▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
ься - задел скатерть - на пол полетели тарелки, студень, бутылки - - - Стремоухов продрался к выходу, кто-то орал: - лошадь-та, лошадь-та не угнали б, - выскочил в мороз, в колючие взвизги метели; схватили за ши- нель, за грудки: - Стой... хто... свойскай? - Да пусти к ляду... ну вас всех. - А, да ето никак Стремоухав? - радостно, удивленно. - Ну да, я. Пусти пройти. Чего беснуетесь? - А поп - сволачь, контра... Иди, самогон есть! Рррробя, Стремоухову самогону! - Да ну вас и с самогоном-то, пусти пройти. - Рробя, гражданину... товарищу Стремоухову пройтить. Пропускай- тя-ааа... Свернул за плетень, метель ударила в глаза - слепая, бессмысленная, тупая, морозная, злая, как деревня; схватила шинель, стала драть с тела, - врысссь! - - Этак и к утру не дойдешь! - Повернулся, вдохнул ледяную воду ветра, и вдруг - из метели на него: - Ваань. Вгляделся - знакомое беленое лицо с приплюснутым носом: словно часть белесого метельного савана. - Ваань! Ивааан Петрович, да кады ты воротисьси-ты? Ды болюшка ты моя! Да што ж ты меня терзаешь-ты!.. - Отлипни ты от меня, ради дьявола. Ведь, сказано тебе... - Ды Ваань... Ды... неш я... какая... Обозлился, где-то в груди стародавнее заходило, больно толкаясь в стенки, но сдержался: - Баба - баба и есть. С вами свяжись... Не нужно мне... семьи... По- нимаеш, што ль... - Ды Ваничкяаааа... Ды неш я не понимаааю... Ды вернись ты ко мне хучь теперь, голубонь-каааай... - Уйди... стерва... Схватил за плечи, повернул, наподдал кулаком в шею; баба плюхнулась в снег, завыла. Быстро пошел прочь, с ветром донеслось: - Связалси с какой-никакой сууу-кай... Ды неш я не знааааю... Крепко захотелось вернуться и взбутетенить, вздуть, измордовать до кровей, до мозгов, до полусмерти; остановился; кулак заходил вдоль бед- ра, как у кошки хвост. Нет; - фуу! - нельзя. Культура. Быстро пошел, наперекор метели. Не заметил, как дошел до перелеска, прижался лбом к ледяному стволу березы. - Думал так, а вышло не так. Думал вон как, а вышло вон как. Вот-те и переговорил о земле. И все так будет. Все так будет. Хорошо, что пил ма- ло. Деревня. Вот те и деревня. Спохватился: - Да ты что, раньше не знал, што ль, ду-рак? Сразу не переделаешь. Ку-да там! Агния... тоже еще... на кой чорт связался. Вот-те и не приз- нал семью. От одной бабы к другой... Как кот... или любитель кипящих са- моваров... Тьфу, пакость! Шаах-маты... Повернулся лицом к деревне, и тотчас же встала в глазах распаренная беленая маска с приплюснутым носом. - Врыссссь! - взвыла метель и концами косм захлестала по лицу. - Куда ж итти-то? В колонию... аль опять в деревню? А, к ляду. К ним с добром, а они с дубьем. К ним с культурой, а они с самогоном. И та, - вспомнил опять про Агнию, - тоже... хороша. Не любит ни черта, а тоже: са-гласна. Баба, баба и есть. От нее самая главная гнусь и идет: семья. Долго бродил по перелеску - между деревней и колонией; к утру реши- тельно пошел на дачу. Собрал вещи, связал. Вышел наружу - утро голубело, обещало быть ясным, светлым. Глянул вверх, выругался скверно, дико, злобно: антенны снова не было на месте. Подошел ближе - антенна вместе с верхушкой сосны висела перекладиной вниз; проволока провисла, осела. Сходил за топором, скинул шинель, полез на сосну; обрубил дерево, антенна рухнула вниз, что-то треснуло, дзенькнуло об мерзлый снег. Спустился, осмотрел - лопнуло стеклянное кольцо на мачте; другое уце- лело. - А чорт с ним, сойдет и так! - Выбрал другую сосну, рядом. Слазил на нее, вернулся за мачтой; обмотался проволокой, потащил мачту кверху. Долго не давалась мачта - сучья мешали. Яростно принялся охаживать их топором. Втащил, наконец, мачту, пригладил к верхушке кое-как. Проволока натянулась - почти, как была. Слез, облегченно вздохнул, оделся, забрал вещи, написал на старом конверте: - Прощайте, чорт с вами со всеми, ухожу, как лев толстой, в питере пишут завод открылся. Стремоухов Иван Петров чорт. Пришпилил конверт старым гвоздем к парадной двери, пошел на станцию. По дороге обернулся - антенна высилась почти как раньше. Бодро зашагал старинной мужицкой походкой - всегда мужики ходят так за сохой, вдавли- вая ноги по-очереди в землю. Через десять минут в баню обливаться побежали Сережка и Коля Черный; бежали вприпрыжку, в накинутых прямо на нижнее белье арестантских ка- ких-то бушлатах. Сережка остановился и ткнул пальцем вверх. - Коля, глянь-кось! Чтой-то с антенной. - И верно, кривая какая-то! Опять кто-то начудил. В бане, фыркая и кривляясь, облились водой с ледышками. Дома, не шу- мя, - не полагается будить других до звонка, - оделись, вышли наружу. - Ты, что ль, Коля, слазаешь? - Нук что ж. Полез, хватаясь голыми пальцами за сучья. Хорошо - фррр! - лазать мо- розным утром по деревьям. В небе голубела еще далекая весна, зимняя заря матово стелилась по снегам. - Эй, Сережкаааа!.. - Чтооо? - Какой шут тут хозяйничааал?.. Дерево-то, ведь, не то... - Кааак не то? И верно не то. - Одного изолятора нееет... - А гдееее ж он? - А шууут его знааа-ет... Коля слез с дерева: - Проволока запутана, изоляция неполная, чудеса в решете, да и только. - Что ж, давай чинить. - Успеем до чаю-то? - Мы, да не успеем? Эх, ты!.. - А изолятор? - Башка! Ведь, можно не кольцо и даже не стекло! А хочешь стеклянный, битых стекляшек навяжем. - И верно! Да тут хоть все черти соединись и пакости, - все одно вгвоздим антенну... Ты у меня, Сережка, ум-наааай. - Главное дело, Шкраб не узнает и злиться не будет. - Давай. - Понес. И - на Колиных плечах, - рысью, рысью, рысью, - Сережка торжественно в'ехал в дом. Искра. Март 1923 г. Вс. Иванов ВОЗВРАЩЕНИЕ БУДДЫ Повесть Глава I. История мытья посуды и рассказ Дава-Дорчжи с трехсотом пробуждении Сиддарта Гаугамы, прозванного Буддой. ...Один Будда явился в бесчисленных видах и в каждом из бесчисленных видов является один Будда. (Камень, поставленный близ Пекина 1325 года 16 числа 3-й Луны.) Котелок нужно придвигать ближе к трубе, дрова нужно дальше от стенок: пламя тогда устремляется вверх, покрышка печи накаляется быстрей, - кар- тошка варится через шестнадцать с половиной минут. Есть ее - сразу, по возможности с кожурой, и в горячей воде вымыть сначала руки, а потом - посуду. Сегодня профессору не дают вымыть посуду. Он было спустил пальцы и даже средину ладони в котелок, потер ногти, - звонок. - Подождите! - кричит профессор. Он опускает ладони глубже, берет щепоточку песку и с силою трет до- нышко тарелки. Опять звонок. Профессор Сафонов подымает тощие брови: - Я же не медик?.. Должен же я вымыть посуду, дабы вновь не топить буржуйку. Обождите, гражданин! В животе профессора приятный жар от картошки; руки - в мягкой, теплой воде. Он кладет немного песку на ладонь и трет бок и внутренности синей миски. В дверь стучат чем-то твердым. Повторение сильное, не голодное. Профессор обеспокоен. Он надевает меховую шапку, берет с дивана пальто. Перед дверным крю- ком он говорит в темноту, в пол: - У меня только третьего дня... да и вчера!.. простите, забыл, - были с обыском. У вас есть ордер? За дверью отвечают неторопливо, но громко: - Мне нужно профессора Виталия Виталиевича Сафонова по личному делу. - Сейчас! Профессор надевает пальто, придерживая воротник у горла, снимает крюк. - Медик этажем выше, я... - Мне необходимо видеть вас! Человек в солдатской шинели и фуражке (в 1918 году вся Россия носила солдатское одеяние, - Россия воевала) проходит быстро через прихожую в кабинет профессора. Профессор, догоняя его, торопливо говорит: - Я могу слышать и понимать мгновенно, я привык. Если вы предлагаете картофель или муку, говорите? Можно снять шинель, печь держит тепло со- рок минут. В такие минуты я ни с кем не разговариваю. Я снимаю пальто, читаю или пишу. Садитесь. Профессор берет миску. Солдат тоже подходит к миске. - Я слушаю вас, гражданин. Внезапно человек в шинели слегка отодвигает профессора и опускает ру- ку в котелок. - Но там нет больше картофеля, я его с'ел. Теперь моется посуда, гражданин солдат. - Разрешите, я более опытен. Человек раскидывает полы шинели, очевидно, для большего проникновения тепла в тело. Быстро берет миску. - Зовут меня, гражданин профессор, Дава-Дорчжи, я из аймака Тушу- ту-Хана... - Монгол? - Буду говорить возможно кратче... не перебивайте меня. - Я повторяю, гражданин солдат, на сорок минут необходимо снять верх- нюю одежду. - Благодарю вас, кстати я не раздевался две недели. Гражданин профессор и гражданин солдат снимают платье. Гражданин сол- дат моет посуду профессора. Профессор Сафонов сидит в кресле против не- го. У солдата грязные щеки, необычайно реденькая бороденка и очень чер- ные, словно лакированные, глаза. Профессор замечает еще - у солдата гор- танный резкий говор. Миски гремят. Профессор тщательно закрывает вьюшку печи. - В Ху-ху-хото, неизвестно откуда, прибыл отшельник Цаган-лама Ра- ши-чжамчо. Сотворив умеренное количество чудес в городе, он ушел в горы. В горах, гражданин профессор... - Виталий Витальевич, с вашего разрешения... - ...В горах уважаемый Виталий Витальевич, он поселился для подвижни- ческой жизни близ скалы Дунгу-хода и здесь проводил время, постоянно чи- тая номы, помогая людям изучать правила буддизма и ревнуя о совер- шенствовании своего духа. Вскоре он распустил руки, сложенные в молит- венном положении, и в год Красноватого Зайца... - В 1620, приблизительно?.. - В 1627, Виталий Витальевич... в этом году он построил кумирню высо- той в 5 цзяней в долине аймака Тушуту-Хана, у горы Баубай-бада-раху, при истоках речки Усуту-Голо. А сам, ради испрошения блага для лам, хувари- ков и всех одушевленных существ, замуровал себя в скалу Дунгу, и в этом положении прожил семь лет, претерпевая свой трудный подвиг, помогая лю- дям усваивать закон и учение Будды. Он скончался в двадцатый год правле- ния Шуно-чжи, проведя в созерцании около тридцати лет. Главнейшие учени- ки его - Цагай-дайчи, Чахар-дайчи и Эрдени-дайчи, размуровав с достойным благоговением келью его, обрели не кости Цаган-лама Раши-чжамчо, а брон- зовую золоченую статую - бурхан Сиддарта Гаутамы, прозванного Буддой... Так свершилось трехсотое пробуждение на земле высочайшего ламы Сак'я, вечного спасителя существ и подателя всяческой добродетели... - Великолепно! - восклицает профессор. - Совсем не читал этой леген- ды. Великолепно! Позвольте записать. Было, сказываете, гражданин сол- дат... в год Красноватого Зайца... Дава-Дорчжи переносит миски в шкафик. Профессор подтаскивает было маленький столик к железной печке. Как вар вязнут на перо чернила. Профессор не пишет, он, трогая рукой полки с книгами, вдруг говорит монголу: - "Лавис и Рамбо. История девятнадцатого века в восьми томах... Изда- тельства Граната"... Есть еще "Двор императрицы Екатерины второй, ее сотрудники и приближенные", - издание почти новое!.. Я мог бы отдать его за полпуда. Заметьте, другой, имеющий более обширные знакомства, чем я, едва ль продал бы вам за такую цену, тем более всегда в эпохи революций обостряется интерес к истории... - Владетели аймака Тушуту-Хана издавна, - рассказывает солдат протяж- но, не глядя на профессора: - издавна с должным уважением берегли бурхан Будды. Канты по краям его одежды оторочены проволокой из золота, ею же отделаны ногти... Профессор отложил карандаш, отодвинул перо. Он смотрит на полку с книгами: - Что же я смогу вам предложить, если книги вам не подходят? Смотрите сами. А на деньги какая цена картофеля?.. Солдат отрицательно мотает плохо остриженной головой. Профессор тогда спрашивает о муке. Ни муки, ни хлеба у солдата нет. Челюсть профессора слабо вздрагивает. Оба надевают верхнее платье, потому что сорок минут на исходе. Профессор Сафонов смотрит в пол и ждет, когда солдат протя- нет, прощаясь, руку. Рука у солдата Дава-Дорчжи шершавая, крепкая, узко- ладонная. В сенях он хвастливо сообщает: - В аймаке Тушуту-Хана, Виталий Витальевич, я имею три тысячи голов скота... Тогда же, в год появления бурхана Будды, явилось в песках... Профессор смотрит на рваный воротник его шинели, на заплату под мыш- ками и со злостью думает о трех тысячах голов скота. Он вспоминает теп- лые бараньи тулупы, давно когда-то виденные им в Сибири, и, подымая крюк, неразборчиво бормочет: - Да... да... гражданин, я непременно запишу ваше любезное предложе- ние, да... сказание. Хотя я не монголовед, занимаюсь как дилетант, не- сомненно. Сегодня уже нельзя записать, холодно. Я запишу завтра или се- годня вечером, если буду топить. В пролете мелькает пола шинели. Внизу скрипит по камню лестницы брев- но: кто-то тащит себе в квартиру топливо. Профессору почему-то становит- ся жалко монгола, он кричит: - До свиданья! Закутав поверх пальто ноги одеялом, профессор думает о топливе, о картофеле, о деньгах. Опять вспоминает три тысячи голов скота, и ему приходит то, что нужно было сказать монголу. Он хочет выдернуть из-под одеяла палец, погрозить, но монгола нет. Тогда он шевелит подбородком и поучает: - В революции необходимо в целях самосохранения сидеть дома. Но, а если мобилизация, - тогда необходимо немедленно отправляться домой, а не ходить по занятым людям, отнимая у них тепло и время, и в течение сорока минут рассказывать легенды о статуях Будд. Мало ли в мире статуй? И если имеется три тысячи голов скота, тогда должно иметь хотя плохую баранью шубу. Профессор вспоминает слова монгола: - "Ногти у него отделаны золотом". Профессор говорит: - Лучше бы принес картофеля!.. ...Вместо того, чтобы записать в эти ежедневные сорок минут те мысли, что накопляются за сутки и холодными нитками пронизывают мозг, на другой день, опять, как и ночью, пришел профессору на память монгол Дава-Дорч- жи. - Оттого это, - решил профессор, - что ко мне с такими странными рассказами никто не являлся. Вот если бы пришли купить или выменять мой мозг, нервы или вчерашний день - забыл бы тотчас по уходе покупателя. Он острит так, пока растопляет печку и кладет в котелок картофель. Порция картофеля на сегодня уменьшена. Через день профессор с'едает по- ловинную порцию и спать тогда ложится при электричестве. Стук: - Уоок!.. уоак!.. ак! Профессор без шубы, без шапки, зло тряся руками, бежит к дверям и, срывая крюк, кричит: - Нет у меня времени записывать ваши дурацкие сказания. Я вам не ме- дик и не монголовед. Что вы каждый день мешаете? У порога в кожаной куртке и коричневой фуражке (изломанный на трое козырек) узкобородый человек. Он спрашивает тихо: - Здесь живет профессор Сафонов? - Я профессор Сафонов! - Виталий Витальевич? - Я Виталий Витальевич! Тогда человек, плюнув для чего-то на пальцы, лезет в боковой карман куртки и, глядя на уголок пакета, говорит тихо: - Профессору Сафонову от товарища наркома по просвещению в личные ру- ки. Сафонов забывает закрыть крюк. Человек в кожаной куртке осторожно, точно пакет, прикрывая холодное железо курткой, опускает крюк. Потирая над печкой пальцы, спрашивает: - Заметили, пятнадцать градусов по Реомюру? - Раздевайтесь. - Спасибо, товарищ профессор, но нас машина ждет. Тогда профессор быстро разрывает пакет и читает: "Всероссийский союз городов, в дополнение к отношению своему, напоми- нает вторично"... - Черти! - раздраженно кричит человек в куртке. - Вот черти! Опять на отношениях Союза городов напечатали. Сколько раз я приказывал важные бу- маги не сметь печатать... Переверните, товарищ профессор, это машинистки саботируют... На обороте профессор читает напечатанное на машинке: "Народный комиссар просвещения Северных Коммун 16 ноября 1918 года. Проф. Вит. Вит. Сафонову. Народный комиссар просвещения просит гр-на Са- фонова немедленно пожаловать на совещание экспертов в особняке бывшего графа Строганова. Народный комиссар (подпись). Секретарь (подпись)". - Нет подписи, - сказал профессор, - какие эксперты? Человек в кожаной куртке берет бумажку: - Секретарь - это я, - говорит он, - забыли на подпись дать, ну, я сейчас... - Нет, зачем же... - Нет, как же, порядок... Куртка достает химический карандаш. Профессор замечает: таким же ка- рандашем выведена у него на фуражке звезда. Куртка подписывает. Профес- сор свертывает бумажку и кладет ее в письменный стол. --------------- Про печку он вспомнил, когда переезжали Троицкий мост. Глава II. Вязаные изделия, некоторые речи об археологических изысканиях и о российской Красной армии. ...Важные пути тем дальше, чем укромное шествие становится медли- тельным. (Сыкун-ту.) Рогожи на коврах дворца графов Строгановых. Солдат при входе курит трубку. Сапоги у солдата, дабы не замерзли ноги, укутаны в рогожи. Он спрашивает пропуск, не подымаясь с табурета, чтоб не студить ног. Профессор Сафонов, догоняя на лестнице секретаря, любопытствует: - А если нарком приедет - встанет он?.. - Едва ли. Да это и не важно. Сюда, товарищ профессор! Дабы не пачкать ковров, - среди золоченой мебели рогожи. Бытие восем- надцатого года: (- причины?) - спасаясь от смерти - ешь собак и кошек, дабы была картошка - меняй. Так думает профессор. Об из'яснении причин думает он. Куртка передвигает фуражку на затылок. Лоб - в грязных морщинах. - Товарищ Луначарский здесь? Другой, отвечающий, в черной шинели с толстым и круглым, как бревно, портфелем. На нем необычайной ширины серые валенки и длинный, до пят, вязаный пестрый шарф. - Он не приедет. - Да что вы мне, товарищ Анисимов, голову морочите? Он сказал - буду через полчаса. Я на Выборгскую сторону за профессором гонял. Точно захлебываясь пальцами, солдат с портфелем жмет профессору руку. Отскакивает и, перекидывая под мышки портфель, говорит торопливо: - И вечно вы, товарищ Дивель, не координируете действий! Сейчас зво- нят мне сюда: это, мол, дело не Наркомпроса, а Комиссариата по делам на- циональностей. На кой мне тогда Луначарский! Должон нарком по нацио- нальностям говорить. Этак, товарищи, не годится, этак гонять вождей ре- волюции! - Раньше, чем говорить такие слова, товарищ Анисимов... - Нет, это вы говорите, товарищ Дивель!.. - Я тогда совершенно не отвечаю за собрание. Я... Извините, гражданин профессор, вы можете итти домой. Товарищ Анисимов возмущенно подымает над головой портфель. У товарища Анисимова огромный рот. Он выкрикивает толстые, как портфель, слова: - То-есть как так, товарищ Дивель, можете итти домой? Вы что тут ве- домственные трения подымаете! Оставайтесь, профессор... Куртка делает резкий кожаный жест: - Разрешите повторить: предложение вам, профессор, было от Наркомпро- са, теперь предложение отпадает. Пусть они сами ищут эксперта. Я не мальчик, чтобы для Комиссариата национальностей профессоров отыскивать. У меня самого срочная работа. Профессора тянут за рукава: портфель - в залу, куртка - к выходу. Ко- ротенькому мешает портфель: он скоро устает. Куртка быстро ведет профес- сора. Анисимов трясет телефон: - Алле! Комендатура? Говорит комендант дворца Анисимов. Слушаете?.. Что? Да! Да! Я, я! Задержать при выходе профессора Сафонова, а другого, Дивеля, выпустить. Что? Арестовать? Да, да! Профессор запинается о рогожи и смущенно в плечо кожаной куртке: - Нет

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє