же не раз толковали насчет  твоего  желания  придумывать  и
делать машины, - говорит Оран, строго глядя на Доррина. - Я просил тебя  как
следует обо всем этом подумать, но только... - маг делает  паузу.  -  Только
непохоже, чтобы ты воспринял мои слова серьезно.
   - Я много думал об этом, - медленно отвечает Доррин,  -  но  чем  чаще  я
задумываюсь на сей счет, отец, тем яснее  осознаю,  что  предпочел  бы  быть
кузнецом  или  столяром.  Ремесленники  создают  настоящие,  полезные  вещи.
Целители  -  помогают  больным.  Мне  совершенно  не  улыбается  всю   жизнь
бездействовать в созерцании. Я хочу создавать. Сам. Нечто реальное.
   - Порой умелый наблюдатель может спасти множество жизней.  Вот  во  время
прошлогодней бури...
   - А говорят, будто Креслин умел управлять штормами. Мы бы тоже могли...
   - Доррин, сколько можно повторять одно и то же! Вздумай мы вызывать бури,
это изменит климат во всем мире, погубит тысячи  жизней.  Наш  остров  снова
превратится в пустыню. Тебе следует не задаваться  никчемными  вопросами,  а
сосредоточиться на исполнении своего долга. А поскольку самому мне наставить
тебя на путь истинный, похоже, не под силу,  я  собираюсь  послать  тебя  на
обучение к Лортрен.
   - А это разумно? - спрашивает Ребекка.
   - А что еще я могу сделать? Он меня не слушает.
   - Отец, - набрав полную грудь воздуха, начинает рыжий паренек. - Я слушаю
тебя, и очень внимательно, но не могу заставить себя делать то, чего хочется
тебе и совсем не хочется мне. Ты великий маг, Мастер воздуха, но я-то  таким
никогда не стану! Так почему бы тебе не позволить мне быть  таким,  каков  я
есть?
   - Доррин, именно твои разлюбезные машины вкупе с хаосом привели к падению
ангелов. Правда, все склоняются к мнению, что ты не  смог  бы  прибегнуть  к
магии хаоса,  даже  если  б  от  этого  зависела  твоя  жизнь.  Но  подобная
приверженность всяческой машинерии противоестественна  и  внушает  опасения.
Какая вообще польза может быть от этих устройств? Может  ли  машина  вернуть
кому-то здоровье, как делает целитель? А не боишься ли ты, что  твои  машины
отравят воду и воздух? Залежи холодного железа лежат в основе  гармонической
структуры Отшельничьего. Неужто ты хочешь порушить и ее,  добывая  руду  для
своих машин?  Неужели  ты  хочешь  поступиться  гармонией  во  имя  суетного
любопытства и тщеславия?
   Доррин сосредоточенно смотрит себе  под  ноги,  но  потом  упрямо  качает
головой:
   - Это вовсе не обязательно, отец. Тот же Хегл  работает  с  металлом,  но
ничего не портит, не загрязняет и уж всяко не подрывает основ  гармонии.  Ты
преувеличиваешь.
   - Хеглу не требуется столько руды и топлива... - начинает было  Оран,  но
сам себя обрывает, махнув рукой:
   - Э, да что толку без конца спорить об одном и том же! Ладно, может быть,
Лортрен заставит вас обоих понять...
   - Э, а я-то в чем виноват? - встревает Кил.
   - При чем тут ты? - вскидывает глаза маг воздуха.
   - Как - при чем? Ты же сам сказал: "обоих"!
   - Я имел в виду  Кадару,  Дорринову  подружку.  Ей  кажется,  будто  сила
заключает в себе ответ на все вопросы. Она совершенно не слушает свою  мать,
только Хегла, потому как уважает физическую силу.
   - Кадара тоже отправится в Академию? - заинтересованно уточняет Доррин.
   Оран кивает:
   - Признаюсь, сам я от этой идеи не в восторге, да  и  Хегл  тоже,  однако
Братство полагает, что если вы и впредь  останетесь  предоставленными  самим
себе, да еще и будете действовать заодно, то дело может обернуться худо.  Ну
а Лортрен, надо думать, вас кое-чему научит.
   - А если и она не сумеет? - интересуется Кил.
   Родители переводят взгляд  на  темноволосого  мальчишку,  но  тот  упрямо
повторяет свой вопрос:
   - Да, а ежели ничего не выйдет?
   - Когда не выйдет, тогда и посмотрим, - отвечает маг. - Но это  вряд  ли.
Лортрен - женщина умелая. Она одинаково сведуща и  в  магии  гармонии,  и  в
обращении с коротким мечом.
   Взгляд Кила перебегает с отца на брата и обратно.
   Оран делает очередной глоток из своей кружки.
   Ребекка встает:
   - Кил, обед вот-вот будет готов, -  она  кивает  в  сторону  буфетной,  и
мальчик спешит за посудой.
   - Мне  надо  кое-что  проверить,  -  бормочет  маг  и,  поставив  кружку,
удаляется в кабинет.
   Ребекка берется за нож и начинает нарезать лук. Молча посмотрев на  мать,
Доррин направляется к террасе: поразмыслить в одиночестве, пока не позовут к
обеду.

VI

   - Сейчас на Отшельничьем нет  великих  магов  погоды.  Таких,  каким  был
Креслин.
   Худощавый человек в белом качает головой:
   - Был ли он и вправду настолько могуч, как о том толкуют? Говорят,  будто
ему удалось потопить весь хаморианский флот.
   - Это произошло еще до того, как он вошел в полную силу, -  резким  тоном
замечает сидящий в  первом  ряду  грузный  мужчина.  -  В  старых  историях,
особливо касающихся погоды, можно найти много поучительного.
   - Да ладно тебе томить юнца, - слышится каркающий голос. - Просто  возьми
да расскажи.
   - Ты и рассказывай, Фиднер.
   - Ладно, - ворчит тощий высохший чародей по имени Фиднер. - Так вот, юный
Мастер магии, все очень просто и вместе с  тем  весьма  сложно.  Триста  лет
назад  в  Совет  входили  и  Черные.  Конечно,  их  было  немного,  и  Белые
посматривали на них сверху вниз, тем паче что магия гармонии более сложна  и
обладает куда меньшей направленной мощью,  нежели  магия  хаоса.  Во  всяком
случае, так считали до тех пор, пока с Крыши Мира не сошел Креслин.
   - Так он - не выдумка?
   - Какие уж тут выдумки! Он был  самым  настоящим.  Таким  настоящим,  что
сумел превратить Белую волшебницу, чуть ли не равную ему по силе, в  мастера
гармонии. Таким настоящим, что сумел разметать и потопить десятки  высланных
против него судов, превратить Кифриен в жаркую пустыню, северный Спидлар - в
снежную тундру, а бесплодный Отшельничий остров - в цветущий сад.
   - Байки да побасенки, - презрительно морщится юноша. - Пустые россказни!
   С его пальцев срывается  стрела  пламени.  Не  просто  алый,  пронизанный
белизной язычок, а настоящий огненный клинок, отсекающий кусок от  одной  из
окаймляющих палату гранитных колонн.
   - Россказни-то россказни, но не совсем пустые. Ты и сам находишься  здесь
именно потому, что в те времена мир посетил Креслин.
   - Как это? Растолкуй, - требует стройный юноша с лучистыми,  как  солнце,
глазами и белыми волосами.
   - Равновесие вполне реально. Да, да, реально, и  игнорировать  этот  факт
опасно. Злосчастный Дженред не верил в Равновесие, за что всем нам  пришлось
поплатиться. Во времена Креслина хаос господствовал, и  равновесию  пришлось
найти точку сосредоточения. Благодаря манипуляциям Черных такой точкой  стал
Креслин, которого воспитали и подготовили за пределами Фэрхэвена.
   - В Западном Оплоте? Ну уж это и вовсе не поддается проверке.
   - Поддается, не поддается, но тебе, Джеслек, следует иметь  это  в  виду.
Креслин, изначально посвященный гармонии, был вдобавок  обучен  как  старший
страж Западного Оплота, что в те времена значило очень и очень много. Еще не
осознав в полной  мере  свои  способности,  он  в  одиночку  истребил  целую
разбойничью шайку и отряд стражи Белой дороги. Да и пел этот малый  чуть  ли
не так же, как легендарный Верлинн.
   - Все это занятно, но при чем тут я?
   - При том, что это выручало его, когда не хватало магии. Тебе  не  мешало
бы научиться чему-то подобному, - звучит хриплый старческий голос.
   - Была бы нужда! - усмехается юноша. - Даже Черным Кифриена не  под  силу
меня остановить.
   - Это правда, но им далеко до Черных с Отшельничьего.
   Последние слова повисают в воздухе - воцаряется тишина.
   - Кто это сказал?
   Вопрос остается без  ответа.  Собравшиеся  расходятся.  Джеслек,  покинув
палату, идет по  светящимся  белизной  улицам  Фэрхэвена  к  центру  старого
города.

VII

   Рослый мужчина  привязывает  лошадь  и  запирает  тормоз  на  двухместной
повозке. Четверо путников поднимаются по пологому склону.
   Отглаженная временем мостовая  из  черного  камня  тянется  к  полудюжине
строений, сложенных из того же материала и  крытых  темной  черепицей.  Даже
оконные рамы сработаны из черного дерева,  а  упругая,  невысокая  и  густая
трава на газонах - насыщенного темно-зеленого цвета.
   Четверо  спутников  медленно  бредут  мимо  обнесенного  низкой  каменной
оградой пышного газона с  синими  и  серебристыми  цветами,  шелестящими  на
прохладном осеннем ветру, а над их головами  по  сине-зеленому  небу  плавно
скользят на запад белые облака.
   - Куда мы идем? - спрашивает молоденькая девушка.
   - К тому черному дому, - отвечает Оран.
   - Здесь все дома черные, - фыркает девушка.
   - Кадара... - укоряет ее кузнец.
   - А что, разве я не права? Тут все чернее черного.
   Доррин переводит взгляд с девушки, дерзнувшей  озвучить  его  собственные
мысли, на отца и спрашивает:
   - А откуда взялось такое название - Академия?
   Он-то знает ответ, но надеется отвлечь Орана и Хегла вопросом,  чтобы  те
не бранили Кадару.
   Оран кривит губы, но все же начинает рассказывать:
   - Первоначально это заведение  не  имело  названия.  Оно  возникло  очень
давно. В ту пору немногие  остававшиеся  в  живых  стражи  Западного  Оплота
обучали здесь молодых Черных боевым искусствам, а те в ответ наставляли их в
логике и теории гармонии... Нам туда, - Оран  указывает  на  боковую  дверь,
после чего продолжает:
   - Ну вот, а поскольку бойцам теория магии вроде как ни к чему, так же как
чародеям - рукопашный бой, то какой-то острослов в насмешку  и  прозвал  это
место "Академией Драчунов  и  Болтунов".  Насчет  "драчунов"  с  "болтунами"
забыли, а слово "Академия" прижилось.
   По двум каменным ступеням  они  поднимаются  на  крытое  крыльцо.  Кадара
поджимает  губы,  взгляд  ее  перебегает  с  отца   на   Орана   и   наконец
останавливается на Доррине. Хегл нерешительно переминается с ноги на ногу.
   - Может быть, здесь меня научат обращаться с клинком, - замечает девушка.
   Открыв тяжелую дубовую  дверь,  Оран  придерживает  ее,  пропуская  своих
спутников вперед. Некоторое время все трое неподвижно стоят снаружи; наконец
Доррин набирается духу и делает шаг вперед. Одновременно на  противоположном
конце небольшого холла появляется женщина - белокурая и мускулистая,  ростом
чуть уступающая Доррину.  По  ее  строгому  лицу  невозможно  определить  ее
возраст.
   - Привет, - говорит она музыкальным голосом.
   - Привет, - склоняет голову Доррин.
   - Приветствую тебя, магистра, - произносит Оран.
   - Слушай, ты, высокопарный осел, - фыркает женщина, - меня пока еще зовут
Лортрен. Можно подумать, будто тебе не известно, как я отношусь  к  дурацкой
манере разводить церемонии между взрослыми людьми.
   Оран слегка кивает:
   - Это мой сын Доррин, а это - Кадара, дочь присутствующего здесь Хегла.
   - Прошу в кабинет, - с этими словами магистра поворачивается  и  исчезает
за дверью. Хегл вопросительно смотрит на Орана,  который  молча  следует  за
ней.
   - Не исключено, что она мне понравится, - шепчет на ходу Кадара.
   - Все может быть, - бросает в ответ Доррин, переступая  порог  помещения,
почти сплошь заставленного множеством книг. Между стеллажами оставались лишь
узкие проходы. Примерно в тридцати локтях от двери стеллажи  уступают  место
свободному  пространству,  на  котором  размещаются  три  стола.  На   одном
красуются два чайника, над которыми поднимается пар,  и  поднос  с  простыми
булочками без начинки. К столу придвинуто шесть стульев.
   Доррин не ел с самого полудня, и ему очень хочется верить, что Лортрен не
услышит, как забурчало у него в животе.
   - Рассаживайтесь кому где  удобно,  -  предлагает  магистра  и  кивает  в
сторону чайников:
   - Горячий сидр и чай. Угощайтесь, кому что по вкусу.
   Оран берется за чайник. Она тихонько откашливается и начинает:
   - Некоторые называют наше заведение "Академией Драчунов и Болтунов".  Или
"Школой Софистов-Головорезов". Ну что ж, с точки зрения большинства  жителей
Отшельничьего, эти названия  справедливы.  Мы  стараемся  научить  пониманию
того, что стоит за всяким знанием, а заодно помогаем  ищущим  это  понимание
получить навыки обращения с оружием. И то и другое так или иначе необходимо.
Ты, - ее взгляд обращается к Доррину, - понимаешь, почему?
   - Нет, магистра.
   - Ну что ж, я не стану вытягивать из тебя ответ.  Это  придет  позже.  Но
самый простой ответ заключается в том, что человек, понимающий что  к  чему,
нередко огорчает других людей, особенно в местах вроде Нолдры или Кандара. А
огорченные люди вместо того, чтобы попытаться устранить  причину  огорчения,
нередко пытаются сорвать обиду на тех, кто их огорчил. Вот тут, - ее  черные
глаза на миг вспыхивают, - навыки самозащиты могут оказаться не лишними.
   - Ты... ты тут помянула Кандар... - нерешительно произносит Хегл.
   - Да, наши ученики по большей части отправляются в Кандар или в Нолдру. А
иные даже в Африт. Чаще всего - в Хамор.
   - Но почему? - спрашивает, словно между  делом,  Оран,  хотя  ответ  ему,
скорее всего, известен.
   - Потому что к нам обычно попадают люди, не склонные  принимать  что-либо
на веру. И одних только наставлений им частенько оказывается недостаточно.
   Доррин хмурится.  Уж  не  является  ли  эта  Академия  местом  подготовки
смутьянов к изгнанию? Однако  свою  догадку  парнишка  оставляет  при  себе,
разумно рассудив, что едва ли улучшит свое положение, высказав ее вслух.
   - Ты хочешь сказать, что  твои  ученики,  они...  они  вроде  как  сплошь
смутьяны? - спрашивает Кадара ломким, срывающимся голосом.
   - Не без того, но мы все такие. Я сама когда-то была еще той  смутьянкой.
Из любого нарушителя спокойствия может выйти  толк,  но  для  этого,  помимо
поучений и знаний, требуется и хорошая доза здравой реальности.
   Доррин отпивает чаю и надкусывает булочку.
   Хегл переводит взгляд с гладкого лица белокурой магистры на  дочь,  потом
на мага воздуха и лишь после этого нерешительно произносит:
   - Хотелось бы мне...
   - Тебе хотелось бы знать, правильно ли ты поступил, решив направить дочку
сюда? Мне тоже. Вообще-то это не самая лучшая идея. Другое дело,  что  любые
другие варианты еще хуже, -  мелодичный  голос  обретает  твердость.  -  Что
обычно бывает с сеятелями хаоса?
   - Их отправляют в изгнание, - отвечает кузнец.
   - А что обычно делает человека сеятелем хаоса?
   Кузнец молча пожимает плечами.
   - Неудовлетворенность жизнью, - отвечает за него маг.
   - Это как раз то самое, - подтверждает магистра.
   - Выходит, из-за того, что мне не нравится, как кто-то распоряжается моей
жизнью, меня напичкают всяким вздором  и  спровадят  в  Кандар?  -  негодует
Кадара.
   - Не совсем так. Ты получишь знания, позволяющие тебе жить в Кандаре  или
Нолдре, а уж потом, столкнувшись с реальностью, ты решишь - годится  ли  для
тебя то, что может  предложить  Отшельничий.  И  тебе  еще  повезло  -  твои
родители могут оплатить обучение. Многим приходится обойтись  напутствием  и
местом на судне.
   Доррин ежится. Ни о чем подобном он  раньше  не  слышал.  Переглянувшись,
молодые люди косятся на родителей, но те оставляют молчаливые вопросы  своих
чад без ответов.
   - Ну и хватит об этом, - говорит Лортрен, вставая. - Вы оба можете  идти,
а ребятам я покажу их комнаты, -  голос  женщины  звучит  доброжелательно  и
любезно, но Доррин неожиданно  понимает,  что  теперь  от  нее  зависит  его
будущее, а возможно - и жизнь.
   - Э... как... где? - запинаясь, бормочет кузнец.
   Лортрен едва заметно улыбается:
   - Если хочешь узнать, где да как будет жить твоя дочка, идем. У нее будет
комнатка, хоть и маленькая, но отдельная.
   Хегл делает шаг следом за дочерью. Доррин оглядывается на отца. Он  легко
понимал его без слов, хотя и не собирался становиться магом.
   - Предпочитаешь, чтобы я не ходил?
   - Да, - подтверждает Доррин. - Тем паче  что,  в  отличие  от  Хегла,  ты
прекрасно знаешь, как выглядят эти комнаты.
   - Паренек-то, я гляжу, у тебя с характером, Оран, - усмехается  магистра.
- Не шумливый, но решительный.
   - Слишком решительный, что ему не на пользу.
   - До свиданья, - говорит отцу Доррин, забрасывая котомку  на  спину.  Все
выходят, лишь один Оран остается возле стола.
   Лортрен ведет троих своих спутников  по  коридору  к  двери,  за  которой
начинается крытая галерея.
   - Нам  туда,  -  магистра  указывает  на  двухэтажное,  крытое  черепицей
строение с узкими окнами, стоящее выше по склону.
   Доррин считает окна - по десять на каждом этаже. Если его прикидки верны,
в здании могут разместиться сорок учеников.
   - Учащиеся селятся только здесь? - спрашивает он.
   - Нет,  хотя  там  живет  большинство,  -  отвечает  Лортрен.  -  Жестких
требований на сей счет нет, но Академия расположена  довольно  далеко  и  от
Экстины, и от Края Земли, а наши студенты очень заняты.
   Лортрен спускается вниз и торопливо, чуть ли не  бегом,  направляется  по
мощеной дорожке к жилому корпусу. Чтобы не отстать, приходится ускорить  шаг
и Доррину с Кадарой.
   - А как долго нам придется учиться?
   Лортрен смеется - так же музыкально, но с хрипотцой.
   - Возможно, с полгода, но это зависит и от тебя.
   - А как часто набираются группы?
   - Новые группы приступают к занятиям  каждые  шесть-восемь  восьмидневок.
Обычно у нас одновременно занимаются  три-четыре  группы,  каждая  на  своей
стадии обучения, - бросает на ходу женщина. Коль скоро ей приходится обучать
примерно по восемьдесят юношей и девушек в год, такие вопросы для нее,  надо
полагать, привычны.
   Вокруг тихо. Слышится лишь дыхание, топот ног, шорох ветра  в  ветвях  да
непрерывный отдаленный шелест набегающих на белый песок волн.
   Взбежав  на  каменное  крыльцо,  Лортрен  останавливается  перед  дубовой
дверью.
   - Кадара, - говорит  она.  -  Хочешь,  подожди  здесь,  а  нет  -  можешь
подняться с нами. Доррин, твоя комната наверху, в конце.
   Она открывает дверь. Доррин проходит внутрь, и Кадара, помешкав,  следует
за ним. Присоединяется к ним и Хегл. Каменная лестница и  сумрачный  коридор
приводят к последней двери.
   - Замков не положено, только задвижка, - говорит магистра, открывая ее  и
пропуская Доррина в помещение.
   Комната невелика, не более семи локтей  в  длину  и  чуть  более  пяти  в
ширину. Всю ее обстановку составляют стоящие на голом каменном полу платяной
шкаф, письменный стол с единственным выдвижным ящиком, стул и койка - тонкий
тюфяк; в изножии сложены простыня и толстое бурое одеяло.
   - Небогато, но все необходимое есть. По  четвертому  колоколу  -  кстати,
колокол созывает на обед - ты встретишь меня в библиотеке,  и  я  познакомлю
тебя с прочими правилами и  с  твоим  расписанием.  К  тому  времени  должны
прибыть и остальные, во всяком случае,  -  большинство.  Пока,  кроме  тебя,
собрались  еще  трое.  Можешь   чувствовать   себя   совершенно   свободным,
расхаживать по всей  территории,  заглядывать  в  любые  комнаты  -  хотя  я
посоветовала бы сперва постучаться, - она делает паузу. - Вопросы есть?
   - А что будет, если я возьму и уйду отсюда?
   - Ничего.
   - А если сунусь, куда не положено?
   Лортрен хмыкает:
   - Суйся куда угодно.  Конечно,  если  ты  помешаешь  чьей-то  работе  или
занятиям, люди могут рассердиться. Но это  твоя  проблема.  В  оружейной  ты
можешь по неосторожности пораниться, но, опять  же,  и  это  твоя  проблема.
Никаких секретов. У меня нет намерения  объяснять  все  правила  каждому  по
отдельности. Перед обедом соберемся, и я сообщу вам то, что  считаю  нужным.
Ну а теперь, - магистра  поворачивается  к  дверям,  где  стоит  в  ожидании
Кадара, - пойдем. Отведу тебя в твою комнату.
   Они выходят. Шаги удаляются и стихают.
   Оставшись в одиночестве, рыжеволосый парнишка морщится - воздух в комнате
затхлый. Протянувшись через столешницу, он открывает