Брид.
   - Но мы оголим правый фланг.
   - На флангах они не атакуют... пока.
   Киррас кивает оруженосцу и вместе с ним покидает укрытие.  Вскоре  офицер
возвращается.
   - Подкрепление на подходе, - докладывает он.
   Брид видит, как войско под золотистыми знаменами приближается  ко  второй
линии обороны, но  застревает  перед  ней,  когда  обстрел,  неожиданно  для
нападающих, становится вдвое интенсивнее.
   - Готовься, - говорит Брид Кирросу. - Сейчас они наверняка бросят конницу
направо и попытаются  прорваться  там.  Выжди  до  последней  возможности  и
бросайся вперед. Завяжи  рукопашную,  тогда  им  будет  трудно  использовать
огненные шары.
   - Будет исполнено, командир.
   - Скоро я последую за тобой, - тихо произносит Брид, когда Киррос уходит.
   Риднер хмурится, жуя губу.
   Брид снова смотрит в щель. Как он и предсказывал, галлосская конница идет
в атаку на правом фланге, где склон не столь обрывист и крут, как  в  центре
или  слева.  Горстка  всадников  падает  под  стрелами,  но  Белые   чародеи
забрасывают укрытия  лучников  огненными  шарами,  и  обстрел  прекращается.
Уцелевшие лучники не решаются высунуться из траншеи, чтобы прицелиться.
   - Надо подпустить их поближе, - говорит Брид второму командиру.
   Галлосская  конница  обходит   справа   линию   земляных   укреплений   и
обрушивается на пехоту, кажущуюся беззащитной, но в этот миг два спидларских
конных отряда стремительно атакуют врага с тыла.
   Выскочив из укрытия, Брид с длинным мечом в руке бежит вниз по  склону  и
командует затаившимся воинам:
   - К бою! Ударьте по золотым знаменам! К бою!
   Лучники поднимаются из окопов и осыпают кифриенцев  градом  стрел.  Брид,
пригибая голову и перескакивая через мертвые тела, мчится к  правой  верхней
линии обороны.
   Вдогонку ему летят огненные шары, но он успевает спрыгнуть в траншею.
   - Быстро к центру! - приказывает он находящимся там воинам.
   Какой-то  сержант  пытается  возражать,  но  огонь  в  глазах   командира
заставляет его умолкнуть. Он ведет людей в указанном направлении, а Брид уже
несется назад, к наблюдательному пункту, возле которого ждет отряд  Риднера.
Взлетев в седло, военачальник мчится к  правому  флангу.  Риднер  со  своими
следует за ним.
   - В атаку!
   Риднер  выхватывает  меч,  и  его  бойцы  устремляются  вниз  по  склону.
Галлосские всадники пытаются  преградить  им  путь.  Дважды  вспыхивает  меч
Брида, и двое врагов падают наземь.
   - Стрелки! - грохочет голос военачальника. - К бою!
   Выскочившие словно из-под земли лучники  чуть  ли  не  в  упор  выпускают
стрелы по кифриенцам, продолжающим штурмовать центр позиции.
   Однако Белые отвечают огненными шарами. Раздаются вопли, вверх по  склону
ползет маслянистый дым,  однако  потери  обороняющихся  не  так  уж  велики.
Лучники  залегают  в  траншеях,  конные  отряды  Кирраса  и  Риднера  спешно
отступают за земляной вал, где соединяются с Бридом.
   - Выждем, пока они не поднимутся к вершине,  -  говорит  военачальник.  -
Надо подпустить их как можно ближе.
   Киррас мрачно кивает. Риднер вытирает свой окровавленный клинок  тряпицей
и засовывает обратно за пояс.
   Трубный зов посылает на штурм  очередную  вражескую  волну.  На  сей  раз
атакует в основном конница.
   Особенно силен натиск на правом фланге, где  Белые,  потеряв  лишь  троих
своих и почти не встречая сопротивления, стремительно  продвигаются  вперед,
грозя оказаться в тылу у защитников центра.
   - Пора! - командует Брид и пришпоривает коня.  Его  клинок  сверкает  как
молния. Трое врагов падают прежде, чем успевают понять, что грозный  воитель
врубился в их ряды.
   - Колдовство!
   - Белобрысый демон!
   Спасаясь  от  неумолимого  клинка  Брида,  вражеские  всадники  бросаются
врассыпную, но их настигают мечи последовавших за своим  вождем  спидларцев.
Еще немного - и Белые обращаются в бегство.
   - Назад! - кричит своим Брид. Он успевает уклониться,  но  опалившая  его
волосы огненная стрела поражает Риднера. Тот вспыхивает как факел.
   Тех, кто собирается вокруг Брида в укрытии, насчитывается  теперь  меньше
полного  отряда.  Направив  коня  на  помост,   к   земляному   заграждению,
укрепленному изнутри бревнами,  военачальник  приподнимается  на  стременах.
Хидленские   части   пытаются   зайти   с    фланга,    а    внизу    начала
перегруппировываться Белая кавалерия.
   - Стрелки! - командует военачальник.  Стрелы  летят  навстречу  вражеским
всадникам, но уже спустя мгновение лучникам приходится залечь,  спасаясь  от
чародейского огня. Тем временем хидленцы напирают, стараясь  завершить  свой
обходной маневр.
   Брид пристально наблюдает за всеми этими передвижениями.
   Труба снова посылает перестроившихся всадников на приступ.
   И вновь Брид подпускает их совсем близко, после чего врывается в их ряды,
сея смерть, и командует своим отступление к вершине. Вместе с  ним  успевает
отойти лишь  горстка  кавалеристов.  Десяток  укрывшихся  за  верхним  валом
лучников выбивают из седел рвущихся вперед Белых всадников, но как только те
откатываются, на позицию  стрелков  обрушивается  огненный  дождь.  А  после
огненного обстрела следует атака кифриенской  пехоты:  солдаты  врываются  в
траншеи,  схватываясь  с  уцелевшими  и  добивая  раненых.  Развернув  коня,
военачальник Брид мчится вниз по склону в гущу  врагов.  Киррос  с  четырьмя
бойцами следует за ним, порубив на своем  пути  два  десятка  врагов.  Белые
бегут, но как только между ними и  спидларцами  образуется  разрыв,  чародеи
вновь пускают в ход огонь.
   Выпрямившись в седле, Брид бросает взгляд в сторону дороги на  Дью,  и  в
этот миг огненная стрела прожигает его насквозь. Объятый  пламенем,  воитель
успевает сразить мечом последнего пехотинца и умирает с горькой усмешкой  на
губах.
   Уже смеркается, когда на вершину, все защитники которой  сложили  головы,
поднимаются вожди  победителей.  Они  шествуют  под  белыми  знаменами  мимо
обугленных тел, усеивающих склон.
   Рыжеволосая Ания, мимоходом приглядевшись к одному из павших, ступает  на
прогалину следом за Джеслеком.
   -  Мы  не  можем  позволить  себе  еще  одну  такую  победу,  -  заявляет
командующий  объединенными  войсками.  -  Наши  потери  составили  не  менее
половины армии.
   - Свыше двух третей, - подсказывает из-за его спины кто-то из штабных.
   - Больше никаких сражений не будет,  -  заявляет  Джеслек,  -  разве  что
мелкие стычки. У них не осталось бойцов.
   - Свет свидетель, хочу надеяться, что ты прав.
   - Я прав, - отрезает Джеслек. - Первым делом мы займем всю речную долину,
а здесь оставим лишь небольшой заслон, оберегать  дорогу  на  Дью.  Сам  Дью
займем после того, как в наших руках окажется Спидлария.
   - Как прикажешь.
   Ания переглядывается с Фиделем. Лицо Керрила остается бесстрастным.

CL

   Повозка  скрипит.  Доррин  потирает  лоб,  гадая,  какое  расстояние  они
одолели.
   - Выпей глоточек...  пожалуйста...  -  Лидрал  смачивает  губы  Кадары  и
растерянно обращается к Доррину:
   - У нее жар, а она не может даже глотать.
   Доррин направляет Меривен к фургону, медленно спешивается и спрашивает:
   - Можно мне немножко?
   - Пей... вот.
   Отпив воды, юноша касается посоха, стараясь  впитать  в  себя  прохладную
тьму гармонии, а потом пробегает кончиками пальцев по лбу Кадары,  передавая
ей это ощущение.
   Раненая стонет, однако остается в беспамятстве.  И  пить  по-прежнему  не
может.
   - Сколько мы проехали? - интересуется Доррин.
   - Примерно четверть пути, как раз до поворота к лагерю  углежогов.  Скоро
придется устроить привал. Темнеет, а я не могу видеть в темноте, как ты.
   - Это раньше я мог, - поправляет юноша.
   Слышится шорох. Лидрал роется в повозке, а потом вручает что-то Доррину.
   - Держи. Это хлеб и сыр.
   Он медленно жует, прислушиваясь к шелесту листьев и птичьим голосам.
   - Готов? - сращивает через некоторое время Лидрал.
   - Вполне.
   На ощупь он  взбирается  в  седло,  и  все  начинается  сначала.  Повозка
скрипит. Меривен всхрапывает. Кадара стонет...
   Повозка и всадник тащатся по рытвинам и колдобинам  дороги  до  тех  пор,
пока Лидрал не сворачивает в проем в придорожной ограде и  не  останавливает
повозку на придорожной прогалине.
   - Все. Ехать дальше я не могу.
   - Ну и ладно, - сонно бормочет Доррин, покачиваясь в седле.
   - И ты тоже не можешь. Слезай.
   Он повинуется, почти не сознавая, что делает.
   - Расседлать лошадь сможешь?
   Доррин нащупывает подпругу.
   - А Кадару подержать сумеешь? Мне постелить надо.
   Юноша приподнимает на  удивление  легкое,  горячее  тело,  а  Лидрал  тем
временем расстилает одеяла.
   - Клади сюда.
   Юноша так и делает, но при этом морщится и тихонько стонет.
   - Тебе больно?
   - Ерунда, терпимо.
   Боль в его плече и впрямь несравнима с болью Кадары.
   - Тебе нужно подкрепиться и попить.
   Не ощущая вкуса, Доррин жует  черствый  хлеб  и  пьет  воду,  после  чего
укладывается под повозкой. Он засыпает, но просыпается задолго до рассвета.
   Слыша  легкое  посапывание  Лидрал  и  шелест  придорожных  деревьев,  он
улыбается. Ему вспоминается, что такие деревья завелись в этих  краях  после
того, как великий Креслин изменил климат и в нагорьях  стало  выпадать  мало
дождей.
   Голова болит уже не так сильно, однако зрение еще не восстановилось.
   - О... нет! Тьма, нет! Брид... не оставляй меня! - стонет в бреду Кадара.
- Не надо... негодяи... белые ублюдки...
   Мгновенно  пробудившись  Лидрал  поворачивается  и   пытается   успокоить
раненую:
   - Не бойся! Все в порядке. Мы с тобой...
   - Где... кто?
   - Я Лидрал. Мы здесь с Доррином.
   - Брид... где он?
   - Остался в Клете, - Лидрал осторожно встает, стараясь не задеть  Кадару.
- Сейчас я дам тебе воды.
   - Ни за что не оставляйте там... рука... больно...
   - Скоро заживет, - уверяет Доррин.
   - ...уложила четырех поганцев... больно... Брид, где ты?
   - Выпей вот это, - говорит Лидрал. Доррин садится:
   - Можешь ты достать мой мешок? Там у меня немного звездочника.
   - О чем ты раньше думал... ох, прости!
   - Трудно думать, когда у тебя башку огнем жжет, - Доррин шарит  в  мешке,
узнавая на ощупь, в каком пакете какое снадобье. - Вот...  сумеешь  посыпать
ей на рану, а потом наложить повязку?
   - Мне нужно зажечь свечку.
   Доррин подает Лидрал пакет с заживляющим порошком.
   - Ох, Свет!.. жжется... - стонет Кадара.
   - Готово, - сообщает Лидрал. - Я ее перевязала. Что еще?
   - Надо развести это в воде и как-то в нее влить. Сумеешь?
   - Попробую.
   Лидрал возится с посудой.
   - Кадара, открой пожалуйста рот, - слышится через некоторое время.
   - Как горько... словно яд. Ты хочешь меня отравить?
   - Перестань, это лекарство! Тебе станет легче.
   Некоторое время Лидрал продолжает бренчать посудой, а потом  возвращается
на место и ложится между Доррином и Кадарой.
   - Спасибо, - говорит Доррин, касаясь ее руки.
   - Спи, - шепчет она, пожимая его руку в ответ.
   Со временем юноша засыпает, а просыпается лишь от утреннего щебета  птиц.
Голова почти прошла, а вот зрение так и не вернулось.
   Лидрал уже встала  и  тихонько,  стараясь  не  потревожить  спящих,  поит
лошадей.
   Доррин выбирается из-под повозки, делая все, чтобы не приложиться  к  ней
макушкой.
   - Остался хлеб с сыром. Угощайся, - предлагает Лидрал.
   - Спасибо, - взяв у нее ломоть хлеба и кусочек сыра, он присаживается  на
низкую каменную ограду и спрашивает:
   - Ты все еще пользуешься сырорезкой?
   - Так гораздо удобнее. Признаюсь, меня и по сей день бросает в дрожь  при
виде ножа, - отвечает Лидрал, садясь рядом с ним.
   - Прости.
   - Ты не виноват, - Лидрал касается его щеки.
   - Хотелось бы в это верить. Но они  схватили  тебя  из-за  того,  что  ты
любила меня.
   - Я и сейчас тебя люблю, невозможный ты человек, - говорит Лидрал, сжимая
его запястье. - Как бы хотелось, чтобы ты смог  увидеть  деревья  на  холме!
Роса  на  их  листьях  сияет  в  солнечном  свете  так,  что   они   кажутся
серебряными...
   - Мне бы тоже этого хотелось.
   Некоторое время они сидят молча.
   - Кадара все еще спит, - нарушает молчание Лидрал. - Это хорошо?
   - Хорошо. Но нам придется разбудить ее, чтобы  она  приняла  лекарство  и
попила. Ей нужна вода.
   - Хочешь еще хлеба с сыром?
   - А нам хватит на всю дорогу?
   - Должно. Мерга собирала меня в дорогу так, словно я еду не в Клет, а  на
край света. Хлеба у нас аж четыре каравая.
   Лидрал встает, чтобы собраться в дорогу, а Доррин погружается в  мысли  о
хаосе и гармонии.
   Некоторые люди веруют в гармонию, словно в Бога, но Бог этот  кажется  не
рассудительным мудрецом, а упрямым формалистом. В противном случае как могли
бы хорошие люди страдать из-за  того,  что  им,  во  имя  добра,  приходится
использовать не лучшие средства? Или же средство важнее цели? Всегда?
   Взять Фэрхэвен. Хотя Белым Городом правят приверженцы хаоса, порядка  там
больше,  чем  где-либо  в  Кандаре.  Преступность  мала,  и  народ,  похоже,
позажиточнее тех же спидларцев. Только ли потому, что Фэрхэвен обогатился за
счет завоеваний?
   - Доррин, если  мы  хотим  добраться  до  Дью  без...  без  нежелательных
происшествий...
   Юноша понимает. Неизвестно, не поскачет  ли  в  скором  времени  по  этой
дороге вражеская конница.
   Как и вчера, первое прикосновение к Черному посоху возвращает ему  зрение
- но влажная от росы трава и  темная  зелень  ласкаемой  рассветными  лучами
листвы предстают перед ним лишь на миг.  Мир  снова  поглощает  мрак,  и  он
отворачивается, чтобы Лидрал не увидела подступающих к глазам слез.
   Почему гармония так  далека  от  справедливости?  Чистая  гармония  не  в
состоянии одолеть  хаос,  и  любая  попытка  Доррина  сконцентрировать  силу
гармонии для борьбы с хаосом оборачивается для него наказанием. Та же судьба
постигла и Брида - Белые и  спидларские  купцы  совместно  покарали  его  за
одаренность и приверженность гармонии.
   Может быть, дело в том, что  смерть  есть  конечная  форма  хаоса  -  так
сказать полное отрицание человеческой гармонии? В конце концов,  как  бы  ни
упрекали  его  родные  и  Лортрен,  Доррин  ни  разу  не   пострадал   из-за
использования гармонии для изготовления  машин.  Да  и  изготовление  орудий
убийства не навлекало на него особых бед. Чего, впрочем, не  скажешь  об  их
использовании.
   - Доррин, помоги мне положить Кадару в повозку.
   Юноша склоняется над раненой и, превозмогая боль в плече, поднимает ее.
   - ...больно... не оставляй меня...
   Доррин чувствует, что Кадаре чуточку лучше, но жар  так  и  не  сошел,  а
владеть правой рукой она сможет нескоро. Может быть, вообще никогда.
   В кронах дубов бодро щебечут птички. А вот Доррину не до веселья.

CLI

   - Все выглядит нормально, - говорит Лидрал, озирая долину с гребня холма.
   - Никаких путников вблизи нет,  -  сообщает  Доррин,  уже  восстановивший
способность распространять чувства, не вызывая приступов  головной  боли.  А
вот зрение возвращается к нему по-прежнему лишь при прикосновении к  посоху,
причем лишь на миг и далеко не всякий раз.
   - Да и откуда им взяться! Когда я  выезжала  в  Клет,  жители  бежали  из
города очертя голову.
   Доррин вновь касается посоха, но на сей раз ничего не видит.
   - Как Кадара?
   - Без особых изменений. Иногда пробуждается, но главным образом спит.
   Дорога расширяется, и Доррин направляет Меривен вперед, чтобы ехать рядом
с Лидрал.
   - Что думаешь насчет Брида? - негромко спрашивает Лидрал.  Доррин  качает
головой.
   - Ясно. Вот и я так думаю.
   Ни ей, ни ему не хочется говорить об этом вслух, но им понятно, что Белые
не оставят в живых выходца с Отшельничьего, тем более причинившего им  такой
урон. В печальном молчании они едут дальше, до самой  тропы,  что  ведет  от
главной дороги к Дорринову дому.
   - Мы... еще не приехали? - лепечет Кадара.
   - Можно сказать, уже  дома,  -  отвечает  Лидрал,  но  неожиданно  у  нее
вырывается испуганное восклицание.
   - Что ты увидела? - спрашивает Доррин.
   - Домик Риллы... на его месте пепелище. А твой дом и сарай целы, но перед
ними  завал,  вроде  баррикады.  Там  люди...  Кажется,  Пергун   и   кто-то
постарше... и Рейса - она с мечом.
   Лидрал сворачивает с тракта и направляет повозку к дому.  Доррин  следует
за ней, проклиная свою слепоту.
   - Мастер Доррин... - начинает Пергун.
   - Что случилось? - Доррин поворачивается на его голос.
   - Что с тобой? Куда ты смотришь?
   - Он ослеп, - тихо отвечает за него Лидрал. - А в повозке у  нас  Кадара.
Она тяжело ранена, ее нужно занести в дом.
   - Положите ее на мою кровать, - предлагает Доррин.
   - Ослеп! - в ужасе восклицает Пергун. - Эти Белые злодеи... неужто они?..
   - Это не они. Это я сам, - угрюмо произносит  юноша.  Он  спешивается  и,
ориентируясь с помощью чувств, ведет Меривен в конюшню.
   - Он что, свихнулся? - спрашивает Пергун.
   - Давай, я помогу... - слышит Доррин голос Рейсы.
   - Сказано же - ослеп! Ослеп, а не свихнулся! - ворчит Лидрал, спускаясь с
повозки. -  Он  целитель,  приверженец  гармонии,  а  ему  пришлось  создать
устройства, загубившие тысячи людей.
   - Тысячи?
   - Именно так. Правда, и этого  оказалось  недостаточно.  Я  полагаю,  что
благодаря Доррину и Бриду Белые потеряли более половины своего войска, но их
осталось еще тысяч пять.
   Доррин открывает конюшню, и в нос ему ударяет сильный конский запах.  Там
находится целых пять лошадей. Две привязаны в углу,  в  наспех  отгороженных
стойлах.  Но  стойло  Меривен  не  занято.  Поставив  кобылу   туда,   юноша
расседлывает ее, кладет седло на полку, отставляет посох к стене и  привычно
берется за щетку.
   - Тебе нельзя оставаться здесь, - говорит Рейса. - Они сожгут все округу,
лишь бы до тебя добраться.
   - До меня? Кому нужен простой кузнец?
   - Да уж нынче все знают, как ты прост! - хмыкает Рейса.  -  Скажи  лучше,
как твой корабль? Плавать может? Яррл по пути сюда  вроде  бы  видел  его  с
холма.
   - А что, Яррл здесь?
   - Конечно. Это разумно, здесь легче обороняться. На  большом  фургоне  мы
перевезли к тебе почти все его инструменты, только вот  наковальню  пришлось
оставить. Пергун, ясное дело, явился  сюда  из-за  Мерги,  а  когда  солдаты
увезли Лидрал, мы решили...
   - Вы вовсе не были обязаны...
   - Доррин, ты тоже много чего не был обязан делать. Ты вовсе не был обязан
исцелять сына Гонсара, не был обязан брать в свой дом Мергу. Или лечить всех
тех людей, которые не могли за  это  заплатить.  Или  выращивать  для  Риллы
травы, или отказываться брать работу у заказчиков Яррла.  Короче  говоря,  -
Рейса кашляет, - ты помогал многим, так позволь хоть раз помочь  тебе.  Тьма
свидетель, хоть ты гордец и упрямец, но сейчас тебе позарез нужна помощь...
   Отложив щетку, Доррин нашаривает ларь, чтобы задать Меривен корму.  Рейса
поднимает крышку ларя и вручает ему железный совок - одну из вещиц,  которые
он смастерил мимоходом.
   Прикосновение к холодному железу кажется исцеляющим.
   - Тебе надо отдохнуть.
   Засыпав пару совков зерна в кормушку, Доррин выходит из стойла и,  закрыв
за собой дверь, тяжело опускается на кучу соломы.
   - А где вы все спите?
   - Мы взяли на себя смелость устроиться в передней. Места там  много,  так
что нам оставалось лишь положить тюфяки.
   - Вот и прекрасно.
   Доррин устал куда больше, чем ему казалось. Он почти сразу  проваливается
в сон.

CLII

   Расхаживая по холодной кузнице и касаясь пальцами то горна,  то  полки  с
инструментами, Доррин гадает, когда же к  нему  вернется  зрение.  Если  это
вообще случится. За что он наказан? Или за что наказал себя? За то,  что  не
имеет возможности остановить натиск хаоса, не прибегая к насилию? За то, что
пытался помочь хорошим людям?
   - Тьма! - бормочет он, досадуя  на  собственное  бессилие.  Белые  уже  в
ближайшие