женном  виде  походящий
на меч, и, поклонившись, начинает:

   Не спрашивай меня, каков мужчина!
   На лесть он падок и душой изменчив...
   Но что с него возьмешь, ведь он мужчина...

   Распевая     песню,     менестрель,     облаченный     в     обтягивающие
желтовато-коричневые  штаны  и  зеленую  шелковую   рубаху,   пританцовывая,
подходит к главному столу и, взмахнув веером, как клинком, раскрывает его.

   ...Но что с него возьмешь, ведь он мужчина!

   Стражи хлопают в ладоши, и менестрель раскланивается, прежде чем отложить
свой веер и взять гитару.  Среди  хлопков  слышится  одинокий  свист.  Певец
садится на табурет, подкручивая колки, перебирает струны и наконец  тихонько
прокашливается.

   ...Летом, когда зеленеет листва и греет теплом заря,
   Моя любовь уносит тебя за неведомые моря...

   Хлопки следуют довольно жидкие, и менестрель криво улыбается, прежде  чем
перенастроить гитару и исполнить марш:

   ...На горной вершине свой светоч есть,
   Там ярче солнца сияет честь...

   Исполнив еще пару воинственных песен, он встает с табурета и кланяется, а
когда хлопки - на сей раз дружные - стихают, роется в своем мешке и,  достав
немалый сверток, направляется к высокому столу и новому маршалу.
   - Рада видеть тебя снова, Рокелль из Хидлена, -  говорит  Ллиз,  вставая,
чтобы приветствовать менестреля.
   - Ты оказываешь мне честь, милостивая госпожа... -  Рокелль  все  так  же
строен, и голос его звучит молодо,  но  каштановые  волосы  поредели,  и  на
висках   прибавилось   седины.   -   Высокую   честь,   приглашая   простого
странствующего певца!
   - Певцов  и  музыкантов  у  нас  всегда  ждет  самый  радушный  прием,  -
произносит Ллиз, делая шаг ему навстречу.
   -  Тогда  позволь  преподнести  тебе  на  память  небольшой  подарок,   -
продолжает менестрель  лукаво-безразличным  тоном,  поднимая  обеими  руками
сверток.
   - А я нахожу его довольно большим, - Ллиз поднимает брови.
   - Надеюсь, что ты найдешь его также и интересным.
   С этими словами Рокелль кладет сверток на стол и снимает ткань.
   Эмрис подается вперед. На столе стоит  модель  самого  Западного  Оплота:
массивные  стены  выполнены  в  металле,  в  центральном  внутреннем   дворе
установлена большая свеча.
   - Если позволите... - менестрель  зажигает  от  стоящей  на  столе  лампы
щепочку и подносит огонек к свече.  Стены  и  башни  начинают  поблескивать,
словно в лучах солнца, и даже кладка  кажется  рельефной,  хотя  подогнанные
одна к другой плиты лишь изображены с помощью чеканки.
   - Олово? - спрашивает Эмрис.
   - Увы, капитан стражей, этого я сам не знаю.  Думаю  только,  что  внутри
металла пустое пространство, может  быть,  заполненное  гипсом.  Будь  замок
цельнометаллическим, мне бы его не привезти, - Рокелль  со  смешком  щелкает
пальцем по модели и косится на ближний кувшин.
   - О, прошу прощения! - восклицает Ллиз. -  Ты  порадовал  нас  не  только
пением, но еще и подарком, а  мы,  как  последние  невежи,  заставляем  тебя
стоять на ногах и испытывать жажду. Прошу к столу.
   По ее жесту прислуживающий юноша  наполняет  кубок  и  ставит  его  перед
свободным стулом между капитаном стражей и наставницей бойцов.
   - Еще раз благодарю за честь, - менестрель усаживается и поднимает кубок.
- Пение сушит горло, даже если тебя ценят.
   - Есть ли какие-нибудь новости? - спрашивает  Ллиз,  переводя  задумчивый
взгляд с собеседника на подарок и обратно.
   - Новости есть всегда, милостивая госпожа. Не знаю только, с чего начать.
Может быть, с Черных магов?
   Внимание маршала отвлекает шипение: свеча  во  дворе  миниатюрного  замка
ярко вспыхивает и гаснет.
   - Говорят, будто охватившие Монтгрен пожары - дело рук Черных изменников,
обосновавшихся на Отшельничьем. Не мне, конечно, судить,  но...  В  Кифриене
тоже гибнут сады. А еще говорят, дочь Вейндре присягнула на верность тирану.
   - Об этом мы слышали.
   Рокелль делает большой глоток и продолжает:
   - Белые обещали Хидлену и Кифриену помощь.
   - Интересно, чем  все  это  обернется  для  нас?  -  бормочет  Кринэллин,
уставясь в свой кубок. Ллиз смотрит на менестреля, задумчиво сдвинув  брови,
а потом поджимает губы и разглаживает лоб с видимым  намерением  заговорить.
Но не успевает.
   Сноп пламени, подобно молнии, ударяет  в  стол,  превратив  его  в  груду
обгоревших щепок и расшвыряв обугленные  тела.  Стражи  за  нижними  столами
валятся на  пол.  Не  успевает  утихнуть  эхо,  как  новая  вспышка  озаряет
пиршественный зал,  обратив  в  костры  сразу  два  стола  старших  стражей.
Буквально на долю мгновения - перед тем как растаять - в раскаленном воздухе
обрисовывается фигура в капюшоне.
   Лишь одна женщина, страж с русыми  волосами,  успевает  заметить,  откуда
исходит пламя, и увидеть эту фигуру. Движение  ее  опережает  мысль:  клинок
летит в неведомого врага.
   Пламя, на сей раз не такое сильное, вспыхивает там, где стояла  фигура  в
капюшоне. Над головой трещит подожженная крыша, занялись уже две  потолочные
балки. Откуда-то доносится яростный лязг металла.
   Страж с русыми волосами извлекает клинок из тела поверженного недруга.
   - Будь ты проклят!
   Над  Черной  Башней,  подавая  сигнал  тревоги,  ревет  рог.  Русоволосая
собирает уцелевших стражей, а целительница склоняется над четырьмя  лежащими
на помосте обугленными телами, и лицо ее бледнеет.

CXXII

   - А что, совсем даже неплохо, -  заявляет  Креслин,  с  хрустом  разжевав
последние несколько кусочков зеленого корешка.
   - Особенно если у тебя железные зубы и ты способен  мочалить  ими  дерево
или разгрызать раковины, - ворчит в ответ Мегера.
   - Надо доесть, милостивая  госпожа,  -  настаивает,  выглянув  из  кухни,
Алдония. - От этих кореньев кожа делается мягкой и чистой.
   - Я их уже столько сгрызла, что на всю оставшуюся жизнь хватит.
   - Но ведь они вкусные, - замечает Креслин.
   - Перестаньте! Вы, оба! Все равно не  уломаете.  Сколько  ни  старайтесь,
ничего это не изменит.
   - Ничего?
   -  Подождем,  милостивый  господин,  пока  она  не  окажется  на  сносях.
Посмотрим, что тогда запоет.
   - Прекратите сейчас же! - фыркает Мегера. - И знайте:  я  отказываюсь  от
снеди, разжевать которую не легче, чем деревяшку, тем паче что на  вкус  она
не лучше пресловутого колдовского варева.
   - Как скажешь... -  начинает  Креслин,  но  тут  в  его  голове  грохочет
беззвучный гром и перед глазами вспыхивает белое пламя. Содрогнувшись, юноша
обеими руками хватается за столешницу. Взор его устремлен в никуда.
   "...суженый..."
   Мегера бледнеет.
   - Что?..
   Белая пустота рассеивается, и Креслин  понимает,  что  именно  произошло.
Откуда приходит это знание - неизвестно, но оно приходит, и страшная  правда
кромсает его душу, словно тупым ножом.
   - Ллиз... - он качает головой, встает и, не глядя перед собой, бредет  на
террасу, в туман.
   Мегера  следует  за  ним.  Алдония,  проводив  ее  взглядом,   сокрушенно
бормочет:
   - Чародей не чародей, а есть всем надо.
   Потом,  вздохнув,   она   начинает   убирать   со   стола,   одновременно
прислушиваясь, не заплачет ли девочка, которой время проснуться.
   Подойдя к Креслину и взяв его за руку, Мегера - впервые! - чувствует, что
его пальцы холоднее, чем у нее.
   - Она мертва. Ллиз.
   - Как? Почему?
   - Знаю одно: ее больше нет.
   - А ты не ошибся?
   - Белые... Все  Белые...  Их  обеих  нет!  -  глаза  Креслина  сухи,  как
Отшельничий во время безводья, сердце сжато, словно стальными тисками.
   Мегера берет его руки в свои.
   - Вот еще одна жизнь, погубленная из-за меня.
   - Нет, ты не должен смотреть на это так.
   - Может, и не должен. Но смотрю...
   "...Ллиз... Ллиз..."
   Ему хочется плакать, но глаза остаются сухими,  а  руки  -  холодными,  и
Мегера не в силах их отогреть.
   Волны Восточного  Океана  омывают  песок  внизу,  влажный  туман  холодит
террасу, а Мегера держит Креслина за  руки,  стараясь  наполнить  его  своим
теплом.

CXXIII

   - Наконец-то Западный Оплот нам  больше  не  помеха,  -  Хартор  привычно
теребит цепочку, но взгляд его обращен к западу.
   - Оправданы ли такие потери? Они все-таки убили Джейка, и  тебе  пришлось
пожертвовать своим  ручным  менестрелем.  Не  говоря  уж  о  людях,  которых
перебили уцелевшие стражи, - указывает Гайретис.
   - Зато Креслин лишился какой-либо поддержки из Кандара. Риесса не  станет
помогать сестрице, Монтгрен - наш, а Западный Оплот покинут - это больше  не
Оплот.
   Молодой маг натянуто улыбается:
   - Оплот - это не стены, а стражи. Три уцелевших отряда,  с  консортами  и
детьми, идут через Закатные Отроги.
   - Три отряда? Обремененные детишками и всем прочим? Пусть  себе  блуждают
по горам, сколько вздумается. Что они могут нам сделать? Да и куда им идти?
   - Я полагаю, на Отшельничий. И еще догадываюсь,  что  ты  положил  начало
созданию Креслином нового войска, более опасного, чем стражи Оплота,  потому
что эти бойцы будут сильнее нас ненавидеть.
   - Гайретис, со стражами покончено.
   Худощавый маг поджимает губы.
   - Боюсь ты зашел слишком далеко, а результаты не самые лучшие. Замок цел,
и теперь Риесса наверняка разместит там свой гарнизон, тогда как я предпочел
бы видеть западные твердыни не в одних  руках.  Лучше  бы  там  распоряжался
новый маршал, а не тиран. Что же до  уцелевших  стражей,  то  добравшись  до
Отшельничьего, они объединятся хоть с древними дьяволами,  лишь  бы  нанести
тебе ответный удар.
   - Если раньше не перемрут с голоду. Креслину и своих-то кормить нечем,  к
тому же у него ни кораблей, ни инструментов, ни денег, ни  оружия.  Конечно,
ему под силу устроить еще несколько бурь, но много ли будет от того проку?
   - Не знаю. Но Дженред тоже считал, что им все предусмотрено,  -  Гайретис
качает  головой.  -  Создается  впечатление,  будто  амулет   Высшего   Мага
подталкивает к необдуманным поступкам.
   - Что ты сказал?
   - Так, ничего, - Белый маг с молодым лицом невесело улыбается. - Ничего.

CXXIV

   Копыта Волы постукивают по  только  что  вымощенной  дороге  к  цитадели,
ставшей  еще  одним  достижением   хаморианских   каменщиков,   продолжающих
работать, несмотря на задержку жалования. Неужто жизнь в Хаморе так плоха?
   С высоты  седла  регент  озирает  тянущиеся  вдоль  дороги  недостроенные
каменные здания. Все еще  густой  и  влажный  туман  не  мешает  каменотесам
придавать заготовкам нужную форму, тогда  как  подручные  замешивают  грубый
раствор, составленный Клер-рисом из толченых раковин, песка  и  еще  невесть
чего. Второй ряд домиков предназначен для семейных солдат  и  стражей,  хотя
если у некоторых стражей имеются  консорты,  то  с  женами  для  подчиненных
Хайела дело пока обстоит туго.  Пока.  В  любом  случае,  эти  дома  помогут
несколько разгрузить цитадель.
   Соседний с Клеррисовым дом, недавняя развалюха, уже  покрыт  черепицей  и
сверкает застекленными окнами. Поселившиеся там двое  каменщиков  заявили  о
намерении найти себе жен и остаться на острове навсегда.
   - У иных порой больше веры, чем у меня... - бормочет юноша себе под нос.
   - Заходи, - слышит он, спешившись у двери,  голос  Клерриса.  -  Я  один,
Лидия внизу, в гостинице.
   Креслин входит и закрывает за собой дверь.
   - Каменщики-то, я смотрю, без дела не сидят, - замечает он,  указывая  на
поблескивающую черепицу соседской крыши.
   - Да, люди работящие. Присматривают место  у  пристани,  чтобы  построить
склад.
   - Что построить?
   Клеррис ухмыляется:
   - Люди верят в будущее. Йорд - тот, что с проседью, - заявляет,  что  как
только ты победишь, от торговцев тут  не  будет  отбоя  и  он  сможет  брать
полновесным золотом за складские и торговые помещения.
   - Кого и как я могу победить, когда мне нечем даже платить за припасы?  Я
один. Герцог умер, Ллиз  оказалась  в  земле,  не  успело  еще  остыть  тело
маршала. А я до сих пор не сумел привести в порядок погоду.
   - Ты уверен, что Корвейл мертв?
   - А разве ты - нет?
   Клеррис отмалчивается, делая глоток воды из высокого стакана.
   - Засуха погубила почти все, что  мы  имели,  а  нынешняя  сырость  может
лишить нас и остального, - Креслин качает  головой.  -  Свет,  я  даже  петь
больше не могу. Но почему? Почему так получается с музыкой?
   - Я  разбираюсь  в  гармонии,  природной  гармонии,  а  не  в  музыке,  -
отзывается Клеррис, допивая воду и ставя стакан на стол.
   - Так ведь дело, думаю, не в музыке. А во мне самом.
   - Может, и так... Этому я бы не удивился, - говорит Черный маг, не  глядя
на собеседника. - Скажи, а ты собираешься предъявлять  права  на  герцогский
титул? Или, может быть, Мегера?
   - На титул Корвейла? Я? Разумеется, нет, я ведь ему даже не  родственник.
А Мегера... Мы с ней об этом не говорили.
   Маг пожимает плечами:
   - Порой вы оба  меня  удивляете.  У  вас  общее  сознание,  однако  самые
очевидные вопросы...
   - Мы не обсуждали это как раз потому, что  чувства  на  сей  счет  у  нас
одинаковые. Во всяком случае, мне так кажется.
   - Ему "кажется"... Должен  сказать,  что  пренебрегать  очевидным  весьма
неразумно.
   - Растолкуй, - просит, присаживаясь, Креслин. - Но имей в виду: я не хочу
становиться  самозваным  герцогом  герцогства,  которое   вот-вот   поглотит
Фэрхэвен.
   - А между тем титул упрочил бы твое положение здесь.
   Креслин хмыкает:
   - Денег титул не добавит, припасов и войск - тоже, а в остальном мы и без
того чувствуем себя уверенно.
   - Тут ты, пожалуй, прав. Кто осмелился бы выступить против вас двоих?
   - Ладно, хватит толковать о титулах, не имеющих  никакого  значения.  Мне
другое интереснее: когда я говорил о музыке и предположил, что дело  во  мне
самом, ты сказал: "Я бы не удивился". Почему?
   - Я бы сказал, что ты нарушаешь равновесие.  Используешь  магию  гармонии
чересчур активно, а сейчас наверняка придумываешь что-нибудь еще похуже.
   - Хуже?
   - Прислушайся к собственным словам. Ты сам сказал, что не  можешь  больше
рассчитывать ни на Монтгрен, ни на Западный  Оплот  и  не  веришь  в  помощь
Риессы. Так что же у тебя на уме?
   - Ничего... пока.
   - Креслин, пойми, что ты не в состоянии нарушать  равновесие  гармонии  и
хаоса вечно! За это так или иначе придется платить.  И  твои  затруднения  с
музыкой наглядно показывают: что-то у тебя не так.
   -  Ладно,  а  как  мне,  по-твоему,  действовать?  Самым  что   ни   есть
гармоническим манером предоставить всем умирать с голоду?
   - Я, кажется, с самого начала предупреждал, что не имею  ответов  на  все
вопросы. Ты изложил свою проблему, я сказал, в чем она, по моему  разумению,
заключается... Моя ли вина, если услышанное тебе  не  по  нраву?  -  говорит
Клеррис, глядя Креслину в глаза.
   - Да, не по нраву. По твоим словам выходит, что я должен  выбирать  между
гармонией и обречением людей на голодную смерть.
   - Ничего подобного я  не  говорил.  Сказал  только,  что  твой  подход  к
использованию магии гармонии может быть опасен. И то, что ты  вдобавок  убил
множество людей клинком, не поможет исправить положение, - Клеррис  пожимает
плечами и добавляет:
   - Твои досада  и  раздражение  мне  понятны.  Вот  почему  Черным  некуда
податься. По крайней мере, одна из причин. Дело в том,  что  мы  не  слишком
хорошо умеем улаживать такого рода противоречия.
   - Тьма! - восклицает Креслин, вскакивая на ноги. - Конечно! Именно  такой
совет мне и нужен! Теперь, когда я, между прочим, не без твоей помощи, зашел
так далеко, ты заявляешь, что ничего не можешь поделать. Использовать  магию
гармонии опасно, клинок тоже. Ничего не делать - тоже не выход. И как мне из
этого выбираться?
   - Предпочтительно без крови и озлобления, - сухо отвечает маг.  -  В  том
числе и против меня.
   - Прости.
   - На самом деле ты не сожалеешь, а по-прежнему злишься на меня за то, что
у меня нет никаких волшебных ответов. А их и в самом деле нет.
   Креслину становится не по себе.  Однако,  понимая,  что  Клеррис  говорит
правду - во всяком случае, то, что искренне считает правдой, - юноша  меняет
тему.
   - Собственно, я пришел не из-за музыки, а из-за погоды...
   - По-моему, нам лучше пока ни во что не вмешиваться. Кажется, нам удалось
придать  средним  северным  ветрам  некоторую  устойчивость.  Впрочем,  тебе
виднее.
   - Да, они держатся.
   - Ну вот и хорошо. К концу лета все утрясется, и  солнечных  дней  у  нас
будет больше.
   Весь дальнейший разговор посвящен исключительно погоде,  однако  то,  что
предшествовало ему, не  прошло  даром,  и  когда  юноша  покидает  дом,  его
донимают тошнота и головная боль.
   Взобравшись на Волу, чтобы поехать в  гостиницу,  где  у  него  назначена
встреча с Мегерой, Креслин с высоты седла озирает Край Земли.
   Цитадель по сравнению с днем их прибытия  увеличилась  в  три  раза.  Все
пустовавшие хижины заселены и отремонтированы. И  к  ним  добавились  новые,
более просторные жилища. Несмотря на то, что на строительство  потребовалось
немало камня и известки, а древесину пришлось доставлять из старого сосняка,
находящегося чуть ли не в десяти кай к югу. В Монтгрене все это  потребовало
бы куда меньше усилий.
   "Звезда Рассвета" все еще стоит у  причала,  но  теперь  корабль  оснащен
всеми парусами,  и  Фрейгр  обещает  завтра  отправиться  на  нем  в  первое
плавание. А "Грифон" уже отплыл в Ренклаар, где, по словам Госсела, найдутся
и нужные для острова товары, и покупатели на маленькую партию пряностей.
   Бросив последний взгляд на пристань, Креслин соскакивает с седла, отводит
Волу в  сарай,  используемый  посетителями  как  конюшня,  и  под  моросящим
дождиком шагает ко входу в гостиницу.
   Стоит ему появиться на пороге общего зала, как разговаривавшая  с  кем-то
из стражей Мегера поднимается из-за стола ему навстречу.
   - Ты рассержен, я сразу почувствовала.
   - Ты права, так оно и есть.
   - Наверняка из-за Клерриса. Что он такое сказал?
   - Давай присядем. Я расскажу.

   ...Имей тот малый лошака,
   Им одарил бы дурака,
   А будь свой ножик у него,
   Не быть бы ей женой его.

   Когда страж - худощавая женщина  с  гитарой  -  берет  последний  аккорд,
сгрудившиеся вокруг круглого стола стражи и солдаты разражаются смехом. Лишь
немногие поднимают глаза на Креслина и Мегеру, которые садятся за  отдельный
маленький столик поближе к кухне.
   - Угодно что-нибудь выпить?
   По одному лишь тону прислужницы можно догадаться, что питейное  заведение
встало на ноги и дела в нем идут неплохо.
   - А что есть?
   - Вино "Черная Зарница", хмельной мед и зеленый сок.
   - Зеленый сок? - переспрашивает Мегера.
   - Да, сок диких зеленых ягод, что растут на утесах.  Кислятина  страшная,
но некоторым нравится.
   - Мне зеленого, - решает Креслин.
   - Я тоже попробую, хоть и кислятина, - Мегера кивает, пряча улыбку.
   - Как вам будет угодно.
   - Ты намекаешь на то, что я и во всем  прочем  приверженец  кислятины?  -
спрашивает Креслин.
   - Мужчины в большинстве своем так устроены, что вокруг них все само собой
киснет, - фыркает Мегера.
   Юноша молчит, однако качает головой и слегка кривит губы. Мегера пожимает
ему руку и тут же, выпустив ее, говорит:
   - А твоя затея насчет питейного заведения была что надо.
   - Да, одна из немногих, которая  осуществилась  с  самого  начала  и  без
особых усилий.
   - Ну, тебе все же пришлось кое-что сделать, чтобы все пошло, как надо.
   - Иногда я жалею о том, что еще раньше не догадался спеть кое-кому особо.
   - Иногда?
   - Всегда, - поправляется Креслин и глубоко вздыхает.
   - Ну вот, ты все еще сердишься.
   - Ничего не могу с собой поделать. Клеррис прочитал мне  нотацию  о  том,
что я слишком активно использую магию  гармонии  и  тем  самым,  видишь  ли,
нарушаю его драгоценное равновесие.
   - О-о-о...
   - Знаю, тебя это тоже давно волнует, но ведь я всю дорогу  просил  его  о
помощи. И не дождался никак