м мече. Тамра, ясное дело, моего поступка  не  одобрила,  но  трудно
ожидать, чтобы какой-либо мой поступок мог сподобиться ее одобрения.
   - Так и быть, три с половиной, - согласился Миртен и полез за спрятанными
в поясе в потайных карманах монетами. - Давай так:  я  сразу  отдам  Леррису
пять причитающихся ему серебреников и два с половиной золотых тебе?
   - Как находишь удобным, - отозвался Дитр  без  намека  на  одобрение  или
недовольство. Но пистолет из шкафа не вынул.
   Миртен вручил мне пять серебреников, и я спрятал их в поясной кошель. Еще
пять и два золотых он  отдал  Дитру,  который  проверил  чистоту  металла  с
помощью магии.
   - Опасаешься хаос-подделки? - спросил я.
   - На глаз ее не обнаружишь....
   Видимо,  удовлетворившись  результатами  проверки,  Дитр  кивнул,  ссыпал
монеты в железный ящик, привинченный к прилавку, и вернулся к нам:
   - Что-нибудь еще нужно?
   - Не здесь, - ответил я.
   Миртен лишь пожал плечами.
   - Коли так, желаю удачи... Особенно тебе, паренек. Слишком  многие,  даже
среди молодежи, настроены против Черных посохов.  Вас  всегда  было  слишком
мало, чтобы развеять недобрые слухи. Всего доброго,  -  и  он  отвернулся  к
прилавку.
   Мы с Миртеном переглянулись и вышли.
   - Слушай, Подпружная улица будет  следующая  впереди?  -  спросил  я  уже
снаружи.
   - Ежели карта в гостинице не врала, то так и есть. Счастливо, Леррис.
   Миртен повернулся и зашагал в обратном направлении. Я же - в  направлении
Подпружной улицы. Мостовая между тем становилась все  уже,  и  мне  начинало
казаться, будто верхние этажи зданий нависают над моей головой.
   На камни мостовой внезапно упала тень. Я вздрогнул, однако  тень  исчезла
так же быстро, как и появилось. Просто солнце на миг спряталось за тучкой.
   До самого перекрестка мне не  повстречалось  ни  одного  человека,  кроме
нищего мальчонки, спрятавшегося при моем появлении за кучу мусора. Следующей
- в полном соответствии с гостиничной картой - оказалась искомая  Подпружная
улица.
   Она повела меня налево и вверх по склону. Он не был крутым,  но  мне  все
равно приходилось внимательно смотреть под ноги, поскольку многие  плиты  из
красного  песчаника  раскололись,  растрескались  или  сдвинулись  с  места.
Подпружную явно мостили позже, с использованием  более  дешевого  материала.
Проулок, из которого я свернул, пусть узкий и запущенный,  устилали  старые,
но прочные и лучше подогнанные гранитные плиты.
   Одолев  подъем  приблизительно  в  сотню  родов,  я   увидел   выцветшую,
облупившуюся вывеску с примитивными изображениями лошади, уздечки,  седла  и
чего-то совсем уж непонятного (по моим догадкам -  копны  сена).  Над  этими
художествами красовалась надпись:
   "КОНЮШНЯ ФЕЛШАРА. ЛОШАДИ И СБРУЯ ВНАЕМ".
   Серая дощатая дверь была открыта.
   Глубоко  вздохнув,  я  прошел  узким  коридором.   Пол   этого   коридора
представлял собой утоптанную смесь глины, конского  навоза  и  еще  неведомо
какой дряни. Во внутреннем дворе находился загон без крыши, посреди которого
была привязана лошадь с глубокой седловиной. А в  дальнем  конце  -  лошадка
поменьше, а точнее сказать, - крупный лохматый пони.
   Бородатый мужчина в выцветшей серой одежде попытался огреть пони кнутом и
сам, в свою очередь, едва увернулся от удара задних копыт.
   - А чтоб те в Хаморе сгинуть!
   Пони ответил сердитым ржанием.
   Я ощутил исходившую от конюха волну ненависти.
   - Эй! Ты, что ли, будешь Фелшар?
   - Ты, гаденыш лохматый, еще у меня получишь!.. - проворчал бородач,  явно
адресуя свои слова пони, и повернулся ко мне, изобразив на лице улыбку. Хотя
внутренне он продолжал кипеть от злобы. - Фелшар в отлучке, скоро  вернется.
Меня Керкласом кличут. Чем могу служить?  -  голос  его  казался  скользким,
вроде масла в той бутыли, что стояла рядом со сложенными у коновязи седлами.
   - Откуда мне знать, что ты можешь, чего не можешь? - откликнулся я, пожав
плечами. - Мне вообще-то не помешала бы лошадь
   Слегка ухмыльнувшись, Керклас смерил меня взглядом,  нахмурился,  завидев
мой посох, и буркнул:
   - В нынешнем году лошади дороги.
   Я вопросительно поднял брови.
   - В Кифриене засуха, в Спидларе - лютая зима... Много лошадей пало.  Мало
кто из путников смог вернуть взятых внаем животных.
   - Сколько? - я кивнул в сторону лошади  с  провисшей  спиной,  казавшейся
куда смирнее и покладистее норовистого пони.
   - Пять золотых. И считай,  что  ты  заключил  очень  выгодную  сделку,  -
откликнулся Керклас. - Хотя фураж нынче дорог.
   По правде сказать, мне вообще не хотелось иметь дело с этим малым.  Пахло
от него хуже, чем от скотины, а налитые кровью глазенки так и шарили по моим
карманам. К тому же  он  врал,  подобно  большинству  кандарских  торговцев,
приплывавших в Найлан. Правда, даже при моей возросшей способности различать
гармонию и хаос я не мог определить, велика ли  ложь  и  в  чем  именно  она
состоит.
   - Путников нынче тоже не густо. Я вот один, и  возможно,  больше  к  тебе
никто не заглянет. А стойла твои почти полны.
   Последнее являлось моей догадкой, но, похоже, догадкой верной.
   - Путники во Фритауне всегда найдутся, - проворчал Керклас.
   - Скажи лучше, каких коней можешь предложить, - промолвил я,  направляясь
к мохнатому пони.
   - Разных, хоть под седло, хоть вьючного, хоть боевого...
   Но меня почему-то тянуло к мохнатому коротышке, на боку которого  имелись
рубцы от недавних ударов кнута. Отметив про  себя  этот  факт,  я  попытался
понять, чем этот пони мог так прогневать конюха. Животное как животное,  без
какой-либо порчи хаосом - во всяком случае, ощутимой.
   Коротышка заржал, и я отскочил, чуть не получив удар копытом.
   - Вот ведь подлая скотина, а? -  воскликнул  оказавшийся  рядом  со  мной
Керклас. - Пони, они такие - смышленые, но вредные и опасные. Тому,  кто  не
шибкий знаток лошадей, лучше держаться от них  подальше.  Пойдем,  я  покажу
тебе лошадок получше.
   - Ладно.
   Конюх отвел меня к ближайшему стойлу, где жевал сено гнедой мерин.
   - Вот настоящий конь. Обучен для боя и не подведет в любом путешествии.
   Я кивнул, присматриваясь к  здоровенному,  ухоженному  коню.  Изъянов  на
первый взгляд вроде бы не было, но что-то меня  настораживало.  Может  быть,
слишком велик? Или (мой взгляд невесть почему притягивали его  уши)  дело  в
чем-то другом?
   - Сколько?
   - Пятнадцать золотых.
   Цена была разумнее той, что он запросил за клячу с провисшей  спиной,  но
явно не по моему кошельку.
   - А другие?
   - Могу предложить кобылу. Резвая, выносливая, хотя не так хороша  в  бою.
Восемь золотых.
   Чудного окраса - вся в черных и белых пятнах - кобыла понравилась мне еще
меньше гнедого.
   - Еще?
   Керклас подвел меня  к  стойлу,  где  с  хрустом  жевал  пересохшее  сено
громадный жеребец.
   - Вот. Тяжеловоз, приученный и к седлу. Для  боя  подходит  мало,  сильно
падок на кобылиц, но зато запросто снесет двоих и пожитки в придачу. А  надо
- так и повозку потянет. За него возьмем шесть золотых. Вообще-то  он  стоит
дороже, но в это время года подвод снаряжают мало, а кормить такую громадину
очень даже накладно....
   После осмотра еще трех кобыл - ни одна из этих кляч мне не приглянулась -
ноги сами понесли меня обратно на двор. Проходя мимо мохнатого строптивца, я
остро почувствовал: это именно то, что мне  нужно,  но  продолжал  шагать  в
направлении мерина, за которого  с  самого  начала  было  заломлено  слишком
много.
   Коняка то ли заржал, то ли застонал.
   Я покачал головой.
   - Мне повезет, если этот дохляк вообще вывезет меня за ворота Фритауна.
   - За пять золотых - это, считай, даром.
   - Что, пять золотых окупят затраты на выхаживание этого одра?
   Керклас закашлялся в спутанную бороду, угрюмо уставился на  мой  посох  и
проворчал:
   - Конь здоровый, а ты, вроде бы, собрался не на скачки, а в дорогу. Так?
   - Так, иначе я не стал бы присматривать лошадь. Но эту клячу не возьму  и
за два золотых; на такой развалине все едино никуда не уедешь.
   Керклас  пожал  плечами,  почесал  всклоченную  макушку  и   сплюнул   на
унавоженную глину.
   - А как насчет того жеребчика? - спросил я.
   - Это не жеребчик, а горный пони. По  выносливости  порода  наипервейшая,
только цену за него Фелшар еще не назначил.
   Я подавил улыбку, смекнув,  что  это,  пожалуй,  можно  обернуть  в  свою
пользу. Подойдя к пони (на сей раз спереди, чтобы не  получить  копытом),  я
убедился, что в плечах он будет пошире и более рослых  скакунов,  а  ноги  у
него хоть и короткие, но зато очень даже крепкие.
   - Может, он меня и снесет... - в голосе моем звучало сомнение.
   - Еще как снесет, да и  не  одного,  -  подал  голос  конюх,  предпочитая
держаться поодаль.
   Я осторожно прикоснулся к рубцу на боку животного.
   Пони фыркнул, вздрогнул, но от меня не отпрянул.
   - Вот, шкура попорчена... - я покачал головой. - Ну,  так  и  быть,  пару
золотых дам.
   - Я ж сказал, Фелшар пока цены не назначил...
   - Ясное дело. Оценивай, не оценивай -  никто  его  не  возьмет,  пока  не
заживут рубцы. Твой хозяин это наверняка знает.
   При этих словах конюх заметно обеспокоился.
   - Ладно, получишь три золотых. Но в придачу к пони дашь седло, уздечку  и
одеяло.
   - Даже и не знаю...
   - Как хочешь. Я могу посмотреть и в других конюшнях.
   Торговались мы долго, и  бородатый  проныра  содрал-таки  с  меня  больше
положенного: три золотых и семь серебреников. Мне достались, кроме  лошадки,
еще приличное седло, одеяло и уздечка. Последняя, правда, представляла собой
недоуздок без удил, но у меня  было  чувство,  что  с  этим  пони  не  стоит
рассчитывать на принуждение. Мы с  ним  должны  поладить  по-доброму,  а  не
выйдет, так и силой ничего не получится.
   Затруднение возникло, когда речь зашла о расписке.
   - Я счетоводству не обучен. Этим занимается Фелшар.
   - Прекрасно. Я напишу ее сам, а ты только приложишь печать.
   Печать, как я приметил, висела над коробкой с расписками.
   - Почем мне знать, вдруг ты...
   Я поднял посох:
   - Всем известно, что имеющий это - не лжет. Я не мог  бы  позволить  себе
обман. Слишком высока цена.
   При виде посоха он отпрянул.
   - Но я не знаю...
   - Зато твой  хозяин  знает,  что  обладатели  Черных  посохов  никого  не
обманывают, но и не позволяют обманывать себя. Неслыханной прибыли ты, может
быть, и не получил, но я плачу настоящую цену  и  заодно  избавляю  тебя  от
возможных неприятностей.
   Каких именно - объяснил мой  красноречивый  кивок  на  излупцованный  бок
животного.
   - И то сказать... худа не будет.
   Дело окончилось тем, что к воротам Фритауна я направился верхом.  Старая,
но укрепленная полоской кожи петля, предназначавшаяся для копья,  подошла  и
для моего посоха. Все бы ничего, только стоило мне забыться, как я все время
кренился в седле к этому темному шесту.
   Пони - это выяснилось, когда я прикоснулся к нему, чтобы оседлать - звали
Гэрлок. Он попытался-таки надуть брюхо,  чтобы  не  позволить  мне  затянуть
подпругу, но я, следуя наставлениям Керкласа, хотя  и  вовсе  не  в  жесткой
манере последнего, принудил строптивца  опуститься  на  колени  и  выпустить
воздух.
   А вот откуда мне стало известно его имя, лучше и не спрашивать. Но я  его
узнал. Что не могло не беспокоить, хотя тут уж ничего не поделаешь.
   Как ни странно, под седлом Гэрлок не артачился и шел не тряско, а  старое
разношенное седло оказалось совсем не жестким и одновременно прочным,  благо
ремни и подпруги были недавно заменены, а все  швы  и  заклепки  я  проверил
самым внимательнейшим образом.
   Ухабы и рытвины на мостовой  пони  обходил  сам,  да  так  ловко,  что  я
подумал: если он проявит такую же сноровку на бездорожье, то я сделал лучшее
приобретение, чем думал.
   К тому времени, когда бывшие спозаранку бледно-серыми облака сгустились и
потемнели, Гэрлок вывез меня на истертую  серую  мостовую  перед  городскими
воротами. Стены высотою не больше двадцати  локтей  не  производили  особого
впечатления, равно как  и  высившиеся  по  обе  стороны  от  ворот  башни  с
зубчатыми парапетами. Навешенные под аркой  бревенчатые,  окованные  железом
ворота казались  довольно  прочными,  и  вышибить  их  представлялось  делом
затруднительным, но едва ли кому-нибудь пришло  бы  в  голову  предпринимать
такую попытку. Вздумай противник штурмовать Фритаун, он нашел бы много  куда
более уязвимых мест на невысоких стенах.
   С внутренней стороны ворот к стене была  пристроена  каменная  караульная
будка, возле которой отирались двое стражников.  На  моих  глазах  маленькая
повозка, влекомая клячей, вроде той, которую мне пытались всучить на конюшне
Фелшара, остановилась возле будки.
   - Подай в сторону, не загораживай всю дорогу, - велел один из  стражников
вознице - лохматой женщине  с  крючковатым  носом.  Та  щелкнула  вожжами  и
освободила проезд.
   Второй стражник с нескрываемым интересом поглядывал на моего пони.
   - Эй, малец, где раздобыл лошадку?
   - У Фелшара, служивый, - вежливо ответил я, не имея желания грубить этому
рослому малому, державшему руку на рукояти  меча.  Может,  он  и  грузноват,
брюхо ловкости тоже не придает, но зачем же искушать судьбу?
   - А доказать это можешь?
   Я пожал плечами.
   - У меня есть квитанция об уплате с печатью Фелшаровой конюшни.  И  кроме
того, - мои пальцы коснулись посоха, который оказался чуточку разогревшимся,
- как бы я мог лгать, обладая ЭТИМ?
   Взгляд стража упала на посох, и глаза его расширились как совсем  недавно
у Керкласа.
   - Уж больно ты молод, - сказал он, посмотрев на мое лицо.
   - Знаю. Все только об этом мне и твердят, с самой весны, -  я  достал  из
пояса и развернул тонкий пергаментный  лист.  -  Потрудись  лучше  взглянуть
сюда...
   Выражение его лица и ярость, затаившаяся глубоко в глазах, заставили меня
насторожиться. И ему не удалось застать меня врасплох.
   Я ухитрился не позволить стражнику вырвать у меня пергамент. Вместо этого
я выхватил посох из петли - достаточно быстро, чтобы отразить удар его меча.
Почти в тот же миг другой конец посоха ударил его по щеке - не очень сильно,
но все же чувствительно.
   Гэрлок, не дожидаясь понукания, рысью, а  потом  и  галопом  припустил  в
открытые ворота. Закрыть их в одно мгновение не имелось никакой возможности,
и мы, проскочив мимо второго стражника, оказались за городской стеной.
   - Вор! Конокрад! Держи его! - неслось мне  вслед.  Под  копытами  Гэрлока
звенели камни. Чтобы не свалиться, мне пришлось отпустить узду и вцепиться в
мохнатую гриву. Естественно, я тут же завалился на бок и думал на скаку лишь
о том, как бы с кем не столкнуться. Впрочем,  обошлось:  пешие  попрыгали  в
придорожные канавы, что же до  встречных  повозок,  то  мой  пони  ухитрялся
огибать их с удивительной ловкостью. К  счастью,  как  раз  в  это  время  к
городским воротам Фритауна направлялся поток окрестных хуторян  и  торговцев
продовольствием.  Стрелять  вдогонку  всаднику,  скачущему   сквозь   толпу,
означало бы рисковать подстрелить совершенно постороннего человека. А  когда
толпа на дороге поредела,  мы  уже  находились  вне  пределов  досягаемости.
Правда, с башни меня можно было достать из тяжелого  арбалета  при  условии,
что таковой, исправный и заряженный, на этой башне имелся.
   Вскоре за воротами мостовая оборвалась. Копыта больше не звенели, а глухо
стучали по утрамбованной глине. Создавалось впечатление,  что  в  этом  краю
дороги мостили лишь в пределах города. Впрочем  земляной  большак  почти  не
размыло недавними дождями.
   За первым перекрестком Гэрлок перешел на рысь, а потом и на шаг.
   - Хорошая лошадка, - я потрепал его по холке, стараясь не задеть рубец от
кнута.
   Пони фыркнул.
   - Согласен, мне они тоже не понравились.
   Я оглянулся на дорогу. С такого расстояния ворота виделись темным пятном,
но было ясно, что никакие всадники нам вдогонку не скакали. Поток путников и
подвод по-прежнему двигался в одном направлении,  вливаясь  под  арку  между
башнями.
   Лишь теперь, переведя дух, я понял,  что  до  сих  пор  судорожно  сжимаю
посох,  который  больше  не  был  теплым  на  ощупь.  Зато  оказалось,   что
дополнительная ременная петля лопнула - видать, когда я вырвал посох,  чтобы
защититься от стражника. Кое-как связав оборванные концы, я  приладил  посох
на место. Покончив с этим, я посмотрел на дорогу и увидел чуть ли  не  перед
самым носом выветренный прямоугольный каменный столб с надписью: "Хрисбарг -
40 к.".
   Усевшись поровнее и взявшись за поводья, я направил  пони  под  уклон,  в
направлении Хрисбарга.
   Стоило отметить, что событий с утра произошло гораздо больше,  чем  можно
было ожидать. Подвергнуться нападению грабителя, герцогского стражника... Не
слишком ли много для одного неполного дня? Это  при  том,  что  у  меня  нет
точного представления, куда держать путь.  Хотя  этот  Хрисбарг,  вроде  бы,
находится там, откуда можно попасть к  Рассветным,  а  в  конечном  счете  и
Закатным Отрогам.
   Поднимут ли стражники из Фритауна шум  из-за  случившегося  у  ворот?  Не
захотят ли они отыграться на других членах группы? Впрочем, остальные  могли
покинуть город, пока я торговался с Керкласом насчет лошади.
   Конечно, мне стоило бы выбраться из Фритауна, не  поднимая  такого  шума.
Случившегося не изменишь, но эта история грозила аукнуться  впоследствии,  в
самое неподходящее время.
   Вот с такими мыслями и пустились мы с Гэрлоком в долгий путь к Хрисбаргу.
   По дороге стучали копыта, а над ней,  суля  нешуточный  дождь,  сгущались
тучи.

XX

   Жалкие угольки, тлеющие в камине, не могут наполнить теплом  общую  залу,
но доброжелательная улыбка человека в белом кажется согревающей.
   - Хозяин! - окликает он. - Нельзя ли растопить камин пожарче?
   Сидящая в полутьме за  угловым  столиком  женщина  смотрит  на  вышедшего
вперед кряжистого, пузатого трактирщика в  бесформенных  штанах,  поношенной
тунике и заляпанном полотняном фартуке.
   - Прошу прощения, мой господин, но у нас нет ни дров, ни  угля.  Никакого
топлива, кроме той малости, что уже горит. Черные ублюдки  отрезали  нас  от
поставщиков, и простому люду приходится мерзнуть.
   Немногочисленные посетители реагируют одобрительным гомоном.
   - Тогда принеси мне камней.
   - Камней?
   - Ну да, камней. Ты ведь хочешь, чтобы в трактире стало теплее?
   Недоумевающий трактирщик кланяется и пятится. Улыбчивый человек  в  белом
оборачивается к сидящей рядом с ним женщине, лицо которой скрыто под вуалью,
и что-то ей говорит. Так тихо, что даже стоящей совсем рядом прислужнице  не
удается ничего разобрать.
   У кухонной двери толстяк-трактирщик обменивается  парой  слов  с  молодой
беременной женщиной. Она исчезает,  а  он  остается  в  дверях,  таращась  в
холодную, полутемную залу.
   Сидящая в углу женщина подается вперед. Капюшон  ее  плаща  откидывается,
открывая чистые линии юного лица и рыжее пламя волос.
   Какой-то худощавый мужчина, ухмыляясь в нечесаную  бороду,  встает  из-за
своего стола и направляется к ней. Рука его касается рукоятки засунутого  за
пояс ножа.
   Рыжеволосая поднимает на него глаза.
   - Вижу, милашка, что тебе нужен мужчина, - произносит неряшливый бородач.
   - Если и нужен, то не такой, как ты.
   Никто в трактире не обращает на эту сцену ни малейшего внимания.
   - Ах ты наглая потаскушка! Вздумала грубить, вот как?
   - Ничего подобного, - невозмутимо отзывается  рыжеволосая,  глядя  сквозь
него. - Я только указала на очевидное.
   Однако ее спокойная уверенность не смущает навязчивого бородача,  который
тянется за стулом.
   - Я тебя не приглашала, - замечает девушка.
   - Обойдусь без приглашения, - рычит он, окидывая ее похотливым  взглядом,
и садится рядом.
   Ее посох и нога приходят в движение одновременно.
   И стул и бородач падают на посыпанный песком дощатый пол.
   - Сука! - он тянетс