на виду, как только выйдем из-под защиты скал.
   Острие клинка Хайлина направлено Креслину в грудь.
   - Ты говорил, будто никогда не бывал в этих краях.
   - Я и не бывал. Просто знаю, что там гребень, а за гребнем - люди.
   Хайлин смотрит ему в лицо. Креслин ждет.
   - Просто знаешь... Но откуда, пропади ты пропадом?!
   Креслин пожимает плечами:
   - Трудно объяснить... Бывает, я ощущаю присутствие людей, если возле  них
веют ветры. В какой-то мере из-за этого мне и пришлось уносить ноги.
   Как и любая, пусть частичная ложь,  эти  слова  сопровождаются  приступом
тошноты, и он поневоле задумывается: до каких пор ему  мучиться  даже  из-за
неполной правды, не говоря уж о настоящем вранье?  Пот  со  лба  попадает  в
глаза. Юноша жмурится, а проморгавшись видит, что Хайлин спрятал меч в ножны
и ведет разговор с торговцем.
   "...к тому же, и проклятый колдун..."
   "...колдун... а вот проклятый ли..."
   "...вот пусть и делает. Скажи ему..."
   - Креслин! Ты с луком обращаться умеешь?
   - Похуже, чем с мечом, - признается юноша без малейших признаков тошноты.
- Но в цель обычно попадаю.
   Хайлин протягивает ему лук - короче боевого пехотного, но подлиннее  тех,
какие обычно используют наездники.
   - Коли ты знаешь, где засели эти разбойники или кто они там такие, так не
можешь ли пробраться к выходу из расщелины и пустить стрелу за тот  гребень?
В том направлении, где прячутся эти парни...
   - А толку-то? - непонимающе хмурится Креслин. - С такого расстояния  вряд
ли кого подстрелишь, стрела-то будет на излете.
   - Главное, чтобы она угодила куда надо. Если эти  прохвосты  рассчитывали
захватить нас врасплох, то после одной-двух  пущенных  в  их  сторону  стрел
очень даже призадумаются. А нам это в любом случае обойдется недорого.
   Принимая лук и прикрепляя колчан к латунному кольцу у  седла,  юноша  еще
раз отмечает собственную наивную простоту. Ведь он  не  имеет  ни  малейшего
представления о том, какого рода товар нанялся охранять. До сего момента ему
даже не приходило в голову этим поинтересоваться.
   Держась ближе к стене расщелины, он трогает коня по направлению к  выходу
в долину. Приблизившись  на  достаточное  расстояние,  он  поднимает  лук  и
стреляет вверх. Стрела летит по дуге. Сосредоточившись,  Креслин  следит  за
полетом.  Стальной  наконечник  звякает  о  валун  перед  носом  одного   из
затаившихся всадников.
   - Демоны!
   - Откуда стрела?
   Голоса помогают юноше, коснувшись ветров, подправить полет второй стрелы.
Падая сверху, она вонзается в чье-то мускулистое плечо.
   - Проклятье! Бежим!
   - Нельзя драться с тем, кого не видишь!
   - Это бесы!
   По каньону  разносится  стук  копыт.  Разбойники  мчатся  прочь,  Креслин
направляет гнедого обратно, к Хайлину и Деррилду.
   - Как я понимаю, все в порядке, - произносит с  улыбкой  наемник.  -  Они
ушли.
   Креслин кивает:
   - Я выпустил две стрелы.
   - Попал?
   - В одного попал, судя по возгласу.
   Эти, мягко говоря, не совсем точные слова опять  вызвали  спазм  желудка.
"Кто тебя за язык тянул? - злится на себя юноша. - Не умеешь врать, так хотя
бы помолчи".
   - Ты вроде бы говорил, будто с мечом управляешься лучше, чем с луком. Или
чего напутал?
   - Нет, это правда, - слова вылетают сами, прежде чем Креслин успевает  их
удержать.
   - Ну и ну! - вырывается у сидящего на  козлах  торговца.  Хайлин  на  миг
поджимает губы, потом кивает:
   - Съездим, посмотрим. Так, для пущей уверенности.
   За гребнем обнаруживаются отпечатки копыт (скорее всего,  трех  лошадей),
обломанная стрела и на приземистом валуне - несколько темных пятен.

XXIV

   Оставшуюся половину дня путники двигались по холмистой  равнине  от  края
Закатных Отрогов до плато, на котором расположен город  Фенард.  Креслин  по
большей части молчит, размышляя о своих удачных выстрелах, а  также  о  том,
насколько дальше простого умения ловить ветра простираются его  дарования  -
если таковые вообще имеются.
   Дважды за это время  он  видит  белую  птицу  неизвестной  породы,  ранее
встречавшуюся ему лишь в снах. Она  кружит  над  его  головой,  но  в  обоих
случаях ему не удается заметить ни как она появляется, ни как  исчезает.  Во
второй раз - это происходит на каменном  мосту,  ведущем  к  северо-западным
воротам Фенарда, - он качает головой.
   - Ты прав, паренек, - замечает  его  жест  Хайлин.  -  Женщины  из  Сутии
говорят, что это чародейские птицы: их глазами за людьми следят колдуньи.
   А та женщина, назвавшаяся Мегерой, - она тоже колдунья? Настоящее ли  это
имя, да и вообще, откуда она взялась? И за что ему предстоит платить?
   Поежившись, юноша старается выбросить эти вопросы из головы.  Эта  Мегера
наверняка ведьма, но что ей надо от него?
   - Будь осторожен со здешними караульными, - предупреждает Хайлин.  -  При
них лучше держать язык за зубами.
   - Вот как?
   - Ага, - подхватывает с козлов Деррилд, - им повсюду мерещатся  лазутчики
Белых, словно от суеты есть какой-то толк.
   - Насчет Белых магов я почти ничего не знаю... - начинает Креслин.
   - Не сейчас! - шепотом обрывает его наемник.
   На дальнем конце моста путников  встречает  караул  -  трое  затянутых  в
черную кожу  стражников.  Невысокая  каменная  стена  тянется  вдоль  берега
речушки, служащей городским рвом. Сразу за мостом находятся ворота.
   Это наружная стена, внутренняя - впереди на добрый кай.  Фенард  выглядит
крепостью, способной выдержать долгую  осаду,  однако  Креслину  никогда  не
доводилось слышать название этого города в связи со  сколь  бы  то  ни  было
примечательными военными действиями.
   - По какому делу? - звучит вопрос начальника караула.
   - По торговому, - отвечает Деррилд, и, со вздохом достав толстую  кожаную
папку, открывает  ее  на  странице,  где  золотом  поверх  пурпурного  воска
вытиснена печать. - Вот печать префекта...
   Караульный вежливо кивает.
   - Ну и чем мы порадуем горожан нынче? Гашишем или порошком сновидений?
   - Ага! Или вовсе дьявольским варевом!  -  фыркает  Деррилд.  -  Да  ничем
подобным, почтеннейшие. Я привез всякие мелочи, вроде пряных  семян  риалла,
склянок с церановым маслом да пурпурной глазури  из  Сутии,  что  в  ходу  у
гончаров Джеллико.
   - Сейчас посмотрим.
   Караульные направляются к мешкам на повозке.
   Деррилд, снова вздохнув, встает с  козел  и,  со  словами  "Конечно,  над
бедным торговцем всякий рад покуражиться" развязывает самый большой мешок.
   - Кто мне не верит, прошу убедиться самолично.
   Караульный заглядывает в мешок. Купец слегка хлопает по мешковине, и  над
горловиной поднимается облачко пыли: сухой порошок, из  которого  производят
глазурь.
   "Ааппчхи... ААПППЧЧХХИ... АААПППЧЧХХИИ!!!"
   Отскочив от мешка, караульный пытается прочихаться и унять струящиеся  по
щекам слезы.
   - Ну вот... стало быть, порошочек... А тут, в этом тюке, у меня масло.  В
запечатанных склянках, потому как оно шибко едкое, - как ни в чем не  бывало
басит Деррилд.
   "АППЧХИ... ЧХХИ..."
   Торговец указывает на третий мешок:
   - А здесь у меня...
   - Ладно... ччххи... проезжай... аапчхи...
   Хайлин, уставясь  в  землю,  ведет  мулов  под  уздцы  мимо  двух  других
караульных, один из которых - юнец не намного старше Креслина  -  прикрывает
рот ладонью.
   Однако Деррилд решается заговорить, лишь когда  они  уже  приближаются  к
открытым и неохраняемым воротам во внутренней стене:
   - Вот ведь болван, охота ему соваться не в свое  дело.  Сколько  хорошего
порошка пришлось извести попусту! И как таких дураков на ворота ставят?
   - Его подчиненные - и те чуть со смеху  не  полопались!  -  вторит  купцу
Хайлин.
   - А почему он не остановил нас силой и не устроил  настоящий  досмотр?  -
интересуется Креслин.
   - Потому, что вздумай он нас  задерживать,  мы  нажалуемся  в  гильдию  и
пригрозим, что впредь будем возить товар в Кифриен.
   - А ему-то что? Если я правильно помню, Кифриен тоже в Галлосе.
   - Верно, но плата городской страже  начисляется  с  пошлин,  собранных  в
городе. Кому охота терять заработок, да еще и объясняться перед префектом, с
чего это он отваживает купцов от Фенарда.
   - Кроме того, - добавляет Хайлин с лающим смешком, - многие  купцы  давно
ищут повод, чтобы перенести основную  торговлю  в  Кифриен.  Во-первых,  там
теплее, а во-вторых, дальше от властей: ведь резиденция префекта здесь.
   - А кто мешает ему перенести резиденцию?
   - Думаешь, это так просто? - хмыкает наемник.  -  Как  бы  не  так.  Есть
предсказание, будто бы Фенард будет стоять до тех пор, пока  префект  держит
здесь свой двор.
   Креслин поднимает брови.
   - Конечно, это глупое суеверие, - замечает  со  скрипучих  козел  повозки
Деррилд. - Однако правителям  приходится  считаться  и  не  с  такой  дурью.
Представь себе, переберется Васлек  в  Кифриен,  а  что  потом?  Горожане  и
солдаты решат, что  падение  города  не  за  горами,  и  наверняка  найдется
проходимец, который  этим  воспользуется.  Кто-нибудь  непременно  попробует
расколоть северный Галлос и утвердиться  в  здешней  цитадели.  Вот  тебе  и
война, а то и не одна.
   - И все из-за верований? - качает головой Креслин.
   - Не смейся над верованиями, парнишка, - громыхает торговец. - Взять хотя
бы тех бесовок, стражей Западного Оплота. Эти проклятущие бабы слывут самыми
свирепыми бойцами по обе стороны Закатных Отрогов, а почему? Отчасти потому,
что свято верят в свое проклятущее Предание, в сказку о  том,  будто  ангелы
пали с небес из-за мужчин.
   Креслин предпочитает  промолчать.  С  его  точки  зрения,  боевое  умение
стражей едва ли можно объяснить одной  лишь  приверженностью  Преданию.  Так
считают  люди,  понятия  не  имеющие,  сколь  суровую  подготовку   проходят
воительницы с Крыши Мира.
   Долина между рекой и стеной распахана и засеяна, однако ни изгородей,  ни
крестьянских  хижин  нигде  не  видно.  Креслин  поворачивается   в   седле,
оглядывается на реку и улыбается, поняв, что это один из  элементов  системы
обороны. На реке наверняка  есть  дамбы,  а  в  степах  скрытые  шлюзы,  что
позволяет в случае надобности быстро  затопить  эти  поля,  превратив  их  в
непроходимые болота.
   Копыта коней и мулов  стучат  по  каменному  мощению  дороги,  ведущей  к
следующим воротам. Проделанные в сложенной из гранита стене, подвешенные  на
мощных стальных петлях, они выглядят внушительнее предыдущих, но  охраняются
лишь парой часовых, причем не в проеме, а наверху, на стене.
   - Двигаем к "Золоченому Овну", - говорит купец, - завтра день долгий,  но
ты, паренек с запада, сможешь малость подучиться. А, приятель?
   - Подучиться? - растерянно переспрашивает Креслин,  уже  давно  понявший,
что полученное им в Оплоте образование далеко не достаточно.
   - Он о тех пауках, какие могут преподать женщины, -  смеется  наемник.  -
Здешние красотки порой бывают весьма дружелюбны.
   - Ага, - ворчит торговец, не глядя ни на одного из своих охранников, -  а
в благодарность за свое дружелюбие запросто могут выманить у тебя  все,  что
имеешь, и кое-какую мелочь в придачу... Сворачивай туда,  по  второй  улице.
"Овен" будет слева, возле лавки столяра, не доезжая Большой площади.
   Решительно не понимая, как  он  должен  искать  дорогу,  ориентируясь  по
месту, до которого даже и не доедет, Креслин тянется к обдувающим его ветрам
в попытке определить местонахождение помянутой Большой площади.
   Площадь - действительно большая и наполненная народом  -  обнаруживается,
но обнаруживается и кое-что другое. Невидимый обычным взором, но висящий над
городом,  как  облако,   красновато-белый   дымок.   Даже   от   мимолетного
соприкосновения с ним у Креслина выворачивает желудок,  так  что  ему,  едва
найдя площадь, приходится отпустить ветра.
   Прежде чем рефлексы и навыки позволили ему совладать  с  головокружением,
он заметно покачнулся в седле.
   - Эй, ты в порядке?
   - Все нормально, - тыльной стороной ладони юноша вытирает выступивший  на
лбу пот. Он действительно приходит в норму, однако, даже расседлывая копей и
мулов возле конюшни "Золоченого Овна", не может не думать о странной пелене,
окутавшей город.
   Деррилд выходит из гостиницы с угрюмой физиономией.
   - Давайте разгружайте мулов, - распоряжается он. - Кладовки  для  товаров
вон там.
   Креслин и Хайлип молча обмениваются взглядами.
   - Завтра  поутру,  перед  отъездом,  вам  придется  вычистить  стойла,  -
объявляет купец, в то время как  оба  охранника  таскают  мешки  в  чулан  с
крепкой, из обитого железом красного дуба, дверью.
   - Мы в конюхи не нанимались, - бросает Хайлин, остановившись с  мешком  в
руках.
   - Знаю. За это получите дневную плату.
   - Так и быть, но  только  на  этот  раз,  -  говорит  худощавый  наемник,
передавая мешок Креслицу, который ставит его в дальний угол.
   - Договорились, - вздыхает торговец, укладывая какие-то снятые с  повозки
небольшие пакеты и коробки. - Кладовка  вроде  надежная,  -  косится  он  на
дубовую  дверь,  -  но  знаете  что...  Мешок  с  порошком  глазури  ставьте
последним.
   - Так, чтобы он  упал,  если  дверь  откроет  кто-нибудь  посторонний?  -
уточняет Хайлин.
   Деррилд хмуро кивает:
   - Как ни жаль хорошего порошка, по что тут поделаешь. Воров везде  полно,
даже в Фенарде. А по правде, так тут ворюга на ворюге.
   - А что, разве нельзя хранить, самый ценный товар в своей комнате?
   - То-то и оно, что нельзя. Какой-то  новый  указ  префекта.  По  пути,  в
"Медном  Козероге",  я  пробовал  договориться,  но  они  сказали,  что   за
соблюдением указа строго следят. В прошлом году  две  гостиницы  загорелись.
Из-за каких-то идиотов, возивших лай-корень.
   - Лай... что? - вопросительно поднимает глаза Креслин,  в  то  время  как
Хайлин взваливает на него очередной мешок.
   - Корень из южных болот. Сухой он  горит  почти  как  демоново  пламя,  и
всякий, у кого  есть  хоть  чуточка  ума,  возит  его  завернутым  в  мокрую
парусину.
   Завидев появившегося в  конюшне  мальчишку-прислужника  с  охапкой  сена,
Деррилд окликает его:
   - Эй, малец! Где тут стойла пять, шесть и семь?
   - Э-э... - мальчик выпрямляется.
   - Стойла пять, шесть и семь?
   - Вот они, почтеннейший, прямо перед тобой.  Пустые  стойла...  а  номера
написаны сверху, па балках.
   - Теперь вижу. А как насчет корма для наших бедных животных?
   - Сейчас отнесу вот это и займусь.
   Он тащит охапку чуть ли не с него размером к первому  стойлу,  где  стоит
здоровенный вороной жеребец.
   Покончив  с  вьюками,  Креслин  и  Хайлип  начинают   помогать   Деррилду
разгружать повозку.
   - Гостиница переполнена, так что  нам  всем  придется  ночевать  в  одной
комнате, - сообщает купец. - Но по тюфяку найдется для каждого.
   Креслин укладывает  еще  два  кожаных  мешка  и  останавливается.  Больше
ставить нечего, не считая двух мешков с  порошком  глазури,  которые  Хайлин
осторожно придвигает к узкой дубовой двери.
   - Вот-вот, то, что надо, -  с  этими  словами  Деррилд  вешает  на  дверь
кладовки тяжелый железный замок. - Так, теперь заводите животных в стойла, а
я разыщу того мальчишку.
   Грузный торговец закидывает за плечи  котомку  с  вытащенными  из  разных
тюков мелкими пакетами и удаляется.
   Креслин отводит на место  своего  мерина  и,  поскольку  стойла  двойные,
возвращается за мышастым Хайлина. Наемник тем временем успевает поставить  в
одно стойло двух вьючных  мулов,  оставив  последнее  для  самого  крупного,
запряжного.
   Откуда-то из глубины конюшни доносится бас купца и бормотание  мальчишки.
Когда  Креслин  выходит  из  стойла,  оказывается,  что  Деррилд  допек-таки
прислужника, и тот засыпает корм в ясли.
   - А теперь и мы перекусим, - заявляет торговец.
   - Мысль дельная, - отзывается Хайлин, закидывая свою торбу за спину.
   Креслин кивает. Его котомка висит на плече.
   Обеденный зал "Золоченого Овна" полон кухонного чада и запахов  пролитого
вина и эля. Из трех свободных столиков Хайлин  выбирает  тот,  что  ближе  к
стене, и садится лицом к выходу.
   - Опасаешься неприятностей? - любопытствует Креслин.
   - Нет, здесь я ничего дурного не жду. Но не вижу смысла изменять  хорошей
привычке, куда бы меня ни занесло. Кроме того, порой лучше избежать  стычки,
чем одержать в ней победу.
   - Странное  высказывание  для  наемника,  -  замечает  Креслин,  стараясь
поровнее установить стул на широких покоробленных половицах.
   - В самую точку, - бурчит Деррилд, поворачиваясь к юноше. - Ты, я  гляжу,
не дурак, да и говоришь чем дальше, тем бойчее. Уж на что у тебя был  чудной
выговор, а нынче его почти не слышно.
   - Понимаешь, - говорит Хайлин, - всякая стычка обычно заканчивается  тем,
что или тебя поранят, или ты кого-нибудь уделаешь. Но во многих  городах  на
такие вещи смотрят с осуждением, и, ежели местному  жителю  причинен  ущерб,
всячески стараются наказать обидчика. А в результате  может  случиться,  что
вместо положенной платы ты получишь срок и отправишься мостить дороги, а  то
и угодишь на виселицу. В городе не то что на большой дороге:  драться  здесь
следует лишь в крайнем случае. Эй! - машет он трактирной служанке, худощавой
женщине неопределенного возраста. - Принеси нам чего-нибудь выпить!
   - У нас есть красное  вино,  мед  и  клюквица,  -  в  голосе  прислужницы
усталость соседствует с раздражением. - Что подать?
   - А что за клюквица? - спрашивает Креслин.
   - Ягодный сок, красный, как вино, но не хмельной. Женский напиток.
   - Вина! - басит Деррилд.
   - И мне! - добавляет Хайлин.
   -  Клюквицу,  -  медленно  произносит  новое  для  него  слово   Креслин.
Уверенности в том, что  напиток  придется  по  вкусу,  у  него  нет,  однако
внутренний голос подсказывает, что лучше обойтись без спиртного.
   Служанка внимательно смотрит на юношу с  серебряными  волосами,  замечает
притороченный к лежащей у его ног котомке меч и кивает.
   - Понятно, два вина и клюквицу. А как насчет обеда?  Пирог  с  дичью  или
тушеное мясо стоит два медяка, а отбивная - четыре. Ломоть  хлеба  входит  в
цену.
   - Тушеное мясо.
   - Тушеное мясо.
   - Пирог с дичью.
   Служанка с трудом удерживается от искушения присмотреться к Креслину  еще
пристальнее.
   - Всего одиннадцать медяков. С вас двоих по четыре и с тебя, - она кивает
в сторону юноши, - три.
   Бросив на стол серебряник и медяк, Деррилд тут же  накрывает  их  тяжелым
кулаком.
   - Смотри, торговец, чтобы денежки дождались товара.
   - Не беспокойся, милашка, никуда они не денутся. Как и я.
   - Хм, сдается мне, УЖ ТЫ-ТО не обманешь.
   Пока она рядом, Хайлин ухитряется даже  не  хмыкнуть,  но  едва  служанка
отходит к другому столику, давясь от смеха, говорит:
   - Да ты, Деррилд, никак еще можешь нравиться молодкам.
   - Ну, по крайней мере, некоторые из них мне доверяют, - ухмыляется купец.
   Креслин обводит взглядом помещение. Едкий дым щиплет  глаза,  но  вызвать
даже самый слабый ветерок юноша не решается. Особенно памятуя  об  окутавшем
город зловещем белом облаке. Он моргает и даже утирает слезы.
   - Эге, вот это особа, - замечает Хайлин.
   Проследив за его взглядом, Креслин видит темноволосую женщину, сидящую за
угловым столиком рядом с худощавым мужчиной в белом.  А  еще  он  улавливает
нечто... тоже белое по сути, но невидимое и как бы не правильное. Окружающее
этих двоих и затрагивающее сидящих по обе стороны от них вооруженных мужчин.
Последние не едят, а наблюдают за остальными посетителями..
   - Давай-ка сюда свои монеты,  молодчик,  -  хрипло  произносит  служанка,
опуская на потертую столешницу три кружки.
   - А ты, красавица, тащи сюда обещанную еду,  -  басит  Деррилд,  неохотно
отдавая деньги.
   - Была красотка, да вся вышла, - отшучивается служанка, обнажая в  улыбке
почерневшие зубы.
   Поднимая кружку с ягодным соком, Креслин встречается глазами с Хайлином и
говорит:
   - По дороге сюда у нас зашел разговор насчет  верований