╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
вляйся домой и отдохни!
Голос Семенухина стал нежным и ласковым. Было похоже, что отец гово-
рит с маленьким и любимым сыном:
- Дмитрий! Я понимаю, что тебе очень тяжело, и что вспышка твоя со-
вершенно естественна. Ты наш лучший раб-бботник. Отдохни дня два. А
п-после т-ты сам б-будешь смеяться!.. Ппойми, как-какая счастливая слу-
чайность! Орлов умер, и б-белые спокойны, а Орлов т-ттут, рядком, го-
луб-ббчики!
- Хорошо! До свиданья! У меня действительно голова кругом идет!
- П-понимаю! Так не б-ббудешь глупить?
- Нет!
- Ч-честное слово?
- Да!
- Д-до свид-данья? Т-такая глупп-пость! За т-три дня ты соб-брал
т-такие сведения, и вдруг...
Он схватил обеими руками руку Орлова и яростно смял ее:
- Отдохни о-ббязательно! - и нежно закончил, - ч-чудесный т-ты п-па-
рень!
Порция мороженого.
Леон Кутюрье бросил продавщице деньги, воткнул в петличку две астры
и, поигрывая тросточкой, побрел вниз по Николаевской улице, по-кошачьи
улыбаясь томным от осеннего воздуха женским глазам.
Было жарко, и Леону Кутюрье захотелось освежиться.
Он распахнул стеклянную дверь кондитерской, положил шляпу на столик,
налил воды из графина и заказал кельнерше порцию мороженого.
Огляделся. За соседним столиком пили гренадин два офицера. У одного
правая рука висела на черной повязке, и сквозь бинт на кисти просочилось
рыжее пятнышко крови.
Кельнерша подала мороженое, и Леон Кутюрье с наслаждением заглотал
ледяные комочки с острым привкусом земляники.
- ...Ну-да...об Орлове и говорю.
Пальцы Леона Кутюрье медленно положили ложечку на стол, и все тело
его незаметно подалось в сторону голоса.
- ...Здорово это вышло! Идем мы, понимаешь, обходом по путям. Тут
эшелоны стоят, теплушки всякие. Должны были пехоту принимать на север.
Глядим прет какой-то леший из-под колес. Шмыг бочком, - и лезет в теп-
лушку. Стой! Остановился. Подходим. Здоровенный мужичина в свитке и бо-
родища рыжая. А глаза как угли. Ты кто? "Ваши благородия, явить божецку
милость. Я ж з Юзовки. Домой треба, а тут усю недилю потяги стояли. Доз-
вольте доихать". - "Тебе в Юзовку? А зачем же ты в этот поезд лезешь,
когда он на Круты идет?" - "Та я ж видкиля знаю, коли уси потяги скази-
лись?" - "Сказились? Документы!" - "Нема, ваше благородие, бо вкралы!"
Щеглов и говорит: забрать. Он в крик: "За що? Що я зробив?" Ведем на
вокзал. Только ввели, вдруг сбоку кто-то кричит: "Орлов!" Какой Орлов!
"Председатель губчека!" У нас рты раскрылись. Вот так птицу поймали. И
еще тут три человека подбежали, узнали. Один в чеке сидел, так тот его
сразу по морде. Конечно, кровь по бороде, а он на своем стоит. "Я, - го-
ворит, - Емельчук, киперативный". Хотели его на вокзале пришить, но ко-
мендант приказал в разведку.
- Зачем?
- Как зачем? Он же ясно на подполье остался. И у него вся ниточка ор-
ганизации.
- Ну, такой ни чорта не скажет. Мы из одного чекиста жилы на шомпола
наворачивали, и то, сукин сын, молчал.
- Заговорит!.. Три дня поманежат - все выложит, а потом и налево. Ну,
пойдешь, что ли, к Таньке?
- А что?
- Обещала она сегодня свести в одно место. Железка! Всякие супчики
бывают - можно игрануть!
- Пожалуй!.. - лениво ответил офицер с подвязанной рукой и хотел
встать.
Леон Кутюрье поднялся из-за своего столика и, подойдя к офицерам, с
изысканной вежливостью склонил голову.
- Ви простит. Не имею честь, l'honneur, знать. Я есть коммерсант Леон
Кутюрье. Я слышать ви поимщик чекист Орлов?
Офицер польщенно улыбнулся.
- Я желаль знать... Я много слыхаль Орлов... Я приехал из Одесс и уз-
наль мой старая мать, ma pauvre mere, расстрелян чека. Я имель ненависть
на чека и хотель винить la sante доблестни русску лейтенант. Ви расска-
зать мне, какой Орлов. Я бы его сам l'assasinas, как эта по-русску...
убивать!
В глазах Леона Кутюрье мелькали злобные вспышки. Офицера заинтересо-
вал забавный иностранец. Он нагнулся к товарищу.
- Мишка!.. Этого французского дурня можно здорово подковать на выпи-
вон. Я его обработаю!
Он повернулся к Леону.
- Мсье!.. Мы очень счастливы! Представитель прекрасной Франции! Мы
проливаем кровь за общее дело. С чрезвычайным удовольствием позволим се-
бе ответный тост за ваше здоровье. Разрешите представиться. Поручик граф
Шувалов!.. Подпоручик светлейший князь Воронцов!
Второй офицер осторожно толкнул товарища сзади. Тот шикнул:
- Молчи, шляпа! У француза все знакомые в России графы!
Леон Кутюрье пожал руки офицерам.
- Ошень рад! Je suis enchante, восторжен, иметь знакомство прекрасни
русски фамиль.
- Но знаете, мсье! Нам нужно перекочевать, по нижегородскому обычаю,
в другое место. В этой дыре, кроме гренадина, ничего нет. А в России не
принято пить за здоровье друзей фруктовой водой.
- Mais oui! Я знает русска обичь. Мы будем пить водка.
- О, это здорово! Настоящая русская душа! - и "светлейший князь Во-
ронцов" нежно хлопнул француза по плечу.
- Мы будем пить водка! Потом вы мне говорит об Орлов! Я хочу знать,
где он сидит? Я ехаль к главному командир, предлагаль стрелять Орлов
своя рука, мстить! Le vengeance!
- Видите ли, мсье, - сказал небрежно светлейший князь, - я, к сожале-
нию, не могу сказать вам, где сидит сейчас этот супчик. Это слишком мел-
кий вопрос для меня, русского аристократа, но, к счастью, я вижу в две-
рях человека, который вам поможет. Разрешите я вас оставлю на минуту?
Он элегантно звякнул шпорами и пошел к двери, в пролете которой сто-
ял, оглядывая кафе, высокий, тонкий в талии офицер.
"Светлейший князь" взял офицера за локоть.
- Слушай, Соболевский, будь другом! Мы с Мишкой подловили тут одного
французского обормота. Он какой-то спекулянт из Одессы, приехал искать
свою мамашу, а ее в чеке списали. Случайно слышал, как я вчера арестовал
Орлова и воспылал ко мне нежными чувствами. Хороший выпивон обеспечен.
Идем с нами! Ты можешь порассказать о его симпатии, и он уйдет не
раньше, как с пустым карманом. Только имей в виду, что я князь Воронцов,
а Мишка граф Шувалов!
Офицер поморщился.
- Только и знаете дурака валять. У меня груда дела.
- Соболевский! Голубчик! Не подводи! Не будь свиньей! У тебя же самые
свежие новости из вашей лавочки. А француз страшно интересуется Орловым.
Даже предлагал, что сам его расстреляет за свою pauvre mere!
Соболевский со скучающим лицом вертел шнур аксельбанта.
- Ну, что же?
- Ладно! Дьявол с вами! Согласен!
- Я знал, что ты настоящий друг. Идем!
Соболевского представили Леону Кутюрье.
- Куда же?
- В "Олимп". Пока единственный и открыт!
Подозвали извозчиков и расселись.
Мой друг.
От смятых бархатных портьер, обвисших пыльными складками на окне, бы-
ло полутемно в прохладном кабинете.
Сумеречные светы, сквозь волну табачного дыма, холодно стыли на бата-
рее пустых бутылок, у края стола.
В глубине кабинета на тахте, уже мертвецки пьяные, возились и щипали
девчонок-хористок "граф Шувалов" и "князь Воронцов".
Хористки визгливо пищали, хохотали и откатывали солдатские непристой-
ности.
У одной шелковая блузка разорвалась, рубашка слезла с плеча, и в про-
реху выпячивалась острая грудь с твердым соском.
"Граф Шувалов" верещал, изображая грудного младенца:
- Уа, уа-ааааа! - дрыгал ногами и тянулся сосать грудь. Девчонка от-
бивалась и шлепала его по губам.
За столом остались только Соболевский и Леон Кутюрье.
Француз, откинувшись на спинку стула, обнимал за талию примостившуюся
у него на коленях тихонькую женщину, похожую на белую гладкую кошку.
Она мечтательно смотрела в окно.
Поручик Соболевский сидел совершенно прямо на стуле, как будто на ло-
шади во время церемониального марша, и курил.
Лица его против света не было видно, и только изредка поблескивали
глаза.
Глаза у поручика были странные. Большие, глубоко посаженные, томные и
в то же время зверьи. По ночам, во время метели, в степи, сквозь вихрь
снега, зелеными огоньками горят волчьи глаза.
И так же, по временам, зеленым огнем горели глаза поручика Соболевс-
кого.
Разговаривали они все время по-французски.
В начале обеда Кутюрье обращался к поручику на своем ломаном волапю-
ке, от которого дергались в восторге оба офицера, пока Соболевский не
сказал, нахмурясь:
- Monsieur, laissez votre esperanto! Je parle francais tout
couramment.
Француз обрадовался. Оказалось, поручик Соболевский жил и учился в
Париже, в Сорбонне.
Он сидел против Леона, прямой, поблескивающий глазами, и тихо говорил
о Париже, вспоминал дымные сады Буживаля, в которых умер Тургенев, шум-
ные коридоры факультета de belles lettres, где провел три чудесные года.
Леон Кутюрье кивал головой, со своей стороны поминал парижские весе-
лые уголки и упорно подливал поручику вино. Но поручик пьянел медленно.
Он только еще больше выпрямлялся с каждой рюмкой и бледнел.
- Да, это было прекрасное время нашей Франции, - со вздохом сказал
Леон, - а теперь огонь Парижа померк. Проклятые боши достаточно разреди-
ли парижан, и сейчас Париж город тоскующих женщин.
- Вы давно из Парижа? - спросил поручик.
- Не очень! В прошлом году, как раз в бошскую революцию. И мне стало
очень грустно. Веселье Парижа - траур, и сердце Франции под крепом.
- Да, грустно, - процедил задумчиво поручик и внезапно спросил. - Мои
беспутные приятели сказали, что вы приехали за вашей матушкой?
Леон Кутюрье вздохнул.
- О, да! Как ужасно, господин лейтенант, и я даже не знаю, где ее мо-
гила. Какие звери! Чего хотят эти люди? В варварской азиатской стране
водворить социализм? Безумие, безумие! Мы имеем пример нашей Великой Ре-
волюции. Ее делали величайшие умы в стране, которая всегда была светочем
для человечества. И что же? Они отказались от социализма, как от бесс-
мысленной утопии. А у вас?.. О, мой бог! Социализм у калмыцких орд? И
эти звери не щадят женщин! О, моя мать! Я слышу, она зовет меня к мще-
нию!
- Да, да. Ее расстреляли в чека?
Кутюрье кивнул головой.
- Вы теперь понимаете, какая отрада для меня, что этот негодяй арес-
тован!
- Дай папиросу, французик, - мяукнула неожиданно кошечка, свернувшая-
ся на коленях Леона. Ей было скучно слушать незнакомые слова.
- Я с большой нежностью вспоминаю Париж, - сквозь зубы выговорил Со-
болевский, - это было лучшее мое время. Молодость, энтузиазм и чистота!
Я любил литературу, эти сумасшедшие ночные споры в кабачках, где реша-
лись мировые проблемы слова, в дыму папирос, в тумане абсента, под визги
скрипок. И эти стихи, читаемые неизвестными юношами, которые назавтра
гремели своими именами по всему миру...
Поручик зажмурился.
- Вы помните это:
Hier encore l'assaut des titans
Ruait les colonnes guerrieres,
Dont les larges flancs palpitants
Craquaient sous l'essieu des tonnerres...
- О, я этого не понимаю... Я слаб в литературе. Моя область коммер-
ция!
Совсем стемнело. С дивана, из темноты, доносились заглушенные поцелуи
и взвизгивания. Поручик допил вино, еще побледнел.
- Пора, пожалуй, отправляться. Много работы.
- Вы, верно, очень устали?.. Вся ваша армия. Но это последняя уста-
лость героев. За вашими подвигами следит весь цивилизованный мир. Теперь
ваша победа обеспечена!
Поручик облокотился на стол и посмотрел в лицо собеседнику пьяно и
грозно.
- Да, скоро кончим! Надоела мелкая возня! После победы мы займемся
перестройкой России в широком масштабе!
- Как вы мыслите себе ваше будущее государство?
- Как?.. - поручик еще тверже оперся на стол. Леон Кутюрье увидел,
как странные глаза Соболевского расширились бешенством, яростью, заполы-
хали, заметались волчьими огнями.
- О, мсье! У меня своя теория. Все до тла! Вы понимаете! Превратить
эту сволочную страну в пустыню. У нас сто сорок миллионов населения.
Права на жизнь имеют только два, три! Цвет расы - литература, искусство,
наука! Я материалист! Сто тридцать семь миллионов на удобрение! Понимае-
те? Никаких суперфосфатов, азотистых солей, селитры! Удобрить поля мил-
лионами! Мужичье, хамы, взбунтовавшаяся сволочь. Все в машину! Большую
кофейную мельницу. В кашу! Кашу собирать, прессовать, сушить и на поля!
Всюду, где земля плоха! На этом навозе создавать новую культуру избран-
ных.
- Но... кто же будет работать для оставшихся?
- Ерунда! Машины! Машины! Невероятный расцвет машиностроения. Машина
делает все. Скажете, машины нужно обслуживать? О, здесь поможете вы. Вы
получили после войны огромные территории в Африке, в Австралии. Вы все
равно не можете прокормить всех своих дикарей, не можете всем дать рабо-
ту. Мы купим их у вас. Мы создадим из них кадры надсмотрщиков за машина-
ми. Немного! Тысяч триста! Хватит! Мы дадим им роскошную жизнь, вино,
лупанарии со всеми видами разврата. Они будут купаться в золоте и никог-
да не захотят бунтовать. Кроме того, медицина! Гигантские успехи физио-
логии! Ученые найдут место в мозгу, где гнездится протест. Это место
удалят оперативным путем, как мозжечок у кроликов. И больше никаких ре-
волюций! Баста! К чорту! Что вы на это скажете?
Леон Кутюрье неспешно ответил:
- Это крайность, господин лейтенант! Излишняя жестокость! Мир, Запад-
ная Европа не простит вам уничтожения такого количества жизней.
Поручик перегнулся к французу. В глазах его уже было голое безумие.
Голос стал острым и ощущался как вбиваемый гвоздь.
- Струсил? Бульварная душа, соломенные твои ноги! Все вы сопляки! Уб-
людочная нация, паровые цыплята! На фонарь вас, к чортовой матери! - он
вытер рукой запенившиеся губы, - чорт с тобой! Пойду! Выспаться надо!
Завтра еще товарищей в работу брать!..
- Каких товарищей? - спросил Кутюрье.
- Краснопузых... хамов! Легкий разговорчик... Иголки под ноготки,
оловца в ноздри... Я комендант контр-разведки! Понимаешь ты, французская
блоха!
Поручик горячо дышал перегаром в лицо Леону Кутюрье. Женщина на коле-
нях у француза встрепенулась.
- Ты что так ногой дрожишь, миленький? Холодно, что ли?
- Ньет!.. Ти мне томляль нога... Сходит, пожалуст! - ответил сердито
француз.
Соболевский посмотрел на женщину, дернулся всем телом и, размахнув-
шись, сбил со стола бутылки. Пол зазвенел осколками.
- Напился, сукин сын! - сказала женщина.
Поручик смотрел на осколки, соображая. И снова нагнулся к французу.
- Ты меня прости, Леончик... Леошка! Ты хорр-роший малый, а я сво-
лочь, палач! Поедем, брат, ко мне на полчасика. Я тебе покажу последнее
падение... бездну... Ты Достоевского не знаешь?.. Нет? Ну и не надо!.. А
вот посмотришь и расскажешь во Франции... Скажи им, сукиным детям, что
выносят русские офицеры, верные долгу чести и братскому союзу...
- Хорошо... господин лейтенант! Но успокойтесь!.. У вас нервы не в
порядке... Я все расскажу... У нас во Франции ценят ваше геройство...
- Да... ценят?.. Гнилой шоколад посылают, старые мундиры, снятые с
мертвецов? Подлецы они все! Один ты хороший парень, Леоша! Едем!
- Может быть, не стоит, господин лейтенант? Вы устали, нездоровы. Вам
нужно серьезно отдохнуть.
- Ну, что же, опять струсил?.. Не бойся! Пытать не буду! Я пошутил.
Едем, Леончик!.. Тяжело мне!.. Русский офицер, стихи писал, а теперь в
палачи записался. Я тебя ликером напою. Зам-мечательный бенедиктин!
- Хорошо!.. Только нужно расплатиться.
- Не беспокойся!
Соболевский позвонил.
- Счет завтра в контр-разведку! Скобелевская, 17. И катись, к матери!
- Соболевский подошел к дивану.
- Ну... сиятельные! Довольно вам тут блудить. Марш!
- Ты уезжай, а мы останемся.
- А платить кто будет?
- Деньги есть!
Леон Кутюрье простился с офицерами. В вестибюле Соболевский подошел к
телефону.
- В момент машину!.. К "Олимпу!" Я жду!
Они вышли на подъезд. Поручик сел на ступеньку. Леон Кутюрье облоко-
тился на перила.
Соболевский долго смотрел на уличные огни. Повернул голову и сказал
глухо:
- Леон! Когда-то я был маленьким мальчиком и ходил с мамой в цер-
ковь...
Леон Кутюрье не ответил. Из-за угла, пугающе черный и длинный, выбро-
сился к подъезду автомобиль. Поручик встал и подсадил француза.
Машина взвыла и бесшумно поплыла по пустым улицам. Резко стала у
двухъэтажного дома в переулке. С крыльца окликнул часовой.
- Свой!.. Глаза вылезли, твою!.. - крикнул Соболевский и жестом приг-
ласил Леона. Они прошли прихожую и поднялись во второй этаж. Налево по
коридору Соболевский постучался. На оклик распахнул дверь.
Из-за стола в глубине слабо освещенной комнаты встал квадратный, ши-
рокоплечий, в полковничьих погонах.
- Соболевский... вы? Что за е..? - и оборвал, увидев чужого.
Соболевский отступил на шаг и бросил:
- Господин полковник! Позвольте представить вам моего друга... Това-
рищ Орлов.
"Жаль, очень жаль!"
- Всегда вы с вашими дурацкими приемами... Тоже японец!... Жиу-Житсу!
Вы его наповал уложили.
- Разве я предполагал, что он, как кенгуру, прыгнет? Сам налетел на
кулак. А это уж такой собачий удар под ложечку!
- Лейте воду! Кажется зашевелился.
Орлов медленно и трудно раскрыл глаза. Под ложечкой, при каждом вздо-
хе, жгла и пронизывала вязальными спицами боль. Он застонал.
- Очнулся! Ничего, оживет!
- Положим на диван! А вы вызовите усиленный конвой.
Орлова подняли. От боли опять потерял сознание и пришел в себя уже на
диване. Над головой, в стеклянном колпачке, горела лампочка и резала
глаза.
Отвернулся, увидел комнату, стол. Попытался вспомнить.
Открылась дверь. Вошел весело Соболевский.
- Господин полковник! Позвольте получить с вас десять тысяч. Пари вы
проиграли. Первого крупного зайца я заполевал.
- Подите к дьяволу!
- Согласитесь, что проиграли.
- Ну и проиграл! Дуракам везет!
- Это устарелая поговорка, господин полковник! Вообще вы для
контр-разведки не годитесь. Я бы вас держать не стал. У вас устарелые
приемы! Ложный классицизм! Вы совершенно не знаете психологии!
- Отстаньте!
- Нет, извините! Мне досадно! Сижу я, талантливый человек, на захуда-
лой должности, а вы - бездарность и вылезли в начальство.
- Поручик!
- Знаю, что не штабс-капитан. А вас бы в прапорщики надо. Тоже хвас-
тал. Приволок смердюка бесштанного... "Орлова арестовал". Ворона безгла-
зая.
- Вы с ума сошли... Сами же радовались...
- Радовался вашей глупости... Ну, думаю, теперь старого Розенбаха в
потылицу, а мне повышеньице.
Голос Соболевского стучал нахальством. Полковник промолчал.
- Ну, не будем ссориться, - сказал он заискивающе, - расскажите тол-
ком, как вы умудрились...
- Поймать?.. Поучиться хотите? По чести скажу - случайно. Никаких по-
дозрений сперва... Французик и французик. Играл он здорово! И я с ним за
панибрата, даже теорию свою о неграх ему разболтал. Но тут налетел мо-
ментик! Женщина выдала, как он секундочку с собой не справился. И меня,
как осенило. А что если?.. Вдруг мы прошиблись и действительно не того
сцарапали? До того взволновался, что пришлось бутылки бить, чтоб отвлечь
внимание. И то поверить не мог. Решил затаскать его сюда по-приятельски,
а здесь проверочку сделать. А он второй раз не выдержал. Не дерни его
нелегкая в бега броситься, - так бы шуткой и кончилось!
Орлов скрипнул зубами:
- Сволочь!
- А, мосье Леон! Изволили проснуться? Как почивали?
Орлов не ответил.
- Понимаю! Вы ведь больше по-французски! Чистокровный парижанин? И
мамаша ваша тоже парижанка? А Верлэна помните? Хороший поэт? Я ему под-
ражал, когда начал стихи писать. Стихи обязательно прочту... Оценишь?
Орлов закрыл глаза. Какая-то оранжевая, в зеленых крапинках, лента,
упорно сматывалась с огромной быстр