а  цветном  принтере. Паоло этого не знал; он  считал,  что
читает настоящие детские книжки.
     Заметив меня, Паоло отвл„кся от чтения.
     - Привет, папа, - сказал он. - Ты ищешь маму?
     - Да, - ответил я и вош„л в комнату. - Где она?
     - Пошла убирать на кухне. Она хотела почитать вместе со
мной,  но  я  сказал ей, что хочу читать сам. Она поцеловала
меня и ушла.
     - Ты хочешь, чтобы тебе не мешали?
     - Нет, папа, я не хочу, чтобы мама опять плакала. Как в
прошлом году. Это плохо, когда плачут в день рождения.
     - А в прошлом году она плакала?
     Паоло кивнул:
     - Тогда она читала мне книжку и вдруг заплакала. Это из-
за Джулии, правда?
     Я сел рядом с ним и обнял его за плечи.
      -  Да, сынок. Джулия была лучшей подругой мамы, и  она
очень грустит по ней.
      Паоло  посмотрел  на  меня  своими  большими  голубыми
глазами. Я бы очень хотел, чтобы он был похож на Джулию,  но
природа  рассудила иначе, и с каждым годом Паоло  становился
вс„ более похожим на меня. У него были такие же золотистые с
рыжинкой  волосы,  такие  же голубые  с  бирюзовым  оттенком
глаза,  такое  же  скуластое  лицо  с  правильными,  типично
пендрагоновскими чертами. Он ничем не напоминал Джулию  -  и
это немного огорчало меня...
      -  Папа,  - нерешительно произн„с Паоло. - А зачем  вы
рассказали мне про Джулию?
     - Как это зачем? - удивился я.
     - Ну, если бы вы не сказали, я бы не знал, что она тоже
была  моей  мамой. Я бы думал, что только Дженни  моя  мама.
Тогда  я не любил бы Джулию, а любил бы только тебя с мамой.
И Фи, конечно.
      Я  был  так  пораж„н его рассуждениями, что  не  сразу
наш„лся с ответом.
      -  Знаешь,  сынок...  Это было бы  нечестно.  И  очень
нехорошо.   Нельзя  удерживать  любовь  ложью.  Ложь   может
погубить е„. Ты знаешь, что Джулия тоже была твоей мамой, ты
любишь  е„,  но  ты  любишь и нас. И если в  будущем  кто-то
скажет  тебе,  что Дженни - не твоя настоящая  мама,  ты  не
/%`%ab -%hl любить е„.
     - Как не настоящая?
      -  Ну,  есть  некоторые люди... я не говорю,  что  они
плохие,  просто они глупые... так вот, такие  люди  считают,
что настоящая мама может быть только одна. Это не правда.
      -  Я  знаю, папа. Джулия была моей настоящей мамой,  и
Дженни тоже моя настоящая мама.
      - Вот видишь, ты уже знаешь это. А если бы не знал,  и
кто-нибудь рассказал тебе о Джулии, ты бы очень обиделся  на
нас за то, что мы обманули тебя. Теперь понимаешь?
     Паоло молча кивнул.
     - Кроме того, - продолжал я. - Если бы мы не рассказали
тебе  правду, то оскорбили бы память Джулии. Ведь она  очень
любила тебя и хотела, чтобы ты любил и помнил е„.
      -  Папа,  -  вдруг  сказал Паоло.  -  Сейчас  ты  тоже
заплачешь?
     - Нет, что ты.
     - А почему у тебя сл„зы?
      - Это бывает, сынок. Мужчины не плачут, но сл„зы у них
иногда  бывают.  -  Я  поцеловал его в  лоб  и  поднялся.  -
Спокойной ночи, Паолино. Не засиживайся допоздна.
     - Не буду, - пообещал он. - Спокойной ночи, папа.
      Я  спустился  на  первый этаж и  действительно  застал
Дженнифер  в  кухне.  Она  уже  закончила  уборку  и  теперь
программировала кухонный автомат на завтрашний день.
     - Фи заснула? - спросила она, не оборачиваясь.
     - Да, - ответил я, любуясь е„ стройной фигурой.
      Дженнифер  никак нельзя было дать тридцать  семь  лет.
Тридцать,  ну,  на худой конец, тридцать два  -  не  больше.
Впрочем, и я не выглядел на свои неполные сорок шесть.  Наши
гены,  пусть и со спящим Даром, весьма успешно противостояли
энтропии. Если бы понадобилось, мы смогли бы выдержать ещ„ и
двадцать, и тридцать, и даже сорок лет заключения...
     К счастью, этого не понадобится.
     - Дженни, - сказал я. - Нам нужно поговорить.
      - Сейчас, милый, минуточку. - Она нажала ещ„ несколько
клавиш  и  задвинула консоль в стол. - Вс„, готово.  Выпьешь
соку?
      -  Выпью, но не соку, - бодро ответил я и, к удивлению
Дженнифер, достал с верхней полки банку растворимого кофе.
      Е„ удивление переросло в изумление, когда я насыпал  в
чашку  с  кипятком  аж две полные ложки  кофе,  добавил,  не
скупясь, сахар, размешал его, а затем вынул из кармана пачку
сигарет и закурил.
     Дженнифер так и села.
     - Эрик! Что с тобой?
     - Догадайся, - предложил я.
     Глаза е„ мгновенно расширились:
     - Неужели...
     - Да, - кивнул я. - Мой Дар полностью восстановлен.
     - И... когда это случилось?
     - Девять дней назад.
     У Дженнифер был такой растерянный вид, словно она никак
не  могла решиться, что ей делать - броситься мне на шею или
abc*-cbl  чем-то  тяж„лым  по  голове.  Я  решил  помочь  ей
советом:
     - Скажи, что я свинья.
     - Ты свинья, Эрик! - с чувством произнесла она.
     - Признаю и каюсь. Обещаю исправиться.
     - Почему ты ничего не сказал?
      -  Боялся  обнад„жить тебя, а потом  разочаровать.  До
сегодняшнего  дня  я не мог взять под контроль  Формирующие.
Как  оказалось, я просто должен был вспомнить и восстановить
все  свои прежние навыки, но я опасался куда более серь„зных
проблем.
     - Значит, ты решил пощадить меня?
     - Нет, Дженни. В любом случае, я сказал бы тебе правду,
но  прежде  я  хотел разобраться, в ч„м состоит эта  правда.
Лишь  сегодня  за праздничным столом я сумел  укротить  одну
Формирующую,  и  только тогда мне стало ясно,  что  мой  Дар
восстановился без каких-либо изъянов.
      Дженнифер поднялась, подошла ко мне и вынула из  моего
рта сигарету. Мы обнялись и поцеловались.
      - Вот за праздничным столом, - заметила она, - как раз
и был удобный случай сообщить нам эту радостную весть.
      -  И дети не смогли бы заснуть от волнения, - возразил
я. - Это первая причина, почему я тогда промолчал.
     - А вторая?
      -  Ты,  милая. Прежде, чем вызвать отца  или  маму,  я
должен поговорить с тобой.
     - О ч„м?
      -  О  нашем  будущем. - Я отстранил от себя Дженнифер,
забрал  у не„ сигарету и сделал глубокую затяжку. - Странно.
Смешно.  Уже больше одиннадцати лет мы жив„м вместе,  у  нас
есть  реб„нок... дети, а я... я боюсь сказать такие  простые
слова: "Дженни, стань моей женой".
      Дженнифер  посмотрела на меня долгим  взглядом,  затем
резко  обернулась  и выбежала из кухни. Я швырнул  окурок  в
раковину умывальника и последовал за ней.
      Она  сидела в холле на диване, уставившись  задумчивым
взглядом в противоположную стену. Я сел рядом с ней и  обнял
е„ за талию.
      - Дженни, родная. Извини, если я сказал что-то не так.
Я имел в виду, что боюсь не твоего согласия, а...
     Дженнифер прижала палец к моим губам.
      -  Я тебя правильно поняла, Эрик. Я знаю, что ты хотел
сказать. Просто я... Понимаешь, я много раз представляла наш
разговор  о  будущем, когда мы, наконец, вырвемся  из  этого
плена.  Я представляла его по-разному, и... ты сказал именно
то, что я мечтала услышать.
     - Значит, ты согласна?
     Она посмотрела на меня сияющими глазами:
     - Да, я согласна... Если ты действительно этого хочешь.
      - Я хочу этого, Дженни, больше всего на свете хочу.  Я
люблю тебя.
     - А как же Софи? Ты уже забыл е„?
      Я  вздохнул и потупился. Эта тема была для нас  своего
рода  табу. Вот уже семь лет, если не больше, мы с Дженнифер
-( разу не упоминали имя Софи в наших разговорах. Да и я сам
с каждым годом вс„ реже и реже вспоминал е„. Однако...
      -  Нет,  дорогая, - честно ответил я. - Было бы  ложью
сказать, что я забыл и разлюбил Софи. И я покривил бы душой,
если  бы  стал  утверждать, что моя любовь к ней  была  лишь
юношеским  увлечением. Двенадцать лет я  пров„л  в  ожидании
встречи  с  ней.  Мысль  о  Софи  помогала  мне  бороться  с
безумием.  Она  стала  для  меня  символом  свободы,   живым
воплощением  той  цели, ради которой я смог вытерпеть  пытку
одиночеством и снести все издевательства Александра. Софи  и
свобода  слились для меня воедино; я люблю Софи, потому  что
люблю  свободу.  Она  всегда  будет  близким  и  родным  мне
человеком. Но ты, Дженни... Ты - самое лучшее, что произошло
в  моей  жизни.  Ты не просто скрасила мо„  одиночество,  ты
превратила  мой  ад  в  рай, а серые  и  унылые  будни  -  в
бесконечный   праздник.  Из  товарищей  по   несчастью,   из
вынужденных  любовников мы стали дружной  семь„й,  мы  стали
единым  целым,  и  теперь я не представляю своей  жизни  без
тебя.  Да,  я  по-прежнему люблю Софи,  но  я  уже  не  могу
представить себя с ней, я не могу представить себя  с  любой
другой женщиной, кроме тебя.
     Дженнифер крепче прижалась ко мне.
     - Со мной то же самое, Эрик. Я продолжаю любить Кевина,
я  очень сильно люблю его, но люблю как старшего брата,  как
друга. А ты - мой единственный мужчина, ты один нужен мне, и
только  ты...  -  Она вздохнула. - Неужели  это  всего  лишь
привычка?
     - Это больше, чем привычка, Дженни. Не всякая любовь, я
уже   не  говорю  о  привычке,  смогла  бы  выдержать  такое
испытание,  которое  выпало  на  нашу  долю.  Долгие   годы,
провед„нные наедине, не стали для нас мучительной пыткой, мы
счастливы вместе, меня не тяготит тво„ общество,  а  тебя  -
мо„.  Многие другие мужчины и женщины на нашем месте  сейчас
бы  только  и  мечтали о том, чтобы побыстрее разбежаться  в
разные стороны, их бы тошнило друг от друга. А у нас с тобой
даже  мысли  такой  не  возникает. Когда  я  думаю  о  сво„м
будущем, то непременно вижу тебя рядом со мной.
      -  Я тоже, милый, - сказала Дженнифер. - Я хочу всегда
быть с тобой. И если это не любовь - то что же тогда любовь?
      - Это любовь, - тв„рдо произн„с я. - Настоящая любовь,
какая  бывает лишь один раз в жизни, и то далеко не у  всех.
Нам с тобой повезло, Дженни. Крупно повезло.

                          21. СОФИ
                     ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРИНЦА

     Прекрасный Принц вернулся. И я страдаю...
      Нет, конечно, я рада за него. Рада, что он жив, здоров
и счастлив... Зато я несчастна!
      Эрик вернулся не сам. К превеликой радости всей родни,
он прив„л с собой Дженнифер. И, к вящему умилению вс„ той же
родни, с ними было двое детей - сын и дочка, Паоло и Фиона.
      Дом Света праздновал возвращение наследного принца. По
этому  случаю Брендон устроил пышное торжество,  на  которое
o"(+(al  все  близкие и дальние родственники, а также  члены
правящих фамилий дружественных Домов.
      Я чувствовала себя чужой на этом празднике жизни и при
первом  же  удобном случае поспешила незаметно  скрыться.  Я
вернулась  в Сумерки Дианы, закрылась в спальне и дала  волю
своим слезам.
      Мне  было  горько и тоскливо. Мне было  почти  так  же
больно, как и год назад, в тот день, когда мне сообщили, что
Эрик погиб. Я снова потеряла Эрика - теперь уже навсегда. Он
разбил мо„ сердце и уш„л к другой...
      Сначала  у  меня  была надежда. Тот  факт,  что  целых
одиннадцать лет Эрик и Дженнифер жили, как муж и  жена,  сам
по  себе ещ„ ничего не значил. Это было естественно и вполне
объяснимо. Даже будь Эрик моим законным мужем, у  меня  язык
не повернулся бы осуждать его. Но... но...
      Вскоре  я  поняла, что они не были просто вынужденными
любовниками,  нашедшими в объятиях друг друга отраду  своему
одиночеству.  За эти годы они стали настоящей семь„й,  и  не
только   дети   связывали   их.  Я   убедилась,   что   Эрик
действительно  любит  Дженнифер,  она  любит  его,   и   они
счастливы  друг с другом и со своими детьми. А мне  не  было
места в их семейной идиллии...
     И главное, это я во вс„м виновата!
      Именно я устроила их счастье, а сво„ разрушила,  когда
свела  их  вместе.  Я,  и никто другой,  была  причиной  той
"случайности",   которая  направила  корабль   Дженнифер   к
планете,   где   находился  Эрик.   Почему   мо„   идиотское
подсознание сыграло со мной такую жестокую шутку?  Почему  я
просто  не вернула Дженнифер в наш родной мир? Или, в худшем
случае, не вернула е„ туда, откуда она бежала. Тогда  бы  мы
нашли  е„  гораздо  раньше. И эта  бедная  женщина,  Джулия,
осталась бы в живых...
     А Эрик, вернувшись домой, стал бы моим.
      Неужели  в глубине души я не хотела этого?  Как  иначе
объяснить вс„ происшедшее...
      Мои  горестные размышления прервал осторожный  и  даже
робкий  стук  в  дверь.  Нельзя сказать,  что  я  совсем  не
почувствовала,  как пару минут назад из Тоннеля  на  лужайку
перед  домом  вышел  Бриан. Подсознательно  я  приняла  этот
сигнал   к  сведению  и  проигнорировала  его.  Так   обычно
случалось  со  мной  во сне: на первых порах  я  всякий  раз
просыпалась, но потом привыкла и научилась не реагировать на
появление  людей, которых хорошо знала и не ожидала  от  них
неприятных сюрпризов. Так было не только во сне, но порой  и
наяву - когда я бывала очень занята или чем-то увлечена.
      А сейчас я была очень занята - я упивалась жалостью  к
себе.
      Лишь  после того, как Бриан постучал в третий  раз,  я
нашла в себе силы ответить:
     - Входи. Открыто.
       Я   не   стала  подниматься  с  постели,  разве   что
перевернулась на спину и поправила юбку. Сл„зы я не  вытерла
-  попросту  забыла.  А  вообще, мне было  безразлично,  что
подумает Бриан. Вернее, я знала, что ничего плохого  он  обо
,-%  не  подумает и пойм„т меня правильно. Если бы он  любил
меня  только по-братски, я бы обрадовалась его приходу  и  с
удовольствием поплакалась бы ему в жилетку.
     Бриан вош„л, закрыл за собой дверь и посмотрел на меня.
     - Тебе плохо, Софи? - спросил он.
     - Да, - честно ответила я.
     - Я так и понял, когда ты ушла.
     - Это было заметно?
       -   Нет,  ты  держалась  молодцом.  Но  мы  с  Дэйрой
догадались.
     - Она тоже прид„т?
     - Не знаю. Может быть, позже... Ты хочешь е„ видеть?
     Было ясно, что сам Бриан этого не хотел.
      -  Мне  вс„  равно,  - сказала я. -  Если  прид„т,  не
прогоню. Но звать е„ не буду.
     Бриан подош„л к кровати и сел на е„ край. Я смотрела на
него,  а он смотрел на меня. Потом достал из кармана  чистый
носовой платок и молча вытер сл„зы с моего лица. Он проделал
это так нежно и бережно, а глядел на меня с таким искренним,
непритворным сочувствием, что я чуть снова не разрыдалась.
     С трудом проглотив застрявший в горле комок, я сказала:
     - Спасибо, Бриан.
      Конечно же, я догадывалась, почему он приш„л ко мне. И
зачем... Вернее, за чем.
      Прежде всего, Бриан приш„л ко мне, как друг. Он видел,
что  мне  плохо, и хотел чем-то помочь. Поддержать, утешить,
приласкать...  Он  заботился о мо„м благе и  с  бескорыстием
друга, и с эгоизмом влюбл„нного.
      Я  не  осуждала его за намерение воспользоваться  моим
теперешним состоянием. Бриан был славным парнем,  но  он  не
был  достаточно сильным, чтобы устоять перед соблазном и  не
сыграть на моей слабости. Не был он и слишком слабым,  чтобы
испугаться   самой  возможности  отказа  и  упустить   такой
великолепный  шанс. Юношеская любовь жестока -  и  к  самому
влюбл„нному, и к объекту его любви. Я говорю так не  потому,
что считаю себя взрослой и умудр„нной жизненным опытом; лишь
глупец  в свои неполные двадцать лет станет утверждать,  что
он  уже взрослый. Однако я успела повидать жизнь и заметила,
что люди старше тридцати любят хоть и не так пылко, но более
самоотверженно, и прежде думают о любимом человеке, а  потом
уже - о себе.
       Нет,   я   не   могла  упрекать  Бриана  в   жестокой
расч„тливости.  Не имела на это морального  права.  В  конце
концов,  и  я  не без греха. Разве не жестоко  было  с  моей
стороны  рассказывать ему про Эрика, делая  вид,  что  я  не
догадываюсь  о  его  чувствах ко мне и  о  том,  какую  боль
причиняют ему мои слова?..
      Бриан  вс„  смотрел на меня, сжимая в руке влажный  от
моих  сл„з  носовой  платок. Само по себе  его  молчание  не
тяготило меня. В обществе Бриана (как и в обществе Дэйры или
Мориса)   я  не  испытывала  неловкости,  когда  мы  надолго
умолкали. При этом мы могли заниматься каждый своим делом  и
ни  в  малейшей  мере не чувствовали себя  скованно.  Обычно
присутствие  других людей давит на человека. В  большей  или
,%-lh%)   степени   -   зависит  от  самого   человека,   от
присутствующих  людей и от их количества. (Впрочем,  поспешу
уточнить:  речь  ид„т не о людях из толпы на  улице  или  на
каком-то   массовом  мероприятии,  а  о  небольших   -   или
сравнительно  небольших - компаниях, где каждый  человек  на
виду). Поэтому, для создания непринужд„нной обстановки люди,
собираясь  в  компании,  вынуждены  вс„  время  говорить.  А
достаточно им умолкнуть на пару минут, как тут же  возникает
напряж„нность, и присутствующие либо спешат разойтись,  либо
торопливо ищут зацепку для возобновления разговора.  Лишь  в
единичных  случаях такой напряж„нности не возникает.  Бриан,
Дэйра и Морис были для меня теми самыми единичными случаями.
       Однако  сейчас  молчание  Бриана  предвещало   начало
разговора,  которого я всячески избегала вот  уже  несколько
месяцев.
      Но  как  предотвратить  его? Что  мне  делать?  Может,
закатить истерику и вынудить Бриана уйти?..
      Нет, только не это. Я не хотела вновь оставаться одна.
А с Брианом мне было хорошо. Он такой милый, такой чуткий...
И,  в  конце  концов, чего я боюсь? Услышать, что  он  любит
меня?  Я и так это знаю. А какой вред от того, что он  будет
знать, что я это знаю? Раньше я боялась ответить ему отказом
- однозначным и категоричным. Но теперь...
      Я  ждала  Эрика.  Надеялась, что  он  верн„тся.  И  он
вернулся. Но не ко мне. Вс„. Точка. Конец.
     Чего я теперь жду? Появления нового принца?
     Нет уж, спасибо! Одного я уже дождалась...
      Из-за  него  я  отвергла мужчину,  которого  любила  и
который  любил  меня,  а в результате моя  жертва  оказалась
напрасной.  Я  потеряла  Мориса, но  не  получила  Эрика,  и
осталась у разбитого корыта. Что ж мне, опять ловить журавля
в  небе,  пренебрегая синицей в руках? Это тем более  глупо,
что на горизонте я не вижу ни единого журавля...
      К тому же Бриан совсем неплох. Не журавль, конечно, но
и  не синица, а нечто среднее - ласточка, например. Он очень
мил,  привлекателен, мне с ним хорошо, и он  любит  меня.  Я
тоже  люблю  его...  как брата. Но разве  этого  мало?  Наше
родство  не  помеха  - ведь он не мой родной  брат,  а  лишь
двоюродный брат моего отца. Я люблю его и не хочу  разбивать
ему  сердце только потому, что мо„ сердце разбито. Раньше  я
отталкивала  его от себя, но не потому, что он  не  нравился
мне;  на это были другие причины. Теперь же их нет. Мне  уже
некому хранить верность.
      За  последние  два  с  половиной  года  я  лишь  один-
единственный  раз  была с мужчиной - с Морисом  в  день  его
возвращения. Так что же - и дальше продолжать в том же духе?
Эдак правы окажутся те, кто считает меня лесбиянкой...
      Я думала так со злости. И я понимала это. Обида в купе
с досадой вс„ настойчивее толкали меня в объятия Бриана.
     Быть может, на это он и надеялся?..
      Нет,  Бриан не настолько расч„тлив. Он видел, что  мне
плохо,  и  хотел  помочь мне. Возможно, он  думал,  что  его
любовь утешит меня...
     Возможно, он был прав.
      -  Хочешь  что-нибудь выпить? - спросила я, вставая  с
кровати.
     - Пожалуй, да. Но не крепче апельсинового сока.
      В  свои  семнадцать лет Бриан не употреблял  ни  капли
спиртного  и,  в  отличие  от  большинства  сверстников,  не
стыдился  этого.  Он  был  достаточно  ум„н,  чтобы  считать
выпивку непременным атрибутом взросления. Правда, он курил -
но умеренно.
      Мы  не  стали спускаться на первый этаж,  а  прошли  в
библиотеку,   где   имелся  мини-бар  с  небольшим   выбором
напитков.  Впрочем,  я не нуждалась в  ч„м-то  изысканном  и
налила  себе  полрюмки  коньяка.  А  Бриан  удовольствовался
диетической кока-колой.
      Некоторое время мы молча сидели в креслах.  Бриан  вс„
порывался