дшее
качество.
   - Ба... Хватит  разговоров,  нужно  отдать  приказ  войскам  сниматься  с
лагеря, - говорит Фидел, утирая кровь со лба  и  ступая  в  круг  обгоревшей
травы, обозначающий место, где стояла палатка.  Сорвавшееся  с  его  пальцев
пламя обращает в пепел распростертые поблизости мертвые тела.

CLVI

   Придя в себя, Доррин обнаруживает, что голова  его  покоится  на  коленях
Лидрал, которая,  стерев  влажной  тряпицей  кровь,  посыпает  рану  на  лбу
измельченным звездочником. Порошок жжется, голова болит, раненое плечо ноет.
   Он вспоминает Меривен, и к  глазам  его  подступают  слезы.  Может  быть,
лошадь смогла доплыть до берега... Он  содрогается,  и  Лидрал  сжимает  его
плечо.
   - Все в порядке.
   - Какое там в порядке...
   Присев, юноша забирает у нее тряпицу.  Какое  там  в  порядке,  если  его
желание строить машины обернулось бедой даже для верно служившей  ему  ни  в
чем не повинной лошади!
   Брид  погиб,   Лидрал   подверглась   мучениям,   Кадара   осталась   без
возлюбленного, а ее будущий  ребенок  -  без  отца.  Целительница  Рилла  на
старости лет лишилась крова. А солдаты? Так ли уж велика их вина?
   В чем же причина всех этих несчастий?  В  том,  что,  будучи  отвергнутым
миром гармонии, он сам противопоставил себя хаосу? Или же дело в одном  лишь
его упрямстве? Стоит вспомнить Фэрхэвен - ухоженный, мирный, по-своему  даже
гармоничный.
   Доррин не приемлет  хаоса,  но  неужто  одно  лишь  это  могло  послужить
первопричиной стольких бед?
   Впрочем, сейчас следует не философствовать да каяться, а  позаботиться  о
том, чтобы к  скорбному  списку  его  жертв  не  добавились  и  плывущие  на
"Алмазе". Он смотрит на стоящего у штурвала Тирела, а потом переводит взгляд
на север, на безбрежное море.
   Впереди, в двух или трех кай от берега, дрейфуют три  шхуны  под  флагами
Фэрхэвена - белыми, с каймой цвета спекшейся крови.
   Юноша порывается встать.
   - Тебе нельзя напрягаться, - ворчит Лидрал, однако помогает ему подняться
на ноги.
   Благодарно коснувшись ее руки, он идет по покачивающейся палубе к полуюту
и штурвалу.
   - Отсюда нужно убираться, - говорит Доррин Тирелу.
   - Как? Белые шхуны могут отрезать нас  от  открытого  моря,  в  каком  бы
направлении мы ни двинулись. Думаю, что под всеми парусами они  догонят  нас
даже с твоей машиной.
   - А в каком направлении  не  могут  поплыть  они?  -  спрашивает  Доррин,
потирая лоб. Тупая головная боль мешает ему сосредоточиться.
   - В каком им вздумается, на то они и маги.
   - Сейчас не до бородатых шуток. Могут их суда идти против ветра?
   - Ну... не прямо, конечно, но меняя галсы - могут.
   - Хорошо. А на какое расстояние они рискнут приблизиться к берегу?
   - При таком ветре? -  Тирел  смотрит  на  небо  и  затягивающие  северный
горизонт тучи. - Пожалуй, не ближе, чем находятся сейчас.
   - Замечательно. Мы поплывем на восток прямо вдоль побережья.
   - Но... - Тирел качает головой. - Трудно привыкнуть к мысли, что мы можем
плыть, куда  вздумается!  Однако  помни,  если  твоя  машина  подведет,  нас
выбросит на берег.
   - Понятно. Но если мы отойдем от берега, они  смогут  подобраться  к  нам
достаточно близко, чтобы изжарить нас  своим  колдовским  огнем,  -  говорит
Доррин и ковыляет к машинному отделению.
   Машина запускается на полный ход, и "Черный Алмаз",  так  и  не  поставив
парусов, выходит за волнолом. Тирел медленно поворачивает штурвал, и корабль
ложится на курс, параллельный побережью.
   Оставив у машины Яррла, Доррин возвращается на палубу,  где  под  наскоро
сооруженным навесом лежит на тюфяке  Пергун.  Глаза  темноволосого  молодого
человека закрыты, но дышит он ровно. Мерга, на щеках которой потеки от слез,
снимает с его лба влажную тряпицу.
   Доррин облокачивается о борт и смотрит вниз, на темно-зеленую воду.
   - А ведь ты мог бы сделать то же самое и для Брида, - говорит  подошедшая
Кадара. Рука ее покоится на перевязи.
   - Если ты помнишь, я был едва ли в состоянии что-то делать.
   - Вздор. Ты только толкуешь о своих страданиях,  а  сам  всегда  выходишь
сухим из воды. Вот и сейчас... искупался да получил царапину, но ничего тебе
не сделалось.
   - Что бы я тебе ни сказал, - устало  вздыхает  Доррин,  -  ты  все  равно
останешься при своем мнении. А ведь сила состоит не в  способности  человека
терпеть физическую боль и не в умении  сносить  головы  острым  клинком.  Ты
родишь и вырастишь сына, который, повзрослев, может и не захотеть  повторить
путь родителей и стать бойцом. Ты не боишься потерять его,  принуждая  стать
тем, кем он быть не может - как поступили мои родители?
   - Да как ты вообще смеешь судить о таких вещах? Ты, которому наплевать на
других людей и на все на свете! Ведь тебя интересуют только  твои  проклятые
машины!
   - Ты права, - отзывается Доррин, встречая ее взгляд.  -  Я  таков,  каков
есть.
   Лидрал подзывает Доррина жестом.
   - Не слишком ли ты суров? - спрашивает она. - И к ней, и к себе самому?
   - Правда порой сурова.
   - А любишь ты, когда эту суровую правду тычут тебе в нос?
   - Конечно, нет, - смеется юноша. - Разве что когда это делаешь ты.
   Он снова смотрит на север и видит, как  белая  шхуна,  размером  примерно
вдвое  больше  "Алмаза",  начинает  разворачиваться  под  углом   к   ветру.
Понаблюдав некоторое время за этим маневром, Доррин направляется к мостику -
поговорить со стоящим у штурвала Тирелом.
   - Он попытается перехватить нас у мыса Девалин.
   - Если мы прибавим ходу, это поможет?
   - Поможет. Коли проскочим мыс раньше него, ветер не даст ему нас догнать.
   Доррин спускается с мостика на  палубу.  Рилла  стоит  у  борта,  обнимая
Фризу, и что-то говорит девочке, указывая на  берег.  Ваос  доводит  до  ума
наспех сколоченные стойла, успокаивая  лошадей  ласковыми  словами.  Стойло,
предназначенное для Меривен, так и осталось пустым...
   - Возле твоей штуковины жарче, чем  у  горна,  -  говорит  Доррину  Яррл,
откладывая лопату и вытирая лоб. - Духотища страшная,  но  вон  тому  малому
твоя пыхалка-грохоталка по душе.
   Рик смотрит на машину с разинутым ртом, пытаясь сообразить,  как  же  она
работает.
   - Слишком тут  душно,  -  повторяет  Яррл.  -  Много  влаги.  Палуба  под
трубопроводом мокрая, из некоторых труб сочится вода.
   Доррин выискивает протечки и обнаруживает  две:  одну  в  системе  подачи
морской воды для охлаждения конденсатора, а другую - в уплотнителе выходного
клапана первого цилиндра. Однако в обоих случаях речь не  идет  о  серьезной
неисправности. Сломаться или отказать, по крайней мере  в  ближайшее  время,
ничего не должно.
   - Нам нужно подбавить пару.
   - А котел выдержит?
   - Должен. Некоторое время.
   - Ты инженер, - ухмыляется Яррл, снова открывая заслонку топки  и  берясь
за лопату.
   Давление в  котле  поднимается,  и  скорость  работы  двигателя  начинает
увеличиваться. Когда вибрация корпуса кажется слишком сильной, Доррин слегка
стравливает пар, восстанавливая равномерный ритм. Корабль движется  быстрее,
но не  так  быстро,  как  бы  ему  хотелось.  Набрать  скорость,  не  рискуя
взорваться,  можно  лишь  постепенно,  но  они  могут   просто   не   успеть
разогнаться.
   Вернувшись на палубу, Доррин снова присматривается к белой шхуне, а потом
поворачивается к Тирелу, отдающему распоряжения своему помощнику Стилу.  Как
оказывается,  они  готовятся  к  огненному   обстрелу.   Доносятся   обрывки
торопливых распоряжений:
   - ...ведра с водой... оставшийся песок...
   - Я приготовил все, что у нас есть, - ворчит  долговязый  бородач,  грозя
кулаком приближающейся шхуне. - Правда, не знаю,  поможет  ли  это  супротив
Белого огня.
   - Мы будем его тушить, а там уж как получится...
   - Это точно, - отвечает Стил и ловко соскальзывает с мостика.
   - Толковый малый, - говорит Тирел. - Раньше плавал помощником капитана.
   - Как наши успехи?
   - Сближаемся. Похоже, что мы с Белыми подойдем к мысу одновременно.
   - Если огненный шар зацепит нашу парусину, паруса сгорят?
   - Свернутые - едва ли. Понимаешь, зажечь  сам  корабль,  его  корпус,  не
так-то просто. Обычно они лупят по парусам, чтобы сначала занялись они... ну
как в очаг сначала кладут щепу, а уж потом дрова. Но у нас паруса  свернуты,
так что целить, скорее всего, будут по людям.
   - Стало быть, если паруса останутся свернутыми, а люди спрячутся в трюмы,
мы можем проскочить рядом с ними и никто не пострадает?
   - Ну... - тянет Тирел. В его голосе нет особой уверенности.
   - Понятно. Я отправлю всех вниз.
   Спустившись с мостика, Доррин направляется к Мерге.
   - Можете вы с Петрой спустить Пергуна в трюм?
   - Здесь прохладнее, мастер Доррин.
   - Очень скоро здесь может стать так жарко, что жарче  некуда,  -  говорит
Доррин, указывая на приближающуюся шхуну. - Они собираются на  нас  напасть.
Вот удерем от них, и вы снова вынесете его на холодок.
   Он начинает искать свой посох и в конце  концов  извлекает  его  из  угла
пустого стойла,  предназначавшегося  для  Меривен.  С  посохом  в  руках  он
направляется на нос - туда, где сидит, привалившись к  перегородке,  Кадара.
Она поднимает на него усталый взгляд.
   - Тебе надо идти вниз. Приближается Белый корабль.
   - Я могу сражаться.
   - Надеюсь, мы сможем обойтись без сражения. Если  они  взойдут  на  борт,
драться придется всем, но я предпочел бы избежать схватки.
   - Как всегда?
   - Как всегда.
   Обогнув ее, он идет к носу, где сообщает то же самое  Рилле  с  Фризой  и
просит целительницу передать распоряжение Ваосу. Тирел тем временем отсылает
в трюм своих людей. Стил и двое других работников покидают палубу лишь после
того, как подкатывают к штурвалу бочку с водой и ставят рядом ведро.
   Доррин ищет Лидрал и находит ее близ камбуза, с Петрой и Рейсой. Все  три
женщины полностью вооружены.
   - Может быть, это и не понадобится... Я надеюсь.
   Он поднимается наверх и спешит к машинному отделению.
   - Надо бы закрыть люк. Белые приближаются.
   - Нельзя, - возражает Яррл. - Мы здесь задохнемся.
   - Ладно, но оставайтесь внизу.  Не  вылезайте  на  палубу,  пока  все  не
кончится.
   - Понятно, - Яррл бросает в топку очередную лопату угля и  поворачивается
к Рику:
   - Уразумел, что сказано, малец?
   - Да, мастер Яррл.
   Доррин снова взбирается  на  мостик.  Белый  корабль  уже  приблизился  к
"Черному Алмазу" примерно на дюжину кабельтовых,  так  близко,  что  на  его
борту можно прочитать название - "Белая Буря".
   - Передай-ка штурвал мне, - говорит юноша, покосившись на  приближающееся
судно.
   - Стоит ли? - возражает Тирел. - Рулевой из меня всяко  получше,  чем  из
тебя.
   - Знаю. Но хороший рулевой нужен мне живым.  Да  ты  и  сам,  небось,  не
хочешь, чтобы тебя поджарили.
   - Само собой, но я надеялся, что ты сможешь меня защитить.
   - Ежели я сумею защитить себя,  то  буду  считать,  что  мне  повезло,  -
признается Доррин.
   Тирел тревожно смотрит на угрожающе близкую пенистую линию прибоя.
   - Не подходи ближе  к  берегу.  А  когда  будешь  огибать  Девалин,  тебе
придется отвести "Алмаз" от оконечности мыса еще  самое  меньшее  на  дюжину
родов.
   - Может, я начну маневр прямо сейчас? - спрашивает юноша.
   - Попробуй, - кивает Тирел. Он  передает  штурвал  и  сходит  с  мостика,
однако в трюм не спускается, а задерживается у люка.
   Доррин  принимает  штурвал.  Ну  почему  за  что  он  ни  возьмется,  его
непременно угораздит попасть в затруднительное положение?
   Между тем "Белая Буря" вспарывает волны, и расстояние между двумя  судами
хоть и медленно, но неуклонно сокращается. Если "Черный Алмаз" и прибавил  в
скорости, этого пока незаметно.
   С порывом ветра лицо юноши  обдает  дымом.  Он  морщится.  Судовую  трубу
следовало сделать повыше:  это  не  только  избавило  бы  от  копоти,  но  и
увеличило бы тягу. Но всего не предусмотришь, тем паче что у него никогда не
хватало времени. Одно то, что машина пока  работает  без  сбоев,  уже  можно
считать чудом.
   Подняв  глаза,  он  замечает,  что  труба  начинает  дымить   сильнее   и
одновременно  улавливает  усилившуюся  вибрацию  корпуса.  Яррл  определенно
прибавил оборотов.
   Теперь скорость "Черного Алмаза" ощутимо  возрастает,  однако  для  того,
чтобы обогнуть мыс и вырваться на морской простор, где встречный ветер лишит
"Белую Бурю"  возможности  продолжать  преследование,  Доррин  должен  будет
отвернуть от земли, а значит, еще больше сократить разрыв между судами.
   Юноша налегает на штурвал, и корабли сходятся так, что он отчетливо видит
стоящего на мостике "Бури" человека в белом.
   Маг поднимает руку.  Над  верхней  реей  "Алмаза"  с  шипением  пролетает
сгусток белого огня.
   - Отворачивай! - кричит Тирел. - Назад!
   Доррин снова налегает на руль, стараясь вывернуть судно на прежний курс и
оторваться от противника. Второй пущенный  с  "Бури"  шар  пролетает  совсем
близко - настолько близко, что юношу обдает жаром  и  хаосом.  Понимая,  что
следующий попадет в него, и надеясь, что  ему  удалось  заложить  правильный
курс, юноша перехватывает штурвал одной рукой, а второй, как только к  судну
устремляется еще один сгусток пламени, вскидывает вверх посох.
   Пламя, словно ударившись о невидимую преграду, растекается вокруг Доррина
и поднятого им посоха. Помедли он долю мгновения - и  было  бы  уже  поздно.
Удар отражен, однако  руку  пронзает  боль,  а  его  сила  заставляет  юношу
выпустить штурвал. Корабль резко кренится. Торопливо схватившись за  колесо,
Доррин выравнивает судно, стараясь отвернуть его от опасной береговой линии,
и одновременно вновь поднимает посох для защиты от очередной огненной атаки.
   Шипящее пламя вновь обтекает его, и ветер уносит назад гаснущие  на  лету
искры. Неожиданно "Алмаз" начинает отрываться от "Бури" - впечатление такое,
что белый корабль стоит на месте.
   Оттуда посылают еще один шар, но он  падает  в  зеленую  воду  за  кормой
"Алмаза". Доррин слегка поворачивает штурвал,  направляя  судно  в  открытое
море, подальше от песчаных отмелей и коварных утесов.
   Голова у  него  болит,  плечо  пульсирует,  а  когда  он  берет  посох  в
поврежденную левую руку, болит и она - кажется, сломан большой палец.
   Вода за кормой вскипает при падении еще одного шара.
   - Мастер Доррин, давай я встану к рулю.
   Юноша кивает, и Тирел занимает место на мостике. Направляемый его  умелой
рукой "Алмаз" уходит все дальше от материка.
   Однако  посох  приходится  держать   наготове:   "Буря"   не   прекращает
преследования и не оставляет попыток  поймать  нужный  ветер.  Но  сократить
разрыв Белым не удается. Шхуну сносит к мысу, и ее капитану становится не до
погони.
   Доррин ковыляет к машинному отделению.
   - Сбавь ходу! - кричит он Яррлу.
   Утерев  потный  лоб,  старый  кузнец  закрывает  дверцу   топки.   Доррин
прислушивается.  Двигатель  стучит...  Кажется,  с  перебоями.  Это  ему  не
нравится. Прихрамывая, он возвращается к мостику и спрашивает:
   - Тирел, мы сможем пойти под парусом?
   - Только отойдем сперва подальше от берега.
   - Я собираюсь разрешить всем вернуться на палубу.
   - Давай... - Тирел громко смеется, показывая в сторону мыса и  сплевывает
по ветру:
   - Белые ублюдки нас все-таки упустили!
   - Можно подниматься! - кричит Доррин и, вконец обессилев,  садится  прямо
на палубу. Рядом, с корзинкой в руке, появляется Лидрал:
   - Тебе нужно подкрепиться.
   Доррин не возражает.
   - Что у тебя с рукой?
   - Защемило.
   Лидрал качает головой, и ее короткие волосы разлетаются на ветру.
   - Я сбегаю за Риллой.
   Тирел, отчаянно фальшивя, затягивает скабрезную песенку, а Стил с парнями
лезут на реи - ставить паруса.

CLVII

   - Стереть город с лица земли! - приказывает Стирол, глядя  на  зажатый  в
руке почерневший амулет.
   - Весь город? Людей, сдавшихся и принявших знамя Фэрхэвена?
   Глаза рыжеволосой волшебницы расширяются.
   - Мне плевать на людей, пусть убираются куда угодно! Речь  идет  о  самом
городе.  Здесь  пал  Высший  Маг,  и  само  существование  этой  дыры   есть
оскорбление для Фэрхэвена. Я хочу увести весь домашний  скот  и  все  запасы
зерна. Урожай должен быть убран, после чего  поля  будут  прожжены  огнем  и
засеяны солью. Здания - до единого! - следует сравнять  с  землей,  волнорез
разрушить, а гавань засыпать камнями.
   - Вот уж не думала, что ты так любил Джеслека.
   - Я его ненавидел, но в этом ли  дело?  -  бархатным  голосом  произносит
Стирол. - Мир должен знать, что покушение на Высшего Мага  влечет  за  собой
страшную кару!
   - Понятно. А как насчет объявления о награде за этого  Черного  мага?  Ты
хочешь...
   - Свет, конечно же, нет! Неужто я  должен  тебе  все  растолковывать?  Мы
объявим награду, и всем, кто хоть как-то связан с ним, придется теперь  жить
с оглядкой. Конечно, никто не помешает этим идиотам с Отшельничьего  забрать
своего выкормыша обратно.
   - Мне кажется, Дженред затевал нечто подобное насчет Креслина. И чем  это
обернулось?
   - Нынче все обстоит иначе. Дженред не учел, что у тех, кого он изгнал  из
Кандара, не было выбора. Но скажи, ты и  вправду  веришь,  будто  лицемерные
трусы с Отшельничьего примут того, кто использует  машины,  черную  сталь  и
гармонию для создания орудий уничтожения?
   - А если он их принудит?
   -  Какими  силами?  У  него  всего  один  волшебный  корабль  и   горстка
приверженцев.

CLVIII

   Гармония в чистом виде не может  питать  жизнь,  ибо  живое  нуждается  в
росте, а процесс роста являет собой постоянную борьбу за выведение  гармонии
из хаоса.
   Когда лесные пожары уничтожают великие леса  Закатных  Отрогов,  гармония
немедленно восполняется множеством  проростков,  стремящихся  вновь  покрыть
склоны.
   Когда воздвигается каменная  стена,  жара  и  стужа  расшатывают  кладку.
Сказанное о  доме  может  быть  отнесено  и  к  семье:  она  рушится,  когда
нарушается гармония сердечных отношений.
   Функция гармонии заключается в том,  чтобы  поддерживать  жизнь,  каковая
самим своим существованием гармонизирует хаос.  Именно  в  этом  ее  цель  и
смысл.
   Функция хаоса состоит в разрушении гармонии. Но  вне  гармонии  не  может
существовать ничто целостное - ни  строение,  ни  мужчина  или  женщина,  ни
растение, ни даже земля, по которой мы ходим. Вне гармонии не существует  ни
самых ярых приспешников хаоса, ни каких-либо его материальных проявлений, и,
стало быть, полный триумф хаоса стал бы и его  окончательным  поражением,  и
концом мира как такового.
   Однако, поскольку мир есть и будет, в нем всегда пребудут и  гармония,  и
хаос. Ни то ни другое  начало  не  сможет  восторжествовать  полностью.  Мир
нуждается и в том и в другом в равной  мере,  и  Равновесие  в  мире  должно
поддерживаться и сохраняться, ибо без него не будет ни жизни, ни  мироздания
вообще.
   Мир наш разделен на сушу и море.
   Многие полагают что море,  именуемое  еще  и  водной  стихией,  по  своей
природе хаотично, однако сие суждение неверно. В вечных глубинах и волнах, в
приливах   и   отливах,   в   непрерывной   изменчивости,   сочетающейся   с
неизменностью, сокрыта великая гармония.
   Сушу  же,  в  силу  ее  кажущейся  неизменности,  люди  почитают  оплотом
гармонии,  но   под   поверхностной   упорядоченностью   таится   ужасающее,
наполненное демоническим пламенем горнило хаоса.
   Люди, связавшие свою жизнь с морем, должны преисполниться  гармонии,  ибо
таковая сдерживает поверхностный хаос океанов и перекликается с их глубинным
порядком.
   Приверженцы же хаоса привязаны к суше, ибо гармония моря грозит  обратить
их в ничто.
   "Начала Гармонии"
   Выдержка из Раздела II.

CLIX

   По мере того как стынет топка, струйка дыма над трубой пришвартованного к
одному из причалов Края Земли "Черного Алмаза" становится все тоньше. Угля в
ларях осталось совсем немного.
   К сходням доставлены две  бочки  пре