▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
ные обещали наказать за налет; перед вечером, погуляв, уехали. Мэри на ночь расплетала воло- сы, посмотрела в зеркало близко в черные свои глаза, засмеялась: полков- ник из дивизии был молод, смел, глядел дерзко. За окном паровозы гукали; вдруг далеко во тьме бухнуло, прокатилось. Мэри подошла к окну, откинула занавеску: тьма всколыхнулась, снова ухнуло, заухало, тьма полыхала; не- бо вспыхивало розовато - все постепенно перешло в вой, стало выть в но- чи. По коридору прошли быстро; Мэри отодвинула дверь: врач не молодой, будил, велел готовиться - принять к утру раненых. Артиллерия била; в по- езде готовились. Мэри перед зеркалом поправляла косыночку: вдруг по- чувствовала, что все лишнее - и косыночка, и она сама. К утру, по взрытой, тоскующей земле, началось наступление. Приказ из штаба фронта был получен три дня назад; три дня тайно сменяли части, пе- редвигали батареи, в четыре утра приказ о наступлении был оглашен. Нас- тупление начинал 34-й стрелковый. Полк вышел из окопов, развернулся цепью; впереди было взрытое поле, с жухлой ботвой картофельной; небо бы- ло серое, низко. Люди не выспались, зеленые, в бурых шинелях, с инеем на плечах, начали перебежку; окопы неприятеля шли по взгорью, ломались, укутанные кольями, проволокой. Артиллерия по кольям била с трех ночи: проволока перепуталась, торчала ежами вокруг волчьих ям; сбоку вдруг противно застукало, застукало с взгорья, - мужик симбирский, большеборо- дый, сел, схватился руками за живот, другой лег бочком, уснул под стук. Цепи сбились, первая добежала до кольев, запуталась, рвала - по ней би- ли; вторая набежала, полезла на первую, все перепуталось, с боков стука- ло методически, - с ревом, воем, остатки лезли в окопы; из окопов торча- ли серые кэпки, в ходах сообщения кипело, билось... Потом были: окопы с банками из-под консервов, рассыпанными патронами, флягами, - молодой офицер лежал на куче земли в подтяжках: подбородок у него был детский, чистый. Подтяжки сняли, сняли рубаху, острым розовым соском лежал к не- бу. В штабе писали телеграмму о победе; поручиков Воскобойникова, Ратце- ля, Мустафа-Оглы представляли к Георгию. Покойников сносили: в глиняной яме была вода, их складывали, вода мутилась; потом лежали плотно, довер- ху; батюшка покадил, продребезжал простуженным голоском; яму закопали. Раненых к поезду привезли к вечеру: раненые были покорны, серьезны, бледны. В операционной, на белом столе, белый врач раскладывал, кипятил. Принесли рязанского, всего в поту, в синих жилах муки на лбу; под маской задышал часто, уснул; врач ногу развороченную, в клочьях, потрогал - из клочьев торчали белые куски кости, - врач лохмотья срезал, резал части, ровно, кость острой пилочкой стал пилить, перепилил, - все бросили в таз, закидали ватой: из ваты торчали жесткие желтые пальцы в мозолях; рязанского оставили жить, любить, трудиться. Мэри заперлась в купэ, ню- хала нашатырь, из нашатыря, дурноты вставали: молодость, безлюдие, грех. Поезд раненых отвез в город прифронтовый; в городе дул ветер, штабные гуляли по главной улице взад-вперед: сивые солдаты сбегали на мостовую, становились во фронт, бежали дальше. Офицеры приезжали с позиций: бри- лись, заходили в кафе, знакомились с девицами. В канцеляриях стучали ма- шинки, - в санях, с лошадками шершавыми, с санитаром в желтом кожухе на козлах, раз'езжали по городу: с зелеными крестиками, с красными, с вен- зелями на погонах. Уполномоченные принимали в кабинетах; казаки верхами прогоняли через город шпиона с связанными за спиною руками - высокого, спокойного, светлоусого. У врача был прием: опустив глаза, офицеры сиде- ли в приемной, ждали очереди. Штабные вечером с дамами заходили в ресто- раны, в кинематографы. Город был черен, окна занавешены; на вокзалах гу- кали паровозы; улицы обрывались в поле: оттуда несло холодом, близким таяньем. В кинематографе показывали драму с участием знаменитых: дочь графа попала в руки шантажиста, любила, была обманута, брошена: было - большое лицо дочери графа: из начерненных ресниц капнула, поползла нас- тоящая слеза. Командующий фронтом днем проезжал в коляске с ад'ютантом, офицеры ко- зыряли, - 34-й пехотный, пополненный, готовили к новому наступлению: вы- давали хорошие порции, чтобы солдаты добрели. Когда солдаты подобрели, полк снова двинули в наступление. Санитарный стоял на станции, дожидался; огней не было, артиллерия вы- ла. Солдаты стояли в окопах; стреляли в тьму; под небом расцветали, ло- пались зеленоватым, красным ракеты. К трем ночи из тьмы поползло тончай- шее облако; линии окопов зарделись кострами, солдаты сбились, бросились к воде, мочили маски, надевали; газ полз, полз, расползался. В деревне у костров стояли коровы, лошади с мокрыми тряпками на мордах; солдаты под масками задыхались, багровели, рвали на себе ворот; к пяти вторая волна прошла. Рассветало; в воздухе пахло нежно, вишней; в окнах лежали, кор- чились, пена лезла из губ, глаза были выпучены. Поезд принимал отравлен- ных, грузился; на утро шел быстро, погромыхивая. Поля, поля в снегу, це- пи обозов растягивались. Небо голубело, обещало март, близкую весну. Мэ- ри ходила по поезду, воображала, как расскажет в Москве обо всем: о ноч- ных боях, о войне, о крови. В Москву приехали на пятый день, утром. Была масленица; магазины были закрыты; проезжали голубки с колокольцами; в домах пахло блинным чадом. Мэри с вокзала поехала домой; еще в шубке стала звонить по телефону: Зое, Нине Рогожиной. Обе приехали через час, нарядные, московские, ожив- ленные. У Нины в доме был лазарет, - Зоя, наконец, победила: выступала с успехом, о ней писали. Вечером, в 7, звала к себе на блины: будут все, рады будут увидеть, послушать о войне. Скоро обе уехали. Мэри принимала ванну, легла в теплую воду, вытянулась, закрыв глаза; позади были - кровь, война, смерть; здесь встретила жизнь, милая, знакомая, московс- кая. В пять пришла маникюрша, делала ногти, водила замшевой подушечкой, рассказывала новости, сплетни; в шесть пришел парикмахер, Жозеф: преж- ний, печальный: забирали на военную службу, просил похлопотать. Три дамы за него уже хлопотали - был незаменим. Мэри обещала горячо хлопотать, спросила фамилию: М-сье Жозефа звали Петр Иваныч Огуречников - это ее кольнуло. В семь, на резвом извозчике, под звяканье сбруи, она ехала к Нине. Москва была прежняя: талая, мальчишки продавали мимозы, желто-пыльные в иодоформе. У Нины в гостиной, с бюстом коненковским, с розово-аляповаты- ми цветами Кончаловского в смуглой раме - в креслице сидел, вытянув но- ги, Крушинский, подтощавший: желтый автомобиль его сменялся постепенно: сначала лихачами, потом резвыми извозчиками, потом просто ваньками - си- вая кобыленка плелась, как попало, в низких санях сидел в мягкой мерлуш- ковой шапке, с крашеной бородой - покровитель художников. За обедом про- фессор-богослов поднимал тост за Россию Богородичную, - все поднялись, чокнулись. Война затягивалась, русские войска отступали: раздетые, го- лодные, безоружные. Профессор поливал блин закладывал сметаны, семгу - закатывал, говорил, поднимая вилку, о Платоне Каратаеве. Нина после обе- да повела показывать лазарет: лазарет был в зале с лепным потолком. Ра- неные лежали, сидели в холщевых халатах, бродили с костылями; вошли всей толпой - во фраках, в открытых платьях - запах шипра, кельк-флера прон- зил иодоформ, - раненые поднимались, поворачивали головы с черными гла- зами, небритыми подбородками. Кофе после осмотра пили в гостиной - адво- кат убедительно, жестом округлым, доказывал, что проливы России необхо- димы - рисовал в воздухе пальцем: Черное море, проливы. Кофе в чашечках дымилось; мимозы в высоких вазах сыпали желтую пыль. Нина собрала дам вокруг, рассказала таинственно, что в Лефортове появился ясновидящий: предсказал всю судьбу, напомнил из прошлого даже то, что забылось. Дамы загорелись, решили на утро поехать, - Крушинский обещал машину из Земс- кого гаража. На другой день, под солнцем февральским ехали: Мэри, Нина, Крушинс- кий. Раненые из лазаретов выползали на солнце; афиши на стенах взывали о военном займе: в Благородном собрании в пользу инвалидов, раненых - жертв войны - было аллегри: за серебряными самоварами дамы улыбались не- живыми прическами работы Жанов, Жозефов, Базилей, красными губами, выре- зом с мягкой межой. Солдаты с фляжками, с сумками перегородили дорогу: шли на вокзал с терпким духом пота, овчины, сапог. Автомобиль из Земско- го гаража с красным крестом ехал дальше: в Лефортово. В снегу, в серебре еще показались сады Лефорта, Военная гошпиталь с Сенекой, с чашей в руке и змеей вокруг палки у входа: ясновидящий жил у Немецкого кладбища. Дамы поднялись по скрипучей лесенке; в низких комнатах было жарко, в окнах на вате лежала пестрая шерсть. Мэри в комнату соседнюю вошла пер- вой, поклонилась. Ясновидящий предложил сесть на стул; на пустом столе перед ним лежал костяной шарик. У ясновидящего голова была выбрита, про- растала густым синеватым волосом; губы под черными усами были красные: подбородок синий, глаза магнетические. Мэри села напротив - ясновидящий взял ее за руку, стал смотреть на шарик, сосредоточился, просил задавать вопросы. Мэри спросила, что ее ожидает. - Путешествие и неожиданная встреча. - Чем кончится война? - Поражением. - Что ожидает Россию? - Распад, потом соединение, снова распад и соединение, уже на всегда. Все было необычайно, туманно-магнетические глаза блестели. Мэри, Нина возв- ращались задумчивые, Крушинский был оживлен - ясновидящий обещал ему скорую удачу, богатство: без денег изнывал, в Стрельне еще от одних опечных денег до других тянул счет. В аллегри колеса вертелись, бумаж- ки-пустышки развертывались, - певцы, блистая выгнутой грудью, пели, - толпа двигалась, жаркая, липкая, пила, путалась в серпантине, багровела лицами; счастливца, выигравшего корову, качали. Из аллегри везли дальше: в кабаре, с стеклянным потолком, освещенным: внизу сидели, задирали го- ловы - наверху танцовали в одних легких юбочках... Везли дальше, к Труб- ной, - лихачи стояли рядками, лошади в зеленых попонах, в воротах мато- вые двери чуть светились: тайно, призывно, томительно. Полки: 13, 24, 7 стрелковые сползали: обмерзшие, беззащитные, разби- тые; позади были снега, ущелья, бои. Раненых, обмороженных бросали. В деревнях ловили евреев - в лапсердаках, бледных, голодных: обвиняли в шпионаже; утром двое казаков верхами гнали к околице. Измена была всюду - от измены все гибло, катилось вниз, - солдаты знали, что все от изме- ны. Обозы полков перехватили, шли без обозов, дни были трудные: в тума- не, в инее. Прапорщика Колпакова везли в двуколке: в животе был шрап- нельный осколок. Прапорщика трясло, бросало - синий, закусив губы, он стонал, кричал, затихал; на привалах рану перевязывали, липкий от пота, он обмирал, скрипел зубами; к вечеру третьего дня, после тридцати- верстного перехода, рана начала пухнуть; фельдшер разматывал бинт: рана по краям была темная, черноватая; фельдшер успокоил, перевязал, отошел, перекрестился. Черное пятно за ночь переползло с живота под сосок левой груди, - прапорщик Колпаков трясся, мертвел, плакал. На пятый день, в галицийской деревушке, сожженной, его хоронили; песок, глина желтели; в досчатом гробу лежал - с синим лицом, синими губами, прилизанными височ- ками: успокоенный. В чемодане его ехали дальше: бритва, папаха, рубаха с меткою В, томик Блока, три письма: недописанных. Утром священник кадил: в длинных рвах глинистых лежали с голыми пятками - сапоги снимали, русо- волосые, белокурые: прапорщики армейские, мужики костромские, перепра- вившиеся в иную губернию: не голодающую. В черной избе сидел на печи дед, столетний, молодухи чернолицые пус- кали в избу проходящих равнодушно: ночь спали, утром шли дальше, другие сменяли; вечер мерк, ранний, - по улице шныряли солдаты деловито, - в сенях шушукались: солдат отсчитывал 25 копеек, молодуха равнодушно шла с ним в закуту: там парнишка выплескивал всю свою тяготу, муку любовную: по оставленной Парашке, Машухе; шел назад сытый, пустой - через месяц врач в белом халате осматривал, хмурился, назначал в госпиталь. Полки откатывались, редели, таяли; из далекой Сибири гнали пополне- ние: пополнение, мелкорослое, ехало в товарных вагонах, топило печурки, бегало на станциях за кипятком, училось, гналось в бой: в бою сразу те- рялось, лезло кучами, гибло по-овечьи. В Петербурге, в министерстве, звякали шпорами, докладывали, заседали, приказывали, подчинялись; воен- ный министр, коротко-остриженный, листал бумаги пухлой рукой, ставил по- метки, - ад'ютант, наклонившись сзади, бумаги подкладывал. Министр при- казывал: наладить сообщение, отправить довольствие, - все шло не туда, опаздывало, не годилось. Евреев вешали: за все - за измену, за снаряды, за кутерьму. Старика-еврея сняли с мельницы: отряд проходил, мельница махала крыльями - по отряду стреляли; на третий день старика нашли: у старика убили двух сыновей, - дикий, шалый шел за солдатами; его вывели за околицу, солдат полез на корявую ветлу, веревку долго прилаживал. Ев- рей стоял покорный, понурый; глазки его вдруг заблистали, губы зашепта- ли: старый Адонаи встал за ветлою, простил, принял блудного столетнего сына. Солдат накинул петлю, подставил пенек, - потом пенек пнул, старик повис, дернулся, изо рта его полезла пена. Министр после докладов отдыхал, жена наливала чай: в дубовой столо- вой. Министр после отдыха собирал бумаги в портфель, просматривал - пе- ред докладом. Зеленая машина у входа сдержанно клохотала, покатилась по вечереющему Петербургу. Фонари зажигались гнойно-зеленовато; улицы еще сизели; шоффер вез уверенно: перед докладом - к Фаддею Иванычу. Фаддей Иваныч жил в особнячке, на Васильевском; у особнячка, невзрачного, дере- вянного, стояла карета. Министр поднялся, робея, всегда уверенный: плот- ный, в мундире, с синим широким затылком. В столовой пахло цветами, гиа- цинты отцветали, ржавели; апельсины рыжели в вазе. Сестрица Симушка, ве- ликопостная, смиренно поклонилась. Фаддей Иваныч шел из кабинета: в шел- ковой рубахе перепоясанной, в лаковых сапогах. Дама в черном прос- кользнула, прошуршала, пахнула духами. Министр за Фаддеем Иванычем про- шел в кабинет: в кабинете иконы, старинные, закопченные под светом вос- ковым, алым лампад, смуглели: на столе стоял портрет в бархатной раме: сероглазый, обожаемый, с пробором, смотрел ласково. Фаддей Иваныч сел в кресло, в кресло усадил: глаза у него были раскосые, хитрые, бороденка клинушком. Министр просил наставления, вынул бумаги, показывал. - Фаддей Иваныч смотрел одним глазом, губами жевал: говорил странно, решительно: как быть. Как говорил - так все поворачивалось: день, судьба, история, Россия. Министр уезжал успокоенный, - записочку с каракулями держал на сердце, в бумажнике крокодиловом. Ехали дальше: над рекой туман мреял; машина в сырь, тьму гудела медленно, похоронно; дворцы вставали ровными рядами окон, часовые стыли; по красным дорожкам министр подымался бес- шумно; паркеты, мрамор, золото рам блистали. В госпитале ночью раненые сошлись: трое присели на кровать к выздо- равливающему - фейерверкеру Федюку. Федюк лежал серьезный, бородатый, смиренноглазый: ночью в палате говорили об измене. Измена была всюду - раненые шептали, крестились, поминали Расею. Расея раскидывалась: полями предмартовскими, в снегу, путями дольними - в Сибирь, в Азию, в степи, проселками; черными деревнями: в деревнях тоже шептались - про измену. Русь ночная лежала во тьме, зарницы полыхали, поезда шли, везли: скот, людей, сено, орудия. Раненые в лазаретах бредили, стонали, умирали. Ар- тиллерия била - по 13-му стрелковому день и всю ночь - на утро началось наступление. Неприятельские цепи раскидывались, пока били по цепям, ко- лонна обходила далеко: к вечеру означился прорыв. Связь между частями утратилась. Части отступали назад, без дороги. Из штаба 13-му предписано было ночью оставить позиции, отступить. Ночью без огней полк вылез из окопов, свернулся, начал отступление; шли всю ночь, ракеты лопались, ар- тиллерия бухала: прикрывала отступление. К утру вышли к болоту, обозы увязли. Пока бились с обозами, слева, из-за леска, по обозам стала бить артиллерия: полк обошли, отступление отрезали. На военном совете поста- новили: пробиваться на соединение. Полк голодный, бессонный, стал проби- ваться в обход, расстроился, сбился, увяз, разбрелся по лесам, топям, болотам. Через пять дней пристали к разным частям солдаты безумные, се- ролицые, мокрые. Их накормили, одели, дали выспаться. Отступление про- должалось. В пользу жертв войны, в белом зале, был чай, танго. С'езжались к пя- ти: Крушинский, Мэри, адвокат. Белели: накрахмаленные скатерти на столи- ках, вырезы фраков, в красный ковер пушистый нога вникала вкрадчиво; плечи розовели матовостью жемчужной. Лакеи на подносиках разносили: ко- фе, печенья. Дух Англии витал, делал руку в сияющей манжете суше: при- выкшей к теннису, к спорту, - руку расслабленную, с ногтями миндалевид- ными. Танго начиналось: юноша, напудренный, с синими тенями в впадинах, женщина в платье открытом, льющемся шелком, шифоном, - приникая, сближа- ясь, замирая, цепенея, сковываясь судорогой; наклонялся губами над ртом, звал, мучил, близился, уклонялся. Так, цепенея, прошли по сцене, - нако- нец, запрокинул ее на руку, замершую, обессилевшую. Мужчины зааплодиро- вали, женщины щурились, смотрели в лорнеты, - легкий запах духов, таба- ка, пудры плыл. Зоя выступала, читала Бальмонта, сжимала худые руки, с голосом звенящим, впадиной ключицы, глазами прекрасными. Чай был удачен, - для жертв войны очищалось: на махорку, портянки, бумагу. Адвокат после чая звал в ночное кафе: в кафе выступали поэты. Ехали на извозчиках сквозь Москву капельную, мартовскую. В высоких пролетках было непривычно свежо, в тумане светились желтые, ярые аптечные шары. Снег лежал бурый, кучами, прохожие в лужи проваливались, - в кафе поэтов было дымно. Публика сидела, дожидалась скандала, - на желтых стенах, пестро размалеванных, блестел пот. Поэты в голубых, оранжевых кофтах прогуливались, как борцы в антракте. В оранжевой кофте вылез, наконец, на эстраду, прорычал, обругал публику; публика аплодировала довольно. Поэт продолжал рычать, ругал, потрясал кулаком; девушка сероглазая, уже с карминной верхнею губкой, глядела на него восхищенно, комкала платок. Нина у входа шепнула Мэри, чтобы задержалась, уедут вместе: повезла к себе. Квартиру пустую, роскошную, холостую, открыла английским ключом. В маленькой гостиной - принесла коньяк, фрукты, поставила на пол, села с Мэри на медвежью шкуру. Отпили коньяку, Нина, в губах держа красную ви- ноградину, потянулась с ней к Мэри, вдруг опрокинула ее на спину, стис- нула, припала к губам, размыкала их, жалила, рвала с нее платье; к голой припала груди. Светло-зеленое, лягушечье, лилось, лилось, смывало визитки, сермяги, заливало землю. М-сье Жозефа удалось устроить - хоть тоже в светло-зеле- ном, но бегал с саквояжиком причесывать - числился санитаром при лазаре- те. Санитаром при лазарете устроили Жоржа Радунского. Адвокат тоже мили- таризовался: вдвоем купили завод, где тоже для войны носились привода, колеса вертелись, станки обтачивали ручки костылей, палки для носилок. Рабочим об'явили - считаются военными, работать ночью и днем: иначе в окопы. Заводы гудели, сало стекало в жолоба, светленькие пульки падали под стекло, отвешивались, прыгали в желобки. Адвокат приезжал утром, на фуражке его был красный крестик. С красными крестиками, со шпорами ходи- ли Медынцев, Знаменск

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє