▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
ом, если хорошо эту сотню сделаете, я еще тысячу штук вам зака- жу. - Когда? Слышите, Марья, Данила: тысячу штук! - Ну, потом, после. - Все-таки приблизительно когда? Мы должны собраться с материалом. - Ну, через пару дней после того, как эти сделаете. Смотря, как эти сделаете. Если хорошо эти сделаете. Все от этих будет зависеть. Что-о? И заказчик ушел. А в доме сейчас же поднялся невообразимый скандал. Марья нападала на Афанасия. - За такую цену отдать такие зажигалки! - набросилась она на него. - Полоумный! Да я бы эту сотню на базаре дороже продала! За такую цену на базаре любая будка или любой столик хоть тысячу штук у тебя заберет, не надо и заказчика ожидать! Разве это цена? Это не цена. - Пускай наживает, - пришибленно отвечал Афанасий. - Ему с ними тоже не малая толока будет, покамест он всю сотню пропустит, из-за каждой за- жигалки с каждым всяким трепать языком. Марья продолжала беситься. Афанасий ее усмирял. - Теперь уже поздно языком колготать, - говорил он, все более приходя в себя. - Дело сделано. Надо было раньше смотреть. А теперь я сам ум те- бе вставлю. - Как это так "раньше", как это так "раньше"? - дергалась всеми свои- ми мышцами Марья. - Ты же одного слова не давал мне сказать и цыкал на меня, как на собаку! И я тебе, старому дураку, все время моргала глазами от стенки; "не уступай, не уступай, жид прибавит". И разве ты не слыхал, как я кашляла каждый раз, как ты собирался спускать свою цену? Потом смотрю, ты взял и ляпнул. И главное, за какую цену? За цену-то какую? Больно даже подумать. А меня всегда ругаешь, если я на базаре под конец дня иногда за такую же цену товар отдаю. Мне нельзя, а ему можно! Но там дело идет только об нескольких штуках, об двух, об трех, а тут мы сразу теряем на сотне. Вот это надо понять! - Кончено! - отрезал рукой Афанасий. - Замолчи! И пошел к станку. XII. - Кушай, Афоня. Хорошенько кушай. Поправляйся, - говорила мужу за обедом Марья, несколько дней спустя, когда сдали заказ и получили ос- тальные деньги. - А когда покушаешь, сходим в город, купим тебе новые штаны, пока не проели все деньги. - Что-то не хочется мне штаны в магазине покупать, - смущался Афана- сий. - Лучше на толчке. - О! - вскричала Марья, смакуя второе блюдо, приготовленное только по случаю получки денег. - Опять на толчке! Всю жизнь одеваться будешь на толчке! Хотя один раз в жизнио день на себя штаны по мерке, чтобы были как раз по тебе! - Может, завтра? - расковыривал Афанасий ложкой на тарелке знаменитое "второе", громадную цельную тушоную морковину, приятно попахивающую из надломов как бы свежей сосновой смолой. - Почему завтра? Нет, нет, не будем откладывать! А то деньги разой- дутся, а тебе опять будет нечего в праздник надеть. Смотри, в каких лох- мотьях ты ходишь. - А какая разница, в лохмотьях человек или нет? У меня работа домаш- няя, а свои, домашние, не осудят. После обеда супруги взяли деньги и отправились со своей слободы на главную улицу города: там выбор готовых брюк был больше. Афанасий не выходил на главную улицу годы, и теперь проспект поразил его эффектностью многоэтажных зданий, роскошью магазинов, многолюдностью тротуаров, праздностью толп, их нарядами. Что сегодня здесь: будни или Пасха? Почему же они не работают? И какие это люди: русские или нет? Скорей всего, что нет. Скорей всего, он попал за границу, где все чис- тые, сытые, богатые... - Машенька, пойдем лучше на базар, там проще, - морщился Афанасий, стеснялся окружающего блеска, теснее прижимался к единственно близкому ему тут человеку, к жене. Он держался за ее рукав, как ребенок держится при чужих за юбку мате- ри. - Провались ты с твоим базаром! - озлилась Марья, у которой глаза так и горели при виде в магазинах предметов комфорта. - Я твой базар уже ви- деть не могу! - Тут купить штаны нашего капиталу не хватит. - Не хватит - уйдем. А за спрос денег не берут. Что мы хуже людей, что ли, что ты всего боишься? Я тут никому не спущу, пусть только нас кто-нибудь тронет. Афанасий робел перед каждым чисто вымытым стеклом витрины, перед каж- дой сияющей дверной ручкой магазина. И он не переставал поражаться храб- рости Марьи. Нет, бабы развязнее мужчин. Бабы могут требовать. Им дос- тупнее везде проникать, всего добиваться. Ишь, как Марья разговаривает с образованными приказчиками! Как равная. Как будто у нее полные карманы денег и на улице ее ожидает собственный выезд. А между тем один цветис- тый галстух, что на шее приказчика, стоит дороже, чем все, что надето на ней. А на их улице соседи еще дразнят ее: "косая", "косая"... Вот тебе и "косая"! Если бы не эта "косая", он уже сто раз бы погиб. Она ему верный друг и помощница в жизни. Разве он сам когда-нибудь в жизни надел бы на себя новые штаны? А сегодня наденет. Один раз она его так же силой к доктору вела, толкала в спину, била, плакала, жаловалась на него на ули- це прохожим, а потом оказалось, что она ему жизнь спасла. Раз даже - смех вспомнить! - к зубному врачу свела... Смелый, смелый и еще совсем мало оцененный этот народ, бабы! В магазине готового платья перед оторопелым Афанасием разложили на широком прилавке брюки всевозможных сортов, суконные, шевиотовые, бумаж- ные, с рисунком, в полоску или клетку и без. - Ну, выбирай! - раздраженно уставила Марья белок косого глаза на Афанасия. - Чего же ты стоишь, за меня прячешься? Марья чувствовала себя в богатом магазине так легко, точно она была хозяйкой разложенных по полкам мануфактурных сокровищ. Афанасий придвинулся ближе к прилавку и начал выбирать. Он искал для себя вещь погрубее, подолговечнее, прощупывал главным образом толщину материи, смотрел на свет, какая плотность, пробовал на ладони вес, какие потяжеле. В магазине перед приказчиком он страдал и волновался, как в полиции перед приставом. Он выбрал брюки самые твердые, по твердости бо- лее похожие не на брюки, а на валенки, разложил их на прилавке, с раст- роганными глазами погладил рукой, и, прежде чем спросить о цене, начал усиленно глотать пересохшим горлом слюну. У него и голоса не было, и слов подходящих для вопроса не находилось. Наконец, подняв на приказчика красные, как заспанные, глаза, он спро- сил не своим голосом: - Сколько зажигалок за них? Лицо приказчика изобразило гримасу удивления. - Что-с вы-с сказали-с? - с привычной галантностью преклонил он ближе к Афанасию одно ухо, а сам в это время разглядывал надетую на токаре шишковатую от заплат дерюгу. Марья ударила мужа по плечу, точно будила его. - Это он так, - объяснила она приказчику. - Он спрашивает, какая этим штанам цена. Уже заговариваться стал, - прибавила она тише с укором. - Вроде ополоумел... Приказчик притворился, что не знает цены брюкам, щуро посмотрел на исписанный трехугольный бумажный билетик, пришпиленный булавкой к поясу брюк, нарочно на глазах у покупателей поиграл со свинцовой пломбочкой, зачем-то прикрепленной там же, потом обменялся быстрым воровским взгля- дом с хозяином, пузырем, сидящим в кресле за кассой, и назвал цену. Марья вскрикнула. Не только у них самих никогда не было подобных де- нег, но они даже не слыхали, что вообще у кого-нибудь бывают такие деньги. На Афанасия количество рублей уже давно не производило никакого впе- чатления, на него производило впечатление только количество зажигалок, и он стоял перед прилавком и, беззвучно шевеля губами, мысленно переводил сумму рублей, названную приказчиком, на зажигалки. Он высчитывал, сколько раз уложится стоимость зажигалки в стоимости штанов. Выходило 2253 раза. Значит, одни штаны стоили 2253 зажигалки, или 112 1/2 дней самой каторжной работы. И это, если не пить, не есть, ничего на себя не тратить, работать только на штаны. А если и питаться и откладывать ма- ленькие сбережения на покупку штанов, тогда на них придется проработать сверхурочно года два-три. Вот сколько своего соку он должен отдать за новые штаны. - Пойдем, - взяла его за руку, как слепца, Марья и вывела из магази- на. - Пардон! - закричал им вслед образованный приказчик, и дирижируемый спокойными глазками неподвижного пузыря, погнался за ними. - А сколько вы хотели дать? Пожалуйте-с, пожалуйте-с! Можно уступить! Но Афанасий и Марья ничего ему не ответили. Они были так оглушены, что даже не слыхали его вопроса. Марья только обернулась белком косого глаза назад и с испугом посмотрела на дом, из которого они так счастливо спаслись. Дом был чудовищно громадный. А у Афанасия все еще стояла в глазах страшная цифра: 2253 зажигалки. По пути домой они останавливались перед витринами эффектных магазинов и рассматривали разложенные там товары. - Ого! - назвала Марья цену в рублях, помеченную на блестящем никке- левом кофейнике в окне магазина металлических изделий. На Афанасия рубли не произвели никакого впечатления. С равнодушным лицом он смотрел на кофейник и мысленно переводил рубли на зажигалки. - Да, - только после решения этой арифметической задачи лицо его вдруг приняло живое, необычайно осмысленное выражение, - из этого кофей- ника кофию не попьешь. - Было бы что пить. - отозвалась Марья. - Был бы кофий, а из чего его пить всегда найдешь! Его можно и из кастрюли пить. - Все деликатность! - со злобой произнес Афанасий, скривил лицо и сплюнул на тротуар. - Ветчина! - стояли они затем перед окном следующего магазина, при- надлежавшего производительно-потребительскому кооперативу сотрудников отдела народного питания. - Даже сквозь стекло слышно, как копченым пахнет, - потянула Марья от стекла в себя воздух. - Это не пахнет, это так аппетитно разложено на блюде, что кажется, что пахнет, - поправил ее Афанасий. - А какая сумасшедшая выставлена за нее цена, за фунт, - вскричала Марья. Афанасий опять произвел умственную работу, высчитал, сколько зажига- лок уложится в фунте ветчины. - 32 зажигалки за фунт, - возмутился он. - Ловко. - Ловко с нашего брата шкуру дерут, - прибавила Марья. - Я бы им этой ветчиной по морде, по морде, по морде! - сказал Афана- сий, увлекая Марью прочь от витрины. - Галоши! - через минуту глядели они сияющими глазами на сияющие но- венькие галоши в окне склада резинового треста. - 387 1/2 зажигалок за пару галош! - мотал головой Афанасий. - Лучше всю жизнь босиком проходить! - И находятся люди, которые всем этим пользуются! - уязвленно поделав губами, медленно проговорила Марья. - Ого, еще сколько! - тряхнул бородой Афанасий. Он вдруг почувствовал страшное утомление от всего этого: от бес- цельной ходьбы, от окружающего движения, шума, чистого воздуха, уличного света... Придя домой и торопливо влезая в грубую холщевую рабочую блузу, от хотел сказать жене, чтобы она посмотрела в соседней комнате на часы, сколько времени, а вместо этого крикнул: - Маша, глянь-ка там сколько зажигалок? - Где, каких зажигалок? - Да на часах. - Какие же зажигалки на часах? Ты уже что это? - Я спросил, сколько время, а она "зажигалки"! - Нет, ты сказал "сколько зажигалок". Давеча и в магазине у приказчи- ка спросил: "сколько зажигалок за брюки". Данила рассмеялся. - Видите, отец, зажигалки у вас уже в печенках сидят. В это время Марья крикнула из другой комнаты, который час. - Ишь, сколько время потерял зря, - покрутил головой Афанасий и пос- тавил привычную ногу на подножку токарного станка. - Сколько за это вре- мя можно было сделать зажигалок? - завертел он ногой колесо и стал выс- читывать, сколько зажигалок уложится в потерянных им часах... С некоторых пор он и время мерял не часами, а зажигалками. Два часа времени означало у него одну полную зажигалку. Один час равнялся полови- не зажигалки, полчаса - четверти зажигалки... - Вжж... вжж... - доставляя ему истинное удовольствие, гудел под на- жимами его ноги станок. - Вжж... вжж... Марья, ты меня в город больше никогда не води. Сроду я в нем не был и сроду не буду. Ну его! Вжж... вжж... А Данила, работая над чуждыми его душе ничтожными зажигалками, легко и вольно продолжал думать и мечтать о своем, о великом, о том, о чем он думал все время, пока его отец и мать ходили в город за новыми штанами. Что же все-таки он будет изображать на своих замечательных картинах? Что-нибудь самое важное для человека, необходимое ему более, чем даже хлеб. Что же это такое? Он, как фабрично-заводский рабочий, никогда не видит солнца. Его отец, как фабрично-заводский рабочий, никогда не видал солнца. Его дед и его прадед - тоже. Словом, весь фабрично-заводский рабочий класс никогда не видит солнца. А без солнца даже растение растет уродливо - криво... И вот он все свои картины будет заливать солнцем и таким солнцем, какого еще ни у одного художника не было. Кто может дать сильнее почувствовать солнце, как не он, вечный пленник бессолнечной мастерской! Он глубже всего чувствовал солнце в самом раннем детстве, когда был безгранично беспечен. И с тех пор он всю свою жизнь носит в себе то дав- нишнее чувство солнца. Проснешься утром, оторвешься от волшебных детских снов, откроешь глаза и видишь перед собой еще более волшебную явь: соча- щиеся в комнату изо всех щелей ставен золотые лучи росисто-утреннего, ароматного солнца. Мгновенно забываешь обо всем, срываешься с постели, торопишься наверстать упущенные во сне часы, минуты, мчишься на воздух, на двор, на улицу, к детям, к воробьям, к собакам, ко всей звенящей в ушах земной жизни, к венчающему эту жизнь солнцу! Вот таким притягательным, таким пробуждающим к большой жизни будет на его картинах солнце. Каждый, кто взглянет на его картины, моментально забудет про свои го- ды, старый он или молодой; забудет про свои маленькие, частные, буднич- ные, годами налаженные дела; забудет даже про то, что он будто бы хорошо знает и понимает и исповедует; и вдруг, как бы воскреснув из мертвых, вновь испытает ту стихийную органическую животную тоску по солнцу, кото- рая не считается абсолютно ни с чем, ни с какими препятствиями, и кото- рая так хорошо знакома каждому по его годам раннего детства. Солнце! XIII. - Меди! - весь день и все дни твердит Афанасий. - Как можно больше меди! Главное - медь! Не будет меди, и мы все пропадем, как собаки! Из чего мы тогда будем делать зажигалки? И потом каждый день надо ожидать того заказчика на 1000 штук. Тысяча штук это не шутка! На этом заказе сразу можно будет поджиться! Наверное он адрес потерял и теперь где-ни- будь блукает по улицам, нас ищет! - Да, - озлилась Марья наивности мужа. - Ты все еще помнишь про него. А он уже давно забыл про тебя. Неужели ты думаешь, что он на самом деле имел заказать нам 1000 штук? - А почему же нет? - Он врал. - А какой расчет ему врать? - Чтобы вы ту сотню старались как можно лучше сработать. Данила перестал драть наждачной шкуркой медь и тоже ввязался в разго- вор. - Вы, отец, делаетесь как маленький, - сказал он с горечью. - Вы каж- дому выжиге верите. Вас обмануть - раз плюнуть. Он и про отправку товара врал. Просто его жена и дети торгуют на базаре в будках или на столиках, и он хотел достать для них товару получше и подешевле. Вот и все. - А зачем же ему было и про отправку врать? - Для форсу, - опять заговорила Марья. - Для весу. Как вообще торго- вый человек. - Не он придет - другой придет! - стоял твердо на своем Афанасий. - Запас меди все равно надо иметь. Хорошо, что у меня в тот раз был старый запас меди, а то бы мы и с той сотней не управились. Теперь, если кто где увидит медь, забирайте прямо без никаких, или мне говорите, я забе- ру. Вы и раньше всегда смеялись надо мной, когда я мимоходом всю жизнь везде медяшки подбирал, а вот она нам и пригодилась, вся дочиста в дело ушла. Заворушка в России будет, спичкам не жить, зажигалки пойдут! Я это знаю, я предчувствую, я старый человек, я никогда не ошибаюсь, вот уви- дите, тогда помянете мое слово. И ни у кого тогда не будет меди, у одно- го меня будет медь, и я на одной меди сколько тогда заработаю! И со странным упорством Афанасий стал отовсюду тащить в свой дом все, что было сделано из меди. Ночами, когда все спали, и праздниками, когда все не работали и отдыхали, он перекидывал через плечо мешок и отправ- лялся в город на поиски драгоценного для него металла. В углах комнат, на полках кладовок, на чердаке под крышей, в сарае на дворе, везде была навалена разная медь: листовая, трубчатая, проволоч- ная... Но больше всего Афанасий приносил медного лому, остатков всевоз- можных старых медных вещей: сплющенных кастрюль, измятых умывальников, гирь от стенных часов, пряжек от сбруи... - Два дня семейство сидит без обеда, а он опять где-то меди купил! - жаловалась с плачем Марья, следя в окно за Афанасием, как он украдкой от всех прошел двором прямо в низенький сарайчик, держа под полой какой-то твердый угловатый предмет, похожий на медную прозеленевшую раму от раз- битого стеклянного аквариума. - Ты опять откуда-то медь приволок! - встретила она его появление в комнате еще более отчаянным криком. - Луч- ше бы хлеба семейству купил! И сам голодный ходишь, на кого стал похож, и нас голодом моришь! - Я ее почти что задаром купил, - оправдывался Афанасий, тревожно озираясь на своих, как на чужих. - За эти деньги хлеба все равно не ку- пить. А медь сгодится. Ее все трудней и трудней достать. Она вот-вот совсем прекратится. За два летних месяца Афанасий осунулся, постарел, одряхлел. Глаза его угасли, помутнели, он, как никогда, затосковал, заскучал. Единственной его отрадой были медные вещи. Он смотрел на них долго, упорно, с удовольствием, почти с обожанием и с умильной улыбкой подробно высчитывал, сколько из какой медной вещи можно выкроить зажигалок. Что ни держал он в руках медное, что ни попадалось ему на глаза сделанное из меди, какой бы медный предмет ни выкапывал он из своей старческой памя- ти, - все тотчас же мысленно перекраивал на зажигалки: это пойдет на корпуса, это на винтики, это на ниппеля; из этого можно навить пружинку; это свернуть на трубки для камушка... Таким образом он в воображении своем уже переделал на зажигалки почти все медные вещи, существующие на земле: предметы домашней утвари, церковные колокола, части паровых ма- шин, превращал в лом целые океанские пароходы... Он и возиться любил только с одной медью, от чего его руки насквозь пропахли желтой самоварной медью, и ему был истинно приятен только один этот запах, единственный возбуждающий его жизненную энергию. В седых во- лосах его, на голове, в бороде и усах всегда искрились золотые опилки меди. В одиноком раздумье и в разговоре с другими он любил покусывать зубами или крошить в руках крепкую, с едким вкусом, медную стружку. Медь пропитала, просочила этого человека всего. Казалось, она сдела- лась его второй кровью: отнять у него медь, и сердце у него перестанет биться. И ни один предмет, сделанный не из меди, совершенно не останавливал его внимания, казался ему просто несуществующим, не занимающим на земле места и невидимым, как невидим воздух... XIV. - Солнце... - сидел Афанасий за столом, за обедом, вместе со всеми, и задумчиво рассуждал, пронизывающе сощурясь на огненно-золотой шар солн- ца, уже коснувшийся нижним своим краем крыши соседнего дома. - Солнце... На кой оно?.. Из него не сделаешь ни одной зажигалки... - Ого, отец! - грубо усмехнулся Данила в свою тарелку, жадно жуя. - Ты, кажется, скоро уже и солнце будешь кроить на зажигалки! - Солнце... - с тихой страстью в голосе и во взгляде воскликнул Афа-

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє