╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
ий, Кнорре - ездили на фронт в поездах, заведывали
банями, летучками. Летучки стояли в фольварках - все было хозяйственно:
денщики, повара, кони. Помещики управляли, ездили с докладами, катались
верхом, играли в преферанс - были осени прозрачные, в перелесках буко-
вых; зимы теплые - под треск печурок; впереди на взгорье лежали окопы:
заброшенные, с водою; тяжелое чрево висело над леском, в корзиночке си-
дел человечек, наблюдал.
С фронта приезжали в Москву: на неделю - пожить, встряхнуться, ще-
гольнуть выправкой, обветренным лицом. В клубе, между столиков с ужинаю-
щими, между розовых лысин, розовых плеч, проходили щеголевато. Медынцев,
Знаменский вместе с Мэри, Виргинией Кнорре, полнобедрой, бездетной; из
клуба ехали: везла Мэри. На извозчиках спускались бульварами: бульвары
подсыхали: в сухих ветках, под ветром мартовским. На Трубной, голой,
блистающей, свернули в переулок, ехали мимо лавок татарских; у ворот,
кисло пахнущих, вылезли, пробирались по грязи, по черной лестнице со
спичками взбирались долго: на четвертом этаже отворил китаец, Мэри узнал
- впустил. В конце коридора, в большой комнате, на полу, на грязных тю-
фяках, лежали, улыбались блаженно, томились, втягивали серый дым опия:
Крушинский, другие - знакомые по вернисажам, ресторанам, премьерам.
Комета всплыла без четверти час ночи, марта 27-го: жемчужно-алая, об-
висшая хвостом, стала: над окопами, полями. Солдаты вылезли, глядели,
крестились. Комета стояла до утра, пока ободняло; в сиреневом тумане та-
яла, меркла, исчезла. Ко дворцу депутаты спешили: подходили с портфеля-
ми; под'езжали на извозчиках. В кулуарах, залах двухсветных совещались,
гудели, постановляли требовать, - автомобиль министра, зелено-серый,
сворачивал от Аничкова моста: в портфеле министра лежала бумага - депу-
таты распускались, во дворце будет летний ремонт, реставрация.
В новой премьере Зоя Ярцева играла, о ней снова писали, - бледная от
весны, мучительно-близкая, отчужденная, изменчивая, актера Русланова
терзала, приближала, отталкивала: ночи безумия, страсти сменялись днями
враждебными, отчужденными. Русланов терзался, сгорал, ревновал. На пятой
неделе поста он шел с ней вдоль по Пречистенскому; деревья набухали поч-
ками; лед прошел. Измученный, неверящий, он смотрел сбоку на легкий про-
филь, улыбку, к кому-то обращенную: любовь, ненависть, ревность вскипали
в нем. У Храма Спасителя, возле каменной набережной, спросил ее, кого
она любит. Зоя, усмехаясь, ответила - не его, кого - не знает сама. Он
схватил ее в два прыжка, ударил ножом в бок: Зоя рванулась, крикнула,
опустилась, крикнула, что любит другого. Минуту он стоял, смотрел вслед,
затем нагнал ее в два прыжка, ударил ножом в бок: Зоя рванулась, кракну-
ла, опустилась. Встав на колени, он целовал ей руки, мертвеющее лицо,
молил о прощении, - бок ее теплел, намокал. Через день в часовне она ле-
жала - белая, с точеным носом, все узнавшая; из газет пришли фотографы,
шипели магнием, щелкали затворами. В газетах писалось об убийстве сенса-
ционном.
Рязанские, самарские сидели в окопах, забытые, голодные; министра
сменили, ездил к Фаддею Иванычу другой - среброволосый, статный, с носом
орлиным; Фаддей Иваныч на бумагах выводил каракули, - над Петербургом,
Невой, белыми ночами, дворцами, стражей, министрами, депутатами - стоял
конь, поднявшийся на дыбы - медный, с всадником медным, дородным, Россию
на финских берегах утвердившим. Казак вихрастый, с папиросных коробок
глядел, тоже Россию утверждал. К лету в штабах готовились: развертывали
дивизии, гнали поезда - зеленые колонны проходили, залезали в землю.
Дождя не было, лето было сушливым - кровь колосьев не выгоняла.
III.
В улицах мартовских, чернее черни, на машине черной, летящей, адвокат
летел в ночь: управлять. Адвокаты управляли, совещались, выпускали возз-
вания. Из черной земли, разверзшейся от буханья пушек, неправды, обид,
вшей, униженья столетнего, взбухало, разверзлось на Невском, на тали
февральской, - черные людишки бежали, падали, ложились за сугробы. У
моста над Невой почерневшей, в сале, пристава щеголеватого, в серой ши-
нели, стащили с коня, голову проломили, - конные стреляли, из толпы от-
ветили, бросали камни.
На тали Революция разверзлась, полой водой смывала: сановников, стри-
женных под бобрик. В Москве по Гнездниковскому черному проходили ночью:
отрядом - городовые с постов снимались, уходили в вечность. Утром по Ар-
бату пролетел грузовик, солдаты стояли с штыками, с флагом красным. К
вечеру дня другого по Тверской вниз лезла толпа: штатских останавливали,
пальто задирали, - под пальто были: синие штаны. Пристава под енотом уз-
нали, енота содрали; под енотом был: сам бравый 5-го участка. Баба по-
дошла, плюнула в бороду Александра III, лопатой. Шли вниз присягать:
портняжки в красных шапках интендантских вприпрыжку - землистые, горохо-
волицые.
На фронте все сидели, ждали замирения, - адвокаты в Москве совеща-
лись, постановляли: войну продолжать. Ночью у памятников митинговали,
появлялись таинственные, требовали войну прекратить. Молодые люди, возв-
ращавшиеся из клуба, задерживали их, отводили. В черной ночи, вдоль чер-
ных бульваров, на которых спало воронье, все тайно шло, - тайно дремали
на фронте в окопах, - адвокат летел в ночь на заседание.
Санитарный шел экстренным: в санитарном ехали - Мэри, Знаменский, три
оратора: на станции ораторы вылезали, говорили речи. Солдаты, в опорках,
скуластые, большебородые, окружали; ораторы говорили, что с миром нужно
ждать, - поезд шел дальше, наконец, встал; в автомобиле новеньком ехали
дальше: по большаку, по проселкам, по апрельской грязи, сохнущей. Солда-
ты из мокрых окопов вылезали, слушали хмуро; послушав, лезли назад в
окопы, - машина возвращалась в штаб дивизии к завтраку.
Нина Рогожина в Москве устраивала: вечер в пользу политических, осво-
божденных. Политических - серых, обросших, - проводили вниз по Тверской
- публика бросала шапки, дамы кидали цветы. Концерт в пользу политичес-
ких состоялся: в голубой зале. Голубая была декорирована мило: красными
флажками, - был сперва концерт лучших сил: вино потихоньку - в кувшинах,
квасоподобное. Марсельезу заиграли - мужчины в смокингах, дамы с плечами
открытыми поднялись; потом рассказчик рассказывал анекдоты, пел бас бе-
лосрысый, с вылезающей грудью полированной, цимбалист играл по струнам
молоточками. Нина улыбалась из окошечка мавританского, с плечами брюл-
ловскими, в открытом платье. В пользу политических за все страдания -
платили щедро: Крушинский блеснул, широко, без надрыва.
Земля подсыхала. Апрель над полями мягкой кистью веял: из-под сухих
травинок вылезала мелочь зеленая, в оврагах - подснежники. Над усадьбами
помещичьими - пепелищами - трубы торчали в небо: мужики, догромив, гото-
вились - принять великий дар по праву испокону веков - всю землю черную,
родную, расейскую - на вечное владение мужицкое. Барина Скородумова, над
3 тысячами десятинами коптевшего, гильзы набивавшего, выжидавшего мар-
товский ток, - в самый ток, когда ходили с мукою любовною, пыжась, тете-
рева вокруг тетеревих и топтали их с яростью, - в самый ток барина Ско-
родумова справили: на телеге с чемоданом с наклейками заграничными тряс-
ся, - дым над усадьбой стоял черный; над пепелищами, гнездами поме-
щичьими, Русью помещичьей стоял дым черный. Зори были кровавы, журавли
прилетели, кричали трубным звуком. Под зарею кровавою, в зори росные -
солдаты все сидели: ждали мира, отпуска, дома. Мир обещали, отпуска тоже
- пока велели сидеть. Солдаты из окопов повылезли, с неприятелем мири-
лись, заявили - сидеть больше не будут, воевать не хотят.
По Арбату проходили с музыкой, под солнцем, с черепами на рукавах:
драться, усмирять; на штыках были цветы. Женщины смотрели вслед: воинам,
- были грустны на свидании. Батальон смерти в 3 часа утра готовился: к
атаке. Пехотный полк должен был поддержать, развить наступление. В ба-
тальоне юноши бессонными глазами встречали: первое мреянье, зарю, чешую
облаков перламутровых, утренник. Когда чешую смело, небо проступило го-
лубоватое, батальон вылез, начал перебежку. Спереди полыхнуло, в воздухе
визжало, разорвалось сзади. Под противный стук пулеметов батальон пробе-
гал, ложился, стрелял, - третью цепь: пехотный полк - погнали. Полк из
окопов не вылез, решил обсудить на митинге. Офицера кричавшего, вынувше-
го револьвер, сзади по затылку прикладом ударили, - офицер клонился, па-
дал. С ревом первая цепь бежала на окопы, таяла, - с боков, спереди сту-
чало противно, смертно. Полк постановил: в наступление не итти, из око-
пов не вылезать. Юнкера Роговина, студента 2-го курса естественного, бе-
жавшего со штыком на перевес, по глазам вдруг хлестнуло, - бежал дальше,
земля вдруг пошла под откос, небо ложилось внизу - он раскатился с отко-
са, упал, схватился за глаза: глаза видели ладонь в земле, близко, со
всеми линиями, - ладонью коснулся темени, ладонь стала алая, липкая, все
вытирал о землю - и глаза липкое заливало.
Пехотный полк шел через день без пути - по домам, шалый, дикий, вши-
вый, ободранный. Небо было июньское, линючее: под небом бледно-синим
выцветшим, кротким, как глаз детский - все были правы. Полк окружили к
ночи, зачинщиков схватили: татарина Гассана-Мухмета Агишева, рядового
Скобелева. Татарина допрашивали: он ли убил офицера, приказывавшего итти
в наступление. Татарин, три года сидевший в окопах, трахомный, краснове-
кий, дергал носиком, отвечал: - Моя мало ударил... по затылкам ударил, -
об'яснял, что итти в наступление нельзя, когда весь полк против и когда
об'явлено замирение: офицер горячился, грозил револьвером, ругал всех -
он его стукнул. Рядовой Скобелев, сероглазый, спокойный, об'явил: солда-
ты драться устали, пусть дадут мир настоящий.
Гассан-Мухмет ночью лежал у костра, смотрел на огонь, шмургал носи-
ком, мурлыкал песню. Пятеро гассанят ждали его за Казанью - все мурлы-
кал, пока не уснул. Легкой летней ночью - легкие, теплые сны. За часом
тьмы - мреянье перламутровое: ветерок, свист птицы, петух дальний. Пер-
ламутрово наливалось, птица пикнула, проснулась, - Гассана-Мухмета толк-
нули, велели вставать, повели. Привели к опушке: за опушкой овсы, чуть
зыбью тронутые. Гассана-Мухмета поставили к дереву, глаза завязали; Гас-
сан-Мухмет узнал: тишину, покой, наконец, - рай татарский разверзся,
принял его за все муки трехлетние.
В городе знойном, семечками пролущенном, в пыли колкой, митинги чер-
нели, раненые в халатах мышиных толпились, - над ранеными, над котелка-
ми, над шляпами соломенными воздевали руки, говорили: на скверах, на
площадях, на Калужской, на Страстной, на Лефортовском плаце, - мальчишки
висли на столбах, картузы сдирали, всем кричали ура. Герои войны георги-
евские снимались на бульваре: один сидя, другой стоя, руку положив на
плечо - позади были горы холстяные, пейзаж крымский.
За летом август, осень зардевала, - поезд санитарный стоял в городиш-
ке беленьком: в городишке, с купами, с грушами, с замком магнатским, с
речугой под мостом под'емным пересыхающей, - под вечер, по главной, Дво-
рянской, прогуливались штабные: шпоры хрустели серебряно, аксельбанты
белели. Командующий, с мешками желтыми под глазами, в синих штанах об-
висших, шел с палкой на прогулку: позади были донесения, телеграммы,
разговоры по прямым проводам, доклады, приказы, происки самолюбия. В
парке офицеры со скамеек вскакивали, девицы сидели притихшие. Через око-
пы, из окопа в окоп, где солдаты сидели, томились, ждали приказа разой-
тись, по городам, с площади на площадь, по митингам, по фабрикам, мас-
терским - шла Смута. Воронье осеннее кричало о Смуте, летело низко: пе-
ред заморозками, близким сентябрем. Сентябрь оседал туманами, хмарью, -
солдаты сидели хмурые, затаенные; затаенное было: в днях сирых, во
взгляде черном исподлобья.
В ночь на 17-е полк 31-й приказа сняться не выполнил: вышел из око-
пов, обложил белый городок, приказал сдаться. К полку примкнула сапер-
ная, - дивизион артиллерийский верный, встал на защиту, - занял горку: в
семь утра первый снаряд пролетел через город, - 31-й начинал наступле-
ние. Санитарный на вокзале выдвинули - в санитарный под прикрытием диви-
зиона грузились штабные, - в пять вечера, когда 31-й вошел в город, в
штабе бумаги валялись изорванные, все было смято, телефоны сорваны. Са-
нитарный с штабными шел, шел, - сивые поля, голые перелески, туманы, пни
мимо проходили. В час ночи санитарный пришел на узловую. Паровоз отцепи-
ли, сменяли. Узловая была забита солдатами: корявые, вшивые - возвраща-
лись в губернии рязанские, вологодские, костромские: садиться на землю
народную. Санитарный ночью толкнули, перегнали на пятый запасный; к утру
пути были забиты новыми составами: товарными, воинскими. Штабные пошли
требовать отправки, - комендант обещал: отправят в два дня. В два, в
три, в пять, в восемь поезда не отправили. С оружием, злые, штабные пош-
ли: требовать, об'ясняться, приказывать. Вместо коменданта сидел другой,
хмурый, небритый; выслушал, об'явил - поезд дальше не пойдет, - штабные
зашумели, зазвякали, - хмурый показал телеграмму: поезд N 34-а дальше не
пропускать.
В городе хмурый день, октябрьский, за ночью, хлестаемой из переулков
с крыш, с чердаков, - выполз, повис стеганным одеялом над домами мертвы-
ми. По коридорам, со стуком, рота за ротой проходили: строились, спуска-
лись вниз, расходились: на боевые посты: к Смоленскому, к Зубову, к
Красной. В доме розовом тоже писали, проходили - бледные, хмурые, с гла-
зами воспаленными; вскакивали, бежали; на автомобилях сквозь ночь ок-
тябрьскую, черную, тайную, летели: часовой из тьмы гаркнет - свой ли,
чужой, - дальше вдоль бульваров, во тьму: с револьвером в руке. Ночь по-
лыхала, рдяное на все небо протягивалось, дрожало зыбко: дом догорал, не
тушимый.
В черной ночи, в крови, в муке, из годов метельных, войны, вшей,
обид, упований, из банкетов, тюрем, выборов, тостов - хмурой крупою
предзимней несомый - вставал Октябрь.
Адриан Пиотровский.
ПАДЕНИЕ ЕЛЕНЫ ЛЭЙ.
Драма в 5 действиях.
Действующие лица
Д ж у л и у с Г е к т о р М а к ф е р с о н (король нефти).
Е л е н а (его кузина).
Г э з (предводитель рабочих).
Б р и к с (агент тайной полиции).
Б е н ь я м и н П р и а м у с (президент сената).
П у п п у с:
Г р о б у с: => Ученые.
К у б у с :
I-й с е н а т о р.
II-й с е н а т о р.
Ф л о р а н с а.
Б е т с и.
Л и з з и.
М а р ш а л.
Н а ч а л ь н и к п о л и ц и и.
Д в а п о л и с м е н а.
М е т р д'о т е л ь.
Д в а б а н д и т а.
Р а б о ч и е, р а б о т н и ц ы, т а н ц о в щ и ц ы.
П р о д а в е ц.
А к у ш е р к а.
С в я щ е н н и к.
Ф а б р и к а н т.
П р о р о к м и с т и ч е с к о й с е к т ы.
П р о д а в ц ы б р о ш ю р.
Р а с п о р я д и т е л ь.
Д в а г а з е т ч и к а.
---------------
Действие I.
Картина первая.
(Американский город. У входа в митинговый зал. Распорядитель митинга.
Две девицы. Шпик. Продавцы брошюр.)
П р о д а в ц ы. "Американский город на вулкане" - 3 цента. "Эр-
фуртская программа" - 3 цента. "Сенаторы американского города - разбой-
ники, воры и лжецы" - 5 центов.
Ш п и к. Что такое о сенаторах?
П р о д а в е ц. А вам зачем? Разбойники, воры, лжецы.
Ш п и к. Сколько?
1-й п р о д а в е ц. 5 центов.
2-й п р о д а в е ц. 5 центов за сенаторов? - 3.
П р о д а в ц ы. 2. - Полтора цента за сенаторов американского города
с добавлением его полиции и шпиков. Покупаете?
Ш п и к. Монета.
П р о д а в е ц. С добавлением его полиции и шпиков.
1-я д е в и ц а. Г-н Шпик, скоро начнется митинг?
2-я д е в и ц а. Г-н Шпик, вы не видали моего жениха?
Ш п и к. Вашего жениха?
2-я д е в и ц а. Ну, да.
Ш п и к. Здесь?
2-я д е в и ц а. Почему бы и нет? Жених мой красный.
Ш п и к. Прошу прощения, но я не знал, что у красных бывают невесты и
жены.
1-я д е в и ц а. А вы думали - они не умеют целоваться?
2-я д е в и ц а. И не говорят своим милым "моя крошечка"?
1-я д е в и ц а. Нет, пусть это у ваших женщин в Илионе груди высох-
нут как автомобильные шины и губы закроются от пресыщения; чтобы Джулли
Макферсон, король нефти, проснувшись в постели своего приятеля, закри-
чал: "Какая собачья тоска"!
Р а с п о р я д и т е л ь. Девушки, вы сделали бы лучше, если бы не
стояли здесь, а прошли на митинг. Сейчас приезжает докладчик, товарищ
Георг Гэз, кандидат в президенты от рабочей партии Америки.
2-я д е в и ц а. Мы не пойдем на митинг. Мы останемся здесь и будем
ждать своих женихов...
1-я д е в и ц а ... и товарища Гэза, кандидата в президенты.
Р а с п о р я д и т е л ь. Вы напрасно так говорите. Вы можете услы-
шать много полезного о страданиях угнетенного народа и о том, как облег-
чить эти страдания, о солидарности рабочих, о стачках, профессиональном
страховании и больничных кассах. Ведь вы же работницы?
1-я д е в и ц а. Да. - Нет. Не совсем. Видите ли, я и Лиззи, мы...
Р а с п о р я д и т е л ь. Тем более. Разве вы не жертвы современного
общества?
2-я д е в и ц а. Да, да. Но знаете, скоро я действительно выйду за-
муж, и тогда все пойдет иначе.
Р а с п о р я д и т е л ь. Я вам советую уже сейчас послушаться меня.
2-я д е в и ц а. Мы подумаем.
Р а с п о р я д и т е л ь. А товарищ Гэз, как я слышал, превосходный
оратор.
(Входит рабочий.)
Р а б о ч и й. Товарищ Гэз не приехал. Поезд с востока пришел уже де-
сять минут назад. Я обошел все вагоны, ждал у подъезда, спрашивал у
всех, но его нет.
Р а с п о р я д и т е л ь. Какая досада!
1-я д е в и ц а. Может быть, он задержался в дороге?
2-я д е в и ц а. Опоздал на поезд?
1-я д е в и ц а. Сошел с ума.
2-я д е в и ц а. Умер?
Р а б о ч и й. Во всяком случае ему следовало телеграфировать обо
всем этом. Так было бы вежливее.
Р а с п о р я д и т е л ь. Какая досада! Придется отменить митинг. А
между тем народу собралось, как никогда, и настроение совершенно необы-
чайное.
(Входит в зал и сейчас же возвращается в большом смущении.)
Р а с п о р я д и т е л ь. Невероятно! Невозможно!
Р а б о ч и й. Что?
Р а с п о р я д и т е л ь. Гэз!
Р а б о ч и й. Как он прошел? Что говорит?
(Распорядитель делает жест непонимания. Все подошли к дверям. Шпик
приготовился записывать речь на манжете. Тишина.)
1-я д е в и ц а. Где он? Покажите мне?
Р а с п о р я д и т е л ь. Тсс. Вот у фонаря.
1-я д е в и ц а. Какой красивый!
2-я д е в и ц а. Дьявол!
Р а с п о р я д и т е л ь. Тише!
(Из зала выходят несколько женщин в большой тревоге. Пантомима. Выхо-
дит молодой рабочий.)
2-я д е в и ц а. Питер!
П и т е р. Крошечка моя! (Обнимает ее, потом отстраняется.) Прощай!
(Сцена темнеет.)
Картина вторая.
(Митинг. Говорит Георг Гэз).
Г э з. Стачка - пустяки. Тарифы - игрушка. Сокращение работ - обман.
Все равно за грош или за два, в десять лет или в пятнадцать они высосут
из нас силу и мозг.
Да, они купили нас и выжимают, как губку, изо дня в день до смерти.
Но знайте, этого мало им. Да, они поставили нас у печей, у челноков и
молотов. Живыми тисками, приводами, манометрами, - но знайте, этого мало
им.
Привода разрушаются, и губку можно выжать до конца, а мы - вещи без
уничтожения. Мы сами заботимся о том, чтобы господа не остались без жи-
вых машин. Мы рожаем им новые и новые - наших детей.
(До сих пор слова Гэза покрывались криками невидимой толпы. Сейчас
все замолкает. В тишине говорит Гэз.)
Подлое лук