▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
дела плохи. Жил на скудные заработки Верки-Векши, шмары - плашкетов уже не содержал - сам на содержании. Ломтев советовал: - Завязывать, конечно, нашему брату не приходится. Надо работать по старой лавочке, только с рассудком. А как с рассудком? Попадешься, все равно убьют. Вот тебе и рассудок. Умный Ломтев ничего не мог придумать. Время такое! По-ломтевски жить не годится. Бродил целыми днями Ванька полуголодный. В чайнушках просиживал до ночи, за стаканом цикория, ел подозрительные лепешки. А тут еще ни к чему совсем девчонка припомнилась, Люська такая. Давно еще скрутился с нею, до второй судимости было дело. А потом сел, полтора года отбрякал и девчонку потерял. Справлялся, искал - как в воду. И оттого-ли, что скучно складывалась жизнь, оттого-ли, что загнан был Ванька, лишенный возможности без опасности для жизни воровать - почву терял под ногами - от всего ли этого вдруг почувствовал ясно, что нужно ему во что бы то ни стало Люську разыскать. С бабою, известно, легче жить, Костя Ломтев и тот на бабий доход пе- решел. Но главное не это. Главное, сама Люська понадобилась. Стали вспоминаться прежние встречи, на Митрофаньевском кладбище про- гулки. Пасхальную заутреню крутились как-то. Всю ночь. И весело же было. Дурачился Ванька точно не делаш, а плашкет. И Люська веселая, на щеках ямки - ладная девчонка! Мучился Ванька, терзался. И сама по себе уверенность какая-то явилась: не найдет Люську - все пропадет. Раз в жизни любви захотелось, как воздуха. С утра, ежедневно, блуждал по улицам, чаще всего заходил к Митрофа- нию. Думалось почему-то, что там, где гулял с Люською когда-то, встретит ее опять. Но Люська не встречалась. Вместо нее встретил около кладбища Славуш- ку. Славушка его сразу узнал: - Глазастый, чорт! Чего тут путаешься? По покойникам приударяешь, что-ли? Громадный, черноусый. Московка на нос, старинные, на заказ лакировки - нет теперь таких людей. Не встречаются. Под мухою. Веселый. Силач. Здороваясь, так сжал Ванькину руку - пальцы онемели. - Работаешь? Паршиво стало. Бьют, стервецы! Кулясова знаешь? Убили. И Кобылу-Петьку. Того уж давно. Теперь, брат, надо иначе. Прямо - за глот- ку: "Ваших нет". Честное слово. Я дело иду смотреть, - понизил голос Славушка. Верное дело. Хочешь в компанию? - В центре? - спросил Ванька. - Не совсем. На Фонтанке. Баба с дочкою, вдова. Верное дело. Ванька слушал. Повеселел. Дело есть! Что же еще и надо? Осведомился деловито. В прежнюю роль делаша входил. - Марка большая? - Чтобы не соврать - косых на сорок! Честное слово! Я, знаешь, тре- паться не люблю. Шпалер есть? - Нет. - Чего же ты? Теперь у любого каждого плашкета - шпалер. Ну, да я достану. Значит, завтра? Счастливо, брат, встретились. С чужим хуже ит- ти. С своими ребятами куды лучше. --------------- На другой день - опять, на кладбище. Славушка, действительно, достал наган и для Ваньки. Похвастался по старой привычке: - Я, брат, что хошь достану. Людей таких имею. Торопливо шел впереди, плотно ступая толстыми ногами в светлых сапо- гах, высоко приподняв широкие плечи. Ванька глядел сзади на товарища и казалось ему, что ничего не измени- лось, что идут они на дело, как и раньше, до войны еще ходили, без опас- ки быть убитыми. И дело, конечно, удастся: будет он, Ванька, пить вечером водку, с девчонкою какой закрутит. А может и Люська встретится. "Приодеться сначала, - оглядывал протиравшийся на локтях пиджак. При- одеться, да. Пальто стального цвета и лакировки бы заказать". Хорошо в новых сапогах! Уверенно легко ходится. И костюм когда новый - приятно. Стало весело. Засвистал. Свернули уже на Фонтанку. В это время из-за угла выбежал человек, оборванный, в валенках, нес- мотря на весеннюю слякоть. В руках он держал шапку и кричал тонким голосом: - Хле-е-ба, граждане, хле-е-ба! Ванька засмеялся. Очень уж смешной лохматый рваный старик в валенках с загнутыми носками. Славушка посмотрел вслед нищему: - Шел бы на дело, чудик! Засмеялся. Недалеко от дома, куда нужно было итти, Славушка вынул из кармана письмо: - Ты грамотный? Прочитай фамилию. Имя я помню: Аксинья Сергеевна. А фамилию все забываю. Но Ванька тоже был неграмотный. Когда-то немного читал по-печатному, да забыл. - Чорт с ней! Без фамилии. Аксинья Сергеевна и хватит, - сказал Ванька. Хазу же ейную знаешь? - Верно! На кой фамилия? - Похряли! - решил Славушка, подняв зачем-то воротник пиджака и глубже, на самые глаза, надвинул фуражку. Недалеко от дома, где жила будущая жертва, начинался рынок-толкучка. Ванька, догоняя Славушку в воротах дома, сказал тихо: - Людки тут много. Чорт знает! А Славушка спокойно ответил: - Чего нам людка? Пустяки. Тихо сделаем - не первый раз. --------------- Долго стучали в черную, обитую клеенкою, дверь. Наконец, за дверью женский голос: - Кто там? - Аксинья Сергевна - здеся живут? - крикнул Славушка веселым голосом. - А что надо? - Письмецо от Тюрина. Дверь отворилась. Высокая, худощавая женщина близоруко прищурилась. - От Александра Алексеевича? - спросила, взяв в руки конверт. Пройди- те! - добавила она, пропуская Славушку и Ваньку. Славушка, толкнув локтем Ваньку, двинулся за женщиною: - Постой, - сказал странным низким голосом. Она обернулась. Ахнула тихо и уронила письмо. А Славушка опять зашептал незнакомым голосом: - Крикнешь, курва, - убью! Ванька сделал несколько неслышных шагов в комнату, оставив Славушку с женщиною в прихожей. Револьвер запутался в кармане брюк. С трудом вытащил. И когда вошел в комнату, услышал тихое пение: Ах, моя Ривочка, Моя ты милочка. "Дочка "Ривочку" поет", - подумал Ванька и направился на голос в со- седнюю комнату. Пение прервалось. Звонкий девичий голос крикнул: - Кто там? Девушка в зеленом платье показалась на пороге. - Кто-о? И увидев Ваньку с револьвером, бросилась назад в комнату, пронзи- тельно закричав: - А-ай! Кара-у-ул! Ванька вскрикнул, кинулся за нею. Испугался ее крика и того, что уз- нал в девушке Люську. - Люська! Не ори! - прокричал придавленным голосом и схватил ее за руку. Но она не понимала, не слышала ничего. Дернув зазвеневшую форточку - пронзительно закричала: - Спасите! Налетчики! Убивают! Ванька не помня, что делает, поднял руку с револьвером. Мелькнуло в голове: "Никогда не стрелял". Гулко и коротко ударил выстрел. Оглушило. Девушка, пошатнувшись, падала на него. Не поддержал ее, отскочил в сторону, не опуская револьвера. Голова ее глухо стукнулась о пол. Пристально вгляделся в лицо убитой и увидев, что это - не Люська, - замер в удивлении и непонятной тревоге. А в комнате, которую только что пробежал Ванька, послышался заглушен- ный женский крик и два выстрела один за другим. А Ванька все стоял с револьвером в протянутой руке и тревога не про- ходила. Но вот послышался голос Славушки: - Ванька! Чорт! Хрять надо. Шухер! Ванька очнулся. Выбежал из комнаты, столкнулся со Славушкою. У того дрожали руки и даже усы: - Шухер! Хрять! Славушка побежал на цыпочках, задел ногою, нечаянно, лежащую на полу, свернувшуюся жалким клубком женщину. Ванька бросился за ним. Слышал, как хлопнула дверь. В темном коридоре не сразу нашел выход. Забыл расположение квартиры. Слышал откуда-то заглушенный шум. "Шухер!" - вспомнил Славушкин испуганный шопот. Тоскливо заныло под ложечкою и зачесалась голова. Тихо открыл дверь на лестницу и сразу гулко ударил в уши шум снизу. Даже слышались отдельные слова: - Идем! Чорт! Веди! Где был? В какой квартире? - кричал незнакомый злой голос. И в ответ ясно разобрал Славушкино бормотание. "Сгорел", - подумал о Славушке. Отступил назад в квартиру и захлопнул дверь. Прошел мимо одного трупа к другому. Не смотрел на убитую. Только зачем-то снял шапку и бросил на подоконник. Со двора несся неясный шум. Потом отчетливый голос: - В семнадцатом номере... Один еще там... Ванька поспешно отошел от окна. А в дверь, что с лестницы - стучали. В несколько рук, торопливо, беспрерывно. И крики, удаленные комнатами и закрытыми дверями, казались особенно грозными. - Отворяй, дьявол! - Эй, отвори, говорят! Э-эй! И вдруг, откуда-то, со двора или с лестницы - прерывистый умоляющий крик: - Православ-ные!.. У-у-у!.. А-а-а!.. Право-слав... Оборвался... И когда затих, оборвался, этот жутким стоном пронесшийся крик, - по- нял Ванька, - кричал Славушка. Вспомнились вчерашние Славушкины слова: "Убивают на месте". Опять ощутил боль под ложечкою. И задрожали колени. Вынул из кармана револьвер. Положил на пол за дверью. Робкая надежда была: "Без оружия, может, не убьют". --------------- ГЛАВА ПЯТАЯ. А в дверь все стучали. Уже не кулаками - тяжелым чем-то. Трещала дверь. "Ворвутся - хуже", - тоскливо подумал Ванька. Вспомнил, что засыпаясь надо быть спокойным. Не грубым, не нахальным, но не надо бояться. По крайней мере не доказывать видом, что боишься. Ломтев еще учил: "Взял, мол, и веди. Не прошло и не надо". Подумав так - успокоился на мгновение. Подошел к двери, повернул круглую ручку французского замка. В распахнувшуюся дверь ворвались, оттеснив Ваньку, люди. Кричали, схватили. - Даюсь! Берите! - крикнул Ванька. Не бей, братцы, только! - Не бей? А-а-а! Не бей? - А вы людей убивать, сволочи? - Не бей? - Ага! - Не бей? Глушили голоса. Теребили, крепко впившиеся в плечи, в грудь, руки. А потом - тяжелый удар сзади, повыше уха. Зашумело в ушах. Крики словно отдалились. Вели, после, по лестнице с заложенными за спину руками. Толкали. Шли толпою, обступив тесным кольцом. Каждое мгновение натыкался то на чью-нибудь спину, то на плечо. Ругались... Ругань успокаивала. Скорее остынут! Когда вывели во двор, запруженный народом, увидел Ванька лежащего, головою в лужу, с одеждою, задранной на лицо, Славушку. Узнал его по могучей фигуре, по толстым ногам в лакированных сапогах. Страшно среди черной весенней грязи белел большой оголенный живот. И еще страшнее стало от вдруг поднявшегося рева: - А-а-а! Тащи-и!.. А-а-а!.. Шлепали рядом ноги. Брызгала грязь. Раз даже, брызнувшей грязью зале- пило глаз. В воротах теснее было, там столпилось много. Опять - ругань. Опять ударил кто-то в висок. - Не бей! - сказал Ванька негромко и беззлобно. Из ворот повели прямо на набережную. И, сразу тихо стало. Только мальчишеский голос, звонкий, в толпе, прокричал: - Пе-етька, скорей сюды! Вора топить будут! От этого крика похолодело в груди. Уперся Ванька. Брызнули слезы: - Братцы! Товарищи! От слез не видел ничего. И вспомнил почему-то, как освобождали его, в революцию из тюрьмы. Оттого ли вспомнил, что вели под руки так же, как тогда, оттого ли, что крик такой же был несмолкаемый? Или оттого, что всего два раза в жизни людям, многим людям, понадо- бился он, Ванька Глазастый? Прижатый к холодным липким перилам, с силою необычайною оттолкнулся от них и закричал, плача: - Братцы! Но крепко схватили за ноги, отдирали ноги от земли. - Православные! - крикнул Ванька и почудилось - не он кричит, а Сла- вушка. А потом перестали сжимать руки. Разжались. Воздух захватил грудь. Засвистел в ушах. Падая, больно ушибся о скользкое, затрещавшее и не понял сразу, что упал в реку. Только когда, проломив слабый весенний лед, погрузился в холодную во- ду, сжавшую, как тисками бока и грудь - тогда взвыл самому себе непонят- ным воем. Хватался за острые, обламывающиеся со стеклянным звоном, края льдин, бил ноющими от холода ногами по воде. А по обеим каменным стенам - берегам, толпились, облепив перила, лю- ди. И лиц не разобрать. И не понять, где мужчины, где женщины. Черная лента - петля, а не люди. Черная лента - змея, охватившая Ваньку холодным беспощадным кольцом. --------------- Рев возрастал. Гудело дикое, радостное: - Го-го-го!.. О-о-о!.. - А-а-а! Го-го-го... о-о!.. И нависало что-то на ноги, тянуло вниз, в режущий холод. С трудом, едва двигая цепенеющими ногами барахтался в полынье Ванька. И в короткое это мгновение вспомнил, как шутя топили его в Тараканов- ке мальчишки. В детстве, давно. Не умел еще плавать. Визжал. Барахтался. А на берегу выли от восторга ребятишки. А когда вытащили, сидел когда на берегу, в пыльных лопухах, - радост- но было, что спасли, что под ногами твердая, не страшная земля. И сейчас мучительно захотелось земли, твердости. Собрав последние силы, вынырнул, схватился за льдину, поплыл вместе с нею. А вверху, с берега, опять детский звонкий голос: - Э-эй! Вора то-пю-ют! Впереди, близко, деревянные сваи высокого пешеходного моста. Отпихнулся от льдины, налезавшей с легким шорохом, на грудь, поплыл к сваям. А с моста, на сваю, спускался человек. - Товарищ!.. Спаси-и! - крикнул Ванька. И непомерная радость захватила грудь. - Милый, спаси! Заплакал от радости. А человек, казалось, ждал, когда Ванька подплывет ближе. Вот - протянул руку. Крик замер на губах Ваньки. Только слезы еще текли... В руке у человека - наган. Треснуло что-то. Прожужжало у самого уха. Шлепнулось сзади, как каму- шек. Булькнула вода. Снова треснуло. Зажужжало. Шлепнуло. Булькнуло. И еще: треск, жужжание. Артем Веселый. МЫ. Действующие и участвующие: К р е с т ь я н е: П р о ш к а - "Над нами кверх ногами" : Т р и ф о н П а л е н ы й, член Совета : Бедняки. С а в е л, член Совета : К о с т ы ч и х а : Солдатки. А г р а ф е н а : М а р ь я, жена Прошки. К и р с а н Д о б р о с о в е с т н ы й, член Совета : К и р и л л Т р о ф и м ы ч, член Совета : В ы г о д а, член Совета : Середняки. Я к о в К о л ь ц о в, член Совета : С е м е н Ч а с о в н я : А г а ф о н - Бычьи губы, предс. Совета : Б е г о м Б о г а т ы й, член Совета : Кулаки. К л и м е н т и й Н а з а р ы ч : П о п. Д ь я к о н. П с а л о м щ и к. К р у т о я р о в - помещик. Д е с я т н и к. Р а б о ч и е и м а с т е р о в ы е: И л ю ш к а К а п у с т и н : Молотобойцы. Ф е д о р В и х р о в : П л а т о н ы ч : К р а с и в ы й : Рабочие. К у з ь м и ч : С т е п а н Е р о ф е и ч : Мастера. И в а н О л о в я н о й : Р а б о т н и ц ы: О л ь г а. С т а р у х а. М а ш к а Б е л у г а, жена Оловяного. П о д р о с т к и: П а ш к а Р я б о й - сапожный подмастерье. К у р у н : Ученики. А н д р ю ш к а Г о р б ы л ь : Р а н е н ы й. С л о б о д с к и е о б ы в а т е л и: Д о м о в л а д е л е ц. З а д у й - З а п л ю й, инвалид труда. А д я - Б а д я, нищий. П р о ш к а, дезертир. А к с и н ь я. Д а р ь я, жена Красивого. Деревенские мужики, бабы и ребятишки. Рабочие и работницы. Красноар- мейцы разных национальностей. Офицеры и солдаты неприятельской армии. Санитары. Граждане. --------------- КАРТИНА ПЕРВАЯ. (Сельская улица концом упирается в речку. Справа - лицо новой большой избы с крыльцом, вывеска "Лопуховский сельский Совет". Под окнами рыдван без колес, большие запакованные ящики, бревна. Гуторят с десяток мужиков.) С е м е н. Вот и машины. А то машины, машины... Т р и ф о н. Балабонили, как за язык повешены. А г а ф о н (из окна десятскому). Лупан, бей другорядь. Ровно задави- ло чертей. (Десятский бьет в чугунную доску. Не торопясь, по одному и кучками сходятся мужики, здоровкаются.) С е м е н. За деньги иль как?.. С а в е л. Купил ба село, да денег-то голо. А г р а ф е н а. Болезна... Все мается Марфутка-то? К о с т ы ч и х а. Какое - схоронила вчера. В ы г о д а. Не велик убыток. От парнишки какая ни на есть выгода, девка што... С е м е н. Лишний рот - всего в ей и мозгу... К о с т ы ч и х а. Все одно жалко... Каждо дите - нашего бабьего сердца кусок... Вам, мужикам, того не понять. А г р а ф е н а. Попробуйте породите - узнаете... С е м е н. Кто-кто, а Костычиха тужить не будет, еще народит - моло- дая... К о с т ы ч и х а. Нет уж. Родила, родила, да и чадило выбросила чор- ту на кадило. Будя. Г о л о с а: Скоро, што ли?.. Начинать пора... Коего лешего!.. А г а ф о н (из окна). Счас, счас - за писарем услал... К о с т ы ч и х а. За отпеванье поп не берет деньгами. "Хлеба, слышь, давай". Отнесла останный коровай... В ы г о д а. Как хочешь, так и клохчешь... К о с т ы ч и х а. А работник попов Митрошка увидал утрось меня на речке да и говорит: "Хлеб-от твой поп поросенку выкинул"... А г р а ф е н а. А-а, пес! Зажрался... С а в е л. Хотела угодить Богу, да угодила краюшкой-то поповскому по- росенку в корыто... (Из Совета на крыльцо выходит Агафон.) А г а ф о н. Ну, граждане, крестьяне, товарищи, приступим... Г о л о с а: Вали, вали!.. Выкладывай!.. Послушам!.. А г а ф о н. Из волости стало быть отношение, тоись нащет хлебной и мясной разверстки... Г о л о с а: Эх-хе-хе!.. Опять за то же!.. Припасли, наработали!.. Сукины дети, дармоеды!.. С мужика дери три шкуры - обрастет!.. А г а ф о н. С тридцатки по шешнадцать пудов, а со всего общества, стало быть, восемь тыщ... Г о л о с а: По шешнадцать!.. Не мыслино... Мужики, хлеб - от чего ноне был... От колосу до колосу не слыхать голосу... В долах сопрел, на огорках выгорел... У меня сам-сам дай Бог... Опять и обмолот неправильный... Разбой!.. Не дадим, да и все тут!.. Согласу нашего нет... Так и писать приговор от общества... Нет нашего на то согласу и - шабаш... А г а ф о н. Разобраться надо как и што... Г о л о с а: И разбираться нечего... Слыхали. Нам дают чего? Соли, дегтю, гвоздей!.. Согласу нашего нет... С а в е л. Жметесь, жалко... А раньше господ кормили - не считали... Г о л о с а: Голова, последнее выгребают!.. Нече сухое сено ворошить... Вы по себе, мы по себе... Брали-брали!.. Хлеб-от он раз в год родится... К о с т ы ч и х а. А самогонку пошто глохтите?.. Я к о в. Это ты оставь - самим животы подвело... К л и м е н т и й Н а з а р ы ч. В амбарах мыши с голоду дохнут... В ы г о д а. Всех кормить - никакой выгоды нет. Я к о в. Много их тут поднаберется жрать-то... Пусть передохнут кои, на всех и земля родить не поспеет. А г р а ф е н а. Вон, Климентий жеребца мукой кормит... К л и м е н т и й Н а з а р ы ч. Шкура, на чужой стог вилами не пока- зывай. Свое наживи... Т р и ф о н. Наживать нам было неколи... Мы за вас страдали, кровь лили. К о с т ы ч и х а. У меня самого семой год нет, сгиб. С о л д а т к и: Что им рыланам!.. У нас почесть ни у кого мужиков в дому нет!.. Куда не повернись - одна... В мызг уездились... Без разгибу, без отверту... Ай в них душа, а в нас ветер... А г а ф о н. Бабы, прекратите прения - заткните глотки!.. П р о ш к а. Д-да... Пришей кобыле хвост! К л и м е н т и й Н а з а р ы ч (солдаткам). Вам хошь масло лей на голову, все будете говорить деготь... Свиньи некультурные! С а в е л. Вы же сами понимаете, на кого идет ваш хлеб. Г о л о с а: Обувай собаку в лапти!.. Погодьте, отрыгнется вам мужичий хлеб!.. Нет нашего согласу. Выходит дело борона...

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє