▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
с солдатами и офицерами, поздравляя с победой, кланялся, шаркал ножкой. Лицо у него было милое, глуповато восторженное лицо фланера парижских бульваров, офицеры и солдаты катались со смеху от его невозможного выго- вора, но француз не обижался, смеялся сам, суетился и только по временам его, видимо, беспокоило пятно на манжете, потому что он часто вынимал из кармана платок и с французскими ругательствами яростно стирал злополуч- ную ржавчину. День уплывал за заречные леса. Вместе с влажной свежестью обыватели попрятались привычно по домам, - из боязни налететь на пулю нервного ча- сового или нож бандита. Крепкие каблуки Леона Кутюрье застучали по пустынному переулку. Издали француз увидел отяжелевшие светом окна особняка, принадлежав- шего богачу помещику, лошаднику, и занятого при красных под райком пар- тии. У подъезда угрюмо стыл громадный "Бенц", и на подушках автомобиля спал усталый шоффер. На ступенях крыльца, вытянувшись и застыв, воплощением простой нерас- суждающей силы, стоял часовой юнкер. На рукаве шинели в сумерках чуть виднелась сломанная углом красно-черная ленточка. Леон Кутюрье поровнялся с окнами и увидел, как по комнате прошли, оживленно жестикулируя, два офицера. Он остановился, чтобы рассмотреть лучше, но услыхал хлюпающий звук вскинутой на руку винтовки и жесткий крик: - Нельзя!... Проходи!... Кутюрье шагнул вперед. - Нишево, господин сольдат!.. Я мирна гражданин, иностранец, если позволит! Леон Кутюрье! Мне иметь удовольствие поздравить православни армия с победа. В голосе француза было такое обезоруживающее простодушие, глуповатое и ласковое, что юнкер опустил винтовку. Француз стоял в полосе света, бившего густой сметанной белизной из окна, с котелком на затылке, расставив ноги, приятно улыбаясь, и пока- зался юнкеру похожим на веселого героя экранных проказ Макса Линдера, над лицами которого юнкер беззаботно смеялся в те дни, когда его рука предпочитала сжимать не тяжелый приклад, а нежную руку девушки в тишине темного кино. Но все же он строго сказал: - Хорошо, мсье! Но проходите! С часовым говорить нельзя! - Mille pardons! Я не зналь! Я не военна!... Ви наверно сторожит большая пушка? Юнкер хохотнул: - Нет!.. Здесь штаб командующего! Но проходите, мсье! Леон Кутюрье отошел. Пройдя особняк, оглянулся. Неподвижная фигура юнкера высилась бронзовой статуэткой на ступенях. На тонкой полоске шты- ка играл серебряный холодноватый блеск. Француз снял котелок и крикнул: - Au revoir, господин сольдат! Я очень льюблю храбру русску jeune homme! Манжета. Васильевская улица была тихой и сонной, утонувшей в старых садах, из которых выглядывали низкие особнячки. За две недели до вступления белых, в квартиру доктора Соковнина въехала по ордеру жилотдела, заняв две комнаты, артистка Маргарита-Анна Кутюрье. Мадам Соковнина вначале освирепела: - Поселят такую дрянь, а потом разворует все вещи и уедет. И жало- ваться некому! И, злясь на жилицу, избегала встречаться с ней и не кланялась. Но артистка не только ничего не вывезла, но еще привезла рояль и нес- колько кожаных чемоданов, набитых платьями, бельем и нотами. У нее оказалось прекрасного тембра драматическое сопрано, сухой ме- дальный профиль, холеные руки и великолепный французский выговор. А когда, однажды вечером, она спела несколько оперных арий, спела, мощно бросая звуки, свободно и верно - лопнула пленка человеческой враж- ды. Докторша вошла в комнату жилицы, восхитилась ее голосом, разговори- лась, предложила столоваться у них, а не портить себе здоровья советским питанием, и Маргарита Кутюрье стала своим человеком в семье Соковниных. Мадам Марго пленила хозяев тактом, прекрасными манерами и восторжен- ной и нежной любовью к мужу, застрявшему с весны в Одессе, которого Мар- го ждала с приходом белых. В этот тревожный день, после стрельбы, конского топота и людской мол- ви по всполошенным улицам, мадам Марго вернулась к чаю возбужденная и веселая. - О, Анна Андреевна! Я встретила на улице знакомого офицера!.. Он сказал... Леон в поезде командующего и будет сегодня к восьми часам, как только исправят взорванные рельсы за слободкой. - Ну, поздравляю, дорогая! - ответила докторша. Поэтому, когда за ужином все сидели в сборе: доктор, Анна Андреевна, Марго, дочь Леля, и из передней яростно задребезжал звонок, - за Марга- ритой, выбежавшей с криком: "Ah, c'est mon mari!", последовали все. В дверях стоял Леон Кутюрье. Жена с радостным смехом целовала его в щеки, он гладил ее по плечу и улыбался смущенно хозяевам. - O, mon Leon! O, mon petit. Je vous attendais depuis longtemps! Француз что-то тихо сказал жене. Она схватила его руку и повернулась: - О, я так счастлива, что даже забыла!... Разрешите представить моего мужа! Леон Кутюрье, низко склонясь, поцеловал руку хозяйки и крепко сдавил руку доктора. - Что же мы стоим в передней? Прошу в столовую! Впрочем, вы наверное хотите помыться с дороги? Француз поклонился. - Благодару... Parlez-vous francais, madame? - Un peu... trop peu! - смущенно ответила Соковнина. - Шаль!.. Я говору русску очень плок. Я не кочу ванн! Я имею обичка с дорога брать бань. С вокзаль я даваль везти себя в бань... le bain. Ко- зяин пугальсь, кавариль: "какой бань... стреляйт". Но я даваль ему два ста рубль. Она меня купаль, а на улиц "бум-бумм!.." Он так жизнерадостно весело рассказывал о бане, что хохотали все, и Соковнины и Маргарита, изредка взглядывавшая на мужа мимолетными насто- роженными взглядами. За чаем гость ел с аппетитом, сверкал зубами и улыбкой, ломаным язы- ком рассказывал о событиях в Одессе, о высадке цветного корпуса и бегстве большевиков... - Скора будет польн порадок... Я занималь опять la commerce, фабрика консерв... Маргарит будет петь на опера. Он улыбнулся и вопросительно посмотрел на жену. Она поняла. - Tu es fatigue, Leon? N'est-ce pas? - Oui, ma petite! Je veux dormir... dormir... - Да... да! Конечно, вам нужно отдохнуть после такой дороги. А где же ваши вещи, Леон Францович? - О, у меня одна маленьки сак! Я оставляль его хозяин бань до завтра. - Тогда возьмите пока белье Петра Николаевича! - Не беспокойтесь, Анна Андреевна! Белье Леона у меня! - сказала француженка и покраснела мило и нежно. - Merci, madame! Леон Кутюрье еще раз поцеловал руку хозяйки и вышел за женой. Войдя в комнату, наполовину загороженную роялем, француз быстро подо- шел к окну и посмотрел вниз, где смутно чернели плиты двора. Круто обернулся... ... и спросил вполголоса. - Товарищ Бэла!.. Вы хорошо знаете всю квартиру. Куда выходит черный ход? - Во двор у дровяного сарая. Налево ворота. На ночь запираются. Стена в соседний двор - полторы сажени, но у сарая лежит легкая лестница. - Вы молодец, Бэла! Она тихо и певуче засмеялась. - Знаете... это чорт знает что! Если бы я не знала, что вы придете в половине девятого, я ни за что не узнала бы вас. Феерическое преображе- ние! - Тсс... тише!.. У стен могут быть уши! Не будем говорить по-русски. Такой разговор между супругами французами может показаться странным. Она открыла крышку рояли и взяла густой аккорд. Спросила по-французс- ки: - Откуда у вас, товарищ Орлов, такой комический талант?.. Ни за что бы не поверила!.. - Не даром я шесть лет промотался в эмиграции в Париже... - Да я не о языке!.. А вот об этой имитации акцента! Это же очень трудно! - Пустяки, Бэла!.. Немножко силы воли, выдержки и уменья держать себя в руках. Он сел за стол и отстегнул манжету. - Вы можете дать мне бумагу и ручку? Взял бумагу, разогнул манжету, положил перед собой и старательно, вглядываясь в чуть заметные карандашные пометки, зачертил пером, и пер- вая же строчка легла ясная и четкая: "Корпус Май-Маевского. Александрийский гусарский полк. Приблизительно 600 сабель". Кончив писать, тщательно вытер манжету резинкой и протянул листки женщине. - Бэла!... Завтра отнесете Семенухину. Он перешлет в военный отдел пятерки. Ну, довольно! Где я буду спать? Бэла показала на открытую дверь спальни, где белела свежими простыня- ми двуспальная старинная кровать корельской березы. - Хорошая кровать!... И комната!... А вы где спите? - Здесь же! Орлов сдвинул брови: - Что за чепуха?... Неужели вы не могли подумать об этом раньше? Поп- росите у хозяев какую-нибудь кушетку для меня. Бэла вспыхнула и посмотрела ему в глаза. - Орлов! Я не считала вас способным на мещанство. Если вы считаете опасным говорить по-русски, то уж совсем не по-французски, чтобы прие- хавший после разлуки муж требовал отдельную кровать. Нелепо и подозри- тельно! У нас два одеяла, и будет очень удобно. Надеюсь, вы достаточно владеете собой? Он резко махнул рукой: - Я не потому!.. Просто боюсь стеснить вас! Я сплю очень беспокойно! - Вздор!... Выйдите, пока я лягу! Выйдя, Орлов со злобой перелистал фотографии семейного альбома. Лег- комысленное и глуповатое выражение давно сошло с напряженного желез- но-очертившегося и побледневшего лица. Углы рта опустились злой и старя- щей складкой. В спальне щелкнул выключатель, хлынула мгла, и певучий голос Бэлы сказал: - Leon! Je vous attends! Venez dormir! Орлов вошел в темную спальню, ощупью нашел край кровати, сел на него и быстро разделся. Скользнул под шуршащее шелком одеяло, сладко вытянулся и усмехнулся. - Веселенькая история!.. Спокойной ночи, Марго! - Спокойной ночи, Леон! Повернулся к стене, перед глазами покатились, как всегда в полудремо- те, красные, зеленые и лиловые спирали, и, глубоко вздохнув несколько раз, Орлов уснул. Пустой случай. Супруги Кутюрье жили мирно и счастливо. На третье утро после приезда мужа, в воскресенье, Бэла сидела на краю кровати, в утреннем халатике, пила ячменный кофе из большой детской чашки и по-ребячьи, захватывая сразу губами и зубами, грызла желтые пышные бублики. Орлов медленно открыл глаза и повернулся. - Доброго утра, Леон! Как спали? - О, чудесно, - ответил Орлов, облокотившись на подушку. Бэла отставила чашку на туалетный столик и повернулась к нему. Глаза потемнели и вспыхнули сердитыми блестками. - А я эту ночь не спала... И, знаете, нашла, что все это очень глупо, нерасчетливо и гадко! - Что такое? - Ну вся эта история! Нельзя оставлять людей в подполье на месте ле- гальной работы. Мы не так богаты крупными партийцами, чтобы терять их, как пуговицы от штанов. И я считаю, что Губком в отношении вас поступил идиотски глупо... - Бэла!.. Я попрошу вас находить более подходящие выражения для оцен- ки действий Губком. - Я не привыкла к дипломатическим вежливостям! - Привыкайте! Губком не глупее вас! - Благодарю! - Не за что... Что вы понимаете в партийной линии? - сказал Орлов, внезапно раздражаясь, - вы, маленькая девочка, удравшая из архибуржуаз- ной семьи в романтический поток?.. Ведь вас потянула, именно, романти- ка... приключения. Очень хорошо, что вы работаете беззаветно, но судить вам рано. - Каждый имеет право судить!.. - Не спорю... Судите потихоньку. Хотите знать, зачем оставили именно меня? А потому, что я знаю здесь и в окружности на пятьдесят верст каж- дый камень, знаю, за кем и как мне следить, когда распылаются белые страсти. А когда наши вернутся, - у меня в минуту весь город будет в ру- ке. Вот! Он разжал кисть и с силой сжал ее: - Р-раз и готово! И никаких заговоров, шпионажа, контр-революции! - А если вы попадетесь? - Риск!.. Это война!.. А потом, - если вы вчера меня - не узнали; это - достаточная гарантия, что не узнает никто. "Рыжебородый палач", "Не- рон", "истязатель"... чекист Орлов и Леон Кутюрье. - А все же!... - Хватит, Бэла!.. Идите - я буду одеваться! ............... За завтраком Леон Кутюрье потешал хозяев французскими анекдотами и даже доставил огромное удовольствие тринадцатилетней Леле, показав ей, как глотают ножи ярмарочные фокусники. Но у себя в комнате, взяв шляпу, Орлов сказал Бэле сухо и повели- тельно: - Бэла! Я ухожу. Вернусь к шести. Вы сейчас же отправитесь к Семену- хину и передадите ему записи! Ночью над городом пронеслась короткая гроза, и здания и деревья, вы- мытые и свежие, сверкали в стеклянном воздухе еще непросохшими каплями. Улицы заполнились обывателем, трехцветными флагами, ленточками, буке- тами роз, модными шляпками и алыми цветками подкрашенных губ. Все спешили на соборную площадь, на парад с молебствием, по случаю счастливого избавления города от большевиков. Леон Кутюрье протискался в первые ряды, благоговейно снял шляпу, с достойным смирением прослушал молебен и короткую устрашающую речь длин- ноногого, похожего на суженный книзу клин, генерала. Генерал в сильных местах речи подпрыгивал, и жилистое тело его, каза- лось, хотело выпрыгнуть из мешковатого френча, дергаясь картонным пая- цом. Серебряные трубы бодрым ревом грохнули марсельезу. Француз Леон Ку- тюрье геройски выпрямил грудь и пропустил мимо себя войска, прошедшие церемониальным маршем в сверкании штыков, пуговиц, погон и орденов. Публика бросилась за войсками. Леон Кутюрье надел шляпу и, не торопясь, пошел в обратную сторону, на главную улицу. С трудом протискиваясь по заполненному тротуару, он уви- дал несущегося вихрем босоногого мальчишку газетчика. Мальчишка расталкивал всех, прыгал и визжал пронзительно: - Дневной выпуск газеты "Наша Родина"! Поимка главного большевика!.. Оч-чень интересная!.. Леон Кутюрье остановил газетчика. Тот молниеносно сунул ему в руки свернутый номер, бросил за пазуху деньги и помчался дальше. Леон Кутюрье развернул лист, чуть дрогнувшими пальцами. Глаза сбежали по неряшливым, пахнущим керосином строчкам, расширились, остановились, застыли на жирном заголовке: Поимка палача, чекиста Орлова. "Вчера ночью на вокзальных путях офицерским патрулем задержан неиз- вестный, пытавшийся забраться в теплушку уходившего эшелона. Присутству- ющие на вокзале опознали в задержанном председателя губчека, известного садиста, истязателя и палача Орлова. Несмотря на опознание его многими лицами, Орлов отпирается и уверяет, что он крестьянин, приехавший из Юзовки, и хотел вернуться домой. Документов при нем не найдено, но в свитке оказалась зашитой крупная сумма денег. Орлов уверяет, что деньги получены им для юзовского кооператива. Наглая ложь трусливого палача так возмутила публику, что его хотели здесь же растерзать. Патрулю с трудом удалось доставить Орлова в контр-разведку, где этот негодяй и получит заслуженное возмездие". ............... Пальцы в кулак... Газета комком... Ноги влипли в асфальт... Сбоку какая-то женщина. - Что с вами?... Вы нездоровы? Одна секунда... Леон Кутюрье приподнял котелок: - Блягодару!.. Ньет!.. Ничево!.. У меня очень больна сердце... le coeur... Одна маленька припадка... Пуста слючай. Спасиб! Извочик! Нико- ляевска улис! Вскочил в пролетку и сунул в карман скомканную газету. Диалог. - Орлов?.. С-сам! А у меня тт-только что была Б-бэла... Зна... да что с тобой такое? На тт-тебе лица нет! Орлов вытащил из кармана пальто газету: - На, читай! Семенухин взглянул на лист. Коротко стриженная голова, с торчащими красными ушами, быстро нагнулась, и он стал похож на гончую, на послед- нем прыжке хватающую зайца. Зрачки поскакали по строчкам. Потом голова поднялась, губастый рот растянулся в довольный смех, и он выдавил, заикаясь: - В-ввот зд-д-доррово!.. Эт-то ж замм-мечательно! - Что ты находишь тут замечательного? - спросил Орлов, прищурясь и присев на край стола. - Д-да ведь эт-то ж исключительный случай! Т-ттепперь ты можешь быть совершенно спокоен. Они п-пприкончат этого олуха и т-тты умм-мер! Н-никк-кому не п-придет в гол-лову т-тебя искать. Эт-тто такк-кая счаст- ливая непп-предвиденность! Орлов подпер ладонью подбородок и внимательно смотрел на Семенухина. - Тебе никогда не приходили в голову никакие сомнения, Семенухин? Ты всегда делал, не раздумывая, свое дело? - А п-почему т-тты спрашиваешь? - Что ты сказал бы, если бы я сообщил тебе, что вот сейчас, после прочтения этой заметки, я пойду сдаваться в белую контр-разведку. Семенухин быстро захлопнул улыбавшийся рот, откинулся на треснувшую от напора железного тела спинку стула... и расхохотался. - Н-ну тебя к чч-чортовой мат-тери! Я чуть не п-ппринял всерьез! С-слушай, - об этом тотчас же нужно известить всех... П-пусть по районам подымают вой сожаления о т-ттоварище Орлове. Эт-то б-будет замм-меча- тельно! Орлов нагнулся к нему через стол. - Ты дурак! Я тебе говорю совершенно серьезно. Что ты скажешь, если я пойду и сдамся. В голосе Орлова были жесткие удары меди. Улыбка сбежала с лица Семе- нухина, и он внимательно вглядывался в левую щеку Орлова, на которой нервно дрожал под глазом треугольный мускул. - Ч-что бы я ск-кказал?.. - начал он медленно и глухо, замолчал, отодвинул стул и, встав во весь рост, неторопливо и спокойно вынул из бокового кармана револьвер: - Ск-казал б-бы одно из д-ддвух. Или т-ты с ума с-сошел, или т-ты п-пподлец и п-ппредатель! В т-том или д-другом случае я об-бязан не до- пустить т-такого исхода. - Спрячь свою погремушку. Меня не испугаешь револьвером. - Я п-ппугать не соб-бираюсь. А убить - уб-бью! - Послушай, Семенухин! Откинь все привходящие обстоятельства. Дело обстоит для меня чрезвычайно остро. На мне лежит крайне тяжелая работа, требующая полного равновесия всех сил. Ваше дело простое! Вы сидите кро- тами по квартирам и по ночам вылазите в районы для агитации. Я круглый день танцую на острие бритвы. Мельчайшая оплошность - и конец! - Т-ттак что же тт-тебе нужно? - Подожди!.. Еще одно! Вместо меня, дурацкой ошибкой, роковым сходством, приведен к смерти человек. Не враг, - не офицер, поп, фабри- кант, помещик, - а мужичонка. Один из тех, для кого я же работаю. Может ли партия избавить меня от опасности, ценою его смерти? Могу ли я спо- койно перевесить чашку весов на свою сторону? Семенухин иронически скривил рот. - Интеллигент-ттская п-ппостановочка вопроса! Нравст-твенное право и в-веления м-мморали? Д-ддостоевщина! Д-для тебя есть т-только дело п-ппартии, и пп-проваливать его т-ты не им-меешь права! По лицу Орлова, от лба к подбородку, протекла густая красная волна. Он вскочил со стола. - Зачем ты говоришь о деле партии? Я его не провалю и не собираюсь проваливать. Если бы даже я сдался, - из меня никакими пытками ничего не выжмешь. Думаю, ты меня достаточно знаешь и можешь оставить нравоучения при себе. Я в них не нуждаюсь! Семенухин раздумчиво покачал большой головой. - Ты очень нервничаешь! Это нех-хорошо! Т-ттолько поэтому т-ты и на- говорил таких глупп-постей, которые сами пп-по себе достт-таточны для исключ-чения люб-бого т-ттоварища из партии. П-поступок, который т-ты хотел сделать - пп-редательство. Я говорю эт-то именем ревкома! Оп-пом- нись! Орлов побледнел и нервно стянул лицо к скулам. Опустил глаза, и голос конвульсивно задохнулся в горле. - Да, я нервничаю! Я не машина, наконец, чорт возьми! В силу всех из- вестных тебе обстоятельств я прошу ревком освободить меня от работы и переправить за фронт. Я могу просто не выдержать бесконечного напряже- ния, сорваться и еще больше навредить делу. Примите это все во внимание. Камень тоже может расколоться. - Г-глупп-ости! Отпра

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє