╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
судна, - он ответил, прочитав: - "в бумаге
написано - "на берега Новой Земли", - а здесь не берег, а губа", - и
его, сумасшедшего, теперь везли, чтобы отдать в больницу.
- (гибели экспедиции Николая Кремнева посвящена эта повесть; Кремнев
возвращался с "Мурманском").
Начальник обдумывал, как записать все это в экспедиционное донесение.
Самоедин пел:
Начальник сидит, сидит,
Хмурый, хмурый - -
В бухте была зеленая вода, за бухтой в море синели льды. Берег уходил
во мглу; снег на горах, сливаясь с облаками, был сер, и черною грязью
вдали казались еще не заметенные снегом горные обвалы и обрывы. Самоедс-
кого становища в тумане не было видно. Была абсолютная тишина. Пришел
матрос, сказал: - "Вода взята, ушел последний вельбот, капитан скомандо-
вал в машину нагонять пары. Капитан спрашивает, давать второй свисток,
чтобы все были на борту?" - "Давайте", - ответил начальник. Самоедин на
пороге посторонился матросу, матрос весело сказал самоедину: - "Ну, а
ты, Обезьян Иваныч, бери ноги в руки, катись на берег, а то увезем в Ев-
ропу!.." - помолчал и добавил строго: - "катись, катись, надоел, - сей-
час уйдем в море!" - Пароход сипло загудел, надолго, раз и два, - и в
горах отдалось сиплое эхо, - вахта пошла на места. Начальник прошел к
капитану на мостик. Самоеды - нырками - плавали около парохода. Через
полчаса пароход должен был выйти в море, в неделю пути океанами и прос-
торами, чтобы через десять дней была Москва: это был последний пароход с
Новой Земли, Новая Земля оставалась на год во льдах, холоде и мраке.
Экипаж был уже на борту, вельбот поднимали на палубу.
И тогда от берега по воде с быстротою полета птицы помчала ела, чело-
век из нее кричал, останавливая. Ела ласточкой прильнула к шторм-траппу,
и с ловкостью обезьяны на палубу влез самоедин, в малице, в пимах, испу-
ганный и запыхавшийся. И на палубе сразу исчезла его ловкость и быстро-
та, - он стоял смущенный и растерянный. И те самоеды, что слезли-было с
судна, вновь поднялись на него, стали у фальшборта, взволнованные, шум-
ливые, враждебные. Тот, что влез первым, - вдруг раскис и заплакал,
по-бабьи гугниво. Начальник спросил его: - "В чем дело, чего ты хочешь?"
- Тогда зашумели все самоеды, и тогда узналось, что этот самоедин, проз-
нав про стоянку судна, приплыл на еле из-за сотни верст, из своего ста-
новища, - что в прошлом году он заказал привезти себе из Европы десять
семилинейных ламповых стекол - и ему привезли семь десятилинейных, он
ждал стекол целый год, - он будет ждать еще год, - но - чтобы обяза-
тельно ему их привезли, иначе он не хочет России, она ему не нужна, ему
все равно - леший там или царь, ему нужно десять семилинейных, а не семь
десятилинейных, - и тогда он отдаст эти семь десятилинейных! - На судне
не нашлось семилинейных стекол, но нашлась двухлинейная жестяная лампоч-
ка со стеклами, ее отдали самоедину. И еще на складе оказалась коробка с
гривенничными компасами, такими, какие матросы любят вдевать в петлицу
вместо брелока к часовой цепочке: каждому самоедину был дан такой ком-
пас. - Тогда капитан крикнул с мостика, облегченно и с напускною стро-
гостью: - "Эй, тылки-вылки, марш с корабля, живо!" - И самоеды с лов-
костью обезьян посыпались за борт на свои елы. Третий отревел гудок,
загремела лебедка, принимая якорь.
Через час земля исчезла во мраке, была уже ночь и в облаках серебрела
луна. Здесь был ветер, разводил волну; судно, покряхтывая, ложилось на
волны, на бак заплескивалась вода, иногда в такелаже начинал ныть ветер.
Судно замерло в ночи. На капитанском мостике в рулевой стояли вахтенный
матрос и штурман. На румбе был юг, кругом были холод и мрак.
- Через неделю дома! - сказал матрос.
Начальник у себя в каюте писал вахтенное донесение. Рядом в каюте
младшие сотрудники пели песни в предчувствии земли, Москвы. - А самое-
дин, тот, что год ждал семилинейных стекол, шел в этот час обратно к се-
бе в становище. За пазухой у него были лампа и компас, за плечами висела
винтовка системы Браунинг. Лед сгруживался у берегов; когда по пути
вставали большие ледяные поля, самоедин вылезал на лед, взваливал себе
на голову свою елу и шел пешком, - потом опять плыл по воде. О полночь
он устроился спать на берегу, на снегу; за пазухой у него было сырое
оленье мясо, он поел его; потом лег на снег, поджав под себя ноги, прик-
рыв себя елой. Лампочку, чтобы не раздавить, он поставил в сторонку. -
И в этот же час - еще за полтысячи верст к северу - на Шпицбергене,
на жилом Шпицбергене, в Айс-фиорде, в Коаль-сити, на шахтах - одиночест-
вовал инженер Бергринг, директор угольной Коаль-компании. Здесь не было
тумана в этот час и была луна. Домик прилепился к горе ласточкиным гнез-
дом; вверх уходили горы и шел ледник; гора была под домиком, и там было
море, и там, на том берегу залива, были горы, все в снегу, - была луна и
казалось, что кругом - не горы, а кусок луны, луна сошла на землю. Была
невероятная луна, диаметром в аршин, и блики на воде, на льдах, на снегу
казались величиной в самую луну, сотни лун рождались на земле. И над
землей в небе стояли зеленоватые столбы из этого мира в бесконечность -
столбы северного сияния, они были зелены и безмолвны. Домик был постро-
ен, как строят вагоны, из фанеры и толи, привезенных с юга, потому что
на Шпицбергене ничего не растет, и он был величиной в русскую теплушку:
такая теплушка прилипла к горе. И все же в домике было четыре комнаты,
кабинет был завален книгами и там стоял граммофон, а в конторе стоял ра-
дио-аппарат, и в каждой комнате было по кафельному маленькому камину. -
Человечество не может жить на Шпицбергене - север бьет человека, - но
там в горах есть минералогические залежи, там пласты каменного угля идут
над поверхностью земли, - и капитализм. - -
- - ночь, арктическая ночь. Мир отрезан. Стены промерзли, - мальчик
круглые сутки топит камин. За стенами - холод, то, что видно в окно, -
никак не земля, а кусок луны в синих ночных снегах, и Полярная звезда
прямо над головой. Инженер Бергринг долго слушал граммофон, мальчик при-
нес новую бутыль виски, - инженер Бергринг подошел к окну, там луна сош-
ла на землю. В это время в канторе радио вспыхнул катодною лампочкой, -
оттуда, из тысячи верст, из Европы, зазвучали в ушах таинственные, кос-
мические пуанты и черточки: - ч-ч-чч-та-та-тсс... - -
Глава первая.
"Станция 18. <фи>76°51', <лямбда>41°0 mt, 5 ч. 0 м. 22-VIII.
Станция пропущена ввиду большого шторма. Ветер 6 баллов, волнение 9,
судно клало на волну на 45°.
Станция 19. <фи>77°31', <фи>41°35', 372 mt, 13 час. 0 м. 22-VIII.
Подводные скалы с зарослями баланусов, гидроидов, асцидий и мшанок.
Тралл Сигсби дважды. Оттертралл. Результаты: очень много Hyperammina
subnodosa, Ophiura sorsi, много трубок Maldanidae, Ampharetidae, много
Eupagurus pulescens, один экз. sabinea, 7 - carinata. В илу найдено до
20 видов корненожек, кроме Hyperammina преобладает Truncatulina
labatula. Обильный мертвый ракушечник, при полном отсутствии живых мол-
люсков.
Станция 20. <фи>77°55', <лямбда>41°15', 220 mt, 0 ч. 40 м. 23-VIII.
Из-за льда драгажных работ не было.
Станция 20-bis. <фи>77°50', <лямбда>40°35', 315 mt, 4 ч. 15 м.
23-VIII.
Станция была сделана сейчас же по выходе из пловучего льда. Драга с
параллельными ножами. Шестифутовый тралл Сигсби.
...............
Эти станции - за тысячу верст к северу от полярного круга, в штормах,
во льдах, без пресной воды, в холоде - были единственной целью экспеди-
ции в Арктику для биолога профессора Николая Кремнева, начальника Русс-
кой полярной экспедиции, - для того, чтобы через два года, вернувшись с
холодов, в Москве, после суматошного дня, после ульев студенческих ауди-
торий, человеческих рек Тверской и лифтов Наркомпроса на Сретенском
бульваре - пройти тихим двором старого здания Первого московского уни-
верситета, войти в зоологический университетский музей и там сесть в
своем кабинете - к столу, к микроскопу, к колбам и банкам и к кипе бу-
маг. - В кабинете большой стол, большое окно, у окна раковина для промы-
вания препаратов, - но кабинет не велик, пол его покрыт глухим ковром, а
стен нет, потому что все стены в полках с колбами, баночками, банками,
банкищами, а в баночках, банках и банкищах - афиуры, декаподы, асцидии,
мшанки, губки, - морское дно, все то, что под водой в морях, - все то,
что надо привести в порядок, чтоб открыть, установить еще один закон -
один из тех законов, которыми живет мир. Каждый раз, когда надо отпереть
дверь, - вспоминается, - и когда дверь открыта, - смотрит из банки
осьминог, надо поставить его так, чтобы не подглядывал. - Это пять часов
дня. От холодов, от троссов, от цынги - пальцы рук профессора Николая
Кремнева узловаты, - впрочем, и весь его облик сказывает в нем больше
бродягу и пиратского командора, чем кабинетного человека, - потому что
он русский; но часы идут, полки с банками пыльны и - сначала стереть
пыль, отогреть вар, раскупорить банку, промыть Decapoda'у - пинцеты,
ланцеты, микроскоп - тихо в кабинете: и новые записи в труде, который
по-русски начинается так: -
"60 станций экспедиции 192* г. охватывают огромный район. Конечно,
сами по себе работы экспедиции недостаточны для того, чтобы говорить о
фауне и биоцинозах Северных морей во всей полноте, тем более что они еще
не обработаны окончательно.
Однако на основании их мы можем наметить, хотя бы в целях программных
и рабочей гипотезы, некоторые большие "естественные "районы Северных мо-
рей" - -
- что звучит по-немецки, в другой папке: -
Die Expedition im Jahre 192* hat 60 Stationen erforscht. Letztere
sind auf der Weite des Weissen-, Barenz- und Karischen Meeres. Das
zoologische Material, welches warend dieser Expedition gesammelt wurde,
giebt uns das Recht, die eben erwanten Nordische Meere in gewisse
Regionen einzuteilen" - -
Профессор Кремнев писал свою работу сразу на двух языках, это так: но
море Баренца у Земли Франца-Иосифа и Карское море позади Новой Земли,
куда раз в пять лет могут зайти суда, невероятную арктику, тысячи верст
за полярным кругом - он называл только северными морями, никак не Ледо-
витым Океаном, - точно так же, как, когда океан у восьмидесятого градуса
бил волной и льдами, когда Кремнева било море и до судорог мучила тошно-
та и даже команда балдела от переутомления и моря, Кремнев говорил, не
вылезая из своей каюты, не имея сил встать: - "как, разве плохая пого-
да?" - и спардек на корабле он называл чердаком, а трюм и жилую палубу -
подвалом. - Но он твердо знал прекрасную человеческую волю познавать и
волить. И часы в кабинете с микроскопом шли так же медленно и упорно,
как они идут на Шпицбергене, и Никитская и Моховая за стенами отмирали
на эти часы, безразлично, была ли там осень и фонари ломались в лужах,
или шел снег, укравший звуки и такой, от которого Москва уходит на деся-
ток градусов к северу и на три столетия назад вглубь веков, Decapoda ус-
танавливала законы. - А в девять в дверь стучали, приходил профессор Ва-
силий Шеметов, физик, здоровался, говорил всегда одно и то же - "ты ра-
ботай, я не помешаю", - но через четверть часа они шли по Моховой в
Охотный ряд, в пивную, выпить по кружке пива, поговорить, послушать ру-
мын; тогда за окнами шумихою текла река - Тверская, и было видно - осень
ли, зима ль, декабрь иль март.
...............
В Судовой Роли было записано рукою Кремнева, начальника экспедиции -
-
"Научное снаряжение экспедиции - -
По гидрологии -
Батометров разных систем..... 6 шт.
Лот с храпом, трубки Бахмана, глубомеры Клаузена, вьюшки Томпсона,
шкалы Фореля, диски Секки, аппарат Киппа, и пр., и пр... в достаточном
количестве.
По биологии -
Микроскопов разных...... 20 шт.
По метеорологии - -
Специальное оборудование и приспособления для зимовки во льдах - -
Охотничье снаряжение - -
- - Экипаж экспедиции - -
- - Задание экспедиции - -
От второго участника экспедиции, от художника Бориса Лачинова, оста-
лась для Москвы только одна запись, которую он не послал:
"Слышать, как рождаются айсберги, - как рождаются вот те громадные
голубые ледяные горы, которые идут, чтобы убивать и умирать по свинцовым
водам и волнам Арктики: это слышать гордо! И это можно слышать только
раз в жизни и только одному человеку на десятки миллионов удается услы-
хать это. И я не случайно беру глагол слышать: едва ли позволено челове-
ку это видеть, как рождаются айсберги, как раскалываются глетчеры, - ибо
человек заплатил бы за это жизнью. И это слышал здесь на Шпицбергене, в
Стор-фиорде в Валлес-бае, и тогда в том громе в тумане мне показалось,
что я слышу, как рождаются миры. - Это - за полторы тысячи верст к севе-
ру от полярного круга. - И я могу рассказать о том, что было в Европе, в
России в начале Четвертичной эпохи, когда со Скандинавского полуострова
ползли на Европу глетчеры, ледники, когда были только вода, небо, камень
и льды, и холод, и страшные ветры, такие, которые снежинками носят камни
с кулак и с голову человека: я это видел здесь в тысячах верст, - здесь
в Арктике я видел страшные льды, льды, льды, тысячи ледяных верст,
страшные ледяные просторы, - воду (вот ту, предательски-соленую, неделя-
ми плавая по которой, можно умереть от жажды, и такую прозрачную, почти
пустую, сквозь которую на десяток саженей видно морское дно), - горы
(огромные, скалами базальтов и холода, и ледников идущие из моря и изо
льдов), - небо, вот такое, с которого в течение почти полугода не сходит
солнце (я видел солнце в полночь!), и которое полгода горит Полярной
звездой, - при чем Полярная стоит в зените, - при чем на полгода дня и
на полгода ночи - за туманами, метелями, дождями, за всеми стихиями хо-
лода, вод и земли, в сущности, надо скинуть со счетов счет на солнце и
звезды, оставив счета на извечные мрак, холод, льды и снега. Здесь не
живет, не может жить человечество. Мы, покинув "Свердрупа", были у ост-
рова Фореланд, здесь мы жили, здесь умерло пять моих спутников: на этом
острове - на памяти культурного человечества - до нас обследовала остров
только одна экспедиция, Ноторста, в 1896-м году, - здесь нет человека,
здесь не может жить человек, - когда Ноторст высаживался на берег, на
шлюпку напала стая белых медведей, занесенных сюда льдами и здесь оголо-
давших. - Мне - никогда не уйти отсюда. Море, эти десятки дней в безб-
режности и мои бреды, мои бредовые яви и явные бредни". - -
"Свердруп" вышел из Архангельска 11 августа, - вышел из черных авгус-
товских ночей, чтобы под семидесятым градусом прийти в белую арктическую
ночь, в многонедельный день, когда небо в полночь темно - ночное небо -
только на юге. "Свердруп" стоял у Банковской набережной, потом его отве-
ли на рейд; - потом он ходил на Баккарицу за углем, угля взял до отказа,
под углем были и палубы, по фальшборты. Экспедиция задержалась на пять
дней: Москва не выслала к сроку посуду - колбы, баночки, банки, банкищи,
бидоны. Профессор Николай Кремнев, в морских сапогах до паха, в кожаной
куртке и в широкой, как зонт, кожаной поморской шляпе, с можжевелевой
тростью в руках, с утра и весь день ходил - на телеграф, в губисполком,
в северолес, в береговую контору, на таможню, - в половине пятого он
обедал в деловом клубе, выпивал три бутылки пива и шел в гавань, кричал
в сгустившиеся сумерки: - "Со "Свердрупа", - шлюпку!" - уходил к себе в
каюту и сидел там один с бумагами и счетами. Ночами в те дни поднималась
луна, большая, как петровский пятачок, - Кремнев выходил на капитанский
мостик и тихо разговаривал с вахтенным офицером, рассказывая ему,
сколько и каких колб, банок и жбанов необходимо ждать из Москвы. - Часть
научных сотрудников была занята уборкой, свинчиванием, прилаживанием для
моря инструментария. Физик профессор Шеметов, метеоролог Саговский, врач
Андреев и художник Борис Лачинов ездили осматривать Холмогоры и Денисов-
ку, где возник Ломоносов, ездили на взморье к Северо-Двинской крепости,
построенной Петром I, там в рыбачьем поселке заходили к ссыльным (это
случайное обстоятельство надо очень запомнить, ибо оно чрезвычайно важно
для повести), - дни стояли пустые, призрачные, солнечные, тихие, - радио
приносило вести, что Арктика покойна. - Команда - и верхняя - "рогати-
ки", и нижняя - "духи" - все свободное время проводила на берегу, глав-
ным образом в пивных. 9-го пришла посуда, отвал назначен был на 12 часов
10-го, и команда и научные сотрудники всю ночь провели на берегу в при-
тонах. Утром "Свердруп" пошел на девиацию, и стал на рейде, - команда
возвращалась на четвереньках, и в половине двенадцатого выяснилось, что
главный механик захворал белой горячкой, ловил в машинном чертей. Меха-
ника ссадили на берег, скулы Кремнева посерели и обтянулись кожей еще
крепче, - задержались на сутки, еще сутки команда лежала костьми на
спирте. В 3 часа 11-го отгудел последний гудок, таможенный чиновник вру-
чил путевые бумаги, взял выписку для береговой конторы, проводил до Чи-
жевки. Флаг подняли еще с утра, включили радио, - военный тральщик отса-
лютовал - "счастливый путь" - и пьяная вахта долго путалась во флажках,
чтобы отсалютовать - "счастливо оставаться". Архангельск ушел за Солом-
балу. Новый механик стоял у борта, боцман из шланги поливал ему голову,
- боцман мыл палубу, механик плакал о жене, оставленной на берегу. Ра-
дист принял первое радио-приветствие из Москвы и весть о том, что у Ка-
нина носа шторм в 8 баллов. - "Свердруп" уносил на себе тридцать восемь
человеческих жизней, тридцать восемь человеческих воль. Было тридцать
семь мужчин и одна женщина, химичка Елизавета Алексеевна, так не похожая
на женщину, что матросы очень скоро приладились - и при ней и ее - обк-
ладывать "большими" и "малыми" морскими "узлами"; - она была из тех жен-
щин, которых родят не матери, а университетские колбы, для коих они и
живут; богатырственная, сильнее и выше любого матроса со "Свердрупа",
она стояла на спардеке у вельбота и плакала навзрыд, прощаясь с землей,
как плачут тюлени. Слезы текли по сизому румянцу щек, точно она вымылась
и не утерлась. Кепка съехала на затылок. Около нее стоял метеоролог Са-
говский, маленький, как гном, в фетровой шляпе, в демисезонном пальто
английского покроя, в желтых ботинках, точно он отправлялся на пикник, -
он курил трубку и говорил:
- Бросьте, Елизавета Алексеевна! Самое большое проскитаемся год. Вы
знаете, если установить причины циклонов и анти-циклонов, которые возни-
кают в Арктике, - тогда можно сказать, что вопрос о предсказании погоды
почти решен. Если бы мы знали, какое давление сейчас, какая температура,
сколько баллов ветра - ну, хотя бы на нашем меридиане под 80-м градусом,
мы могли бы знать, какая погода будет в России через две недели. - -
Сумерки наползли медленно и безмолвно, на створах вспыхнули огни.
"Свердруп" - двухмачтовое, деревянное, парусно-моторное пятисоттонное
судно, построенное по планам нансеновского "Фрама" и седовского "Фоки",
специально оборудованное, чтобы ходить во льдах - свинчивался, затихал,
мылся перед морем. Пьяные ушли по каютам. Мудюгский маяк отгорел сзади,
впереди возник Знаменский, - впереди было море. -
И тогда "Свердрупу" суждено было еще раз вернуться к земле, к родной
земле - последний раз. - Если человеку, живущему на земле, придется ког-
да-нибудь услыхать вызов радио - S.O.S., - пусть он знает, что это гиб-
нут в море человечьи души, страшно гибнут в этой страшной чаше вод и не-
ба, где внизу сотни метров морских мутей и квадрильоны метров вверху -
бескон