и отправил их себе в пасть.
   Напряжение возрастало: стебельки глаз судорожно задергались, и  Джон-Тому
пришлось приложить немало усилий, чтобы  заставить  их  успокоиться.  Нервы,
подумалось ему, обычное дело. Однако с какой стати  он  нервничает?  Если  с
миром все в порядке, из-за чего сыр-бор?
   Джон-Том вздохнул, встряхнулся, выпрямил глазные усики - не помогло.
   Мало-помалу у него сложилось впечатление, что  с  миром  произошло  нечто
ужасное.
   За спиной раздалось шипение. Этот звук отвлек Джон-Тома от размышлений  о
причине неотвязного  беспокойства  и  вынудил  повернуться  к  тоннелю,  что
выходил  из  пещеры  наружу.  За  шипением  послышался  скрежет,  а   следом
прозвучали слова привета. В пещеру протиснулся  Клотагорб.  Как  и  подобает
существу столь почтенного возраста, его панцирь  был  вдвое  больше,  чем  у
Джон-Тома. Волшебник ловко перебирал шестью хитиновыми ногами. Стебельки, на
которых подпрыгивали и раскачивались из стороны в сторону глаза, потрясавшие
мудростью выражения, были  бледно-бирюзового  цвета.  Очутившись  в  пещере,
Клотагорб прислонился  к  стене  у  окна,  чтобы  не  упустить  ни  глоточка
напоенного морской солью воздуха, затем подогнул ноги и взмахнул клешней.
   - Вот тебе задачка, мой мальчик. Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?
Не тошнит?
   - Нет, - отозвался Джон-Том, шевельнув в дополнение глазными  усиками.  -
Все просто отлично. Денек шикарный. Вот только...
   - Что? - справился волшебник.
   -  Да  так,  ничего.  Ну...  В  общем,  проснувшись,  я...  Как  бы   это
выразиться... Мне кажется, что я - не  совсем  я.  Такое  чувство,  будто...
Короче говоря, все словно шиворот-навыворот.
   - Иными словами, ты ощущаешь, что что-то не так, но не можешь определить,
что именно?
   - Точно! Неужели у вас то же?..
   - По-видимому, да. Во всяком случае, я чувствую это с самого пробуждения.
   - Ну да! - воскликнул юноша. - А я-то все  ломал  голову,  никак  не  мог
сообразить...
   - Да что ты? Разве это так трудно?
   Прежде чем Джон-Том собрался с мыслями для  ответа,  в  пещеру  ввалилась
многоножка около трех футов длиной. Она скорбно  воззрилась  на  Клотагорба,
затем мельком оглядела Джон-Тома. Юноша сразу узнал Сорбла.
   - Сорбл, ты снова напился! Помнится, ты давал зарок...
   - Прошу прощения, - пробормотала многоножка чуть было  не  грянувшись  об
пол. - Но когда я утром увидел себя в зеркале, то... Ну, сами понимаете.
   - Понимаю? Что я должен понимать?
   - Он что, до сих пор не объяснил? - поинтересовалась многоножка, переведя
взгляд обратно на волшебника.
   - Что?
   - Так вы не заметили ничего необычного? - недоверчиво спросил Сорбл.
   - Необычного? Да нет, пожалуй... - И тут Джон-Тома будто осенило.
   Он испытал ощущение, схожее с тем, какое возникает, когда сунешь палец  в
электрическую розетку. Вот в чем дело: он не замечал! К примеру, принял  как
должное превращение Сорбла, хотя прекрасно знал, что тот - филин ростом  под
три фута и приблизительно с таким  же  размахом  крыльев,  а  глаза  у  него
круглые, как плошки, и обыкновенно налитые кровью. В общем,  о  подробностях
можно было спорить, но многоножкой Сорбл не был точно. - Разрази меня  гром!
Что с тобой стряслось, Сорбл?
   - Со мной? - воскликнула многоножка. - Да то же, что и с вами! Ты, видно,
еще не смотрелся в зеркало.
   Юноше просто-напросто нечем было хмуриться, поэтому он лишь несколько раз
прищелкнул клешней, чтобы показать, что раздосадован  и  озадачен,  а  затем
принялся осматривать себя. Ну и что? Похоже, все в норме.  Шесть  подогнутых
хитиновых ног, две клешни, стебельчатые глаза... Да,  к  жвалам  прилепились
крошки еды, панцирь нуждается в чистке, но в остальном все так, как и должно
быть.
   - Ты по-прежнему не понимаешь, что  к  чему?  -  Клотагорб  оставался  на
удивление спокойным, хотя, бывало,  раздражался  по  куда  более  пустяковым
поводам.
   - Нет, не понимаю, - буркнул Джон-Том; в его голосе отчетливо  прозвучало
недовольство. - Не знаю, что  такое  случилось  с  Сорблом,  из-за  чего  он
трансформировался, однако...
   Подожди, перебил он сам себя. Что значит "трансформироваться"?
   Думай,  думай,  это  крайне  важно.  Итак,  трансформироваться.  То  бишь
измениться.  Преобразиться.  Превратиться.  В  голове  у  Джон-Тома   что-то
щелкнуло. Юноше вдруг  почудилось,  что  его  глаза  -  всего-навсего  линзы
камеры, принадлежащей кому-то постороннему, и этот посторонний внезапно взял
и нажал на кнопку затвора.
   Джон-Том снова оглядел себя, окинул внимательным взглядом сверху  донизу.
Он задрожал, затрясся всем телом, несмотря на  то,  что  опирался  на  целых
шесть ног. Дрожь била его как  снаружи,  так  и  изнутри.  Неужели  начинает
тошнить? Кстати говоря, Клотагорб, когда заявился в пещеру, спрашивал насчет
тошноты. Что ж, сейчас он, того и гляди, получит ответ на свой вопрос. Желая
в глубине души  ослепнуть  и  оглохнуть,  Джон-Том  ошарашенно  озирался  по
сторонам. Изменился не только Сорбл.
   Во-первых, волшебник Клотагорб никогда не жил в  насквозь  сырой  пещере,
что выходила к океану. Он с давних пор обосновался в  громадном  раскидистом
дубе, расширив своими чарами дупло в стволе дерева  до  весьма  впечатляющих
размеров. Дуб рос посреди Колоколесья, а вовсе не на берегу неведомого моря,
вода в коем вдобавок отливала не синим или зеленым,  а  красным.  Во-вторых,
старое доброе солнце ни с того ни с сего исчезло без следа,  а  вместо  него
возникли два малопривлекательных на вид светила - багровое и бледно-зеленое.
В-третьих, Клотагорб  был  черепахой  если  не  преклонного,  то  достаточно
почтенного возраста, а не каким-то там членистоногим. Помимо всего  прочего,
сам Джон-Том, в прошлом - Джонатан Томас Меривезер,  был  молодым  человеком
шести футов двух дюймов  роста,  склонным  к  худобе,  с  русыми,  до  плеч,
волосами и задумчивым выражением лица. Юноша оглядел себя в третий раз  и  с
горечью  отметил,  что  осознание  случившегося  не  привело  ни   к   каким
положительным переменам. Он все еще оставался огромным голубым крабом.
   - Мой мальчик, ты можешь сказать, что должен  был  сообразить  раньше,  -
заявил Клотагорб снисходительным  тоном,  который  порой  доводил  юношу  до
белого  каления,  -  но  позволь  сообщить  тебе,  что  привыкание  к  столь
внезапному изменению занимает обычно много времени, тем более - сразу  после
пробуждения.
   - Привыкание? - В голосе Джон-Тома послышались панические нотки.  -  Черт
побери, что происходит? Что стряслось с вами и с Сорблом? Что...
   - Он взмахнул было клешней, но, увидев ее перед собой, торопливо опустил,
как будто это могло что-то исправить. - Что случилось?
   - Да будет тебе известно, мой мальчик, - Клотагорб провел  клешней  вдоль
глазного усика с таким видом, словно занимался этим  каждое  утро  с  самого
рождения, - мы очутились в весьма затруднительном положении.
   - Опять? - простонал Джон-Том. Вернее, ему показалось, что он  простонал;
на деле же у него вырвался не стон, а жалобное шипение. - Ну почему мы вечно
оказываемся  в  затруднительном  положении?  Почему  не  в  приятном?  Не  в
терпимом,  на  худой  конец?  Почему  нам  постоянно  приходится   принимать
судьбоносные решения?
   - Мой мальчик, ты впадаешь в истерику.
   - Никуда я не впадаю, - отрезал Джон-Том. - Я злюсь, и мне не по себе, но
никакой истерики не предвидится.
   В  этот  миг  исполинский  голубой  краб,  терпеливо  выслушивавший   его
причитания, словно растворился в воздухе - заодно  с  пещерой,  водорослями,
ревом океана и пряным запахом соленой воды.
   Багрово-зеленый свет сменился неярким теплым свечением. Футах в шести  от
юноши возник стул, на котором  восседал  Клотагорб,  волшебник  Клотагорб  в
своем истинном облике. Он пристально глядел на Джон-Тома.
   За спиной чародея виднелась стена из светло-коричневого дуба.
   Помещение приобрело привычные очертания: кровать, стол со стулом, в  углу
- рукомойник и раковина. Джон-Том  поднялся,  пересек  на  негнущихся  ногах
комнату, подошел к рукомойнику и плеснул холодной водой в лицо  и  на  руки;
затем взял полотенце и принялся вытираться,  радуясь  гладкости  собственной
кожи. Хитиновый панцирь сгинул, будто его и не  было.  Юноша  прикоснулся  к
недавно вымытым волосам, ощупал голову. "Я стал самим собой!"  -  воскликнул
он мысленно, испуская облегченный вздох. Выходит, мир вернулся в  нормальное
состояние?  Вернулся  ли?  Что   разумел   волшебник   под   затруднительным
положением? Джон-Том знал, что Клотагорб не из тех, кто бросается словами; к
тому же все эти фокусы  с  переменой  наружности  -  прекрасная  иллюстрация
серьезности происходящего.
   Ну и ладно. Справимся, и не  с  таким  справлялись.  Клотагорб  наверняка
придумает, как  быть  и  что  предпринять.  Разумеется,  поначалу  он  будет
ворчать, кряхтеть и жаловаться на судьбу,  но  сделает  все,  что  нужно,  а
Джон-Том, как обычно, наберется по ходу дела  опыта.  Поистине  смешно  даже
предполагать, что чародей, среди заслуг которого  -  план  сражения  у  Врат
Джо-Трума, решающей схватки  с  Броненосным  народом,  а  также  изобретение
способа подавать внутрь Древа горячую и холодную воду, - не сумеет совладать
с тем, кто (или что) вынудил его проснуться поутру в обл