▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
вшие за день носил- ки; но завкладу, он же стармог, - ничего; повис на трубке: - Да что я вам сдался - смеяться, что ли? Куды копать, куды копать, туды вашу корень? Да мне главное ли дело, что бандиты? Ну, и везите за склады, значит, за афанасьевские. Да куды копать, - в черепа копать, в кости копать? И так все улицы... чего?.. и так все улицы на десять верст кругом... чего?.. да нет у меня людей, могли с утра сказать, с утра надо было говорить... чего? Откуда я могу вам взять людей, когда я ворота за- пер? Чего? С ума спятить, ночью народ сгонять? Чего? Товарищ Пчелка? Да пошлите вы его к чорту, значит, когда у меня людей нет! А? Чего? Барыш- ня, мы говорим. Да не кончили, соедините сорок один! Занят? Тьфу! И вместе со струей карболового гноя распахнул завклад в коридор: - Срочная боевая задача - взрыть могилу на десять человек; ночью, знычит, привезут расстрелочных. Копач Афанасий встал, почесал живот и, сказав "спать охота", вывалил наружу, визгнув дверным блоком. Завклад рванул лампу в конторе, фукнул в стекло и, сердито ковыляя, вышел за копачом в лиловую темь. Ночные жучьи глаза двух фонарей оглядели, поворачиваясь, белый фартук завклада и ленивая темнота заговорила, брякая: - Непорядок ночью копать. - Фик ли задерживал. - Копай сам. Разговаривать хуже, завклад схватил было заступ и тронулся-было в ли- ловость, да ударил в самое ухо колокольчик и длинно задиньдринел, зали- ваясь, чепуху. - Еще кого там черрти... Эй, кого надо? Жуки глазасто повернулись и бледно зашарили по новым, некрашенным во- ротам. - Бубнов... здесь живет? - Чего? Какой, к чертям, Бубнов?.. - Бубнов, Андрей Алексеич. Из Харькова приезжий. - Буб-нов? Ребята, кто здесь Бубнов? Нету здесь Бубновых, проходи. Ворота бледно качнулись и скрипнули отчаянно, почти безнадежно. - А мне сказали, он здесь? Будьте добры... - Да это, никаи, поп, - вывалил Афанасьев голос. - Какой поп? - Да новый. Отец Андрей. Упырь. - А и вправду, Бубнов фамилия, - завклад отпер ворота, и жуки слабо проехались по глянцу потертой кожаной куртки и чемоданчику. - Где ж он живет? - Афанасий, проводи. Извиняюсь, сразу не распознаешь, - почти с неж- ностью в голосе. - Ну да, к попу. Он тут, за поворотом. Круги жучьих глаз, качаясь, поплыли за кожаной спиной и чемоданом. Гладкая песчаная дорожка чуть сыровато глушила шаги. - Во-от, за конторой. Здеся. - Спасибо. - В окно стучитя. Не спит ишшо. Там-донн! - в желтый глаз окна - там-донн! - без ответа. Жуки плавно проплясали в лиловый бескрайный провал. Хоть знаешь, знаешь, никого нет, а кажется всегда на кладбище ночью: вот, кто-то глядит на тебя пустыми глазами, наблюдает, невидно наслаждаясь и злорадствуя. И серые листья березовые под желтым взглядом окна недвижно молчат - молчат, подтверж- дая. - Кто? - из-за двери. - Я. - Кто я-то, госсподи? - Андрей Алексеич, вы? - Ктой-то, госсподи?.. стой, сейчас отопру, госсс... И навстречу щелком английского замка - жареным маслом, - бензином - уборной - в ноздри - и к тому же памятному старому мягкому пузу - в об'ятья - - ну и ну! Ну и удивил! А мы думали, здох, ей-богу, думали, здох - а-а-а, ты сделай милость, чтоб всем шутьям взлететь на воздух - да не спотыкнись, здесь порог - во-от сюда-сюда - ну и похудел, ну и пожелтел - это уж в гостиной - ну и поугрел! Гостиная как гостиная; рояль: резкий абажур желто бьет в глаза, ус- тавшие, об'евшиеся темью; жирные рукавицы кактуса понурились пыльно; как где угодно, как двадцать лет назад, - да не так. - И вправду - поп. Думал - ошибка. Гость устало-согнутой спиной в'ехал в диван, и чемоданчик поставил на колени. - Да ты чего ж не раздеваешься-то? Ну и суетни, суетни теперь будет - чемоданчик дай - а, чаю, чаю? - да чего-сь там чаю, а-а-а, ты сделай ми- лость, як хохлы говорять: самы кошки забрешуть, як узнают! - тельца, тельца, тельца блудному сыну, а не чаю! - И - давно - в попах? - - Ну, и есть же чем интересоваться с дороги - что за экстренность та- кая! - всего два года. Не-ет, ты о себе-то, о себе-то расскажи, а-а-а, ты сделай милость, чтоб всем шутьям взлететь на воздух, - вот не ожидал, а? Ну, випий, випий румочку сивушки, это ж только так, для начала, а там будеть получше, ей-богу ж, будеть получше, - да брось ты свой чемодан- чик, - а сивушка для бодрости, потому нам еще пройтиться придеться, здесь невдобно, места нет, там же и ночевать будешь - ты покойников не боишься? - Это куда? - устало спросил гость, вглядываясь в серый пузатый под- рясник хозяина. - В мертвецкую, что ли? - Зачем в мертвецкую? - ну, чудак какой, зачем в мертвецкую, точно и без мертвецкой нельзя обойтиться? А ты випий - випий - випий еще сивуш- ки, - оно правда, румочка з наперсток, ну, да ничего, не беда, и я же с тобой одну випью. - Почему его там - у ворот - упырем обозвали? - Что ты - на волосы глядишь? Оно и нельзя без волос, служитель культа называюсь, ого, не как-нибудь! Да ты чего-сь чемоданчик держишь, брось его в угол, он же тебе мешает, а ты его держишь - выпил сивушку, ну, идем - того места нихто не знает - даже куфарка не знает - Афимья двер запри за нами, запри двер - только знаеть Валюська, да копач Хва- нас... - А - она - здесь? - Хто? Валюська? Валюська здесь, где ж ей быть, чудак, як не здесь, только она сейчас у клубе, до восьми в них занятия, з вин-тов-ка-мы за- нятия, а с восьми у клубе... ну, выходи, выходи, она запреть, ты, Афимья, як запрешь, ложись спать, баришня ключ звой имееть, ну идем, а-а-ах, ты, сделай милость, ну и удивил... И на серый песок дорожки неслышно и внезапно лег ровный круг электри- ческого фонарика, а тьма свернулась и неприветливо стала кругом. - Вот сюда, во-от сюда, на памятник не наткнись, ушибешься, ну и па- мятники здесь, брат, на удивление, все бур-жуи строили звоим упокойни- кам, а чем я тебе угощу сейчас, небось вас за границей таким не кормили, стой! - Ну, - по могылкам, як мотылек, за мной, у-у, шут, - подрясник при- ходится подбирать, як бабе подол, вот сюда, во-от сюда, стой, стоп. Здесь. Пришли. И круг упал на небольшую, толсто-застекленную дверцу с крестом - вен- цами - сиянием. - Да вы, Андрей Алексеич... Ведь, это - могила? - Яка могыла, яка могыла, а еще в ниверсете учывся, як хохлы гово- рять, не могыла, а склеп, ну заходи, заходи, шоб не видели, то мой каби- нэт, не стукнись, стой, я наперед зайду - - и мягким пузом прижал гостя к мокроватой черной стене прохода - - а-а-а, не бойся, ты ж солдат, от увидишь, хорошо ли будет, во-от увидишь, оно склеп называеться, склеп сэмэйства Грохольских, сходи по ступенькам, не оскользнись, тут не глыбко, а-а-а, еще фалить будешь, гарно сюбэкт придумал, скажешь, во-от, сейчас осветиться, лампу зажгу, а при буржуях лектричество було, не как-нибудь, а-а-а, то мой тайный каби- нэт. Вперед - вытянув руку, чтоб не удариться, шаг за шагом - за кругом фонарика - что за ерунда? - как во сне, - снова низкая дверь, - в моги- лу? в могилу, в могилу - свет фонарика мигнул - заколебался - пропал, озаренный ярким светом лампы - Комната, обитая резным коричневым деревом - мягкий диван, кресла, стол с грязноватой скатертью, - и торжествующее пузо в подряснике: - От. То склеп сэмэйства Грохольских. 2. Шоколадом - капустой - сырой паутиной - пахло чем угодно в склепе, только не покойником. Гость осмотрелся, сел и снова на колени поставил свой чемоданчик. - Ну ж, чем тебя угощать - а-а-а, сделай милость, вот удивил, ей-бо- гу, як сыну, сыну родному обрадовался, - давай, давай звой чемоданчик, ты не бойся, я ж осторожно, вот сюда, во-от сюда, ему тут будеть покой- но... чем тебя угощать? Бутылками и битым стеклом был забит угол комнаты; одна за другой зас- какали бутылки из другого угла, из-под стола, из шкафчика; за ними ко- робка шпротов; яблоки на ущербленной тарелке; лимон с зажухлым обрезом. - Вот и не сивушка, тепер располагайся, як дома, на диване и лягишь, а пока - випьем. Зубровки? Малиновки? Рому? Потолок давил - землей - камнем - надгробием; сбоку, вместо стены, угрожала тяжелая портьера: там, конечно, покойники; да не портьера, а деревянная резьба; или чугунная? под ногой хрустнуло: поднял - раздав- ленный листик фарфора. - То от венка - тут ба-гацько раньше венков було, все убрать велел Хванасу, Хванас, это такой сюбэкт, - шоб не ботались под ногами... Да ты шо ж не пьешь? Ты пей... от, гляди, - запас... Ну, по третьей, гоп! - Зубровка засвербела в горле щекоткой, в глазах стало ясней, хоть и до безумия хотелось спать, неуютное чувство близости мертвецов затуманилось и поплыло куда-то кверху. Но - все-таки - непонятно: - Почему его упырем зовут? Ясно, впрочем - толстый и могилы оскверняет. - Андрей Алексеич, а вы не вампир? - А привыкшие к свету глаза различили напротив - доску: Здесь похоронены: Иван Антипьевич Грохольский, 69 лет от роду; Супруга его Матрона Прокопиевна, 56 лет от роду; дети их: Евстигней, 23 лет; Алексей, 23 лет; Младенец - Прокопий, 3 лет, и Олимпиада, 23 лет, а также Онуфрий Онуфриевич Дыло. Господи, приими их дух с миром. Почему - Дыло? Откуда - Дыло? И почему Евстигнею, Алексею, Олимпиаде, всем по двадцать три года? Разве так бывает? Близнецы они, что ли? А должно быть, умирали постепенно, дойдя до двадцатитрехлетнего возраста. Но все-таки: при чем Дыло? Тогда, словно в ответ, сквозь неутомимую трескотню из пузатого под- рясника, доска приветливо поднялась кверху, - эх, если б не так слипа- лись глаза, - и нарастая, вздымаясь, громоздясь один на другой, раскачи- ваясь, смеясь, подмаргивая, черепа, черепа, черепа, - а за ними - сам Онуфрий Онуфриевич Дыло, выше потолка, без головы, без рук, один подрясник - схватил потолок, да как тряха-нет, - только известка посыпа- лась, и чего он его трясет - неизвестно - - - - Стучат. Гость схватился с места. - Кто? - Хванас, ли Валюська. Я чичас, я чичас, ты тут посиди. И в тесный проход, в щель темную, как немыслимая вздувшаяся гробовая мышь - и из щели: - А шо? Кого? - и в ответ хриплое громыханье: - Заведующий зоветь, расстрелошные попа просють. - Я чичас, я чичас, кажи, шоб подождали. Гость встал - и навстречу пузу: - Я здесь сидеть один не буду. - А-а-а, ну, погоди-погоди, вот Хванас с тобой посидит. Хванас, ты посиди, без тебе зароют, ты тут посиди, випий вот с ими, а я чичас, я чичас - - - И, мотнув невидимым хвостом, исполинской мышью - в щель. А из щели - в глине, в земле, - вывалил новый Дыло, обвязанный веретьем, с вежливым хрипом: - Не помешаю, господин? - Не помешаешь, садись. Дыло деликатно - поодаль на гробницу - откуда она явилась - каменная, плоская, кто лежит под ней? - - Выпей. Рюмка метнулась в пасть - как не провалится без естатка. - - И давно здесь Андрей Алексеич... отец Андрей свой кабинет устроил. - Аны давно здеся пьють. С самого почитая. - С какого почитая? - А вот, как над ими почитай в соборе исделали, в попы обозначили. - И хороший из него поп? - Поп как поп. Обнакновенный. Что с попа взять? Отбил молитву - и на бок. Это тебе не в комиссии заседать. - В какой комиссии? - А во всякой. В мандатной, сказать... аль в кладбищенской. - В какой мандатной комиссии? - Без мандата на собрание не пущають. А комиссия мандаты проверяеть. Да неш вы, господин, не знаетя? - Я не здешний. Ну, а на собрании что делают? - Разное делают. Больше говорять, решають, как и что. Гость пригнулся, так и вперился лихорадочно в красное, обветренное лицо, так и впился в безбровую, в безресницую щетину пожилых дней. - Ну, и что же, что решают? Например? Собеседник погладил колено, счистил кусок глины с своего веретья, с натугой вывалил: - К примеру... сказать, хоша бы на кладбище новые ворота поставить, заместо старых. - А старые - что? - Сгнили, подвалилися. - Ну, ну, ну, - и поставили? - Да неш вы не видели? Чай, в ворота проходили. А, чепуха. Пить надо. - Пей, как тебя... Афанасий, что ли? - Ахванасий. И время заскрипело молчанием, закапало - кап! кап! - капля за каплей в углу, за надгробной доской, потекло, подпрыгивая, рюмками в горло, за- вертелось красным, обветренным лицом Афанасия - в тихую вечность, в тем- ноту щелевого провала. 3. - Времени восемь, - отметила мастерская резким звуком человеческого голоса в потрескивающем гореньи бензина, лязганьи ключей и постукиваньи металла. И в этот момент стало ясно, что к вечеру машина готова не будет и что субботник придется продлить. Монтер Пузатов, как паук, присосавшийся к искалеченному снарядам мотору, с досадой швырнул французский ключ об пол, пошел в угол, порылся зачем-то в ящике с ломом и - - Точно за деньги стараемся, чччорт... - И правда, диви бы, за деньги, - сочувственно из углов мастерской. Бесшумный начоркестра, торчавший у двери с тайной надеждой удрать и распустить своих людей, вдруг обнаружился беспокойным ерзаньем и шмуры- ганьем носа. - Ну, а ты, ты чего вздыхаешь? - со злобой напустился на него Пуза- тов. - Музыка тоже, чччорт... Начоркестра, томясь, вытер лысину, и, оправдываясь, зашарил глазами по чернорожим блузникам: нет, хоть измазаны копотью лица, а видно, - брови сжаты до отказа, глаза смотрят в пол, не подыграешься, хоть коле- сом пройдись. Тогда Ваня Дунин не выдержал, и, бросив гайку, к нему ласково: - Табак ваш, бумажки дашь, спички есть, - покурим? Начоркестра с готовностью портсигаром в нос и, словно освещая фонари- ком, заводил по всем носам. - У меня есть, - еще ласковей сказал Ваня. - Одни крошки, зато своя - и вежливо портсигар в сторону - не запачкать бы, и из кисета - в руку - трясом - пыли - ее бы нюхать - Всем полегчало от Ваниных спокойных слов, от потянувшихся новых - не масляных, не копотных - дымков - мастерская стала словно выше - не так болели спины. Начоркестра с шумными вздохами пыхал папиросой, беспокойно косился на дверь - это пока курили - и не дождавшись: - Ну, а все же таки, товарищи... какже? а? когда можно ожидать? И испугался, должно-быть - рано, не выдержал времени. - Иди ты... к монаху в штаны, - рявкнул Пузатов. - Когда - когда! Свет только застишь, лысая образина... - верно, рано, теперь все дело испорчено... - когда - когда? шляются, только свет застят... Ну, а вы чего стали? И-и-и выпучили зенки... обрадовались, папиросами кормят... из пульсигара - - - Выгнулись спины, заходили гайки в ключах, затюкали молотки и резко запахло краской. Ваня знал, что "пульсигар", это нарочно, чтоб унизить и подчеркнул себе: правильно, не надо было брать папиросы. Прошел мимо на- ча, подмигнул одобрительно, но не вышло: нач погас, потух, кончился и носом зарылся в усах. Уже четвертый час Ваня возился над втулкой - приходилось подтачивать конус, и теперь, поднеся конус под тусклый электро-рожок, двадцатый раз убедился, что дело дрянь, что возиться нечего и что вряд ли конус пой- дет. Давно пора было домой - мать ждала с ужином - Ваня вспомнил о двух воблах в кармане пальто, и решил лучше совсем не думать о доме и ужине. Вот, работают одиннадцать человек, а двенадцатый дожидается конца их ра- боты, чтобы встретить конец торжеством, радостной победительной музыкой, и всех дома ждет ужин, мать, жена, сестра, а не бросают работы, не ухо- дят. Что-то их держит. Должно быть, не приказ начальства о субботниках - кто не хотел работать, тот и не остался, шестнадцать человек ушли в че- тыре часа. Нервами, истощением, копотью в легких, домашней грызней изошли эти одиннадцать, а вот - тюкают, напрягаясь, надрываясь, чтобы когда-то тор- жествовать, чтобы, может, совсем никогда не торжествовать. Кончится ра- бота, будет музыка, а радость? Лучше не думать. Пузатов злобно возится над мотором, искалеченным осколком снаряда - дело, видно, тоже безнадежное - может, не держать зря этого нача, отпус- тить, шепнуть, чтоб уходил... Нет, нельзя, тут связанное дело, как веревками, цепями, цепочками, как связан мотор взаимностью частей. Нет, нельзя. Воблы, гайки, копоть, - это все частицы души. А по-настоящему, перед самим собой, это - теория. На практике, по правде, практика и есть правда - - швырнуть бессмысленный конус в угол, уйти, убежать, ухнуть без ужи- на в постель, почти нет человеческих сил сдерживаться, заплакать можно. Жалко нача, жалко себя, жалко даже Пузатова. - Времени десять, - бесстрастно отметила мастерская и стало ясно, что в углах - бездонно, что концов вообще нет на свете, что за воротами - не улица, а бездна, что никогда - никому - не попасть домой. - У-у, курррва, - вякнуло в углу, над ящиком лома. И вдруг - - упруго спрыгнув с пружины напряжения, бешено взвившись в низкий по- толок, ударив, ударив в уши рядом повторных ударов, разрывая бездны, провалы, выбрасывая отысканные концы, - стррремительно трахнул мотор. Ваня выпрямил согнутую спину. Кренделем над мотором, весь вперившись в машину, в душу, в копоть, в рев клокочущей смеси, охотником в дичь, в трубу астрономом, влюбленным в глаза девушки, следователем в одежду преступника, Пузатов в мотор - - остановил, включил, снова остановил - включил, потом выпрямился, вытер пальцы о блузу и требовательно протянул руку к начу; тот понял, искательно мотнул портсигаром, а сам - весь в вопрос - - - - Ну... ты шпарь домой. Завтра придешь, к семи. Ночью твоя музыка не нужна. 4. С холодного скользкого дивана - чуть не кувырком - одеться и бе- жать... Куда бежать? Мысль, заработавшая ясно, споткнулась и стала. Что? Что было? Что было? Зашарил руками по столу - наткнулся рукой на холодное, скользкое, ма- ленькое - ггадость, мокрррица, ффу! спички... чиркнул - - прямо влицо лезла бутыль с желтой жидкостью, вспомнил: самогонка, принес Афанасий, его послал, воротившись, Андрей Алексеич, то-есть отец Андрей, поп. А потом? А потом? А потом? У-у, как холодно! Вот он, могильный холод! Скорей одеваться - и вон из жилища мокриц и костей, на воздух, на воздух, к чистому небу... и это первый приют родины! Гадость, гадость! Разве можно... осквернять моги- лы?.. Вспомнил: в России все можно. Разве нельзя устроить так, чтоб не все было можно, чтоб какое-то было нельзя? Ф-фу, гадость, гадость! И ничего в темноте не найдешь: ни фуражки, ни чемодана... и внезапно, ударом одним - - вспомнил! И сел на диван. Да. Как же, как же, да. Вошла, раздраженная, стукнула ружьем о каменный пол и - - Опять вы, папа, пьете? Я же вам сказала: не смейте больше... и мо- гилы поганите - Мышь - проклятая, вздувшаяся могильная мышь - так и юркнула в под- полье без слов - - Собутыльника опять нашел. Гадость! Валюська! Милая, родная, ведь, это я, твой Евгений, только тобой, только о тебе - - - - Постыдились бы, гражданин. И - ружьем застучав - исчезла - - в гробу, в гробу! В могиле, могиле! В склепе, в склепе, - среди мокриц и костей - - - Лучше бы, лучше бы остаться с Мустафой, обнять Мустафу, острым смерт- ным поцелуем прижать Мустафу к себе... Потом - пили - пили - пили - Дикий намек проклятого попа о Валюське и Арбатове... Этот еще откуда? Все встало в памяти. Все. Глупо. Несносно, как... Дыло. Да, кстати. Скорей отсюда! Ярким морем опрокинулся свет; глаза заболели; кресты, покосившись, щурятся и лезут со всех сторон - из-за деревьев, из-за кустов, из ажур- ных решеток. Пахнет медом, тлением, осенним теплом.

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє