╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
дела плохи. Жил на скудные заработки Верки-Векши, шмары -
плашкетов уже не содержал - сам на содержании.
Ломтев советовал:
- Завязывать, конечно, нашему брату не приходится. Надо работать по
старой лавочке, только с рассудком.
А как с рассудком? Попадешься, все равно убьют. Вот тебе и рассудок.
Умный Ломтев ничего не мог придумать.
Время такое! По-ломтевски жить не годится.
Бродил целыми днями Ванька полуголодный. В чайнушках просиживал до
ночи, за стаканом цикория, ел подозрительные лепешки.
А тут еще ни к чему совсем девчонка припомнилась, Люська такая.
Давно еще скрутился с нею, до второй судимости было дело. А потом
сел, полтора года отбрякал и девчонку потерял.
Справлялся, искал - как в воду.
И оттого-ли, что скучно складывалась жизнь, оттого-ли, что загнан был
Ванька, лишенный возможности без опасности для жизни воровать - почву
терял под ногами - от всего ли этого вдруг почувствовал ясно, что нужно
ему во что бы то ни стало Люську разыскать.
С бабою, известно, легче жить, Костя Ломтев и тот на бабий доход пе-
решел.
Но главное не это. Главное, сама Люська понадобилась.
Стали вспоминаться прежние встречи, на Митрофаньевском кладбище про-
гулки. Пасхальную заутреню крутились как-то. Всю ночь. И весело же было.
Дурачился Ванька точно не делаш, а плашкет. И Люська веселая, на щеках
ямки - ладная девчонка!
Мучился Ванька, терзался.
И сама по себе уверенность какая-то явилась: не найдет Люську - все
пропадет.
Раз в жизни любви захотелось, как воздуха.
С утра, ежедневно, блуждал по улицам, чаще всего заходил к Митрофа-
нию.
Думалось почему-то, что там, где гулял с Люською когда-то, встретит
ее опять.
Но Люська не встречалась. Вместо нее встретил около кладбища Славуш-
ку.
Славушка его сразу узнал:
- Глазастый, чорт! Чего тут путаешься? По покойникам приударяешь,
что-ли?
Громадный, черноусый. Московка на нос, старинные, на заказ лакировки
- нет теперь таких людей.
Не встречаются.
Под мухою. Веселый. Силач. Здороваясь, так сжал Ванькину руку -
пальцы онемели.
- Работаешь? Паршиво стало. Бьют, стервецы! Кулясова знаешь? Убили. И
Кобылу-Петьку. Того уж давно. Теперь, брат, надо иначе. Прямо - за глот-
ку: "Ваших нет". Честное слово. Я дело иду смотреть, - понизил голос
Славушка. Верное дело. Хочешь в компанию?
- В центре? - спросил Ванька.
- Не совсем. На Фонтанке. Баба с дочкою, вдова. Верное дело.
Ванька слушал.
Повеселел.
Дело есть! Что же еще и надо?
Осведомился деловито. В прежнюю роль делаша входил.
- Марка большая?
- Чтобы не соврать - косых на сорок! Честное слово! Я, знаешь, тре-
паться не люблю. Шпалер есть?
- Нет.
- Чего же ты? Теперь у любого каждого плашкета - шпалер. Ну, да я
достану. Значит, завтра? Счастливо, брат, встретились. С чужим хуже ит-
ти. С своими ребятами куды лучше.
---------------
На другой день - опять, на кладбище.
Славушка, действительно, достал наган и для Ваньки.
Похвастался по старой привычке:
- Я, брат, что хошь достану. Людей таких имею.
Торопливо шел впереди, плотно ступая толстыми ногами в светлых сапо-
гах, высоко приподняв широкие плечи.
Ванька глядел сзади на товарища и казалось ему, что ничего не измени-
лось, что идут они на дело, как и раньше, до войны еще ходили, без опас-
ки быть убитыми.
И дело, конечно, удастся: будет он, Ванька, пить вечером водку, с
девчонкою какой закрутит. А может и Люська встретится.
"Приодеться сначала, - оглядывал протиравшийся на локтях пиджак. При-
одеться, да. Пальто стального цвета и лакировки бы заказать".
Хорошо в новых сапогах!
Уверенно легко ходится. И костюм когда новый - приятно.
Стало весело. Засвистал.
Свернули уже на Фонтанку.
В это время из-за угла выбежал человек, оборванный, в валенках, нес-
мотря на весеннюю слякоть.
В руках он держал шапку и кричал тонким голосом:
- Хле-е-ба, граждане, хле-е-ба!
Ванька засмеялся. Очень уж смешной лохматый рваный старик в валенках
с загнутыми носками.
Славушка посмотрел вслед нищему:
- Шел бы на дело, чудик!
Засмеялся.
Недалеко от дома, куда нужно было итти, Славушка вынул из кармана
письмо:
- Ты грамотный? Прочитай фамилию. Имя я помню: Аксинья Сергеевна. А
фамилию все забываю.
Но Ванька тоже был неграмотный. Когда-то немного читал по-печатному,
да забыл.
- Чорт с ней! Без фамилии. Аксинья Сергеевна и хватит, - сказал
Ванька. Хазу же ейную знаешь?
- Верно! На кой фамилия? - Похряли! - решил Славушка, подняв зачем-то
воротник пиджака и глубже, на самые глаза, надвинул фуражку.
Недалеко от дома, где жила будущая жертва, начинался рынок-толкучка.
Ванька, догоняя Славушку в воротах дома, сказал тихо:
- Людки тут много. Чорт знает!
А Славушка спокойно ответил:
- Чего нам людка? Пустяки. Тихо сделаем - не первый раз.
---------------
Долго стучали в черную, обитую клеенкою, дверь.
Наконец, за дверью женский голос:
- Кто там?
- Аксинья Сергевна - здеся живут? - крикнул Славушка веселым голосом.
- А что надо?
- Письмецо от Тюрина.
Дверь отворилась. Высокая, худощавая женщина близоруко прищурилась.
- От Александра Алексеевича? - спросила, взяв в руки конверт. Пройди-
те! - добавила она, пропуская Славушку и Ваньку.
Славушка, толкнув локтем Ваньку, двинулся за женщиною:
- Постой, - сказал странным низким голосом.
Она обернулась. Ахнула тихо и уронила письмо.
А Славушка опять зашептал незнакомым голосом:
- Крикнешь, курва, - убью!
Ванька сделал несколько неслышных шагов в комнату, оставив Славушку с
женщиною в прихожей.
Револьвер запутался в кармане брюк. С трудом вытащил.
И когда вошел в комнату, услышал тихое пение:
Ах, моя Ривочка,
Моя ты милочка.
"Дочка "Ривочку" поет", - подумал Ванька и направился на голос в со-
седнюю комнату.
Пение прервалось. Звонкий девичий голос крикнул:
- Кто там?
Девушка в зеленом платье показалась на пороге.
- Кто-о?
И увидев Ваньку с револьвером, бросилась назад в комнату, пронзи-
тельно закричав:
- А-ай! Кара-у-ул!
Ванька вскрикнул, кинулся за нею. Испугался ее крика и того, что уз-
нал в девушке Люську.
- Люська! Не ори! - прокричал придавленным голосом и схватил ее за
руку.
Но она не понимала, не слышала ничего.
Дернув зазвеневшую форточку - пронзительно закричала:
- Спасите! Налетчики! Убивают!
Ванька не помня, что делает, поднял руку с револьвером. Мелькнуло в
голове: "Никогда не стрелял".
Гулко и коротко ударил выстрел. Оглушило.
Девушка, пошатнувшись, падала на него.
Не поддержал ее, отскочил в сторону, не опуская револьвера. Голова ее
глухо стукнулась о пол.
Пристально вгляделся в лицо убитой и увидев, что это - не Люська, -
замер в удивлении и непонятной тревоге.
А в комнате, которую только что пробежал Ванька, послышался заглушен-
ный женский крик и два выстрела один за другим.
А Ванька все стоял с револьвером в протянутой руке и тревога не про-
ходила.
Но вот послышался голос Славушки:
- Ванька! Чорт! Хрять надо. Шухер!
Ванька очнулся. Выбежал из комнаты, столкнулся со Славушкою.
У того дрожали руки и даже усы:
- Шухер! Хрять!
Славушка побежал на цыпочках, задел ногою, нечаянно, лежащую на полу,
свернувшуюся жалким клубком женщину.
Ванька бросился за ним.
Слышал, как хлопнула дверь.
В темном коридоре не сразу нашел выход.
Забыл расположение квартиры.
Слышал откуда-то заглушенный шум.
"Шухер!" - вспомнил Славушкин испуганный шопот.
Тоскливо заныло под ложечкою и зачесалась голова.
Тихо открыл дверь на лестницу и сразу гулко ударил в уши шум снизу.
Даже слышались отдельные слова:
- Идем! Чорт! Веди! Где был? В какой квартире? - кричал незнакомый
злой голос.
И в ответ ясно разобрал Славушкино бормотание.
"Сгорел", - подумал о Славушке.
Отступил назад в квартиру и захлопнул дверь.
Прошел мимо одного трупа к другому.
Не смотрел на убитую.
Только зачем-то снял шапку и бросил на подоконник.
Со двора несся неясный шум. Потом отчетливый голос:
- В семнадцатом номере... Один еще там...
Ванька поспешно отошел от окна.
А в дверь, что с лестницы - стучали.
В несколько рук, торопливо, беспрерывно.
И крики, удаленные комнатами и закрытыми дверями, казались особенно
грозными.
- Отворяй, дьявол!
- Эй, отвори, говорят! Э-эй!
И вдруг, откуда-то, со двора или с лестницы - прерывистый умоляющий
крик:
- Православ-ные!.. У-у-у!.. А-а-а!.. Право-слав...
Оборвался...
И когда затих, оборвался, этот жутким стоном пронесшийся крик, - по-
нял Ванька, - кричал Славушка.
Вспомнились вчерашние Славушкины слова: "Убивают на месте".
Опять ощутил боль под ложечкою. И задрожали колени.
Вынул из кармана револьвер.
Положил на пол за дверью.
Робкая надежда была:
"Без оружия, может, не убьют".
---------------
ГЛАВА ПЯТАЯ.
А в дверь все стучали.
Уже не кулаками - тяжелым чем-то.
Трещала дверь.
"Ворвутся - хуже", - тоскливо подумал Ванька.
Вспомнил, что засыпаясь надо быть спокойным.
Не грубым, не нахальным, но не надо бояться.
По крайней мере не доказывать видом, что боишься.
Ломтев еще учил: "Взял, мол, и веди. Не прошло и не надо".
Подумав так - успокоился на мгновение.
Подошел к двери, повернул круглую ручку французского замка.
В распахнувшуюся дверь ворвались, оттеснив Ваньку, люди.
Кричали, схватили.
- Даюсь! Берите! - крикнул Ванька. Не бей, братцы, только!
- Не бей? А-а-а! Не бей?
- А вы людей убивать, сволочи?
- Не бей?
- Ага!
- Не бей?
Глушили голоса. Теребили, крепко впившиеся в плечи, в грудь, руки.
А потом - тяжелый удар сзади, повыше уха.
Зашумело в ушах. Крики словно отдалились.
Вели, после, по лестнице с заложенными за спину руками.
Толкали. Шли толпою, обступив тесным кольцом.
Каждое мгновение натыкался то на чью-нибудь спину, то на плечо.
Ругались...
Ругань успокаивала. Скорее остынут!
Когда вывели во двор, запруженный народом, увидел Ванька лежащего,
головою в лужу, с одеждою, задранной на лицо, Славушку.
Узнал его по могучей фигуре, по толстым ногам в лакированных сапогах.
Страшно среди черной весенней грязи белел большой оголенный живот.
И еще страшнее стало от вдруг поднявшегося рева:
- А-а-а! Тащи-и!.. А-а-а!..
Шлепали рядом ноги. Брызгала грязь. Раз даже, брызнувшей грязью зале-
пило глаз.
В воротах теснее было, там столпилось много.
Опять - ругань. Опять ударил кто-то в висок.
- Не бей! - сказал Ванька негромко и беззлобно.
Из ворот повели прямо на набережную.
И, сразу тихо стало.
Только мальчишеский голос, звонкий, в толпе, прокричал:
- Пе-етька, скорей сюды! Вора топить будут!
От этого крика похолодело в груди.
Уперся Ванька. Брызнули слезы:
- Братцы! Товарищи!
От слез не видел ничего.
И вспомнил почему-то, как освобождали его, в революцию из тюрьмы.
Оттого ли вспомнил, что вели под руки так же, как тогда, оттого ли,
что крик такой же был несмолкаемый?
Или оттого, что всего два раза в жизни людям, многим людям, понадо-
бился он, Ванька Глазастый?
Прижатый к холодным липким перилам, с силою необычайною оттолкнулся
от них и закричал, плача:
- Братцы!
Но крепко схватили за ноги, отдирали ноги от земли.
- Православные! - крикнул Ванька и почудилось - не он кричит, а Сла-
вушка.
А потом перестали сжимать руки. Разжались. Воздух захватил грудь.
Засвистел в ушах.
Падая, больно ушибся о скользкое, затрещавшее и не понял сразу, что
упал в реку.
Только когда, проломив слабый весенний лед, погрузился в холодную во-
ду, сжавшую, как тисками бока и грудь - тогда взвыл самому себе непонят-
ным воем.
Хватался за острые, обламывающиеся со стеклянным звоном, края льдин,
бил ноющими от холода ногами по воде.
А по обеим каменным стенам - берегам, толпились, облепив перила, лю-
ди.
И лиц не разобрать. И не понять, где мужчины, где женщины.
Черная лента - петля, а не люди.
Черная лента - змея, охватившая Ваньку холодным беспощадным кольцом.
---------------
Рев возрастал.
Гудело дикое, радостное:
- Го-го-го!.. О-о-о!..
- А-а-а! Го-го-го... о-о!..
И нависало что-то на ноги, тянуло вниз, в режущий холод.
С трудом, едва двигая цепенеющими ногами барахтался в полынье Ванька.
И в короткое это мгновение вспомнил, как шутя топили его в Тараканов-
ке мальчишки. В детстве, давно. Не умел еще плавать. Визжал. Барахтался.
А на берегу выли от восторга ребятишки.
А когда вытащили, сидел когда на берегу, в пыльных лопухах, - радост-
но было, что спасли, что под ногами твердая, не страшная земля.
И сейчас мучительно захотелось земли, твердости.
Собрав последние силы, вынырнул, схватился за льдину, поплыл вместе с
нею.
А вверху, с берега, опять детский звонкий голос:
- Э-эй! Вора то-пю-ют!
Впереди, близко, деревянные сваи высокого пешеходного моста.
Отпихнулся от льдины, налезавшей с легким шорохом, на грудь, поплыл к
сваям.
А с моста, на сваю, спускался человек.
- Товарищ!.. Спаси-и! - крикнул Ванька.
И непомерная радость захватила грудь.
- Милый, спаси!
Заплакал от радости.
А человек, казалось, ждал, когда Ванька подплывет ближе.
Вот - протянул руку.
Крик замер на губах Ваньки. Только слезы еще текли...
В руке у человека - наган.
Треснуло что-то. Прожужжало у самого уха. Шлепнулось сзади, как каму-
шек. Булькнула вода.
Снова треснуло. Зажужжало. Шлепнуло. Булькнуло.
И еще: треск, жужжание.
Артем Веселый.
МЫ.
Действующие и участвующие:
К р е с т ь я н е:
П р о ш к а - "Над нами кверх ногами" :
Т р и ф о н П а л е н ы й, член Совета : Бедняки.
С а в е л, член Совета :
К о с т ы ч и х а : Солдатки.
А г р а ф е н а :
М а р ь я, жена Прошки.
К и р с а н Д о б р о с о в е с т н ы й, член Совета :
К и р и л л Т р о ф и м ы ч, член Совета :
В ы г о д а, член Совета : Середняки.
Я к о в К о л ь ц о в, член Совета :
С е м е н Ч а с о в н я :
А г а ф о н - Бычьи губы, предс. Совета :
Б е г о м Б о г а т ы й, член Совета : Кулаки.
К л и м е н т и й Н а з а р ы ч :
П о п.
Д ь я к о н.
П с а л о м щ и к.
К р у т о я р о в - помещик.
Д е с я т н и к.
Р а б о ч и е и м а с т е р о в ы е:
И л ю ш к а К а п у с т и н : Молотобойцы.
Ф е д о р В и х р о в :
П л а т о н ы ч :
К р а с и в ы й : Рабочие.
К у з ь м и ч :
С т е п а н Е р о ф е и ч : Мастера.
И в а н О л о в я н о й :
Р а б о т н и ц ы:
О л ь г а.
С т а р у х а.
М а ш к а Б е л у г а, жена Оловяного.
П о д р о с т к и:
П а ш к а Р я б о й - сапожный подмастерье.
К у р у н : Ученики.
А н д р ю ш к а Г о р б ы л ь :
Р а н е н ы й.
С л о б о д с к и е о б ы в а т е л и:
Д о м о в л а д е л е ц.
З а д у й - З а п л ю й, инвалид труда.
А д я - Б а д я, нищий.
П р о ш к а, дезертир.
А к с и н ь я.
Д а р ь я, жена Красивого.
Деревенские мужики, бабы и ребятишки. Рабочие и работницы. Красноар-
мейцы разных национальностей. Офицеры и солдаты неприятельской армии.
Санитары. Граждане.
---------------
КАРТИНА ПЕРВАЯ.
(Сельская улица концом упирается в речку. Справа - лицо новой большой
избы с крыльцом, вывеска "Лопуховский сельский Совет". Под окнами рыдван
без колес, большие запакованные ящики, бревна.
Гуторят с десяток мужиков.)
С е м е н. Вот и машины. А то машины, машины...
Т р и ф о н. Балабонили, как за язык повешены.
А г а ф о н (из окна десятскому). Лупан, бей другорядь. Ровно задави-
ло чертей.
(Десятский бьет в чугунную доску. Не торопясь, по одному и кучками
сходятся мужики, здоровкаются.)
С е м е н. За деньги иль как?..
С а в е л. Купил ба село, да денег-то голо.
А г р а ф е н а. Болезна... Все мается Марфутка-то?
К о с т ы ч и х а. Какое - схоронила вчера.
В ы г о д а. Не велик убыток. От парнишки какая ни на есть выгода,
девка што...
С е м е н. Лишний рот - всего в ей и мозгу...
К о с т ы ч и х а. Все одно жалко... Каждо дите - нашего бабьего
сердца кусок... Вам, мужикам, того не понять.
А г р а ф е н а. Попробуйте породите - узнаете...
С е м е н. Кто-кто, а Костычиха тужить не будет, еще народит - моло-
дая...
К о с т ы ч и х а. Нет уж. Родила, родила, да и чадило выбросила чор-
ту на кадило. Будя.
Г о л о с а: Скоро, што ли?..
Начинать пора...
Коего лешего!..
А г а ф о н (из окна). Счас, счас - за писарем услал...
К о с т ы ч и х а. За отпеванье поп не берет деньгами. "Хлеба, слышь,
давай". Отнесла останный коровай...
В ы г о д а. Как хочешь, так и клохчешь...
К о с т ы ч и х а. А работник попов Митрошка увидал утрось меня на
речке да и говорит: "Хлеб-от твой поп поросенку выкинул"...
А г р а ф е н а. А-а, пес! Зажрался...
С а в е л. Хотела угодить Богу, да угодила краюшкой-то поповскому по-
росенку в корыто...
(Из Совета на крыльцо выходит Агафон.)
А г а ф о н. Ну, граждане, крестьяне, товарищи, приступим...
Г о л о с а: Вали, вали!..
Выкладывай!..
Послушам!..
А г а ф о н. Из волости стало быть отношение, тоись нащет хлебной и
мясной разверстки...
Г о л о с а: Эх-хе-хе!..
Опять за то же!..
Припасли, наработали!..
Сукины дети, дармоеды!..
С мужика дери три шкуры - обрастет!..
А г а ф о н. С тридцатки по шешнадцать пудов, а со всего общества,
стало быть, восемь тыщ...
Г о л о с а: По шешнадцать!.. Не мыслино...
Мужики, хлеб - от чего ноне был...
От колосу до колосу не слыхать голосу...
В долах сопрел, на огорках выгорел...
У меня сам-сам дай Бог...
Опять и обмолот неправильный...
Разбой!..
Не дадим, да и все тут!..
Согласу нашего нет...
Так и писать приговор от общества...
Нет нашего на то согласу и - шабаш...
А г а ф о н. Разобраться надо как и што...
Г о л о с а: И разбираться нечего...
Слыхали. Нам дают чего?
Соли, дегтю, гвоздей!..
Согласу нашего нет...
С а в е л. Жметесь, жалко... А раньше господ кормили - не считали...
Г о л о с а: Голова, последнее выгребают!..
Нече сухое сено ворошить...
Вы по себе, мы по себе...
Брали-брали!..
Хлеб-от он раз в год родится...
К о с т ы ч и х а. А самогонку пошто глохтите?..
Я к о в. Это ты оставь - самим животы подвело...
К л и м е н т и й Н а з а р ы ч. В амбарах мыши с голоду дохнут...
В ы г о д а. Всех кормить - никакой выгоды нет.
Я к о в. Много их тут поднаберется жрать-то... Пусть передохнут кои,
на всех и земля родить не поспеет.
А г р а ф е н а. Вон, Климентий жеребца мукой кормит...
К л и м е н т и й Н а з а р ы ч. Шкура, на чужой стог вилами не пока-
зывай. Свое наживи...
Т р и ф о н. Наживать нам было неколи... Мы за вас страдали, кровь
лили.
К о с т ы ч и х а. У меня самого семой год нет, сгиб.
С о л д а т к и: Что им рыланам!..
У нас почесть ни у кого мужиков в дому нет!..
Куда не повернись - одна...
В мызг уездились...
Без разгибу, без отверту...
Ай в них душа, а в нас ветер...
А г а ф о н. Бабы, прекратите прения - заткните глотки!..
П р о ш к а. Д-да... Пришей кобыле хвост!
К л и м е н т и й Н а з а р ы ч (солдаткам). Вам хошь масло лей на
голову, все будете говорить деготь... Свиньи некультурные!
С а в е л. Вы же сами понимаете, на кого идет ваш хлеб.
Г о л о с а: Обувай собаку в лапти!..
Погодьте, отрыгнется вам мужичий хлеб!..
Нет нашего согласу.
Выходит дело борона...