▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
оизношу... ньгам-ньгам-ньгам... я только так сказал... Но уже с чердака, из слухового окошка, выглянул Шкраб: верно, антенна высилась на ближайшей сосне, гвоздила хмурое, смутное небо, чуть заметно покачиваясь от ветра. Бросился в телефонную; как всегда наедине, любовно погладил самодельный распределитель, надел на ухо подвязанную на веревке телефонную трубку с ненужной разговорной чашкой и тотчас же в трубке - запищало, затэнькало, запело: - Тэээээээ-тэ-тэ-тэ... Пиии-пи-пи... Пи-пи... Сошел в столовую, там ватажно, с грохотом вставали из-за стола, крик- нул в гам: - Дежурные, к радио! Кто дежурный? - Коля Черный и Мара. - Коля Черный и Мара, к аппарату. - Действует, Леонид Матвеич? - Работает... Молодцы, ребята. Первый разговор в телефонной. Комариным писком: Вагоны-вагоны... погрузили-погрузили... в Петроград... доставлены в Москву... Низко, часто, ясно, без хрипа: Стокгольм-Стокгольм... следите радио... лед начинается у Гохланда... задание не может быть выполнено... комра-комра-комра... - Коля, что это за слово: комра? - Не знаю, Марочка. - Я не Марочка, а Мара. Сколько раз говорила. - Мара. Успеваешь записывать? - Кое-что пропускаю. ...ледоколы могут встретить вас не раньше марта тчк... советую в лед не входить, а ждать на якоре в безопасном месте прихода ледоколов... со- ветую слушать - отвечать на вызовы. - Это пароходы предупреждают. - А кто предупреждает? - Не знаю... Должно быть, главнокомандующий. Мара, ты обдумала, что я тогда говорил? - Ннну... обдумала. - И что? - Так себе, ничего. - Должна сказать. - Вот. Помнишь... приставал ко мне с дружбой... - Ну, помню. Дальше. - А я еще ответила, что дружба обязательно перейдет в более сильное чувство, потому что... между мальчиком и девочкой. - Ну? - Ну, и рано. Надо школу кончить. Записывай, пропускаешь. - Вовсе не рано. Очень ты уж... умная. - А чего ж глупой-то быть? Я, ведь не маленькая. Неясно, полухрипло: Рай-рай-рай-рай... - Мара, ктой-то рай вызывает, боженьку тревожит. Вот ад, так, небось, никто... - Не смеши, мешаешь. Рай-рай... Старайтесь соблюдать осторожность... осторожность... осто- рожность... Пролетал над добруджинским пиком циклон - старый седой и лохматый, - где-то в южных снегах проводивший каникулы, Вила Злочеста - рупором руки и крикнула что-то циклону. Тот ее подхватил и помчал. Пролетал над Веной, - стонут предместья голодные Вены; зато с Пратера сотни рук протянулись с бокалами ввысь, в честь Вилы Злочесты. Летели над грозным когда-то Берлином, - и Берлин затуманился весь ис- париной нездоровых, голодных людей; а среди испарины - танцы, цветы и огни, словно венчик в цветке из тумана (венчики смерти тоже бывают - кладут их на лбы мертвецам). Летели в снежном, морозном тумане, - вились, извиваясь, падая в про- пасть, взлетая в бездонное тусклое небо; снова летели в тесном об'ятии, снежно прижавшись друг к другу; далеко - внизу - по земле - волочились лохмы циклона; он встряхивал лохмами - и пушистые листья снега плавно ложились, ложились на землю; но старый, мудрый и древний старик многое видел; любил он лишь мимолетных любимых - - - Бензинным дизелем зазвенел пропеллер встречного аэроплана; срыву ша- рахнулся в сторону мудрый старик: сидя в каникульных южных тысячелетних снегах все двенадцать последних веков, не видал он дизелей - в сторону, в сторону, - врысссь! Вила Злочеста: о-гэй, это люди! - Люди?! Арррр-га, - и, присев, от земли прянул прямо на аэроплан. Крылья в острых колючках снега взметнулись, но бодрый упрямый мотор заревел, загудел, приказал, - приказал! - и пропеллер сквозь длинные белые космы прямо в сердце цикло- на всверлился. Упрямой бензинной струей. Где твоя мудрость? Врысссь твоя древность, мудрый старик! - И выстрел с аэроплана, обыкновенный винто- вочный выстрел, быстро и тускло сверкнув, потонул в нераздельных: вое циклона и реве мотора... С визгом взвился в извилины злобного зева, - язвя, извиваясь, старик; и белую, длинную Вилу, так мимолетно любимую, - взвил, завил, закрутил - - снежные, жгучие искры посыпались в стороны, вниз - веером, бурей, метелью - и с великанской своей высоты швырнул старикашка Вилу на снежный вос- ток, в равнины, в равнины и вслед ей провыл: - Смотри, потеряешься там, - дороги назад не найдешшшшь... Второй разговор в телефонной. - Агния Алексанна - в будке? - Здесь. Я дежурная. - Поговорить бы надо... только с вами... - Пожалуйста. Виктор, ступайте на урок. Я одна запишу. Садитесь, Иван Петрович. Только извините, буду слушать. В чем дело? - Вот что, Агния Алексанна. Идите... за меня замуж. - Замуж?! За вас?! - Да что вы... так удивляетесь? Разве... непонятно было? - Не-ет, понятно. Только... как-то сразу. - Вот дак сразу! Ну, единым словом: идете или нет? - Да почему вам пришло в голову? - Па-нимаю. Я - мужик, рабочий, а вы - барышня, интеллигентка, значит - не пара. Хорошо-с. Прощайте. - Да погодите вы, чудак какой. Вы не то... Стойте, погодите, не ухо- дите, тут телефонят... Центральная телефонная (басом): Слушай-те, слушай-те, слушай-те, алло-алло. Религия и радио. Ре-лигия и радио. В Америке - в одной часовне, - в которой не полагается пастора - пришли к такому - заключению. В часовне этой около органа - поставили радио-телефонную установку... ...изголодалась... измучилась за последние годы... он хоть и грубый, а любящий... - с громко говорящим - аппаратом и таким образом - прихожане - этой часовни могут слушать - проповедь пастора - другой церкви - - ...нужно согласиться... нужно-нужно-нужно согласиться. - известны - случаи - венчания - по радио - при расстоянии - между женихом и невестой в несколько тысяч - километров - - ...да, расстояние порядочное... - Дак как же, Агния Алексанна? - Ну, что же? Я... согласна. - Значит, так. Ладно. Ну... пока. А в деревне - будете жить? - Мне все равно. - Учительницей. Нужно, ведь, и им... культуру. - Идите... мне нужно остаться одной. Вечером горбачевская дача погрузилась в темноту: не хватило керосину; горели коптилки (каганцы) только в телефонной будке, в столовой, да в одном из классов топилась печка. У печки: - Ничего ты, Мара, не понимаешь. Что ты со своей литературой сдела- ешь?.. Только языком трепать. - А ты с математикой что сделаешь? - Без математики - ни машин, ни паровозов, ни радио, ни аэропланов, - ничего не было бы без математики. И дома-то построить нельзя. А с лите- ратурой что построишь? - Коля, ты, все-таки... говоришь глупости. Литература развивает чело- века. Захочется тебе выразить свои чувства, ты и не можешь, а я могу. Я вышла из дома. Было уже поздно. Луна освещала своим серебристым светом сад, и ее нежный свет так и переливался на снегу. В воздухе чувствова- лась нега... - А вот и могу! А вот и могу! Я вышел из дому в семь с половиной ча- сов вечера. Луна светила под углом в 45 градусов и освещала квадраты и кубы усадьбы. В воздухе носились незатухающие колебания... - Не то это. Не то, не то и не то. - Нет, то. Если тебе охота размазывать - размазывай, а я не хочу. - Нет, это не то. - Мара встала во весь рост - высокая, сильная, стройная; желтый, зловещий свет печки покрыл тенью ее лоб и глаза. - В замке был веселый бал, музыканты пели... Ветерок в саду качал легкие ка- чели... Прелесть, правда? - И это скажу, - с нежным упреком Коля. - В замке был бал, играла му- зыка, и ветер скоростью в четверть лошадиной силы раскачивал качели, Ма- ра... Милая Мара... все равно ты меня не переспоришь... Леонид Матвеич - мимоходом - остановился, усмехнулся, бросил собесед- никам: - "дурашки, дело во взаимном равновесии", прошел к себе, в одино- кую темную комнату. Немного погодя, постучался Стремоухов, и, подавая рукописную газету, угрюмо: - Ребята, вам велели дать... для прочтения. Потом... извините, что ругался. - Ну, ничего, ерунда, пустяки. Я сам виноват. Садись в шахматы, кага- нец сейчас зажжем. - Не-ет, я сегодня на деревню обещался, там поминки. (И насчет земли потолковать с председателем, - это про себя.) Знакомого схоронили. Шкраб остался один, зажег маленький, синий огонек и прочел в конце газеты: Шарада. В шипящих первый слог найдем За вторым с тобой пойдем К морю. Там после отлива Мы тогда его найдем. Целое - слово в колонии звучное. И подчас для нас научное. Подумал, усмехнулся; разгадка - ш-краб. Глава так себе. ГВОЗДЕМ В НЕБО. Ночью Сергеичев полез из могилы проветриться. Захотелось свежего ду- ху, кладбищенского простора, запаха сосен и конского навоза. Полез, заскреб когтями по твердой глине, - крышку сбил с гвоздей, - поднял спи- нищей, - стал на карачки, забарабанили в гробовое дно земляные крошки: ему нипочем, ломовым один еграль подымал, на спор. Вроде еграля и была крышка гроба, припертая к спине землей и еще чем-то тяжелым и острым. Стал на карачки, качнулся немыслимым подземным раком, набрал духу в се- бя, в грудь, в живот - не надорваться бы! - а ну, еще разок! - уперся натугой - ладонями в отвес могилы - малый засыпал, работа липовая! - дерганул левым плечом, упруго качнулась земля, плакучей осиной заскрипе- ло острое надгробие. Шваркнул правой ногой, разогнулось колено, екнуло, - стой, не сразу, дух спустить надоть. - Так на площадках барских лест- ниц передых бывал, с егралью на спине. Перепер ладони повыше, одну за другой, когти воткнул в мерзлый, осы- пающийся отвес, - - который человек не верит ни в бога, ни в чорта, - в себя, дискать, верит, - тоему человеку смерти нет, тоему человеку все возможно, - - да ка-ак аррррванет спинищей назад, кверху, - это еграль надобно спущать с себя аккуратно, струна чтоб не лопнула, - а уж могильное надг- робие безо всякой великатности - назззад его - плюх! Высунул морковное лицо из могилы, вдохнул снег, над землей свистала морозом ночная поземка. Дыханул - могильный дух выдохнул - сел на краю могилы, обряженный к последнему странствию в разлезлый лохмотный саван. - Ээээй, ка-торые... Снежище глянул сквозь поземку смутным белесым рылом: - тебе чего по- кою нет? - спросонья. - Вы-ползай, ребятищ-щи... ребятищ-щи... Мудрого нет, когда кругом - все свои; кресты-то пообломались, жаль, струменту не захватил, починить бы ребятам: все хозяева лежат, други, кряжи. А все некогда-некогда, глядишь - и смерть пришла, и та чуть-что не за делом застала... да не в этом толк. - Вылезай, ребяты-ы-ы... Мужики-и-и-и... Серой строгой смутью поглядели сверху сосны, качнулись, тряханули снегом, подвыли в лад: и-и-и-и... - поземка пошла крутить, завиваясь, плотней да плотней, белей да белей, хороводом. А в хороводе уж двига- лись... ходили... шли... собирались, прячась за соснами: знать, искали. - Здеся, здеся, ребятищ-щи... Обрадовались, подошли, затолпились кругом. Лаптев Митроха первый: - Ку-ум! И ты тута! А признать можно, хоть и дырья заместо глаз: бородища седая, до земли оказывает. Вместе пили, вместе гуляли. Ерофеев Микитка - пьянчуга пер- востатейный: тот же, только вырос, под сосны головой уперся: вместе пи- ли, вместе гуляли. Кум Елисей, убитый под дубом пьяным Павлушкой ломом по затылку: та же бородка реденькая, а лица не видно; подходи, подходи: вместе пили, вместе гуляли. - Ну, поздоровкаемся! Кумовьев-то, кумовьев. Да одни ли кумовья: и братья подходят: и Семен, и Терентий. - Брата-ан! - И сразу: - Сынам нашим зачем дозволил, сына-ам... - Противу церьквы, противу кряста... А поземка взвилась, зверем Арысь-поле свистнула: врыссь! Густей да густей закачались мертвецы, саваны за поземкой, поземка за саванами, по- гост проснулся, ожил погост, - беда, коль на Руси очнется погост! - сос- ны со страху затолкались верхушками... затолкаешься, коль полезут обни- маться покойники, да в саванах, да в венчиках, да с белыми смертными соплями - ба-тюш-ки! Но Сергеичев топнул кривой разбухлой ножищей: - Аррр-га! Кррру-жи, кря-жи! Закружились ввысь, нелепо толкаясь в соснах; застучали о деревья кос- ти, - серо-зеленые, с черными крапинками тления: заходили по небу белые волокна, одно за другим, другое за одним, за ними всссе - ввыссссь! - Врыссссь, Арысссь-поле! Арысь-поле - зверюга. Одну губу ведет по-земи, а другую - крышей расставит. Ходит в снегах, ждет мороза, ветра, бури. Тихонечко-тихонечко подкрадется, а там - пиши пропало. А Сергеичев все еще на земле, чего-то ждет: - Ат-цыыыы-ы! Сынов отняли, самиии за дело берисссь! Вот, дождался: встала над церковным крестом белая - длинная - ненаша; недвижной воронкой завертелась, колеблясь, на месте, а вокруг нее - ка- руселью - бледные полы саванов, поземка за саванами, со свистом, с ги- ком, с ревом, со звоном, быстрей да быстрей, - сорвалась ненаша с места, старик Сергеичев за ней, подобрались под самое небо - одни клочья серой, мерзлой воды кругом, задержались-задержались, да как ухнут. Ка-ак ухнут в поле, в луга, в овраги, в снега голубые, белесые, се- рые, за зверюгой, за Арысью-полем - - - а там - пиши пропало: размыкает Арысь-поле добра-молодца по полю: где оторвется нога, там станет кочерга, где рука - там грабли, где голова - там куст да колода; налетят птицы, мясо поклюют, поднимутся ветры - кос- ти размечут; и не останется от добра-молодца ни следа ни памяти. С овражьего дна, с медвежьих глухих берлог, из-под снега, из-под суг- робов, белых этих гробов, поднимается, поднимается, шевеля набухлыми бе- лыми, до полусмерти заспанными буркалами, в повойнике из еловых снеговых нахлобученных шапок, в гробовом сарафане полинялых, серых, смутных кра- сок, подыма-ается Арысь-поле, подыма-ается Старая Русь. Эх, старуха, ведь ты умерла - спала бы себе да спала сном непробуд- ным, последним, - тебе ли гоняться в метели да в бури, в снега да в ту- маны за быстролетной Вилой Злочестой? Да нет - вылезла, встала, распластала руки, пошла. Губу ведет по земи, другую - крышей расставила - вот завыли сверху и снизу!!! вот завертелись саваны, саваны, сава- ны!!! и, скорей, туда, где гвоздилось чужое, странное, вражье. Третья антенна давно уж качалась, скрипя, от буйных вихорных налетов, но из-за тысячи верст долетели космы циклоньих бород и грив, а за ними, за ними, за ними - - - Третий разговор в телефонной. - Леонид Матвеич, а какая цель в жизни? - Цель жизни, деточка, это - вопрос сложный. На этом вопросе себе многие головы сломали. - У нас вот с Колей постоянный спор: он говорит, что цель жизни - жить; а я думаю по-другому, только об'яснить не могу. - Почему ж ты думаешь по-другому? - Да как же? Если цель - жить, то ведь, в конце - смерть. Значит, цель - смерть? - Конечно, чепуха. По-моему, человечество стремится к тому, чтобы преодолеть мировое движение, ну, перегнать его, что ли. Заметь, Мара, что все человеческие усилия направлены к движению: сейчас век машины, а машина и есть душа человеческого движения, в противовес мировому. Поня- ла? - Ну, пожалуй, поняла. - Погоди, две тысячи двести работает. Записывай. Высоко, хрипло, с перебоями: рах-рах-рах... третий конгресс... Третьего Интернационала... капита- листические державы всего мира... что изнеможденный... в цепях рабства... пролетариат... рах-рах-рах... - Почему такие перебои? - На дворе метель, Леонид Матвеич. Может, поэтому. ...Пролетарии... пролетарии - пролетарии... всех стран - всех стран - всех стран... соединяйтесь - соединяй... - Кажется, перервалось, Леонид Матвеич. - Да, почему-то кончилось. Так вот, человечество идет к тому, чтобы покорить все силы природы, а главное, преодолеть мировое движение. Ты заметь, Мара, что все, что ни создается, направлено к достижению наи- большей скорости в движении при наименьшей затрате сил. И вот, настанет время, может, через несколько тысяч лет, станет погасать солнце, а земля - ты представь себе, какая роскошь, - управляемая мощнейшим мотором в своем центре, - двинется в путь по своей орбите, а не по предписанной солнцем. Вот где величайшая цель человечества... - Ну, хорошо. Это человечество. А я? - Что ты? - Ведь, я до этого умру? - Ну, что ж, что умрешь, зато своими усилиями поможешь человечеству, свой камешек положишь в общее здание. - Нет, мне не это нужно... Мне нужно... практическое. - Ну, уж не знаю, что тебе практическое. Иди-ка спать, давно звонок был. - У-у, метель-то как завывает... Так и грохочет по крыше... Распахнул дверку и откачнулся; отвык: в голову шибануло; потом - ни- чего, обрадовались, тем более, все уже пьяные, и не знал, сколько време- ни прошло - сидел за столом, тыкал вилкой в лохмотья говядины, заправлял разваленный студень в рот руками, как все, как дикарь: все же - свое, родное, старое. Когда-то проклинал, уничтожал, кипел, рипался. А теперь - вроде как все равно; надоело попусту тратить заряды. Когда шел - одно- го боялся: как бы с женой не встретиться. А теперь - увидел ее - и ниче- го. Врешь, книзу не потянешь, нет. - Сидит, опустив глаза; набелилась, нарумянилась. Чорт с тобой. Была паскуда - и осталась паскудой. - Гам не мешал мыслям. - Вас-силь Семенов, в память... - Аль ощо по стакану? - На-асть! На-асть! Помяни покойника. - Грикуха, а Грикух! Расскажь про мерина-та... - А бог - есть. Взглянул - дьякон, Сергей Афанасьич; спорил с ним раньше о боге, те- перь - надоело: бессмысленно: тратишь слова, а толку нет ни на грош. - Ну, и что? - Н...ничего. Й-есть бог и ба-ба-ба-бажественное йесть. Глаза злые, пьяные. По кожаной куртчонке сразу и не поймешь: дьякон или не дьякон. - Ну, и ступай к ляду. - Н...нет, т-ты за это ответишь... за свои с-слова. - За какие слова? - А... что б-бога нет. - Не лезь, дьякон, в рыло хрокну. - Бро-осьте, ребята... гражданин Стремоухов... Ванькь, Иван Пятров! - Это бородастый, соловый Малина Иваныч. - Ва-анькь, а Ванькь, ты докажи, как в колоние... ребят голодом морите... - И верно: чай, голодают, болезные? - Хлеба-то, грит, по осьмушке в день? - Водой больше поят. - К-каниной. - Па-шел Ленин с каниной, давай Миколку со свининой. - Хррры... Озлился, стукнул кулаком, задребезжали стаканы, вилки, тарелки. - С ветру, сукины дети, с ветру, с ветру, с ветру!!! Натрепала баба подолом, а они - и-и уши развесили. - А што, - скажешь, - убойное лопают? - Б-бог йййесть. - Ни черта не убойное, а... дают им жрать, вполне. - Эт-то, гражданин Стремоухов, ты врррешь. - Я - вру? - Ты врррешь. Захотелось развернуться и стукнуть... разик, да сдавил себя: не все ли равно: пил мало, не действовало; не до драки. - Ну, и ступай к ляду. - Ннннет... ты докажи... свои сла...сла...слава. - А-аставь ты яво, Малин Иваныч, лучше ощо по стакану. - Ощо-ощо. А он... должон доказать. - Йййесть бог... и вся святая его. - Эт-то верно, дьякан... Выпьем. И не успели выпить, как затюкало, забоцало, забрякало в сенцах, рас- пахнулась дверь, и в горницу полезло соломенное чучело с красным языком, белый лист с черными буквами колебался на чучельном животе: - Попу в падарок на паминки. Малина Иваныч вскочил: - Безззотцовщина, сукины дети!!! В ответ - гармошка, песня: Святый божа, святый крепкай, Поп в чужих карманах цепкай, Тыгаль-тыгаль-тыгаля. Да тыгаля-растыгаля. Бабы визгнули разом, Настя, дрожащими руками за лампу - не опрокинули б - и во время - дьякон лез драт

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє