╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
ил
вспотевшую руку с пузырьком, закрыл глаза, с силой швырнул пузырек в ка-
мень. "Спящая Красавица" скользнула по краю плиты и невредимо вонзилась
в песок. Быстро вырвал из песка и, на этот раз, без промаха хрястнул о
камень. От всей "Спящей Красавицы" остались на камне серебристая пуговка
и подтек. Оглянулся по сторонам и прислушался. Тихо в заброшенном
карьере. Стал на колени, припал к камню, долго нюхал. Пахло давленной
морковью и сырой глиной. Вдохнул еще, еще... Последний раз. Горстью пес-
ка забросал следы. Побрел домой. Стало легко, как после скарлатины в
прошлом году.
VIII.
С акации видно Наташу. Сидит она под деревом, уронив голову на руки.
В распахнутых дверях дома показался сам казначей и Семикобылин - лавоч-
ник. Семикобылин с малым выволакивают во двор буфет, обеденный стол,
стулья, размахивают руками, кричат. О чем кричат, не слышно.
Что же там такое? Наташа посмотрела в ту сторону и поднесла платок к
глазам, вытирает, значит, плачет.
- Еремей, обедать!
За обедом мать опять скулила - то не так, это не так... Всех ругала
кровопийцами и жуликами; даже до соборного протоиерея добралась за то,
что он "наел живот и завел себе бабу". Думаю, что все на заводе лютые,
потому там из людей жилы вытягивают работой. Пойду в доктора, - может,
мать не будет так шипеть на людей.
- Шведиха отдает-то?.. - перебила мать бабка. - Аль задаром стирала?
- Черти, ведь... Им што?.. Стирай, пожалуй... Черти...
- Купи стулья. Дешево.
- Купишь поехал в Париш... Семикобылин перебивает... Подавился бы,
толсторылый!
Бабушка пригладила мне вихор и жалостливо вздохнула:
- Увозят твоего-то!..
- Кого?
- Кольку...
Кольнуло в грудь.
- Увозят? Куда?
- Уезжают. В губернию увозят.
- Да ты что?..
- Ничего я...
- Жалко?
- Ну да... жалко...
- "Жалко", - передразнила мать - Мало обормотов!
Вскочил, швырнул ложку:
- Мало, мало!
Бросился вон. Что теперь? Побежать на шведовский двор, закричать на
Семикобылина, на всех? Проклятые, оттого и плачет Наташа. Обрадовались!
У дома попалась в руки старая заржавленная сабля, которой в старом
овраге ковыряли глину. Вошел в бурьян и принялся сносить деревянистые
дудки дурмана, кусты лопуха и конского щавеля.
- Вот вам!.. Так вот...
Бормотал, угрожал падавшему бурьяну. Весь в поту пробился к длинной
камышовой изгороди сада Ваньки Бочара. Дальше некуда. Воткнул саблю в
землю, переводя дух:
- Еще покажу... как тут расти!..
Возле самой изгороди что-то живое закопошилось вдруг под опавшим дур-
маном, копошилось и пищало:
"Медянка!.."
Гадюка быстро выскользнула и сердито подняла голову с мышенком в пас-
ти. Глаза - как два злых огонька. Рот разодран жадным стараньем прогло-
тить мышь. Сердце упало. Будто сковали всего; рубил, но все мимо. Змея
улепетывала. Но вот - удачный удар и кольца змеиные забились на месте.
Свивались, развивались, хвост хлестал землю. У змеиных кусков ползала и
тыкалась в землю головой мышь. Рыженькая шубка зализана, как голова цы-
рюльника Морозова.
"А что, если самка погонится или самец?.. Смерть как налетит... И
хвостом, хвостом..."
Быстро подхватил мышь, завернул в край рубашки и пустился вон из са-
да, а страх морозом подирал спину. У сарая, на убитой площадке, на самом
солнцепеке плюхнулся и бережно выложил мышь. Она еще жива, но уже
чуть-чуть ползает.
"Проклятая змея... Проклятый Семикобылин... Всех душит... И Наташу...
Длинный, как змея, и руки длинные..."
- Ну, рыженькая, ну!..
Облизанная мышь ползала, упираясь передними лапками. Тонкий хвостик
дрожал и волочился, оставляя на пыли дорожку.
"Вы прекрасны, точно роза... Разве так плохо?"
Бережно положил мышь на тесовую крышу ледника, у жолоба.
"Обсохнет и скажет: "проси, чего хочешь, - все сделаю". Сейчас пошлю
к Наташе. Семикобылина унесут черти; и чтобы все опять стало на место,
столы - там, диваны сами... Вместо Наташи уедет в губернию рыжий Конон.
Его разжалуют в кочегары. В зеленом галстуке повертит тогда задом в ко-
чегарке. Мышка расскажет Наташе про меня, что весь век буду стараться,
через восемь, ну, через десять лет буду доктором, наряжу ее, как кукол-
ку. Люди будут приходить, а я буду добрый. Всем буду делать даром... Все
будут говорить: "какой хороший человек"... Мать от хорошей жизни тоже
станет добрая и будет ходить в шляпе с большим пером. И забудут, что
смеялись надо мной, потому что буду спасать людей от смерти. Ванька Бо-
чар утонет на заброде, я его подниму и скажу: "Помнишь, как мучил? Вот
теперь, какой я!.. А ты... да...".
Посмотрел на мышь. Не двигалась. Была мертвая.
"Ну, ничего... Пусть она мне скажет только сама, никого не побо-
юсь..."
Крепко стиснул рукоятку ржавой сабли. Пойти прямо к Шведовым, когда
Наташа будет одна сидеть под орехом, сказать ей всю правду, что написал
стихотворение не просто так, а с серьезными намерениями, а "Спящую Кра-
савицу" разбил, потому что мне не жаль духи. Но как сказать? Приду и все
перепутаю, конец и начало, и выйдет смешно:
"Гладко не умею, как законоучитель..."
IX.
Разбудил колокол. Утро хорошее. Спал на камышевой куче; рядом, спиной
ко мне, храпел Вьюн. Это он виноват, что я спал всю ночь. Еще с вечера
залег в камыш, чтобы всю ночь думать, а не спать.
Вскочил, старательно обобрал приставшую к блузе кугу. Возле нашего
дома, как в пожар, - горшки, чугуны, стулья, боченки, - шведовское доб-
ро. Вспотевшая бабушка сидела на новом венском стуле и жаловалась, что
она из мочи выбилась. Мать выскочила сердитая, в муке, с красными пятна-
ми на фартуке: - будут сегодня вареники с вишнями.
- Миленький, беги к Шведовым за цветами, - сказала бабушка.
За воротами остановился, уткнулся в забор лбом. Итти, - не итти? И
как сказать? И всего сказать одно слово, а трудно. Увидят, и начнут сме-
яться и дразнить. Конон не даром заливался тоже...
Долго плутал по переулкам, отзвонили "Достойно", с горы дробью посы-
пался трезвон, отошла обедня. Навстречу попадались бабы с ребятами; у
ребят в руках расписные пряники.
"Приду, а они уехали".
Единым духом проскользнул по двору в сад, к тому месту, где отбил
мышь. Если перелезть через изгородь в Ванькин сад, пробраться между аб-
рикосами и крыжовником, то попадешь к шведовскому двору. В камышевой
стенке - тут собачий лаз, который выходит, как раз, к тому месту, у оре-
ха. Пробрался с дрожью:
"Ну, как поймают... Скажут, груши крал..."
Вот собачий лаз. Пролезая в круглую трескучую дырку, услыхал - кто-то
плачет и тут же увидал Наташу. Она прижалась головой к ореху, косыночка
на плечах поднималась, морщилась, а на виске дрожала, как живая, прядка.
Руки крепко прижаты к лицу, в щели между пальцами текли слезы. Все расс-
мотрел очень хорошо, но не знал, что делать, даже пот выступил под ко-
зырьком. Хотелось закричать: "Наташа, не плачьте!" - и еще, что-то дру-
гое, но, вместо всего, попятился к собачьему лазу и затрещал камышом,
как кабан. Она отняла руки, посмотрела набухшими глазами, не понимая.
Опять вылез из дырки, пошел к ней, но запнулся, снял фуражку и больше
ничего не мог... Проглотить бы только ставшее поперек горла...
Наташа разобралась и вдруг стала красной:
- Подсматривать опять?
- Не...
- Что нужно?
- Не... пришел...
- Что нужно?
Сердито вытирала слезы, потом быстро сорвала с открытого подоконника
два цветочных горшка и сунула мне под мышки по горшку:
- Убирайся!
Крепко прижимая горшки к бокам, направился к лазу, хотел пролезть, но
не мог, и лист фикуса хлопал по носу. Тут заметил, что горшки мешают,
шваркнул их о землю. Бежал, бежал, запутался раз ногами, упал, вырвал
стебля два земляной груши и опять побежал.
"Так оно, так..."
Челюсть прыгала, будто от холода; на ходу бил себя по подбородку сни-
зу вверх, даже язык прикусил.
"Так оно, так оно..."
Перед чердачной лестницей, в курятнике, испугал курицу, - махнула в
дверь через голову и сбила фуражку. Фуражка упала под насест, где лежали
кучи помета. Новая вещь была и жалко было, а пусть...
"Так оно, так оно..."
Чуть видно и пыльно на чердаке. В носу от пыли зудит, мерещится труба
и балки с веревками. Бежать еще хочется, да некуда. Рву пальцами тугой
узел веревки.
"Вот так, вот так, вот..."
Сделал петлю и уронил веревку. Пошарил. Мягкая пыль кругом, и в руки
попалось старое одеяло. Замотал им голову, закусил зубами край, сел у
трубы. Ненароком свалился на бок и ушибся об острый выступ трубы голо-
вой, приподнялся и стукнулся нарочно еще раз, потом еще, еще. Чердак за-
колыхался и поплыл.
"Так, вот так... - умираю теперь..."
X.
Ночь. Впереди лежит большой серый дом, с черной разинутой пастью две-
рей. Стою, прижимаясь спиной к камышевой стенке, у того собачьего лаза.
Не одну минуту так стою перед покинутым и таким сердитым с виду домом, а
сзади из собачьего лаза холодком тянет. Если днем живут в гнилом камыше
всякие гады, то ночью еще страшнее есть, - а не хватает силы отор-
ваться...
Поздно. Даже сверчки перестали возиться в камыше. Душегубы одни выхо-
дят душить людей в такой час и за то они прокляты Богом, и каждый, кто
их встретит, может убить. Удерживая дыхание в пересохшем горле, поднял
голову. Звезды тоже о чем-то мучились и дрожали в них слезы.
"Они видят... как тут стою..."
От звезд, от их тихого света понемногу боязнь отходит и груди полег-
че, дышать полегче.
"Чего бояться? Днем хуже... Все смеются, что штаны с окнами..."
Крыльцо дома. Все тут обыкновенно. Люди перед от'ездом выпотрошили
большой дом: ободранный диван с отломанными ножками, рассыпавшаяся боч-
ка, тряпки, вороха бумаги. Осторожно, сторонясь от углов и закоулков,
пробираюсь по коридору. С каждом шагом меньше смелости, но иду, иду. Ес-
ли этого не сделаю, то как же могу думать о ней? Каждый большой человек
не думает о таких пустяках. Насильно бодрюсь и иду, иду...
Столовая с двумя столбами ночного света, идущего через окна. Направо
- черная дыра в комнату отчима, а прямо дверь Наташиной комнаты. Хвата-
юсь за ручку. Вхожу. Быстро притворяю.
"Вот и пришел... и пришел таки"...
Тихо запер дверь на задвижку и сел на пол у порожной щели.
Пришел. Но как уйти отсюда? Опять итти по столовой, по длинному кори-
дору, через двор?.. Дом пустой, а кто-то в нем есть. В соседних комнатах
шуршит, движется, потрескивает. Прямо в меня уставилось темное окно и за
ним темное, курчавое шелестело и царапало стекла.
Что-то тяжелое поднималось в груди, у самого горла, душило, наполняя
голову глухими ударами.
"Не боюсь... вот не боюсь..."
Твердо встал, отодвинул задвижку.
Зашуршало, завозилось по всему дому.
Стиснул кулаки и зубы. Отошел на середину комнаты. Ждал. По бокам
пробегал холод. Сзади - царапалось в окно. В коридоре тяжело захлопало,
зашаркало и придушенно вздохнуло: "ах-хо-хо".
"Сам, сам хозяин..."
Топало уже через столовую к Наташиной комнате: "ах-хо-хо!..". Дом
дрожал и скрипел половицами. На чердаке отдавало эхо, и давил каждый
шаг.
"И вот... и вот... не боюсь... не боюсь..."
Близко. Засопело по ту сторону двери. Ошарило ручку: "ах-хо-хо!..".
Обе половинки вдруг распахнулись. Неясное, сгорбленное, косматое шагнуло
в комнату, протянуло ко мне скрюченную руку. Поднял руку и я, а в кулак
не сожму. Шагнул вперед, но пол вдруг упал подо мною, и я полетел вниз,
в густую, тихую темноту. И стало так легко сразу, как на качелях. Легко
и радостно.
- Чего эта?.. эта-а?.. Мальчик, - а?.. Чего это, - а?.. Ох-хо-хо!..
Слышал голос, бабкин голос. Он дрожал от тревоги и было тепло прижи-
маться к теплой груди, хорошо слушать, как бабкино сердце стучит -
тук-тук, тук-тук. От бабки пахло щами и захотелось есть.
- Бабушка, будем щи... а?
- Дурачек... Ох, дурачек!.. Ах-хо-хо!.. Тяжел... Слазь, ну, слазь на
земь!..
- Хочу в доктора?.. А, бабушка? Буду доктором?..
- Ох-хо-хо-о!.. Будешь, будешь... горькой мой...
Москва,
май 1922 г.
Вяч. Шишков.
ВИХРЬ.
Драма в 4-х действиях.
"Восстанет против них дух силы и как вихрь, развеет их".
(Притчи Соломона, гл. 5, ст. 23.)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
П е т р - зажиточный крестьянин, лет 45-ти, крепкий, чернобородый,
брови густые, волосы в скобку.
В а р в а р а - жена Петра, хворая, преждевременно увядшая.
В л а с - их сын.
Н а з а р - отец Петра, благообразный лысый старик, в голосе и манере
ласковость.
К а т е р и н а - жена Власа.
В а н ь к а - П а с т у х - молодой парень, с хитринкой.
М и т ь к а - С м е р т ь - юродивый парень, всегда одет смертью, в
длинном белом балахоне, с косой. Лицо то открыто, то закрыто наголовни-
ком, смотря по обстоятельствам. Говорит гнусаво, тягуче, старушьим голо-
сом. Хохот громыхающий, дикий, злобно-таинственный, наводящий ужас.
Ю з е ф - пленный, лет 30-ти.
С т а р ш и н а.
М о т р я :
Н а с т я :
П а л а г а:=> молодые солдатки.
Ф и с к а :
П е р в ы й с о л д а т.
В т о р о й с о л д а т.
О ф и ц е р.
У р я д н и к.
С т а р у х а Д а р ь я.
А н т о н - изувеченный солдат, сын ее, муж Мотри.
Ж е н щ и н а.
Гости на свадьбе, народ.
Между первым и вторым действиями проходит полтора года, между вторым
и третьим - год, между третьим и четвертым - неделя.
---------------
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Просторная изба Петра. Он недавно оженил сына. "Съезжий праздник" -
престол. Гости из своего села и соседних деревень. Девицы, парни, мужи-
ки. Назар угощает гостей пивом: нацедит в жбан и подает крайнему. Жбан
идет по гостям, сидящим на лавках вдоль стен, возвращается Назару, вновь
наполняется и передается дальше. Веселая вечорка. Занавес поднимается в
самый разгар песни.
Х о р (громко.) Снежки бе-е-елые пуши-и-сты-ы
При-и-инакры-ы-ыли все поля-а-а. Поля!
Ж е н с к и й х о р. Одного-о-о-о лишь не накры-ы-ы-ли да го...
Х о р (громко). Го-о-рюшка лю-у-у-утого мово-о-о. Мово!
Ж е н с к и й х о р. Среди-и-и-и поля кусто-о-очик да о...
Х о р (громко). О-о-о-дине о-о-ошенек стои-ит. Стоит!
(Ванька-Пастух, в лаптях, стоит посреди избы, размахивает руками,
тренькает на балалайке, с вывертом притопывает - хочет плясать.)
В а н ь к а. Ну, чего тянете!.. быдто дохлую корову за хвост. Надо
веселое, с плясом. Ух, ты но-о!.. Чтобы изба дрожала, потому што...
Д е в и ц а. А ты пошто в лаптях?
В а н ь к а. Я-то?
П а р е н ь. Поди, не пахать поехал... Вечорка здесь, гульба...
В а н ь к а. Здеся-то?
Д е в и ц а. Да у него и сапог-то нету...
В а н ь к а. Врешь. Это у меня-то?
М у ж и к. Его сапоги в лесу растут.
В а н ь к а. Врешь. Есть сапоги. Да еще какие. С подковками. Только
не сшитые. В лаптях сподручней. Эх ты но-о!..
Г о л о с а. Ха-ха!.. Удалой ты парень.
В а н ь к а. Кто? Я-то? Завей горе веревочкой!
Г о л о с а. Спляши-ка, Ванюшенька, спляши...
В а н ь к а. А не спляшу, что ли... Хы!..
П е т р (стоит с женой Варварой возле печки). Да поудалей ты. В слу-
чае чего, и я бы приударил.
Г о л о с а. Вот, вот, Петр Назарыч...
В а н ь к а. У тебя больно борода большая: того гляди наступишь.
Г о л о с а. Пляши, знай. Чего - борода. Пляши!
П е т р. А что? Унывать нечего, ребята... Значит, урожай сняли доб-
рый...
Г о л о с а. - Лучше требовать нельзя...
- Сыты будем...
- Пивов наварим, браги...
- Пей, не хочу! Жить можно...
П е т р. Вот, слава те Христу, сынка оженил... Все честь-честью...
Эвота какую королеву высватал...
Г о л о с а. - Пара.
- Самая краса...
- Куда краше...
(Все гости смотрят в передний угол на молодых Власа и Катерину, сидя-
щих в обнимку.)
В а н ь к а. Парочка, баран да ярочка.
Г о л о с а. - По всему селу первая.
- По всей волости.
В л а с. Нет, братцы! По всему свету белому. (Целует Катерину.)
П е т р (прищелкнув пальцами и прикрякнув). Эх ты, смачно как. Любо!
В а н ь к а. Хы-хы-хы! Ловко... Влас Петрович, вкусно? Катерина, ка-
ково? А? А вот я гляжу-гляжу, да и сам женюсь, потому што...
Д е в и ч ь и г о л о с а. - Да за тебя и пойти-то никто не подумает.
- Нечего сказать, жених.
В а н ь к а. Это за меня-то? Девки, да вы в уме ли? За меня-то? За
пастуха-то? Я самый богатеющий мужик. А что? Вот балалайка, а вот и лап-
ти.
Г о с т и (смеются). - Ишь, какой богатый.
- Богатый и есть.
- Миллионщик.
В а н ь к а. А не богатый, что ли? У меня в губернии домище сгрохан,
о семи жердях с подъездом... Низ деревянный, верх кирпичный...
Хы-хы-хы!.. Кругом бегом...
Г о с т и (смеются).
В а н ь к а (проходит гоголем не торопясь по кругу, тренькает на ба-
лалайке, запевает):
Эх, мамка по миру ходила,
Мне тальяночку купила,
Все кусочки продала
Балалайку завела...
Эх, ты но, завей горе веревочкой!
Г о с т и (смеются).
В а н ь к а. Еще у меня, братцы, есть разны вещи, молоток да клещи,
да чайник безо дна, только ручка одна. Совсем новенький... Хы-хы. Вот я
какой богатый господин потому што...
Г о с т и (смеются). - Ну, и говорок.
- Экой язык-то у тебя.
- Ваня-пастушок, а что ж ты плясать-то?
В а н ь к а. Мать честная! Я и позабыл совсем... (Бросается на сере-
дину избы, ударяет по струнам балалайки, притопывает.) В присядку,
что-ли?
П е т р. Валяй! Только повеселей. Подсобим.
В а н ь к а. Ладно, не учи... Сам шашнадцать годов в ниверситете обу-
чался. (Выкидывает ногами козла и запевает:)*1
Ну, ребята, пляшите!
Не жалейте лапти-те!
Подхва-а-тывай!
Х о р. Ну, ребята, пляшите,
Не жалейте лапти-те...
В а н ь к а. Ежли эти стопчете,
Батька новы сплетете!
Подхва-а-тывай!
Х о р. Ежли эти стопчете,
Батька новы сплетете!
В а н ь к а. Эй, плясуны, в круг! Об это место!.. Айда!
(Несколько парней и девок бросаются плясать, к ним пристает и Петр.
Ванька гикает, носится, подпрыгивает, свистит. Разудалый русский пляс,
песня. Изба ходуном ходит.)
Х о р (ударяя в ладони). Ну, ребята, пляшите!
Не жалейте лапти те!
Ежли эти стопчете,
Батька новы сплетете! _______________
*1 На мотив - "Барыня".
Г о л о с а (резкие, громкие, подбавляющие жару):
- Веселей!
- Ну, поудалей. С присвистом!
- Эй, Мишка, свистни!
- Айда, айда...
- Рой землю каблуками!
- Рой!.. Вот так!
Х о р. Ну, ребята, пляшите,
Не жалейте лапти те!..
(Вдруг среди пляса порывисто распахивается дверь, входит запыхавшийся
старшина с цепью на груди, в руках бумага.)
С т а р ш и н а (трясет бумагою). Мир честной! Мир честной!..
(Все враз смолкают, останавливаются.)
С т а р ш и н а. Православные! Война!
(При слове "война" быстро входит Митька-Смерть, лица не видать, прик-
рыто балахоном, останавливается у косяка и все время стоит не шелохнув-
шись.)
П е т р (подходит не торопясь к старшине). Как война? Какая война?
Что ты.
С т а р ш и н а. Здорово, Петр Назарыч, здорово, хозяюшка молодая, да
молодой хозяин. Здорово, мир честной... Враг войну объявил нам. Из горо-
да курьер прискакал. Мобилизация объявлена... Война.
М и т ь к а - С м е р т ь (при общей тишине страшно хохочет).
Хо-хо-хо!.. Хо-хо-хо!..
(Сидящие вскакивают, оцепенение прошло, подходят к старшине.)
Г о л о с а. - Неужто война?
- Го-о-осподи.
- Царица небесная...
- Война...
С т а р ш и н а. Кроволитье будет большое. Много держав ввязалось в
драку...
Г о л о с а. - Господи! Что-то будет, что-то будет...
- Ой-ти мнешеньки, спаси Христос...
- Недаром вчерашнюю ночь собаки выл