дни двинутся на Дью,  если  только  Спидлария  каким-то  чудом  не
устоит. Но о какой обороне может идти речь, если  после  кровавой  битвы  за
Клет уцелело лишь несколько сот спидларских солдат!
   Юноша выходит из кузницы, прислушиваясь к стуку деревянных учебных мечей.
Даже хромоногий Рик настоял на том, чтобы его обучили владеть клинком.
   - Защищайся! Парируй!
   Можно себе представить,  какой  страх  наводила  некогда  на  противников
Рейса!
   С юга вот-вот нахлынет вал хаоса, а  Доррин  совершенно  бессилен.  Может
быть, стоило бы сходить на "Черный Алмаз"... но  что  толку?  По  заверениям
Пергуна и Яррла, с кораблем все в порядке, а Тирел работает  над  оснасткой.
Однако Доррину необходимо устранить все  выявленные  недостатки  в  зажимном
устройстве и конденсаторе. Сделать же это, будучи слепым, он не может.
   Правда, смастерить коллектор и тубы может и Яррл, но скользящие  пластины
надо ковать из черного железа, а с этим материалом старый кузнец не работал.
Конечно, опытный  мастер  может  освоить  многое,  но  времени-то  почти  не
осталось.
   - Ну что, все хандришь да жалеешь себя?  -  раздается  насмешливый  голос
Риллы.
   - Не столько хандрю, сколько думаю, как привести в порядок корабль.
   - Корабль? А как насчет того, чтобы сперва привести  в  порядок  себя?  -
спрашивает целительница.
   - Каким же это, интересно, манером?
   - Спрашивается, кто из нас великий Черный целитель? Но будь  я  им...  я,
пожалуй, наведалась бы в сад и там, среди трав, пораскинула бы умишком...  -
Рилла смеется.
   - Умишком?
   - Вот именно. То, что тебя тревожит, коренится не в твоем теле, а в душе.
   Сказанное не лишено резона, ведь рост и цветение  имеют  в  своей  основе
гармонию. Он направляется к саду, скрытому за завалом, сооруженным из наспех
срубленных кустов и деревьев.
   - Ваос! - слышится позади голос Яррла. - Ты не сможешь орудовать  тяжелым
клинком с помощью одного запястья.
   - Так ведь никто не сможет, кроме тебя, - замечает Рейса.
   - Да ладно тебе...
   Похоже, за деревянные мечи взялись все - и  Ваос,  и  Рик,  и  Пергун,  и
Лидрал, и даже Мерга.  Только  вот  будет  ли  от  этого  прок?  Чему  можно
научиться за восьмидневку? Впрочем, вражеские новобранцы тоже  не  ахти  как
обучены.
   Солнце слепит глаза, но вершина  холма  продувается  прохладным  северным
ветерком. Осторожно присев  на  борозду  между  грядками,  юноша  перебирает
пальцами прохладные листья бринна.
   О чем же ему  "пораскинуть  умишком"?  Не  иначе,  как  снова  о  природе
гармонии. Что есть гармония и почему приверженцы ее могут  быть  подвергнуты
каре, даже если стремятся к благой цели? Не потому ли, что  деяниями  своими
они, пусть ненамеренно, способствуют возрастанию хаоса? Значит ли  это,  что
гармония есть не более чем сочетание  незыблемых  установлений,  и  никакая,
пусть благая из благих, цель не может оправдать использование силы гармонии,
коль скоро оно способствует умножению хаоса?
   А вот любовь или  дружба  -  не  являются  ли  они  одним  из  проявлений
гармонии? Ведь, надо полагать, истинный хаос и истинная любовь несовместимы.
Любящие не причиняют своим любимым боли, во всяком случае намеренно.  То  же
можно сказать и о друзьях. Боль как таковая есть проявление  хаоса;  не  что
иное, как вызванное той или иной причиной нарушение  гармонии  тела.  А  как
насчет боли душевной?
   Так и не найдя ответа на многие свои вопросы, Доррин тянется к травам, но
белесо-красное  ощущение  хаоса  в  подгнивающем   корешке   разрушает   его
сосредоточенность. В результате он не черпает  силу  гармонии  из  трав,  а,
напротив, направляет остатки своей, чтобы подкрепить бринн.
   - Мастер Доррин, ты чего сидишь между грядок? Можно я рядышком посижу?  -
раздается детский голосок.
   - Конечно, Фриза, -  невольно  улыбнувшись,  отвечает  юноша.  -  Садись,
только не на грядку. Не нужно мять травку.
   - Хороший у тебя садик, - заявляет девчушка, плюхнувшись  ему  на  правое
колено. - Мне нравится.
   - Мне тоже.
   - А почему трава и кустики не ходят?
   - Так ведь ножек-то у них нет. Как же двигаться без ног?
   - У рыбок тоже нет ножек, а они очень даже двигаются.
   - Так они в воде живут, и вместо ног у них плавники да  хвостики.  А  вот
водные растения плавников не имеют и тоже не двигаются.
   - Хорошо, что я не растение. Мне нравится бегать, прыгать и  вообще...  А
мы можем уплыть куда-нибудь на твоем корабле?
   - А куда бы ты хотела?
   - Туда, где люди живут счастливо.  Я  хочу,  чтобы  мама  и  Пергун  были
счастливы. А в счастливом месте они могут жить счастливо всю жизнь.
   Доррин подавляет вздох:
   - Не всегда так получается.
   - Но ты ведь желаешь мамочке счастья?
   - Конечно.
   - Значит, ты возьмешь ее и Пергуна на корабль! Правда?
   - Возьму, - тихонько смеется Доррин. - Только сначала мне нужно заставить
этот корабль плавать.
   - Ну уж это ты сделаешь! У тебя все получается,  за  что  ни  возьмешься.
Можно я побегу, расскажу маме?
   - Беги. А уж я постараюсь, чтоб получилось.
   - Мамочка обрадуется. Пергун тоже... - Фриза вприпрыжку бежит  к  завалу,
возле которого взрослые упражняются с оружием.
   Доррин потирает подбородок. Неожиданная  мысль  приходит  ему  в  голову.
Рейсу он всегда воспринимал как бойца. А вот о  Яррле  в  качестве  такового
даже не задумывался. Почему, хотелось бы  знать?  Неужто  лишь  потому,  что
кузнец никогда не заикался об оружии?
   Пальцы его вновь касаются бринна, но  тут  до  гребня  доносится  звонкий
голосок Фризы:
   - Мастер Доррин сказал, что возьмет нас всех на  корабль!  Если  заставит
этот корабль плавать... Но он заставит, у него всегда все получается!
   Доррин  тихонько  смеется,  и  тут  неожиданно  тьма  перед  его   взором
развеивается. Зная, что все это может исчезнуть в  любой  миг,  юноша  жадно
впитывает образы колышущейся на  ветру  травы  и  притулившихся  к  Закатным
Отрогам пушистых облаков, а потом встает и, радуясь погожему дню, идет  вниз
по склону. И лишь когда его взору предстает напряженное лицо Яррла и висящий
на бедре кузнеца недавно выкованный короткий меч, тьма возвращается.

CLIII

   Доррин направляется через двор к завалу,  у  которого  дежурят  Пергун  с
мечом - работа Яррла - и Лидрал, держащая под рукой свой лук.
   Они следят за дорогой, по которой, хотя уже смеркается, бредут  крестьяне
или пастухи. Они направляются прочь от Дью, к тропе, которая уводит в  горы.
Беженцы уже побывали в гавани, но судов, принимающих на борт пассажиров, там
нет.
   "Черный Алмаз", по настоянию Тирела, стоит не у причала, а  на  якоре,  в
четырех родах от берега. У пристаней остались лишь непригодные для  морского
плавания лодки.
   - Судя по тому, как продвигаются Белые, у нас остались  сутки,  в  лучшем
случае трое, - говорит Лидрал, указывая на столб дыма.
   - Нам нужно закончить загрузку "Черного  Алмаза",  -  отзывается  Доррин,
почесывая подбородок.
   - А он готов?
   - Не совсем. Но дело близится к завершению.
   -  Прошу  прощения,  мастер  Доррин,  -  почтительно  произносит  Пергун,
беспокойно трогая повязку  на  ране,  полученной  в  столкновении  с  шайкой
попытавшихся с отчаяния штурмовать  завал  беженцев,  -  но  не  мог  бы  ты
пояснить, чего мы так долго ждали?
   Помедлив, Доррин отвечает:
   - У побережья курсирует Белый флот, и у нас нет возможности  ускользнуть,
пока двигатель не заработает как следует.
   - Да есть ли у нас вообще такая возможность,  коли  они  мечут  огонь?  И
почему только ты сам не можешь выпускать огненные стрелы?
   - Моя машина позволит нам оторваться  от  них,  а  чтобы  пустить  в  ход
огненный шар, Белый чародей должен подобраться довольно близко. Но ты  прав,
больше тянуть нельзя. Сегодня вечером  мы  загрузим  все,  что  осталось,  а
поутру отправимся в порт. Вчера, в сумерках, когда  никто  не  видел,  Яррл,
Рейса и Ваос уже переправили кое-что на борт.
   - А почему Белые так медлят? Уже больше восьмидневки, как  они  захватили
Клет; давно бы могли нас прихлопнуть.
   - Благодарение Тьме, они хотят  установить  полный  контроль  над  каждым
поселением  и  не  двигаются  дальше,  пока  не  достигают  своей  цели.  Их
предводитель предпочитает действовать методично.
   При этих словах Доррин ежится. Чувства позволяют ему  проследить  маршрут
методичного продвижения Белых, нанесенный на карту Спидлара огнем, пеплом  и
кровью.
   Доррин уходит на кухню, где Мерга нарезает холодную баранину. Возле стола
стоят два короба, куда она складывает содержимое буфета.
   - Тут кое-что отложено для Кадары, - говорит кухарка. - А остальное можно
брать и угощаться.
   - Мне, кстати, надо взглянуть на ее руку, - откликается Доррин. - А потом
схожу в кузницу.
   - Фриза, - велит Мерга дочери, - поищи-ка в буфете, в нижнем  ящике,  два
маленьких горшочка. И поставь на стол.
   - Хорошо, мамочка. А крышки нужны?
   - На что же мне горшочки без крышек?
   Доррин заглядывает в кладовку  -  почти  пустую,  поскольку  основное  ее
содержимое уже  погружено  в  повозку  Лидрал,  -  достает  из  своей  торбы
перевязочный материал и направляется в комнату, где лежит Кадара.
   - Мне надо взглянуть на твою руку.
   Кадара молча протягивает руку и отворачивается  к  стене.  Доррин  меняет
повязку. Рана зашита грубовато, но по этой части он  не  мастак.  Во  всяком
случае, швы помогут ране затянуться, а удалить шрамы можно будет  с  помощью
магии.
   Рана  заживает.  Доррин  не  обнаруживает  в   ней   ни   заражения,   ни
красно-белого налета хаоса. Покончив с рукой, юноша обрабатывает вторую рану
- над ухом. Кадара по-прежнему не издает ни  звука  и  открывает  рот,  лишь
когда он отступает:
   - Зачем ты меня вытащил? Почему не бросил там?
   - Чтобы  Белые  оставили  от  тебя  кучку  пепла?  -  сердито  спрашивает
целитель.
   - Останься ты там, Брид мог бы спастись... Ты мог бы придумать что-нибудь
и перебить их. И потом... Бриду тоже мог  потребоваться  целитель,  -  голос
Кадары холоднее, чем вода в баке на кухне.  -  И  может  быть,  я  могла  бы
действовать правой рукой.
   - Со временем сможешь.
   - Что толку от однорукого бойца? Или однорукой матери?  -  Кадара  качает
головой, и откинувшаяся рыжая прядь обнажает все еще  воспаленный  шрам  над
ухом.
   В комнату с подносом в руках входит Мерга.
   - Я тут принесла поесть. А тебя, мастер Доррин, ждут - у тебя полно дел.
   - Да-да, - подхватывает Кадара, - поспеши. У тебя полно дел поважнее, чем
остановить Белых ублюдков.
   Спорить Доррин не хочет, хотя мог бы сказать, что он лично погубил больше
врагов, чем кто-либо другой, сражавшийся на стороне Спидлара.
   - Останься я там, только и сумел бы, что погибнуть, может быть, прихватив
с собой кого-то из них, - ворчит он, снова испытывая приступ головной  боли.
Она все еще возвращается, так  же  как  и  слепота,  хотя  со  временем  это
происходит все реже и реже.
   - Так какая же от тебя вообще польза? Где ты был, когда Брид так нуждался
в помощи?
   - Я сделал что мог. Ты можешь считать меня трусом, но я не солдат.
   - Ты не трус, Доррин, ты просто не нашел для  себя  того,  за  что  стоит
сражаться. Ни я, ни Лидрал, ни Отшельничий...
   - А как ты назовешь ту бойню, которую я учинил в Клете?
   - Это была не битва, а рассчитанное разрушение.
   - Вот твой обед, - мягко напоминает Мерга.
   - Зачем мне есть?
   - Хотя бы ради твоего ребенка.
   - У которого не будет отца...
   Не дослушав этот спор, Доррин выходит в коридор.  При  взгляде  на  дверь
спальни на его губах появляется улыбка. Народу в дом понабилось столько, что
им с Лидрал волей-неволей приходится спать в одной постели. Правда, меж ними
до сих пор пролегает невидимая преграда, но это уже существенный шаг вперед.
По крайней мере, он всегда может протянуть руку и прикоснуться к ней.
   Вернувшись на кухню, Доррин смотрит на поднимающийся  над  чайником  пар.
Мысль его привычно обращается к паровой машине, построенной с таким трудом.
   Какая от него польза, спросила Кадара! Брид погиб,  приняв  на  себя  всю
мощь удара Белых, а он спасся, потому что был ослеплен и обессилен болью. Но
какая польза от его спасения?
   Юноша медленно выходит из кухни на крыльцо, спускается во двор и,  обойдя
дом, направляется в кузницу.  Над  головой  сгущаются  черные  тучи.  Доррин
потирает лоб, гадая, какими средствами можно было бы остановить  продвижение
Белых. Истребив еще некоторое количество новобранцев, этой цели не добиться.
Да если такие средства и существуют, что можно сделать за оставшееся время?
   Тучи проливаются мелким дождем.
   Доррин ныряет в кузницу, поближе к успокаивающему  теплу  горна  и  звону
молотов. Яррл не просто смастерил новый конденсатор, но  и  существенно  его
усовершенствовал. К  тому  же  его  умение  обращаться  с  точильным  камнем
позволило довести до ума все детали зажимного устройства,  изготовленные  не
из черного железа.
   - Я тут подумал, Доррин... - начинает старый  кузнец,  положив  молот  на
наковальню.
   - Что еще я мог сделать проще? - усмехается юноша.
   - Не то чтобы проще, да сейчас и не до того... но вот если выпадет случай
построить еще корабль... Фурс подсказал мне одну идею, по-моему, интересную.
Берешь два кольца, одно побольше, другое поменьше, края вроде как фланцуешь,
а между ними помещаешь металлические шарики. Само собой, в смазке. Так  вот,
ежели смастерить такую штуковину из черного железа и вставить  ось  вала  во
внутреннее кольцо.....
   - Понятно, - кивает Доррин. - Но как нам сделать  настоящие  шарики?  Они
ведь должны быть безупречной формы.
   - С маленькими не получится, но если сделать их побольше...
   - А почему обязательно шары? - продолжает размышлять вслух Доррин. - Что,
если  нарезать  круглый  железный  прут  на  цилиндрики,  обработать  их  на
точильном камне да отшлифовать?
   - Да, это  проще,  чем  делать  шары,  а  получиться  может  не  хуже,  -
соглашается Яррл. - А теперь посмотри,  что  я  придумал  насчет  сцепления.
Зубья на шестеренках должны быть расположены  под  другим  углом,  вот  так.
Тогда и заклинивать не будет.
   Доррину хочется хлопнуть себя по  лбу  -  как  он  сам  не  додумался!  И
скольких ошибок мог бы избежать, заручившись помощью Яррла раньше...
   Детали зажимного устройства поблескивают на огнеупорных кирпичах.
   - Ты их еще и отполировал?
   - Самую малость.
   Яррл зевает, и юноша замечает круги под его глазами.
   - Ты устал.
   - Ничего, успею еще отдохнуть. Нам с пареньками  нужно  еще  погрузить  в
фургон все эти штуковины, да и инструменты  тоже.  До  утра  осталось  всего
ничего.
   До утра - и до появления Белых.
   Перед глазами Доррина вновь встают столбы черного дыма и  огненные  шары.
Чем огненный шар отличается от  фейерверка?  Мог  бы  он  смастерить...  хм,
что-то вроде фейерверка, только чтобы вся его сила уходила в  тонкую  трубку
из черного железа?
   Он берется за щипцы и достает не пошедшую в дело трубку. Если сделать  ее
длиннее и уже, а на конце устроить раструб...
   - Смотри, Ваос, какой  у  него  взгляд,  -  шепчет  Яррл  подмастерью.  -
Наверняка что-то придумал.
   Доррин опускает заготовку в горн. Время до утра еще есть, а  отдохнуть  -
тут Яррл прав - можно будет и попозже.

CLIV

   В  сером  предрассветном  сумраке  Доррин  поворачивается   в   седле   и
оглядывается на дом, сарай, оборонительный завал и пепелище на месте  домика
Риалы. Грядки уже пусты: все травы срезаны, уложены в мешки и  погружены  на
повозку. На юго-востоке к небу  поднимаются  столбы  дыма  -  там,  на  краю
долины, разбит лагерь Белых.
   Повозка Лидрал едет первой, сразу за Рейсой и Доррином. Ваос сидит  рядом
с Лидрал, не выпуская рукояти меча, который, как надеется  Доррин,  пареньку
не придется пустить в ход. Кадара лежит в повозке среди мешков с  травами  и
некоторых Дорриновых поделок, годных на продажу.
   За всадниками катит фургон. Правит Петра, а рядом с ней сидит Мерга.  Обе
женщины вооружены мечами. В фургоне,  помимо  кузнечных  инструментов,  трех
небольших  бочонков  и  точильного  камня,  везут  Риллу,  Фризу   и   Рика.
Целительница  тихонько  разговаривает  с  девочкой  и  мальчонкой.  Замыкают
колонну Пергун и Яррл - верхами.
   Черная пелена застилает взор Доррина, и он вцепляется в посох,  а  потом,
выпрямившись  в  седле,  заставляет  себя  думать  о  травах,   о   горьком,
целительном вкусе бринна.
   - Рейса, - тихонько окликает он женщину.
   - Да?
   - На меня опять накатило. Это пройдет, но сейчас я ничего не вижу.
   - Ну, пока и смотреть не на что. Дорога впереди ровная.
   Юноша направляет кобылу вперед, держась рядом с Рейсой.
   - Как ты думаешь, мы кого-нибудь повстречаем в  такую  рань?  -  слышится
голос Ваоса.
   - Надеюсь, что нет, - отвечает Лидрал.  -  Но  в  наше  время  надо  быть
готовым ко всему.
   - А что будет с Дью?
   - Не знаю. От Клета почти ничего не осталось: его сожгли и разрушили.  Но
Спидлар, если  верить  беженцам,  Совет  оставил  без  сопротивления.  Белые
убивают не всех подряд, а лишь тех, кто  противится  им  или  был  связан  с
прежней властью, осмелившейся не покориться им.  Купцов,  чиновников,  синих
стражей. Большинство же простых жителей Спидлара никто не тронул.
   - Так почему же столько народу пустилось в бегство? - удивляется Ваос.
   - Потому, что никто толком  не  знает,  чего  ждать  от  Белых.  В  своих
владениях они поддерживают мир, искореняют преступность  и  даже  борются  с
нищетой. Говорят, по их повелению Элпарту уже начали отстраивать заново.  Но
малейшую попытку сопротивления они подавляют со страшной жестокостью, и  это
пугает. Белые не прощают непокорства.
   - Поэтому нам и приходится бежать?
   - Да. Доррин и Кадара, Рейса, Яррл и я - мы все выступали против Белых. А
Доррин нанес им такой урон, как никто другой.
   - И они убили бы нас за то, что мы ему помогали?
   - Это уж точно.
   Ваос сжимает пальцы на рукояти меча.
   Доррин  едет  молча,  стараясь  сосредоточиться   на   том,   что   имеет
гармоническую природу, - травах, целительстве, кузнечном деле...  и  Лидрал.
Когда они проезжают поворот к тележной  мастерской  Гонсара,  черная  завеса
спадает, и ему становится легче дышать.
   Они поднимаются на пологий холм, последний перед мостом через реку Вайль,
и тут желудок Доррина сжимается.
   У моста дорогу преграждает кучка мужчин и женщин с  дубинками  и  вилами.
Старики и дети сбились в кучку за обочиной.
   - Неприятности, - произносит сквозь зубы Рейса.
   - Мне бы не хотелось вступать в стычку, - бормочет Доррин, потирая лоб, а
потом раненое плечо.
   Перегородившие дорогу люди, угрожающе подняв дубинки и вилы, направляются
навстречу всадникам и повозкам.
   - У них есть еда! Лошади!
   - Проклятые торгаши! Довели нас до беды и бегут! Пусть раскошеливаются!
   - Ишь гордые какие... они Белых признавать не хотели, а  страдать  теперь
нам!
   Рейса обматывает поводья вокруг культи и берется левой рукой  за  рукоять
меча.
   - Я попробую с ними поговорить, -  с  этими  словами  Доррин  неторопливо
направляет Меривен вниз по склону, навстречу крестьянам.
   - Ну мы ему зададим!..
   - Отольются наши слезы!..
   Доррин останавливается примерно в трех родах от толпы. Луков он не  видит
и надеется, что у беженцев их нет.
   - Мы были бы благодарны, если бы  вы  дали  нам  проехать...  -  начинает
юноша, плохо представляя себе, какие слова могут убедить этих людей.
   - Ишь ты.... оне нам, стало быть, благодарны...
   - А что... пущай себе едуть. А нам только денежки оставят...
   - Ага... да лошадок с бабенками. Нам и те и другие сгодятся...
   Выждав момент, Доррин поднимает посох и оборачивает свет  вокруг  себя  и
Меривен.
   - Э... торгаш-то исчез!
   - Да это колдун!
   Доррин направляет Меривен вперед и наносит первый удар посохом. Раздается
крик.
   За первым ударом сыплются другие.
   - Хватай чародея... б