╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
избы и амбар. Эту
неделю люди молчали и только работали. - Кругом были море и горы, - горы
стали серые, скалы нависли хмуро, грузно, гранит и базальт, мертвью полз
глетчер, - и плакала, плакала, стонала скала птичьего базара. - Еще че-
рез неделю все было ясно и изучено - и горы, и море, и моржевые лежки -
и то, что радио поставить возможности нет, что мир отрезан, предупредить
никого нельзя, - и то, что всем, если все останутся живы, придется уме-
реть от голода, к весне, ибо запасов не хватит. - Дни равноденствия
быстро сворачивали солнце, ночами прямо над головой горела Полярная и
шелестели голубые шоры полярного сияния, - к остаткам "Свердрупа" можно
было уже ходить по льду, льды в бухте остановились, смерзались, море от
"Свердрупа" сокрыла большая ледяная гора: ночью льды и земля казались
осколком луны, ночами у изб наметало снег и видны были песцовые следы, а
на льду от "Свердрупа" были видны следы крыс, перебиравшихся со "Сверд-
рупа" на землю, чтобы утвердить, что не всегда первыми с тонущего судна
спасаются крысы. Днем работали: спиливали мачты, расшивали палубы, руби-
ли дрова, готовили ловушки для песцов, обстраивали, достраивали избы.
Вечерами все собирались по избам. В одной из изб все стены были в пол-
ках, в колбах, банках и инструментарии, - здесь сторожами жили Кремнев и
Шеметов, - Кремнев предлагал всем научным сотрудникам продолжать вести
свои научные работы, и днями он сидел у микроскопа, - эта изба называ-
лась лабораторией. В другой избе жили все и ели, и вечерами, сидя на по-
латях, штурман Медведев играл иной раз одесского Шнеерзона. Катастрофи-
чески на "Свердрупе" не оказалось ламп, и избы сначала освещали коптил-
ками, потом механик изобрел нечто вроде керосино-калильных ламп, делал
их из термометровых футляров [а через год, когда вышел весь керосин, ос-
вещались тюленьим жиром]. Профессор Шеметов читал для матросов курсы ге-
ографии и физики. Мир был отрезан, скалу птичьего базара никто уже не
замечал. - Тогда начальник профессор Николай Кремнев собрал совет экспе-
диции. Собрались все в лаборатории, утром. Председательствовал и говорил
Кремнев. - "Ну-те, всем вам понятно, что мы поставлены лицом к гибели.
Этот остров до нас не был посещаем человеком, возможно, что новый чело-
век не придет сюда еще десятки лет. Конечно, все пустяки, знаете ли. Мы
умрем с голода, если мы все останемся живы до весны. Я предлагаю, знаете
ли, принять мое предложение. Я не могу отсюда уйти, потому что те кол-
лекции и наблюдения, которые сделали мы, единственные в мире, и я должен
их сберечь во что бы то ни стало. Я предлагаю части экспедиции, большей
части ее, итти по льду на Шпицберген, на юг, на жилой Шпиц
берген, знаете ли, на шахты. Это будет иметь огромное и научное значение. Штурман Альбанов сделал еще более трудный поход, на юг к Земле Франца-Иосифа, знаете ли. Те, которые в этом походе дойдут до людей, - вы дадите радио и на будущий год или через два года за мною зайдет сюда судно. Мы будем здесь вести научные работы. Путь к Шпицбергену очень труден, по моим
сведениям через Шпицбергенский хребет перешли только три человека, я предлагаю мужаться. Начальником научной части я назначаю метеоролога Саговского, начальником - похода - штурмана Гречневого. Надо построить нарты и каяки, все продумать и выйти недели через три, в ноябре. Вы пройдете льдами" - - ...............
Через три недели, 4 ноября в двенадцать часов пополуночи, это была
уже сплошная ночь, отряд в двадцать два человека пошел в поход на Шпиц-
берген. На острове Николая Кремнева оставалось тринадцать человек, две-
надцать мужчин и одна женщина. Отряд ушел по льду в обход острова, - Са-
говский, Лачинов, кинооператор и два матроса задержались на полсуток с
тем, чтоб догнать отряд сокращенным путем через горные перевалы. Говори-
ли, будто бы слышали, что Кремнев передал Гречневому револьвер и посове-
товал из-за больных и переутомленных не останавливать похода. Кремнев
несколько раз выходил из лаборатории, был молчалив и будничен, прощаясь
говорил одно и то же: - "будьте здоровы, будьте здоровы" - жал руки и
деловито целовался со всеми. Саговский на дорогу выпил спирта, все время
шутил, пел с Медведевым Шнеерзона, просил матросов не забывать его ко-
шек. - Ушли эти пятеро от изб в полночь, провожать их никто не пошел.
Было очень тихо, тепло, градусов пятнадцать мороза. Горели звезды, По-
лярная была тут, над головой. Саговский шел рядом с Лачиновым, болтал
всяческую ерунду, - Лачинов молчал и не слушал. Было очень невесело. У
ледника встретили профессора Василия Шеметова, он гулял, расцеловались.
- "Если первые будете в Москве - поклон университету", - сказал Шеметов.
- "Ну, а если вы будете вперед нас, то уж поклона не передавайте, - не
от кого будет!" - ответил Саговский. - Горы стояли впереди осколками лу-
ны, граниты, базальты, лед и снег. Решили подниматься по леднику, и от
незнания сделали ошибку, ибо на поларшина под снегом был лед и снег ка-
тился по льду вниз. Лачинов шутил: - альпинистам, этим спортсменам по
лазанию в горах, редко выпадает такое счастье, которое стало горем им,
пятерым. Сначала ползти в гору было легко, - на пол-горы, как показалось
им, и на пятую горы, как было в действительности, они долезли быстро,
сели закусить и отдохнуть. Полезли дальше. И дальше Лачинов помнил
только о себе. Он полез кромкой, где скалы сходились со льдом, рассчиты-
вая, что там камни скреплены водою, льдом, и можно будет итти, как по
ступенькам, и там есть промоина, - так первый расчет его спасал, а вто-
рой губил, - ибо другие правильно разочли, что выгоднее будет лезть по
сметенному в наст снегу, ибо он должен быть отложе. Лачинов лез с вин-
товкой, в меховых штанах и куртке, с лыжными палками в руках, лыжи тащи-
лись сзади, - и скоро Лачинов понял, что он выбивается из сил, и тут на-
чало казаться, что и до верху и до низу одинаково, и скалы базальтов
внизу, что были размером в многоэтажный дом, стали в табурет, а те, что
были вокруг него и снизу, казались табуретами, здесь выросли в замки.
Пополз дальше на четвереньках, руки уже дрожали, - гора все круче, камни
рвутся под ногами, палки в руках мешают, скользит со спины под ноги вин-
товка, шапка ползет на глаза, дышат нечем. - Лачинова догнал Саговский,
полезли вместе; те, что поползли по насту, уже далеко впереди, кажется
уже выбрались, махали отрицательно руками, кричали что-то сверху, - кри-
ка их разобрать возможности не было, - было видно лишь, что там наверху
волновались. Ползли. Отвес становился круче. Сил давно уже не было.
Вползли в ущелье, выползли - и увидели, что впереди пути нет: отвес, на-
вес над ними. Теперь было слышно, что сверху кричали, чтобы вернулись, -
и люди наверху казались размером в шмеля, их едва было слышно. Саговский
полез обратно, - Лачинов понял, что назад ему не спуститься, сорвется,
разобьется, погибнет: если по этому отвесу, что впереди, проползти, дви-
нуться вверх и налево, с девяноста шансами сорваться, то там будет спа-
сение. Лачинов никогда больше не переживал такого ощущения, как тогда,
когда он сознавал, что действует, движется не он, а кто-то, живущий в
нем, инстинкт, ловкий, как кошка, точный, как механика, хоть руки и
сердце отказывались работать. Пополз, первый камень сорвался - и сразу
сорвалась кожа рукавиц. Сполз сажень вниз, зацепился за камень, - пополз
вбок и вперед, - тех, кто был наверху, не видно было за отвесом и сплош-
ной отвес был внизу. Как выполз Лачинов - он не помнил. Сверху спустили
веревку и вытащили уже по сплошному отвесу,
на скалу. - И наверху их встретил ветер, который сразу перебрал все
ребра и захолодил руки так, что они ничего не брали. Полярная была на
прежнем месте, но все другие звезды опрокинулись в небе: на часах был
полдень. И страшное одиночество открывалось под звездами - земли и моря,
где не ступала нога человека. Вдали за перевалом в бинокль был виден
огонь - там ждал отряд, туда надо было итти. Сзади в бинокль уже ничего
не было видно. - В расщелине двух гор был глетчер, в глетчерных пещерах
висели сосульки в несколько человеческих ростов - -
В тот день, когда ушел отряд на Шпицберген, профессор Василий Шеме-
тов, друг Николая Кремнева, так же, как Кремнев, непохожий на кабинетно-
го ученого и похожий на бродягу, писал свою работу о причинах цвета неба
и моря. - Начало этой работы было такое:
"Когда в ясный летний день вы глядите на море, вам кажется, что синяя
окраска моря зависит от голубизны неба. Однако в действительности поло-
жение вещей совсем не таково, в чем не трудно убедиться следующими при-
мерами. Для этого достаточно сравнить, с одной стороны, насыщенный синий
цвет Нордкапского течения, которое протекает в водах Полярного моря, и,
с другой стороны, - бледный, зеленовато-серый цвет Азовского моря, над
которым сияет яркое южное небо. Выяснением причин цветности моря зани-
мался целый ряд ученых, начиная с Леонардо да-Винчи - -"
- - в день, когда ушел отряд, Шеметов писал:
[Далее приведены формулы с поясняющим текстом, позволяющие "вычислить
спектр того внутреннего света, который сообщает морю его характерную ок-
раску".]
...Лачинов как-то говорил о прекрасной человеческой воле - знать,
познавать, волить познать - -
- - арктической ночью, на восток от Шпицбергена и на градусе Могучего
над бумагой, картами и таблицами, сидел человек Николай Кремнев, - на
столе горел в плошке тюлений жир, и против Кремнева сидел второй русский
профессор, вычислял углы отражений света в морях, Василий Шеметов. Они
молчали, изредка они курили махорку - -
Глава третья.
На острове Николая Кремнева экспедицией был оставлен гурий. Грамота
на пергаменте, написанная тушью, была вложена в стеклянную банку и запа-
яна в железо. Гурий был поставлен около изб. В грамоте было написано:
"Русская Полярная экспедиция в следующих научном составе и судовой
команде [идет перечисление] на экспедиционном судне "Свердруп", выйдя из
Архангельска 11 авг. 192* года, по выходе из Белого Моря, пошла на север
по 41-му меридиану с непрерывными научными работами через каждые 30'.
Начиная с 77°30' с.ш. стали встречаться льды, а на 77°52' была встречена
кромка непроходимого льда, преградившего экспедиции дальнейший путь.
Экспедиция пошла по курсу истинный Nо64°. Астрономически определиться
благодаря туманной погоде возможности не представлялось. 7 сент. в тума-
не появилась земля, один из островов архипелага Земли Франца-Иосифа;
ввиду тумана определить земли не удалось; экспедиция была у земли только
несколько часов и вынуждена была уйти в море по причине сильного шторма;
на землю высаживались три человека, второй штурман Бирюков, Н.П., матрос
Климов, В.В., и зоолог Богаевский, А.К., - они погибли, так как шторм
унес их в виду судна в море. От Земли Франца-Иосифа экспедиция пошла по
курсу истинный SW 55, но на другой же день, 8 сент. судно встретило льды
и вынуждено было дрейфовать без курса, сносимое льдами на SSW. 27 сент.
с судна увидели землю, которая после астрономических определений оказа-
лась не нанесенной ни на одну из карт, а, стало быть, неизвестной
культурному человечеству. Земля была названа островом Николая Кремнева.
Астрономическое местонахождение земли - <фи>79°30'N и <лямбда>34°27'W.
Судно стало на якорь в бухте Погибшей Избы и брала питьевую воду, пред-
полагая пройти отсюда к Wiches Bland на Шпицбергене. Но в полночь с
29-го на 30-е сент. страшным штормом судно было выкинуто на берег с не-
поправимыми пробоинами и заполненное водой. Экспедиция, потеряв судно,
вынуждена была здесь стать на зимовку. По причине того, что продо-
вольствия не хватило бы всем оставшимся, был снаряжен отряд в составе 22
человек из следующих лиц команды и научных сотрудников (перечисление),
научная часть под командой метеоролога Саговского, К.Р.; начальником от-
ряда назначен был первый штурман Гречневый, В.Н.; по полученным впос-
ледствии сведениям до жилого Шпицбергена из этого отряда дошел только
художник Лачинов, Б.В., - остальные погибли от цынги и переутомления.
Отряд ушел с острова Н. Кремнева 4 ноября, взяв с собой нарты и каяки
[идет перечисление всего, что было взято отрядом]. На острове Н. Кремне-
ва осталось 13 человек, которые охраняли собранные материалы и вели на-
учные работы. Отряд, пошедший на Шпицберген, должен был сообщить о мес-
тонахождении оставшихся с тем, чтобы за ними пришло экстренное судно.
Оставшимся пришлось перезимовать две зимы и живыми остались только двое
- начальник экспедиции проф. Кремнев, Н.И., и научный сотрудник проф.
Шеметов, В.В. Спасательное судно "Мурманск" пришло 11 сент. 192* года, и
остров Н. Кремнева был покинут 15 сент. Все научные матерьялы были заб-
раны. В доме N 2 оставлены продовольствие и огнестрельные припасы (пере-
числение).
Начальник экспедиции проф.Кремнев.
Научн. сотр. экспедиции проф. Шеметов.
О. Николая Кремнева.
15 сент. 192* г."
---------------
...Можно рассказывать долго, дни за днями, о том, как бессмысленен и
страшен взгляд моржа, как кровавы его глаза, - как добродушно и хитро
смотрят медведи, - что в апреле, когда только солнце на небе, непереда-
ваемо болят глаза человека, - как мучителен постоянный мрак зимой, о
том, что профессор Шеметов, друг Кремнева, установил актиничность окрас-
ки морских животных, что кожа их светочувствительна так же, как фотогра-
фическая пленка; - можно рассказать, как на полатях бесконечными ночами
перерассказаны были все русские были и сказки, и случаи, как умирают лю-
ди от цынги; профессор Кремнев продолжал работу Алпатова Decapoda, точ-
нейше проследил применяемость ее к условиям природы; - как шелестит По-
лярное сияние - -
- - университеты, а не матери, родят иной раз людей - и женщин, стало
быть. Елизавета Алексеевна, единственная в экспедиции женщина, была та-
кой женщиной. Ее все не любили, потому что она была некрасива, не-
женственна, говорить могла только о хлорах, белках и атомах, - была
сильнее любого мужчины и похвалялась этой силой. Она одевалась, как муж-
чины, в меховые штаны и куртку, волосы она стригла. Она знала - матросы
ее звали моржом. Матросы знали, что она - ни разу не была любима мужчи-
ной, она сама говорила об этом, она была хорошей химичкой. Ей было - 27,
и она - она как все - чуяла иной раз, как заходится кровью сердце, как
немеют, путаются химические формулы в мозгу, как немеют колени - вот эти
ее моржовые колени. И знала она: - только неуменье понравиться, неуменье
быть женщиной заставляют ее хвалиться здоровьем и силой - к тому, чтоб
понравиться. И это она обрезывала ногти гарпунеру Васильеву, и она што-
пала рубашки всем: и это она - от обиды, от стыда - плакала в углу,
громко по-моржовьи, когда вдруг услыхала, как шутили матросы и младшие
сотрудники о том, что на этой земле ни разу не было женщины, тем паче
девственницы, не было свадьбы, - и надо кинуть жребий, кому быть ее му-
жем - во имя необычности земли и обстоятельств, - и все же тогда, за
стыдом и слезами, нехорошо, бессмысленно, мутно ныла ее грудь. Они жили
все в одной избе, у нее был угол за печью, на нарах под полатями. Все
были уравнены в правах и костюмах, и она, как все по очереди, растапли-
вала по утрам снег, чтобы умываться, пилила со всеми дрова, слушала мат-
росские были и небылицы, - иногда она ходила в лабораторию к колбам и
препаратам. Мужчины много говорили о женщинах. Была сплошная ночь, мели
метели, горели звезды и северные сияния. К утрам, определенным условно
часами, углы избы промерзали, покрывались колким, звенящим инеем,
большим, как серебряные гривенники. Люди спали в полярных мешках. - Муж-
чины издевались над Елизаветой Алексеевной. - Потом они перестали гово-
рить с ней, о ней, о женщинах. И тогда она заметила, что ее ни на минуту
не покидают мужчины. О ней перестали говорить, - она видела, куда б она
ни шла, неподалеку от себя мужчин, и мужчины следили не за ней, а друг
за другом. Но на себе она ловила упорные, бессмысленные взгляды. И ей
казалось, что она погружена в сладковатую, дурманящую, липкую муть, от
которой неуверенными делались ее движения, от которой часами хотелось
лежать, вытянувшись, откинув голову и за голову закинув руки, крепко
сомкнув колени. Это было в первый месяц, как отряд ушел на Шпицберген, в
сплошной ночи. Люди вдруг замолчали. Метели и снега по крышу заровняли
дом. Кремнев приходил и силой гнал вахты на работы. - На "Свердрупе" в
трюме распиливали на дрова скрепы, выбивали их изо льда. - Елизавета
Алексеевна пилила в паре с гарпунером Васильевым, Хромой и Хрендин кида-
ли в люк дрова на лед; Хромого позвали наружу, - Хрендин закурил и вы-
полз за Хромым; - и тогда Васильев, бросив пилу, очень нежно, стоном,
прошептал: - "Лиза", - и беспомощно протянул руку, и беспомощно, бесс-
мысленно приняла эту руку она, опустила голову, опустилась, села на
бревно - беспомощно, бессмысленно, покорно, в той сладкой липкой мути,
что так ныла у сердца; - и тогда из мрака, из-за балок, прыжками, с ос-
тановившимся лицом набросился на Васильева штурман Медведев, - он схва-
тил его за плечи, он бросился ему на горло и стал душить, - и два чело-
века, молча, храпя, покатились по льду, душа друг друга, с остановивши-
мися, бессмысленными лицами. Она сидела покорно; сверху вниз бросились
люди разнимать. Ни Васильев, ни Медведев ничего не помнили и не понима-
ли, - иль им хотелось не
помнить и не понимать, - они дружески заговорили о пустяках, покури-
ли, стерли снегом кровь и пошли работать. - Она ушла в избу, забилась
молча в свой угол и лежала неподвижно там до конца вахты. После вахты
она вдруг вновь заговорила со всеми, весело, шумно, позвала итти гулять,
на лыжах; пошли за нею многие, кроме профессоров и врача [у врача уже
пухнули в цынге десны и ноги], у избушки, где был скат и наст, она толк-
нула вдруг Медведева, тот схватил ее, чтобы не упасть, и вместе они по-
катились вниз по снегу, а за ними попрыгали все, друг на друга, зарыва-
ясь, зарывая в снег. Тогда была луна, снег был синь, горы и глетчеры
уходили во мглу, снег сыпался и звенел, казалось под луной, что эти люди
на луне, - скелет "Свердрупа" распух от инея. Играли в снежки, катались
с гор, все хотели скатиться с Елизаветой Алексеевной, все хотели засы-
пать ее снегом, все валяли ее в снег. Под безглагольной луной по пояс в
снегу эти люди, в мохнатых одеждах, с их криками, рассыпающимися в пус-
той тишине, двоились синими своими тенями. Медведь влез на льдину, прис-
лушался, присмотрелся, пошел в сторону под ветер, чтобы обнюхать; не
его, а его синюю тень увидел матрос Хромой, побежали за винтовками,
стихли, рассыпались цепью, пошли в облаву, охоту повел Кремнев, вышедший
для этого из избы; медведь попятился на лед, - люди прятались за тороса-
ми, обходили ропаки, медведь вырос на ледяной горе и скрылся за нею.
Елизавета Алексеевна шла одна, с винтовкой. Она остановилась, посмотрела
на луну, - и сразу, круто повернувшись, пошла обратно, в сторону, спря-
талась в торосе, легла на снег - - вдали затрещали выстрелы, выстрелы
стихли, мимо прошли двое к избе, возбужденно говорили об убитом медведе,
- тогда стали кричать: - "Елиза-авета Алексеевна-а!", - выстрелили, -
она лежала на снегу и плакала - -
- - ночью, когда все спали, она услыхала шопот, шептались штурман
Медведев и гарпунер Васильев; Медведев сказал, и голос его прервался: -
"ты разбуди ее, замани, скажи, начальник позвал, я буду у избы. Ты -
первый" - - и Елизавета Алексеевна замерла, - слышала, как бесшумно
скрипнула дверь, как скрипнула у стола половица, - пото