и  того,  почему
префект вынужден оставаться в Фенарде...
   Хайлин не спеша отпивает глоток и одобрительно чмокает:
   - Да, это винишко не сравнишь с горным элем. Гораздо лучше.
   Деррилд молчит. Креслин ждет.
   - Ну, а насчет префекта... Вообще-то не знаю...
   - Ты прав, - прерывает его Деррилд на удивление мягким и тихим голосом. -
Откуда тебе знать, твое дело клинки. Так вот,  помимо  упомянутой  есть  еще
одна причина, не позволяющая префекту покинуть Фенард. Еще одно  пророчество
из Книги.
   Он отпивает  вино,  вытирает  губы  извлеченной  из-за  пояса,  возможно,
некогда белой, полотняной салфеткой и продолжает:
   - Так вот, в Книге говорится насчет  того,  что  равнины  Галлоса  должны
оставаться  под  властью  единого  правителя,  пока   не   будут   расколоты
волшебством гор... или что-то такое. Еще там сказано насчет женщины с  мечом
тьмы, которая воцарится над плато Аналерия и  зачарованными  холмами,  -  он
пожимает плечами. - Один  пророк  уверяет,  что  префект  не  должен  менять
столицу, послушать другого  -  так  главное  не  лишиться  южных  равнин.  А
вдумаешься, так чушь собачья. Какие горы  на  равнинах,  и  что  это  вообще
значит? Кому может понадобиться Аналерия? Над чем там воцаряться:  там  ведь
одни козы да козьи пастухи, вожди которых живут в круглых шатрах. Чушь, да и
только.
   Ощутив касание холодка, Креслин поднимает глаза на  мужчину  в  белом  за
угловым столом. Мужчину, который понимающе  улыбается,  глядя  вовсе  не  на
Креслина, а в спину Деррилду.
   На стол со стуком  опускаются  три  толстые  глиняные  миски  с  отбитыми
краями. Из каждой торчит погнутая ложка.
   - Видишь, молодчик. Я никогда не подвожу, и всегда рада услужить.  Не  то
что вы, мужчины, от вас только и жди подвоха.
   Креслин не может удержаться от улыбки. Хайлин берется за ложку и налегает
на  тушеное  мясо.  Деррилд  смотрит  вслед  удаляющейся  служанке  вслед  и
бормочет:
   - Услужить она рада... нет уж, спасибо.
   Креслин не спеша ест свой пирог,  размышляя  о  пронизывающей  весь  этот
город белизне. О белом тумане, о сидящем в углу  мужчине  в  белом  и  белых
птицах, кажется, следящих за ним.
   Рассеянно попивая сок,  он  примечает,  как  Хайлин  улыбается  одной  из
женщин, сидящей за столом в дальнем конце зала. Чтобы уразуметь,  каков  род
занятий этих прелестниц, юноше даже не требуется видеть их накрашенные щеки,
и у него нет ни малейшего желания познакомиться с ними  поближе.  Последнее,
чего ему не хватает, так это связаться еще с одной женщиной.
   Мегера... Кто же она и почему никак не идет  у  него  из  головы?  Образы
подсказывают... Что же они ему подсказывают?
   Заметив, что Хайлин перевел  взгляд  с  женщины  на  него,  юноша  качает
головой:
   - Нет. Не сейчас.
   - Вот умный человек, - громыхает  Деррилд,  когда  Хайлин  подмигивает  и
встает из-за стола.
   - Он или я?
   - Ты. Любовь за деньги не купишь. Даже стоящего  перепихона  -  и  то  не
купишь, - он поднимает толстую ручищу. - Еще вина, милашка.
   Креслин молча потягивает сок. Ему еще многому предстоит научиться.
   - Еще вина, милашка!

XXV

   Один из мулов сворачивает к обочине и тяжело тащится по грязи.
   - Н-но! Пошел!.. - Хайлин привычно возвращает вьючное животное на дорогу.
- Проклятая грязища! Из-за нее еле плетемся.
   - Далеко еще? - Креслин в который раз смотрит  на  холмы,  которые,  если
верить Хайлину, должны вывести их к западной оконечности Рассветных Отрогов.
Горизонт  подернут   сумраком,   а   оглянувшись   назад,   юноша   отмечает
розовато-оранжевое свечение, напоминающее ему о Башнях Заката, что  видны  с
Крыши Мира. Но здесь, на восточных  равнинах  Галлоса,  никаких  башен  нет:
только холмы, поля и редкие  сады,  причем  все  это  основательно  сдобрено
дождем да грязью. Правда, после полудня не дождило, но зато  солнце  светило
почти по-весеннему, нагревая оставшиеся  после  утреннего  ливня  болотца  и
лужи. Креслин обливался потом и, несмотря на донимавшие его тучи гнуса, ехал
в одной просторной тунике.
   А вот ни Хайлин, ни Деррилд курток так и не сняли.
   "Зззззз..."
   Шлеп!
   Креслин смахивает с предплечья прихлопнутого москита,  собратья  которого
досаждают ему уже больше кай пути. Влажный воздух совершенно неподвижен.
   "Ззэзз..."
   Не вызвать ли сейчас ветерок?  Ведь  они  далеко  от  Фенарда  и  от  той
всепроникающей белизны. Шмяк!
   "Ззззз..." - неуемно гудят москиты.
   - Дерьмо! - бормочет юноша. Когда его спутники  толковали  о  плодородных
долинах  Галлоса,  ни  один  из  них  и  не  заикнулся  насчет   проклятущих
кровососов. Как, впрочем, и о вонище, царящей в переулках здешних городов.
   "Зззззз..."
   В небе мелькает что-то белое. Креслин вскидывает глаза,  но  птица  (если
это была птица) уже исчезла.
   "Ззээзз..."
   Шлеп!
   "Зззээз..."
   - Похоже, тебе мошкара не нравится, - замечает Хайлин.  -  А  вот  ты  ей
пришелся по вкусу.
   Шлеп!
   Открытая шея саднит, но в долинах Галлоса стало одним москитом меньше.
   - Долго еще ехать?
   - Еще пару кай, - сухо отвечает Хайлин. - Как  раз  к  темноте  будем  на
месте.
   Розовато-оранжевое свечение угасает, когда в быстро сгущающихся  сумерках
Креслин останавливает мерина возле высокого светло-серого камня - верстового
столба.
   - Перндор, - читает он. - Тут написано: "Перндор, три кай". Мы туда  путь
держим?
   - Пожалуй, что и туда.
   - Пожалуй?
   "Зззэз..."
   - Он тебя подначивает, малец, - гудит с козел Деррилд. Хайлин ухмыляется.
   Шлеп! Креслин покачивается  в  седле,  едва  не  потеряв  равновесие  при
попытке прикончить еще одного кровопийцу.  Потом  он  натягивает  поводья  и
скачет назад, на середину дороги. Там тоже грязь, но  не  такая  глубокая  и
топкая, как у обочины, возле столба.
   - Ладно, не так уж и далеко.
   Взмокший от пота юноша с расчесанной от укусов шеей  обреченно  вздыхает.
Впрочем, довольно скоро они приближаются к очередному столбу,  где  написано
просто "Перндор", без указания расстояния. У  дороги  возле  ветхого  забора
торчит полуразвалившаяся лачуга.
   Каменное мощение обрывается; дальше идет  глинистая  тропа,  в  настоящее
время представляющая собой хлюпающее, вязкое болото.
   Сумерки быстро переходят в ночь. Становится прохладнее, но не  настолько,
чтобы Креслин перестал потеть. А призвать ветра, чтобы охладиться и отогнать
мошкару,  он  не  решается:  мешает  присутствие  язвительного  торговца   и
востроглазого наемника.
   - Терпеть не могу ездить по ночам, -  бормочет  Хайлин,  касаясь  рукояти
меча.
   Креслин  молчит:  вместо  слов  он  тянется  к  едва  уловимому  ветерку,
повеявшему с  запада,  со  стороны  неприглядных  строений  с  неосвещенными
окнами.
   - Там кто-нибудь живет? - спрашивает он, показывая на развалюхи. - Должен
же здесь быть приличный постоялый двор.
   На мысль о  постоялом  дворе  наводит  горящий  примерно  в  кай  впереди
одинокий свет.
   Ветерок приносит  звуки  -  конский  храп  и  звяканье  металла.  Креслин
замирает, осознав,  что  справа  и  позади,  за  темным  амбаром,  затаились
всадники.
   Юноша выхватывает меч из заплечных ножен,  но  чувствует,  как  невидимый
стрелок целится в него из лука.
   В отчаянном порыве он швыряет ветер в лицо лучника.
   Деррилд хватается за утыканную гвоздями дубинку и,  взывая  неизвестно  к
кому, чуть ли не на все словно бы вымершее поселение орет:
   - Бандиты! Бандиты!
   Припав к шее своего костлявого мерина,  Креслин  пришпоривает  его  и,  с
мечом наголо, устремляется навстречу полудюжине верховых.
   Тьма взрывается криками.
   Сверкает клинок. Юноша не обдумывает своих действий:  его  тело  движется
как бы само собой.
   - Ублюдок! Дьявол! Где он?
   Креслин свивает воздушные потоки в завывающий смерч и снова швыряет ветер
навстречу врагам. Мерин  под  ним  шатается  и  начинает  оседать,  но  даже
перепрыгивая со своего коня на спину вражеского,  юноша  использует  инерцию
полета, чтобы полоснуть клинком по горлу не успевшего увернуться разбойника.
   - Уходим! Их тут полно! Они уложили Фрози!
   - Проклятье! - бормочет он, пытаясь выбросить труп из седла.
   Стук копыт. Рядом останавливается Хайлин. Даже в полутьме видно,  что  он
бледен как мел.
   - Где Деррилд? - Креслииу удается-таки спихнуть мертвеца на землю.
   - Несется к гостинице. Улепетывает со всей быстротой, на  какую  способны
мулы.
   - Что?
   - Да то. Драться - наша работа. Ты не забыл: нам за это платят.
   - А... ну да.
   Креслин озирается по сторонам. Кроме громилы, на коне которого он  сидит,
поблизости валяются еще два человеческих трупа. И конский: бедный мерин,  на
котором он проехал столько кай.
   - Ты уделал еще одного малого, но он зацепился за стремена,  и  его  унес
конь, - невыразительным голосом произносит Хайлин.
   Креслин трясет головой, желая унять дрожь и в то же время не желая верить
услышанному:
   - Не может быть. Я просто поскакал им навстречу...
   Один из убитых, лучник,  лежит  навзничь,  и  лицо  его  покрыто  ледяной
коркой. Конечно, вечер прохладный, но ведь  не  настолько!  Не  мог  человек
оледенеть за несколько мгновений!
   Креслин сглатывает, отгоняя память о том, как мысленно призывал  ветра  с
Крыши Мира.
   Другой разбойник, низкорослый малый в  темной  тунике  и  штанах,  лежит,
уткнувшись лицом в лужу.
   - Я не знаю, кто ты такой, Креслин, и предпочитаю не выяснять.
   - Да я... я вообще никто.
   Не находя слов, юноша машинально вытирает клинок о какой-то  свисающий  с
седла лоскут и вкладывает в ножны.
   - Как и сама смерть, приятель.
   Спешившись, Хайлин склоняется над трупом вожака разбойников и  взмахивает
клинком, рассекая кожаный ремень. Вернувшись, он  бросает  Креслину  тяжелый
кошель:
   - На, спрячь.
   Юноша растерянно сует кошель в котомку. Хайлин вскакивает в седло.
   - Перевьючь свои седельные сумы на этого коня и  поехали.  С  покойниками
пусть разбираются местные. Против живых разбойников у них кишка тонка, а  на
это, может, и сгодятся.
   Не переставая  удивляться  тому,  как  быстро  все  произошло,  -  лучник
прицелился в  него,  а  спустя  несколько  мгновений  четверо  (если  верить
Хайлину) разбойников были уже мертвы, -  Креслин  вручает  наемнику  поводья
вороного и, бормоча себе под нос "Да не мог я все это натворить, не мог...",
бредет по грязи к мерину. На лошадиной морде видны темные пятна:  кровь  или
грязь, в темноте не разобрать, да это и не  имеет  значения.  Юноша  снимает
свои сумы и крепит их к разбойничьему седлу - оно куда лучше того,  что  дал
ему Деррилд.
   Успокаивая  вороного  легким  прикосновением,  юноша  взлетает  в  седло,
настолько легко, насколько позволяет усталость.
   Грохочет отдаленный гром. Небо начинают затягивать тучи.
   - Трудно поверить, что ты не из числа этих бесноватых стражей, - бормочет
Хайлин. - И с конем вон как ловок... Да и дерешься на их манер.
   - Я у них учился.
   Почему бы и не сказать часть правды?
   - Верю... - Хайлин по-прежнему отводит глаза. - Это кое-что  объясняет...
Хотя насчет лучника...
   Насчет лучника Креслин и сам не все понимает: ясно лишь, что это его  рук
дело. Глубоко вздохнув, он направляет коня  на  свет,  к  постоялому  двору.
Сейчас, сегодня о лучнике лучше  не  думать.  И  без  того  с  каждым  новым
поступком оказывается, что он знает о себе  еще  меньше,  чем  думал.  Мороз
пробегает по коже, хотя на улице не так уж и холодно.
   "Ззззэз..."
   Креслин устало качает головой. Надо же, похоже кое-что вовсе не меняется.
   Снова начинается дождь, только на сей раз холодный. Не то что утром.

XXVI

   Бросив взгляд направо, Креслин видит лишь камни, перемежаемые  островками
скопившегося в лощинах застарелого льда. Рассветные Отроги ниже Закатных, но
кустов и деревьев на здешних склонах гораздо меньше, а почва (там, где  есть
почва, а не голый камень) заметно суше. Как  будто  весь  снег  выпадает  на
Крышу Мира, так и не достигая равнин Галлоса.
   Над узкой тропой разносится пронзительный крик, сопровождаемый  хлопаньем
крыльев: черный стервятник улетает по направлению к Джеллико. Черный, однако
Креслину не требуется напрягать чувства,  чтобы  уловить  присутствие  белой
порчи. Ну что ж, возможно, это падальщик и соглядатай. Однако птицы летают и
над равниной, а здесь, в горах, на худой конец нет гнуса. И прохладно.
   Правда, прохладно только на взгляд Креслина. Его парка распахнута, а  вот
трясущийся на козлах повозки Деррилд кутается в тяжелый тулуп. Да  и  Хайлин
не думает расстегивать подбитую мехом куртку.
   Разбойничий вороной, более резвый, чем костлявый мерин, норовит вырваться
вперед, и Креслицу приходится сдерживать его, поглаживая по холке.
   На резком повороте колеса  скрежещут  на  неровных  камнях.  Двухколесная
повозка Деррилда худо-бедно проходит, тогда как обычный фургон мог бы  здесь
застрять или опрокинуться.
   - Неужели через Рассветные Отроги нет дороги пошире? - обращается Креслин
к Хайлину.
   - Южная будет вдвое шире.
   - А почему мы поехали не по ней?
   - Потому, - бурчит с козел Деррилд, -  что  она  не  только  шире,  но  и
длиннее. Ехать по ней на пять дней дольше, а значит, еще пять дней я  должен
буду платить вам и оплачивать гостиницы. И  торговать  начну  на  пять  дней
позже.
   - А... - Креслин умолкает. Сам-то он получает крохи, но Хайлин  наверняка
берет по серебрянику в день. Пять серебряников, а еще ведь стол и ночлег...
   - И не забудь, серебряная макушка, - гудит бородач, - чем  короче  каждая
поездка, тем больше их я  могу  сделать.  Или,  наоборот,  побольше  времени
посвятить своей лавке.
   Креслин вздыхает, жалея, что затронул эту тему.
   - К тому же, - бубнит торговец, - здешняя тропа  безопаснее,  потому  как
богатые караваны тащатся по  южной  дороге  и  поживы  для  разбойников  там
больше. Конечно, разбойники встречаются не каждый день, но...
   Хайлин глядит на него с ухмылкой и  незаметно  пришпоривает  коня,  чтобы
отъехать подальше от повозки.
   - Конечно, - гнет свое Деррилд, - к приключениям я не  рвусь,  в  моем-то
возрасте... Но мужчине, ежели у него жена,  две  дочки  и  всего  один  сын,
волей-неволей приходится пошевеливаться. К  тому  же  торчать  безвылазно  в
лавке и отращивать пузо - тоже не дело. Разъезды  нужны,  но  все  хорошо  в
меру; по возвращении домой мне неохота даже смотреть на лошадь или повозку.
   - Но раз уж ты все равно ездишь, так почему по таким скверным дорогам?
   - Дороги! - фыркает торговец. - Да разве это дороги! Настоящие  дороги  -
это те, что ведут из Лидьяра в Фэрхэвен и из Фэрхэвена к Рассветным Отрогам.
Маги - те умеют строить хорошие дороги.
   - Так почему же мы ими не пользуемся?
   - Потому, молодой дуралей, что ездить там же, где и все, - значит попусту
терять деньги. Будешь таким же, как все, - и разоришься. Взять хоть бы тебя.
Ты боец. Будешь драться, как все, - скоро станешь покойником. Верно?
   - Пожалуй, что так, - соглашается Креслин.
   Снова  слышится  птичий  крик.  Падальщик  облетает  окаймленную  скалами
лощину, чтобы усесться где-нибудь в неприметном месте.
   - Чтобы добиться успеха,  надо  делать  то,  чего  не  делают  другие,  -
наставительно гудит Деррилд. - Это относится  к  любому  занятию.  Умение  и
готовность рискнуть всегда вознаграждаются. И, - добавляет он,  -  быстрота.
Уж это, судя по тому, как прытко ты машешь своим мечом,  тебе  понятно.  Вот
почему мы не делаем остановок и не торгуем по дороге. Чем быстрее  доберемся
до места, тем больше будет барыш.
   Креслин кивает, уставясь в спину Хайлина.
   - Ну а еще в торговле важна честность...
   Юноша  удивленно  прислушивался.  Купцы  вообще  пользовались  репутацией
мошенников, а  странствующие  торговцы,  судя  по  рассказам,  слыли  самыми
отъявленными пройдохами.
   - Честность окупается, малец, так  и  знай.  Она  вознаграждается,  и  не
жратвой или блудом где-нибудь в темном уголке, а звонкой монетой.  Да,  люди
охотно имеют с тобой дело. Купцы знают, что ты держишь слово, и придерживают
для тебя товар. Хорошие охранники знают, что ты не надуваешь  с  оплатой,  и
нанимаются к тебе, а не к другим. Но важнее всего быть честным по  отношению
к самому себе. Не лги себе, тогда и другие тебя не обманут.  А  вранье  рано
или поздно тебя погубит, если сначала не разорит.
   Креслин сдвигает брови, обдумывая услышанное, и приходит к  выводу,  что,
пожалуй, купчина говорит искренне. Деррилд,  бывало,  торговался  за  каждый
медяк, но  за  все  время  путешествия  ни  разу  не  попытался  кого-нибудь
облапошить.
   - Но как бы то ни было, паренек, таскаться туда-сюда  с  товаром  радости
мало, и доля у нас, торговцев, незавидная...

XXVII

   С высоты седла Креслин озирается по сторонам. Впереди и  справа  от  него
солнце поблескивает на поверхности  протекающей  в  ложбине  реки,  а  слева
дорога расширяется, сворачивая к открытым воротам. Колеса  повозки  тарахтят
по ровной, укатанной мостовой.
   В отличие от  маленьких  городков  Галлоса  и  Кертиса  Джеллико  обнесен
стеной, причем стеной высотой более чем в  пятьдесят  локтей.  Южные  ворота
распахнуты, желоба, по которым открываясь и  закрываясь  скользят  массивные
железные створы, начисто выметены.
   Караул - не менее дюжины вояк  в  серо-коричневой  коже  -  надзирает  за
въезжающими и выезжающими.
   - О, мастер Деррилд, давненько тебя не видели, - уважительно и дружелюбно
приветствует торговца сержант. Малый упитанный, однако его обтянутый кожаным
панцирем живот отвислым не назовешь.
   На стене над головой,  едва  видимые  за  парапетом,  лениво  греются  на
солнышке два стрелка. Каждый не  далее  чем  в  локте  от  своего  оружия  -
укрепленного на деревянной раме тяжелого арбалета.
   - Твои ребята? - сержант кивает в сторону остановившихся рядом с повозкой
Хайлина и Креслина.
   - Ну Хайлина-то ты должен знать, - громыхает Деррилд. -  А  это  Креслин.
Паренек присоединился ко мне в Блийансе. Родня одной  девчонки  решила,  что
они с этой милашкой зашли слишком далеко. Надеюсь, у нас ему понравится.
   Раскатистый смех здоровяка эхом отдается под каменной аркой.
   - Рад, что ты вернулся, мастер Деррилд.  Удачного  тебе  дня,  -  говорит
сержант с улыбкой. Не раз и не два его взгляд  задерживается  на  серебряных
волосах Креслипа.
   Повозка и всадники едут  дальше,  по  городским  улицам.  Дома  здесь  по
большей части  из  обожженного  кирпича,  трехэтажные,  с  узкими  фасадами,
крутыми крышами и тяжелыми, закрытыми, несмотря на  погожий  весенний  день,
дубовыми дверями.
   - Ну, Томас, ты у меня получишь! Ну, погоди! - высокий голос  принадлежит
мальчишке-оборванцу, несущемуся сломя голову за  другим,  который  бежит  по
переулку наперехват катящейся повозке.
   - Эй, смотри, куда едешь! - пронзительно кричит женщина в кожаной юбке.
   -  Смотри,  куда  лезешь!  -  рявкает  в  ответ   Хайлин.   Несмотря   на
замешательство вокруг женщины и детишек, Креслин переводит взгляд дальше,  к
следующему проулку, находящемуся локтях в тридцати впереди. То, что  там  их
поджидают, он чувствует, даже не обращаясь к ветрам.
   - В проулке, за углом, - бросает юноша Хайлину. - Там кто-то есть.
   Он  берется  за  лук  и  выхватывает  из  колчана  стрелу.  Хайлин  резко
натягивает поводья.
   - Заставь их подойти к нам.
   Как только Деррилд останавливает  мула,  мальчишки,  прекратив  играть  в
догонялки, поворачиваются и спешат  назад  в  переулок.  Женщина  порывается
достать что-то из-за спины.
   - Стой! - кричит Креслин.  Его  стрела  наложена  на  тетиву.  Женщина  -
впрочем, это вовсе не женщина, а  худощавый  юнец  -  роняет  лук  и  нервно
смотрит в проулок.
   Креслин  незаметно  улыбается,  заслышав  донесшиеся  оттуда   торопливые
удаляющиеся шаги. Прятавшийся за углом предпочел убраться, бросив и юнца,  и
мальчишек.
   - Сбежал, - презрительно хмыкает Хайлин. - Кто-то решил, что раз