ин. Я Доррин, может, ты меня помнишь...
   -  А...  молодой   ремесленник,   -   седовласый   гильдейский   служащий
откидывается в кресле. - Садись, в ногах правды нет. Я, так вообще еле хожу:
старые кости так с зимы и не оправились.
   Доррин садится, удивляясь тому, как  сильно  сдал  Гастин  с  их  прошлой
встречи.
   - Чем могу служить?
   - Я тут подумал, может, ты посоветуешь...
   - Советы? Этого добра у меня навалом, но бесплатно даются  только  такие,
которые ничего и не стоят, - смеется старик.
   - Не подскажешь ли ты, кто, кроме Виллума, торгует диковинами вроде  моих
игрушек?
   - Ах да, бедный Виллум. Финтал говорил, что ехать сушей  в  Фенард  -  не
самая удачная мысль, и ведь оказался прав. Игрушки, говоришь... хм, игрушки.
Да, у тебя они чудные. Точно не  скажу,  но,  кажется,  тот  молодой  купец,
Джаслот, возит в Сутию всякие редкости. И Вирнил - его лавка за  причалом  -
тоже  увлекается  необычными  вещами,  -  Гастин  умолкает,  потом  пожимает
плечами. - Вот, пожалуй, и все. Во всяком случае, с ходу мне  больше  никого
не вспомнить.
   - А как найти Джаслота?
   - Ну, сам-то он, как  я  понимаю,  нынче  в  море,  а  лавка  его  позади
Виллумовой.  Там  что-то  вроде  маленькой  площади,  которую  он   называет
Ябрушевой. А что, правду говорят, будто в  лавке  Виллума  нынче  заправляет
приказчик Роальд?
   - Как я понимаю, так оно и есть, - отвечает Доррин.
   - Хочешь знать мое мнение? Тут наследнички маху дали. У этого малого нету
деловой хватки. Он может стоять за прилавком, но никак не вести дела.
   - Спасибо за совет, - говорит Доррин, медленно вставая.
   - Не за что, паренек, не за что. Надеюсь, ты не обидишься за  то,  что  я
тебя не провожаю.
   - Тьма, конечно же, нет!
   - Не забудь, годовой взнос нужно уплатить до середины лета.
   - Не забуду.
   Юноша без труда находит лавку Вирнила. На вывеске  лишь  имя  и  никакого
рисунка - стало быть, торговец считает, что его покупатели не кто попало,  а
люди грамотные.
   Доррин заходит в помещения, глядя на расставленные  вдоль  стен  открытые
лари. В каждом подборка товаров определенного типа. В центре  комнаты  стоит
стол, вокруг него стулья. Навстречу  Доррину  поднимается  седой  мужчина  с
морщинистым загорелым лицом, одетый в линялую  голубую  рубаху  и  такие  же
брюки. На его ногах сапоги из темной лакированной кожи.
   - Темный посох, коричневое платье, рыжеволосый и молодой... Вот кто к нам
пожаловал... Ты ведь Доррин, верно?
   - Откуда ты знаешь?
   - Финтал видел тебя и описал на заседании Совета,  в  середине  зимы.  Он
сказал, что  ты  малый  опасный,  но  приверженный  гармонии.  Ну  а  Виллум
рассказывал, что ты делаешь славные игрушки. Опять же, Виллум погиб,  Роальд
разъездной торговли не ведет, Джаслот в море... - он пожимает плечами. - Вот
я и  догадался.  Логика.  Это  совсем  не  сложно,  а  на  людей  производит
впечатление. Так чем могу служить?
   - Не купишь ли несколько игрушек? - отвечает Доррин с той же прямотой,  с
какой вел разговор торговец.
   - Вообще-то, я был бы рад. Но на практике это зависит от цены и  качества
работы, - говорит торговец, жестом указывая на маленький столик.
   Доррин выкладывает свои изделия. Вирнил внимательно рассматривает  каждую
игрушку, все время обходя вокруг стола, как будто  он  не  может  стоять  на
месте.
   - Ты штампуешь шестеренки, а не вырезаешь их, верно?
   - Для игрушек это не имеет особого значения.
   - Возможно. Тем паче что вырезать их для таких маленьких  вещиц  было  бы
слишком накладно. Насчет штамповки - это ты хорошо придумал. Вот эта,  -  он
показывает на кораблик, - нравится мне больше прочих, но  продать  в  Хаморе
или Нолдре можно будет их все. И вот что - я человек прямой и, в отличие  от
Виллума, буду говорить без уверток. По четыре медяка за каждую, округляя  до
ближайшей половины серебреника.
   Доррин выкладывает на стол еще десять игрушек.
   - Эти по четыре с половиной. Скажем даже так - по пять, если в  следующий
раз ты покажешь мне всю партию.
   Доррин поднимает брови.
   - Откуда  я  узнал?  У  меня  есть  парнишка,  который  присматривает  за
конкурентами. Роальду достало сообразительности приобрести кое-что из  того,
что ты предложил, но он рисковать не  будет.  Это  во-первых.  А  во-вторых,
никто, тем паче человек со столь сильным гармоническим началом, как у  тебя,
не станет делать бесконечное число разных моделей.
   - Боюсь, ты меня раскусил, - говорит юноша, с смехом покачивая головой.
   - Ну что ж, Доррин, на том и поладим. До середины лета я ничего взять  не
смогу, ну а тогда надеюсь увидеть тебя снова.
   Торговец провожает Доррина до двери и ждет, пока молодой человек сядет  в
седло.
   Вирнил кажется слишком проницательным для обычного лавочника, к  тому  же
он просто подавляет своей прямотой. Но хаоса в этом человеке нет, и лавку он
содержит, стараясь следовать правилам гармонии.
   Меривен несет всадника мимо "Пивной Кружки"  вверх  по  склону  холма.  В
воздухе вновь усиливается запах дождя.

LXXXI

   - Лучники! Стреляйте! - раскатывается  по  склону  холма  громкий  приказ
Брида. Трое солдат, выехав  из-за  низкой  стены  спускают  тетивы,  посылая
стрелы не градом, а одну за  другой.  Первая  стрела  ударяется  о  каменную
ограду  возле  первого  фургона,  вторая  падает  в  клевер  неподалеку   от
черномордых овец, но третья находит цель.
   - Засада! Это засада!
   Один из одетых в пурпур всадников хватается за плечо, другой озирается по
сторонам.
   - Где эти ублюдки?
   Торговец, отбивавшийся  посохом  от  сабель,  использует  этот  момент  и
наносит отвлекшемуся грабителю сокрушительный удар.  Его  товарищ,  переводя
взгляд с торговца на лучников, поворачивает коня. Снова свистит стрела: один
из разбойников хватается за грудь и падает. Нога застревает  в  стремени,  и
лошадь волочет его за собой
   - Назад по дороге!
   - Готовсь! - на сей раз голос Брида звучит тихо.
   Копыта стучат по влажной глине - налетчики из Галлоса пытаются спастись.
   - Вперед!
   Меч Брида сверкает как молния - двое падают, даже не успев осознать,  что
русоволосый великан среди них.
   Кадара, нанося удары двумя мечами, следует за Бридом. Прорубившись сквозь
вражеский отряд, он разворачивается и снова  бросается  в  бой,  опрокидывая
всадников одного за другим.  Остальные  восемь  спидларских  солдат  наносят
противнику меньше урона, чем парочка с Отшельничьего, однако  и  им  удается
уложить четверых.
   Лишь одному из врагов удается прорубить себе  путь.  Вырвавшись  из  гущи
схватки, он стремглав мчится вверх по склону.
   Кадара,  низко  пригнувшись  в  седле,  устремляется   за   ним.   Беглец
оглядывается и, завидев погоню, пришпоривает коня.
   Девушка усмехается. Она не подгоняет свою кобылу, но примерно  через  кай
конь галлианца начинает уставать, и расстояние между ними сокращается.
   Галлосский  налетчик  оборачивается   и   видит,   что   его   преследует
одна-единственная женщина. С ухмылкой, больше похожей на  хищный  оскал,  он
поднимает клинок.
   Однако ухмылка его тут же исчезает: Кадара использует  короткий  меч  как
метательный нож. Брошенный ее умелой рукой, он  поражает  галлианца  прежде,
чем тот успевает развернуть коня ей навстречу. Правда, и раненный, грабитель
пытается нанести удар саблей, но девушка легко отбивает его длинным мечом  и
перерубает врагу горло.
   Всадник тяжело валится на конскую шею. Девушка перехватывает поводья  его
лошади, подбирает оружие и ведет коня с мертвым всадником назад.
   Торговца уже и след простыл: осознав, что путь к Галлосу опасен, он удрал
по направлению к  Элпарте.  Впрочем,  Кадара  знает,  что  алчность  сильнее
страха,  и  спустя  восьмидневку-другую  этот  идиот  непременно   попробует
проехать в Галлос какой-нибудь другой дорогой.
   - Дикая кошка... еще одного прикончила...
   - Не хотел бы, чтобы она погналась за мной... -  перешептываются  солдаты
за спиной Кадары.
   Кадара подъезжает ко второй в отряде женщине. Та копает  могилу.  Сбросив
мертвеца на землю, Кадара умело обшаривает его, прибирая  к  рукам  примерно
два серебреника разными монетами, нож, пару перстней, амулет с шеи, саблю  и
ножны.
   - Хочешь передохнуть, давай я помогу.
   - Со всем моим  удовольствием,  -  усмехается  Джирин,  передавая  Кадаре
заступ.
   Кадара снимает слой дерна и углубляется в липкую, влажную почву.
   - Закапывайте хорошенько, - говорит Брид. - Мы должны оставлять как можно
меньше следов.
   - Не понимаю, зачем это нужно, - бормочет Джирин. - Как ты думаешь?
   - Думаю, затея сводится к тому,  чтобы  все  налетчики  пропали  неведомо
куда, - отвечает Кадара, отмахиваясь от мухи. - Что бы ты подумала,  случись
всему нашему отряду испариться?
   - Ну, честно говоря, не знаю. Так вот, значит, зачем ты гналась  за  тем,
последним?
   - За тем самым, - говорит Кадара, не переставая копать.
   - А я-то гадала, на кой в рейде лопаты... -  Джирин  переводит  взгляд  с
собеседницы на русоволосого командира и длинный ряд свежих могил.  -  Но  вы
оба... Страшновато с вами. Да что там - просто страшно!
   Кадара молчит.

LXXXII

   Доррин осторожно ссыпает желтый порошок в одну банку, белый - в другую, а
древесный уголь - в угольный ларь. Серый порошок юноша осторожно  пересыпает
в стоящую в углу бочку с тяжелой, окованной железом крышкой.
   Поднявшись по глиняным ступеням, он поднимает обшарпанную дверь  погреба,
или, скорее, крышку люка, придерживая, чтобы ее не захлопнул ветер. А  ветер
сильный - будет гроза.
   Возможно,  стараясь  работать  с  порошком  только  в  ненастье,   Доррин
перестраховывается, но ему слишком памятны и ощущение чужого присутствия,  и
наставления отца, говорившего, что бури и грозы ослабляют способность  Белых
магов к дальновидению.
   Наклонившись,  чтобы  справиться  с  сильным  встречным   ветром,   юноша
выбирается из старого погреба, надолго пережившего дом, стоявший когда-то на
месте нынешних молодых деревьев, и бредет вверх по склону к домику Риллы. На
соседнем холме, у речушки, Доррин надеется построить собственный дом.  Им  с
Лидрал понадобится свой кров, чтобы жить и работать вместе.
   Несмотря на редкие дождевые капли, Доррин задерживается возле расширенных
им  грядок,  бережно  касаясь  пальцами  голубовато-зеленых  побегов  зимних
пряностей и бледного, почти белого бринна. Если они и дальше пойдут в  рост,
здесь хватит на продажу. Дождь усиливается, и юноше приходится поторопиться.
Отвязав Меривен, он ставит ее под широкий навес, а потом заходит в дом.
   Рилла растирает травы.
   - Вот-вот грянет буря.
   - Все равно что сам демон, - бормочет целительница.
   - Ты про меня или про бурю? - уточняет Доррин.
   - Ну, грозы - они  вроде  магии  Белых  чародеев.  Дождь  хлещет,  молнии
блещут, гром гремит, все шумит, но рано или поздно все это заканчивается.  А
вот ты... - она качает головой.  -  Ты  вроде  глубокой  реки  со  спокойной
поверхностью,  но  неодолимым,  сильным  подводным   течением.   Таких   рек
побаиваются даже опытные речные шкиперы.
   - Я?
   - Ты самый. Что у тебя в башке, мне, старухе, невдомек, но ясно,  что  ты
собираешься изменить мир. И изменишь, ежели только Белые не  остановят  тебя
раньше.
   - Ты веришь в это, но все-таки не гонишь меня отсюда?
   - Старый мир нуждается в переменах, дитя.  Ну  а  мне  терять  нечего,  -
говорит она, орудуя пестиком в глубокой ступке. - Не знаю уж как, но  ты  не
дал Герхальму загубить Мергу и ее малышку.  А  побеги  на  грядках  вымахали
выше, чем любые, какие я высаживала в середине лета.
   - Могу я чем-нибудь помочь сейчас?
   - Минуточку, - целительница высыпает смесь растертых листьев в  маленькую
баночку и затыкает ее пробкой, после чего начисто  протирает  ступку.  -  Ты
можешь намолоть немного перцу.
   - Только намолоть перцу?
   - Ты же спрашивал, чем можешь помочь.
   Доррин берет ступку, а Рилла вручает ему миску с перцем.
   - Это для супа, чтобы покрыло донышко примерно на палец.  После  грозы  в
холмах всегда стоит промозглая сырость, а мои старые кости это не греет.
   - Не такая уж ты старая.
   - Все целители старые. Даже ты. Давай, берись за дело.
   К тому  времени,  когда  юноша  въезжает  на  двор  кузницы,  солнце  уже
нагревает его мокрую рубаху. Он машет Петре, и девушка машет ему в ответ.
   - Утром заезжал тот недокормленный малый, торговец из города,  -  говорит
Рейса, - и оставил для тебя вот это. - Доррин получает сложенный  пергамент.
-  Он  спешил,  но,  как  мне  показалось,  услышав,  что  тебя  нет   дома,
почувствовал облегчение
   Доррин хмурится, трогая печать и касаясь  чувствами  воска.  Налет  хаоса
указывает на то, что письмо вскрыто и запечатано вновь.
   - Может, и спешил, - бормочет юноша.
   - Он тебе не нравится?
   - Так... Кое-что меня беспокоит, - уклончиво отвечает Доррин, стараясь не
обнаружить, чего стоит ему эта недоговоренность.
   - Что-то шибко важное?
   Доррин краснеет.
   - Э, да ты по-прежнему влюблен!
   Пунцовый как вареный рак, юноша удаляется в свою каморку,  где  торопливо
срывает печать и углубляется в чтение.

   Доррин.
   Мне потребовалось немало времени, чтобы вернуться в Джеллико, потому  как
капитан не хотел предпринимать рискованное плавание  в  Тирхэвен  и  не  мог
позволить себе платить пошлины в Лидьяре. Кончилось тем, что мы оказались  в
Пирдии, которую я назвала бы  тоскливым  портом.  Оттуда  я  перебралась  на
лошадках в Ренклаар и на речной барже  доплыла  до  Хайдолара.  На  плавание
вверх по течению ушло две восьмидневки, но мне  следовало  поберечь  лошадей
для пути домой через холмы.
   Игрушку твою мне удалось продать в Хайдоларе,  но  деньги  пока  у  меня;
перешлю, когда в ваши края поедет надежный человек. Хочется  надеяться,  что
это письмо до тебя дойдет, но поскольку уверенности нет, деньги я с  ним  не
отправляю.
   На складе царит полнейший беспорядок. Фрейдр страшно расстроился,  потому
как в мое отсутствие виконт повелел провести инспекцию торговых складов. Под
тем предлогом, будто у Белых магов были похищены какие-то товары, хотя какие
именно - сообщено не было. Не знаю, как других, но нас  обыскивали  с  таким
рвением, что много добра, остававшегося, когда я уезжала, пропало бесследно.
   Когда я добралась до дома, весна уже кончилось,  и  конец  пути  пришлось
проделать по жаре.  Сейчас  можно  заработать  денег,  совершив  не  слишком
трудную поездку в Слиго, это к северо-востоку от Тирхэвена. Но скоро мне  не
уехать, надо сперва навести на складе порядок.
   А еще скажу, что я по тебе скучаю. Скучаю по твоему смеху,  по  снегу  на
лице, по разговорам на холоде, по всему. Иногда мне кажется, что  надо  было
остаться, но на что бы мы жили? И тебе и  мне  надо  много  работать.  Да  и
Фрейдр без меня бы не справился. Но я скучаю по тебе и люблю тебя.
   Лидрал

   Доррин поджимает губы: он не видит в письме никаких  секретов,  способных
заинтересовать Белого чародея. Да и какому чародею он нужен - уж не тому ли,
который мимоходом пугнул их по дороге из Фэрхэвена? И не связан ли Фрейдр  с
Белыми? Сам-то брат Лидрал никакой не Белый, иначе Доррин распознал  бы  это
при встрече.
   Сложив письмо, Доррин со вздохом убирает его в шкатулку. Он тоже  скучает
по Лидрал, да и сломанная печать не дает  ему  покоя.  Однако  тосковать  да
гадать сейчас  некогда.  Юноша  снимает  уже  изрядно  выцветшую  коричневую
рубашку и переодевается в рваную, в которой работает в кузнице.
   Сегодня, наверное, опять придется ковать гвозди.

LXXXIII

   Брид отпивает большой глоток холодного сока.
   - Как тебе удается сохранять его холодным?
   - В колодце, - отвечает Петра. - Доррин говорит, что там вода с  Закатных
Отрогов.
   Кадара отгоняет назойливую муху и, глядя на козий загон, интересуется:
   - Это и есть та самая коза, которую удалось спасти?
   - Зилда? Наша обжора? - смеется Доррин. - Она самая. Способна сжевать что
угодно, поэтому теперь мы по большей части держим ее в загоне.
   - Особенно когда наведываются гости, - добавляет Рейса, вынося  из  кухни
стул и пристраиваясь в уголке.
   - Спасибо, ужин был очень вкусный, - говорит Кадара.
   - Особенно приправы, - добавляет Брид.
   - За это надо благодарить Доррина. В  прошлом  году  он  занялся  пряными
травами, и мы смогли насушить всего, от перца  до  горчицы  и  шалфея.  А  в
нынешнем, - Рейса указывает на зеленые грядки, -  дела  обстоят  еще  лучше.
Правда, только Тьме ведомо, как ему удается везде поспевать.
   - А как дела в вашем отряде? - спрашивает Доррин, желая сменить тему.
   - Пока  неплохо,  -  отвечает  Кадара.  -  Но  к  концу  года  все  может
измениться.
   - Не исключено, - кивает Брид.
   - Так или иначе, нам удалось  поприжать  этих  дерьмовых...  разбойников.
Нападают теперь реже.
   - Допустим, вы сделаете дороги Спидлара безопасными, - говорит Доррин.  -
Но кто помешает тем же негодяям нападать на торговцев во  владениях  Галлоса
или Кертиса?
   Кадара старается не смотреть на Брида. Тот пожимает плечами:
   - Белые всегда что-нибудь да придумают.
   - Да, - ворчит  Кадара.  -  Они  вполне  способны  вступить  в  сговор  с
разбойниками, лишь бы подорвать спидларскую торговлю.
   - Ну, это уж вряд ли, - качает головой Рейса, -  но  что-нибудь  и  верно
измыслят. Как всегда. В этом Брид прав.
   - Кстати, Доррин, как поживает Лидрал? - спрашивает Кадара. -  Что-то  ты
не больно о ней распространяешься. Она, оказывается, приезжала в конце зимы,
а ты даже и не заикнулся.
   - Судя по последнему письму, у нее все в порядке.
   Кадара качает головой.
   - Она пробиралась сюда сквозь стужу и метели, а ты просто говоришь, что у
нее все в порядке?
   - Кадара, - остерегает ее Брид.
   - То есть я беспокоюсь, но все равно не могу ничего поделать, - сознается
Доррин. - Наверное, мне не следовало отпускать ее, хотя... Не знаю.
   -  А,  теперь  понятно.  Но  ты  хотя  бы   признаешь,   что   она   тебе
небезразлична?
   Доррин отводит  взгляд  в  сторону,  вспоминая,  как  когда-то  ему  была
небезразлична сама Кадара. Может быть, и она этого не забыла.
   - Ты не спрашивала бы об этом, случись тебе видеть их  зимой,  -  говорит
Петра. - Мы вместе смотрели фейерверк на Ночь Совета,  так  представь  себе,
под ними аж снег растаял.
   Доррин надеется, что сумрак скроет его румянец.
   - Но в Джеллико ей, надеюсь, ничто не угрожает? - говорит Брид.
   - Ее брат как-то связан с Белыми. Он знает, что мы  с  Отшельничьего.  Их
склад обыскивали, и некоторые вещи пропали.
   - Не думаешь же ты, что брат Лидрал...
   - Нет, но... - Доррин  умолкает,  не  зная,  как  рассказать  о  странном
ощущении постороннего  присутствия  или  о  вскрытом  и  снова  запечатанном
письме. Или  о  непонятной  тревоге,  порой  заставляющей  его  работать  до
изнеможения.
   - Но никто не знает, что могут предпринять Белые, - заканчивает  за  него
Рейса.
   - Это более-менее понятно, - суховато отзывается Кадара. - Но с  чего  бы
им интересоваться Доррином?
   - Почем мне знать? - отзывается Доррин. - Возможно,  им  и  нет  до  меня
никакого дела.
   - Но сам ты, парнишка, в это не веришь. Разве не так? - произносит  Яррл,
и все умолкают.
   - Почему ты так думаешь, папа? - спрашивает через некоторое время Петра.
   - Он привносит гармонию  во  все,  даже  в  холодное  железо.  Белым  это
понравиться не может, и я на их месте непременно заинтересовался бы им и его
делами.
   - Вообще-то в этом есть смысл, - размышляет вслух Брид.
   Но на взгляд Доррина, тут многое неясно. Что он такого особенного сделал,
кроме как исцелил нескольких хворых, вырастил несколько грядок пряностей  да
смастерил пару игрушек? Вот Брид - тот перебил уйму приспешников хаоса, а за
ним, Доррином, таких подвигов не числится.
   Доррин вздыхает и  смотрит  на  поблескивающие  в  угасающем  свете  пики
Закатных Отрогов.
   Сказать ему нечего.

LXXXIV