╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
жих волос торчал из-под колпака.
- Более того: я умен, я красноречив, я умею ходить по канату. У меня
есть Пикельгеринг, любезные сограждане, Пикельгеринг, знаток в схоласти-
ческой философии и самая лучшая кукла из всех, которые вам когда-либо
приходилось видеть.
Пикельгеринг высунулся из-под ситцевого полога, мигнул бубенчиком и
поклонился с необыкновенным достоинством.
- Словом я - самое достопримечательное на обоих полушариях, а что ка-
сается моих полушарий, то они-то и есть самое во мне примечательное.
Полушария показались было из-под раздвинутых занавесок, но как бы ус-
тыдясь столь обширного общества вновь скрылись под приветливую сень по-
лога.
- Но я буду краток. Я не хочу надолго задерживать на себе ваше благо-
родное внимание. Позднее время не позволяет мне развернуть в пространной
речи природные мои дарования. Любезные сограждане! Я - шарлатан!
И тут рыжий клок с некоторым упорством пронзил отсыревший в погребе
воздух.
Мастеровые: кузнецы, кровельщики, стекольщики, портные закройщики и
портные, кладущие заплаты на старое платье, купцы, матросы и веселые де-
вушки в одеждах голубых и синих с желтой лентой в волосах, указывающей
на их ремесло - все смешалось между узкими столами в веселую и дымную
массу. За стойкой, на огромной бочке сидела хозяйка и она отличалась от
своего сиденья только цветом лица. Оно было кирпичного цвета.
Особняком от всех в дальнем углу сидела докторская тога.
- Благородный герцог Пикельгеринг вздыхает по своей возлюбленной гер-
цогине, - закричал шарлатан.
Пикельгеринг сел и принялся вздыхать с треском.
- Не извольте беспокоиться, - продолжал шарлатан, - у него немного
испортилась пружина. Однако, судя по гороскопу, составленному знамени-
тым, неподражаемым астрологом Лангшнейдериусом, ему суждена долгая и
счастливая жизнь.
Организм его крепок и вынослив, ибо он сделан мастером Лангедоком из
Шверина, а куклам мастера Лангедока суждено бессмертие. Но ныне печаль
по упомянутой герцогине заставляет его проливать горчайшие слезы.
И точно: благородный герцог проливал слезы, но почему-то не из того
места, откуда они по всем естественным законам должны были бы проли-
ваться.
- Освальд Швериндох - схоласт - ты жив, или ты уже умер, - говорил с
горечью человек в докторской тоге, - если ты умер, то отправляйся на
кладбище, если же ты еще жив, то что ты делаешь в этом грязном тракти-
ре?
- Я пьян, - отвечал он сам себе с некоторым достоинством - я пьян,
пивной стакан в моих руках, а колба в моем кармане.
Под привычными шарлатановыми руками герцогиня с величайшей охотой из-
менила благородному супругу, заболела, как и он, испорченной пружиной и
призвала к себе почтенного доктора маленького роста, но зато с огромной
бутылкой в руках.
Тогда Пикельгеринг очнулся от своей бесплодной мечтательности и под
неустанным наблюдением умелого руководителя с грозным видом приблизился
к виновной супруге. Виновная супруга встала на колени, склонила голову и
покорно ожидала решения своей участи. Шарлатан решил ее участь, вытер
пот со лба и закричал...
- Любезные сограждане, представленье кончается.
Потом отошел в сторону, потянул за веревку и ситцевые занавески скры-
ли под собой дальнейшие приключения грозного Пикельгеринга и злосчастной
супруги.
- Гомункулюс, - говорил схоласт, хлопая себя по карману - ты меня
слышишь, Гомункулюс. Ага, ты не слышишь меня, мерзавец, ты не слышишь
меня, я тебя выдумал, а ты мертв!
Шарлатан сложил свои куклы и подошел к стойке.
- Хозяйка, - сказал он, - сегодня последний день моей работы. Насту-
пает ночь, я устал, и ты должна угостить меня пивом.
Одна бочка кивнула головой с благожелательством, а из другой шарлатан
проворно нацедил себе кружку пива.
Человек в докторской тоге оторвался от предмета, который он созерцал
с горечью, и пошатываясь подошел к нему.
- Любезный друг, - сказал он негромко, - все бренно, все пройдет и на
свете нет ничего вечного.
- Не смею противоречить, - отвечал шарлатан, - хотя и не имею возмож-
ности проверить ваше проникновенное заключенье.
Тога уселась напротив него и некоторое время они пили молча.
- Дорогой шарлатан, - снова заговорил человек в тоге, - я не сомнева-
юсь, что вам известно мое имя и мое звание, ибо я - Освальд Швериндох,
ученый схоласт, и я выдумал Гомункулюса.
- Мой дед катопромант Вирнебург, - отвечал шарлатан, - научил меня
многим фокусам и если вам угодно...
- Не то, - промолвил схоласт, - не то. Гомункулюс сидит в колбе, кол-
ба в моем кармане, но я несчастный человек, потому что он - мертв как
дерево.
- Если вам угодно, - продолжал шарлатан, - я вскрою вас ланцетом и
совершенно безболезненно удалю из вашей души мучащее вас несчастье.
- Пойми, - сказал схоласт, - пойми, он не оживает. Я сделал его, я
его выдумал, я потратил на него всю мою жизнь и теперь он не хочет оп-
равдать возложенных на него ожиданий.
Кабачок пустел. Мастеровые покидали его парами, одна за другой. Слуги
гасили свечи, а хозяйка зевала раз за разом с хрипеньем и легким свис-
том.
- Гомункулюс, - с задумчивостью повторил шарлатан, - не могу ли, я
сударь, попросить вас показать мне вашего Гомункулюса?
- Вот он, - сказал схоласт и вынул колбу из заднего кармана тоги.
Точно: за тонкой стенкой стекла, в какой-то прозрачной жидкости пла-
вал маленький, голенький человечек с закрытыми глазами и с полной безмя-
тежностью во всех органах тела. Шарлатан взял его в руки, разглядел и с
осторожностью поставил на стол.
- Herr Швериндох, - начал он с некоторым волнением в голосе, - вы
ищете средства оживить вашего Гомункулюса?
- Так, - отвечал схоласт, - я ищу его. Это точно.
- Я же ищу нечто другое. Нечто необычайное и в высокой степени благо-
родное.
Докторская тога уставилась лицом в рыжий клок и начала внимательно
прислушиваться.
- Вы поймите меня, - вскричал шарлатан. - Во мне нашли убежища многие
достоинства, и я прошу вас выслушать меня со вниманием.
Схоласт слушал внимательно.
- Ночь близка, свечи гаснут, все разошлись, и я буду краток. Мой дед
катопромант, геомант и некромант Генрих Вирнебург перед своим таинствен-
ным исчезновением, призвал меня к себе и нарек своим единственным преем-
ником и продолжателем. В моих руках, согласно этому завещанию, сосредо-
точилась вся власть черной, желтой, белой, синей, красной, голубой и зе-
леной магии.
Он вытащил огромную трубку, набил ее табаком, закурил и продолжал:
- Но я был одарен этой силой с одним условием: всю мою жизнь я не
должен был касаться ни одной женщины. И вот, любезный ученый, и вот мне
исполнилось 18 лет.
Лицо его искривилось при этих словах, как будто он проглотил что-либо
очень горькое, а рыжий клок пронзил воздух с особенным упорством.
- Все бренно, - сказал схоласт, - все минет, ничему не суждено бесс-
мертие.
- Не смею противоречить, - с охотой отвечал шарлатан, - но именно
тогда и случилось некоторое печальное событие, которое навсегда или поч-
ти навсегда уничтожило все силы, которыми меня одарил Генрих Вирнебург.
Вскоре затем, глубокой ночью ко мне явилась тень моего деда, которая
пообещала возвратить мне потерянное под новым условием. Под новым усло-
вием, дорогой схоласт, и это то условие и заставляет меня бродить из го-
рода в город с куклами и в этом шутовском одеяньи. Я должен найти осли-
ный помет.
- Ослиный помет?
Хмель мигом выскочил из головы схоласта и, хромая побежал к двери.
Там он поежился немного, как бы не желая выходить на холодный воздух,
наконец скользнул в щелку и исчез.
Схоласт переспросил с изумленьем:
- Ослиный помет?
- Да, сударь, но не простой ослиный помет, который мы можем видеть
ежедневно, а ослиный помет из золота, усыпанный драгоценными камнями. Я
купил осла, чудесного осла; я ежедневно слежу за некоторыми, необходимы-
ми с его стороны испражненьями, и ничего. Ничего, сударь, ничего и ниче-
го не вижу.
Лампы погасли. Поздняя ночь разогнала всех посетителей. И даже бочка,
сидевшая за прилавком, покинула насиженное место и покатилась к двери.
- Пора, - сказал шарлатан, поднимаясь, - завтра утром я отправлюсь
далее.
- Искать ослиный помет?
- Да, - с некоторой грустью в голосе ответил шарлатан, - да, ослиный
помет.
- Все бренно, - повторил схоласт, выходя и глубоко задумавшись, - все
минет, все минет, ничему не суждено бессмертия.
2.
- Старая ведьма! Бочка с пивом, или лучше сказать бочка без пива,
бочка с гнилой водой, пустая бочка, проснешься ты наконец, или нет?
- Я не проснусь, - отвечала хозяйка, - я не проснусь, рыжая кукла, я
просыпаюсь позднее.
- Мой осел ждет меня на дворе, он уже снаряжен, куклы мои уложены. Ты
мне скажи прямо: проснешься ты, или нет? Или точнее: уплатишь ты мне
деньги, или нет? Если да, то я подожду немного. Если же нет, то я ударю
тебя коленом. - Выбирай, старая ведьма, выбирай.
- Приходи за деньгами через час, - отвечала хозяйка, - не буди меня и
не тревожь мой отдых. Моему истощенному телу нужно краткое успокоение.
- Пусть каждая минута будет занозой в твоих пятках, - отвечал шарла-
тан.
Он постоял еще минуту, а потом быстро побежал вниз, потому что уви-
дел, что мальчишки подобрались к его ослу с длинной хворостиной.
Он поймал одного и стал тягать за волосы. Мальчишка визжал, шарлатан
ругался, а осел поднял голову и с явным презреньем поглядывал на распра-
ву. Наконец, шарлатан закурил трубку, сел у крыльца и задумался.
- Я тощ, - сказал он мысленно самому себе, - сегодня ночью служанка
Луиза говорила мне, что у меня ноги тонкие как вязальные спицы и очень
холодный живот. Это - почти необ'яснимо. Тонкость колен еще может быть
об'яснена худым телосложением и высоким ростом, но как об'яснить холод-
ность живота. Но, с другой стороны, не ошиблась ли Луиза и не спутала ли
она меня с кем-нибудь другим?
Он ощупал рукою живот и продолжал говорить себе мысленно.
- Я думаю, что если это и в самом деле так, то мне должен помочь шар-
лахбергер. Сегодня на ночь непременно нужно выпить шарлахбергера. Но мо-
жет быть всему виною то обстоятельство, что у Луизы был слишком теплый
живот?
Он неуспел еще решить этого в высшей степени важного вопроса, как в
ворота прошла докторская тога и, дойдя до крыльца, остановилась перед
ним.
- Вы уже снарядили вашего осла, любезный шарлатан? - спросил схоласт.
- Это так, - отвечал шарлатан, вставая, - мой осел и я сам готовы в
путь.
- Чудесно, - сказал ученый, - я отправляюсь с вами.
Шарлатан принял сосредоточенный вид и поблагодарил за внимание. Схо-
ласт потуже закутался в тогу и ответствовал благодарностью за готовность
сопутствовать. Так они кланялись друг другу до тех пор, пока хозяйка не
вышла на крыльцо посмотреть что случилось. Шарлатан потребовал у нее уп-
латы, получил деньги, и взобрался на осла. Он поехал к воротам в сопро-
вождении ученого, который шел рядом с ним. Но когда он проезжал под во-
ротами, то заметил молодую девицу, загонявшую кур в клети.
- Девица, - крикнул он, - не хочешь ли ты, кроме кур, изловить петуш-
ка? У меня есть такой петушок, какого ты у других не увидишь.
И осел закричал отрывисто.
3.
Они странствовали вместе много дней. Шарлатан показывал фокусы, а
ученый давал ему уроки латыни. А по вечерам Швериндох вынимал колбу и
начинал с тяжкими вздохами рассматривать своего Гомункулюса. И Гомунку-
люс был недвижим по-прежнему и всеми органами своего тела выражал полную
беззаботность.
Шарлатан же часто слезал с осла, поднимал ему хвост и глядел с ожида-
нием и надеждой.
После долгого пути они пришли в город Вюртемберг голодные и усталые.
4.
- Вюртембержцы, - кричал шарлатан, - приветствуйте шарлатана Ганс-
вурста, его осла и его оруженосца. Он - самый остроумный шут от Кельна
до Кенигсберга, включая сюда прирейнскую область, его осла зовут филосо-
фом Кунцом, а его оруженосец из пакли.
Они проехали городские ворота и сторож с огромными ключами за поясом
тотчас побежал на площадь, сообщить о приезде нового шута верхом на ос-
ле, с оруженосцем, сделанным из пакли.
В узких вюртембержских улицах из окон высовывались то веселые борода-
тые лица с трубками, то круглые, как дно бочки рожи вюртембержских хозя-
ек, то очаровательные личики девиц в белых чепцах с голубыми лентами.
На площади огромная толпа мигом окружила их.
- Кузнецу - железо, свечнику - воск, - кричал шарлатан, - кровельщику
- солома, а шарлатану и фигляру - кукол и вюртембержцев! Мы счастливо
приехали, дорогой схоласт, в городе ярмарка.
И точно: в Вюртемберге была ярмарка. В 12 часов судьи проехали по го-
роду на городских конях, приняли у стражи ключи от города, на обратном
пути проверили часы на главном рынке и вернулись в магистрат, чтобы изб-
рать особого бургомистра, для управления городом, во время ярмарки.
В деревянных лавках торговали купцы городов и пригородов.
- Любезный шарлатан, - отвечал схоласт, - я держусь за хвост вашего
осла, чтобы не потерять вас, но мне кажется, что я все-таки вас потеряю.
- Печнику - кирпичей и глины, - кричал шарлатан диким голосом. - Вюр-
тембержцы - приветствуйте меня, я почтил вас своим приездом.
Пожилой бюргер сказал ему:
- Говори понятнее, шут. Здесь и без тебя много шуму. У нас уже есть
один такой - как ты, и он говорит смешнее и понятнее. К тому же на шута
ежегодно тратятся городские суммы.
- Каждому свое, - отвечал шарлатан, - лудильщику - олово, оружейнику
- железо для шомполов, ворам - содержимое ваших карманов. Бюргер, взгля-
ни, где твои часы.
В это время воришка стащил часы у пожилого бюргера. Он бросился за
ним, а шарлатан двинулся далее, раздвигая толпу. Швериндох давно уже
упустил хвост осла, а теперь, оттертый толпой, потерял и самого шарлата-
на. Некоторое время он видел еще рыжую голову, но потом потерял и ее и
остался один в незнакомом городе.
5.
Наступила ночь. Усталый Гансвурст ехал на своем осле по окраинам го-
рода. Он был сыт и пьян, но хотел спать и покачивался взад и вперед, как
петля на готовой виселице. Было темно вокруг, огни уже не горели в ок-
нах. Иногда навстречу ему попадались солдаты и слышалось бряцанье шпор и
оружья. Но они оставались за ним, и вокруг снова темнота и безлюдье. Но
вдруг на повороте мелькнуло освещенное окно. Он очнулся от дремоты и
поднял голову. Потом осторожно под'ехал к окну и встал на спине осла на
колени.
На высоком столе, усеянном ретортами, колбами, трубками, горел зеле-
новатый огонь. Расплавленное стекло тянулось и свивалось невиданными фи-
гурами над раскаленной пластинкой железа. Высокий человек в остроконеч-
ной шапке и длинной тоге склонялся над огнем и в лице его выражалось
вниманье, самое напряженное.
- Как, - сказал шарлатан, - как ученый Швериндох уже нашел себе прис-
танище в благородном городе Вюртемберге? Он уже производит опыты. Быть
может, он уже нашел и средство оживить своего Гомункулюса?
И Гансвурст постучал в окно.
Остроконечный колпак принял вертикальное положенье.
- Схоласт, - крикнул шарлатан, - отворите окно, я буду очень рад сно-
ва увидеться с вами.
- Кто меня зовет, - отвечал схоласт, приближая лицо к стеклу, - обой-
ди угол, там дверь моего дома.
- Но куда я дену осла? - возразил шарлатан, - осел - это все мои на-
дежды в будущем и настоящем.
- Значит, ты не житель нашего города, - сказал Швериндох и на этот
раз лицо его показалось шарлатану старше, - в таком случае привяжи осла
к фонарю, а сам пройди туда, куда я указал тебе.
Схоласт отошел от окна и снова склонился под зеленым пламенем.
- Господи помилуй, - бормотал шарлатан, привязывая осла, - он так
возгордился, что не хочет уже узнавать старых друзей. Но откуда взялся
этот чудесный дом у моего ученого? И почему лицо его показалось мне та-
ким старым? Я бродил по городу, шутил и показывал фокусы, а он в это
время купил дом, кучу бутылок, свечи, уже оживил, наверное, свою прокля-
тую колбу и даже успел состариться.
Привязав осла, он подошел к двери, толкнул ее и очутился в комнате,
которую видел у окна.
Швериндох снял свой колпак, потушил зеленый огонь и, опираясь на пал-
ку, поднялся к нему навстречу.
- Любезный схоласт, - быстро заговорил шарлатан, - все бренно, все
минет, ничему не суждено бессмертия.
- Да, - отвечал схоласт, - не смею противоречить. Ничему не суждено
бессмертия.
- А этот дом, - говорил шарлатан, - а эти бутылки, этот колпак, эта
комната - они исчезнут, как дым.
- Исчезнут, - отвечал схоласт, - как исчезнем когда-либо и мы сами.
- Так для чего же вы все это купили? - продолжал шарлатан: - или вы
сделали все это в ваших бутылках?
- Чужестранец, - отвечал Швериндох, - ты меня удивляешь. Ты говоришь
со мною так, как будто, мы знакомы много лет. Между тем я вижу тебя
впервые.
- Впервые? - сказал шарлатан с обидой в голосе: - мы расстались се-
годня днем. Нас разделила толпа на площади.
- Чужестранец, - отвечал Швериндох, снова - я не имею права не верить
тебе, но ты меня удивляешь. Я видел много людей на своем веку и может
быть ученые работы несколько осла били мое зрение.
- Освальд Швериндох, ученый схоласт, - начал было шарлатан, подходя к
нему ближе, - нас разлучила толпа на площади. Поглядите на моего осла.
Неужели вы и его забыли?
- Как ты назвал меня? - переспросил Швериндох и нахмурил брови. - Ты
принял меня за кого-то другого. Имя мое Иоганн Фауст.
6.
Наступила ночь. Схоласт усталый и голодный шел по пустым улицам Вюр-
тенберга.
- Гомункулюс, - говорил он, похлопывая себя по карману, - ты слышишь,
Гомункулюс - я покинут, я оставлен всеми. Мой единственный друг - это
ты, и ты никогда не покинешь меня, потому что я тебя выдумал.
Он сел на тумбу и сказал мысленно:
Навстречу мне целый вечер попадались бюргеры, что шествовали с чрез-
вычайной важностью. Каждый из них имеет дома жену, а по вечерам - ужин.
Но я не имею ни того, ни другого. Я - ученый баккалавр. Я - maqister
scholarium.
Улица была темна и безлюдна.
- Доктор Фауст, - закричал вдруг, прямо перед ним голос, - что делае-
те вы, одни, поздней ночью, на улице города?
Швериндох поднял голову. Никого не было вокруг?
- С вами произошла какая-то странная перемена, - продолжал голос, -
мне кажется, что на вашем благородном лице несколько разгладились морщи-
ны.
- Простите, - пробормотал огорченный Швериндох, - прошу прощения, по-
видимому мои глаза несколько ослабли от ученых занятий и я никого не
различаю в темноте.
- Это - странно, - удивился голос, - с каких пор вы, дорогой учитель,
перестали узнавать ваших добрых друзей?
- Друзей? - переспросил Швериндох, тщетно пытаясь разглядеть что-либо
перед собою, - осмелюсь просить вам напомнить мне, где и когда мы с вами
встречались?
- Право, - с беспокойством продолжал голос - право, я боюсь, дорогой
учитель, что чрезмерные занятия слишком утомили вас. Не лучше ли вам бу-
дет отправиться домой и отдохнуть немного.
- Нет, нет, - вскричал Швериндох, - нет, нет, я прошу раз'яснения.
Где и когда мы с вами встречались и почему я не вижу вас?
- Извольте, - отвечал голос с обидой, - извольте. Мы встречались в
вашем доме в Вюртемберге, и вы знаете меня так давно, что вероятно шути-
те, не узнавая.
- Непонятно, - отвечал Швериндох, - непонятно. Назовите мне ваше имя.
- Курт, сын стекольщика.
- Сын стекольщика, - переспросил Швериндох, - это очень странное имя.
- Доктор - вы нездоровы, - сказал голос и на этот раз с чрезвычайной
решимостью, ночь близится к концу и вам пора домой, доктор!
С этими словами схоласт почувство