нтерес, служанка  тут
же выпрямилась. Прирожденная кокетка - совсем не то что...
   С усилием оборвав печальные мысли, Пэрри понес свою миску  к  столу  и,
усевшись, принялся за суп. Вскоре он увидел, как хозяин показывает  что-то
своему собеседнику. Должно быть, тот камешек...  Что  ж,  Пэрри  вовсе  не
пытался никого убедить, будто это бриллиант стоимостью в целое  состояние.
Разве он виноват, если владелец постоялого двора вообразил  не  Бог  весть
что? Наверное, еще радуется, что ловко надул деревенщину...
   И все же Пэрри мучила совесть. Затем  он  подумал  о  том,  что  хозяин
скорее  всего  сумеет  сбагрить  свое   "сокровище"   другому   не   очень
разбирающемуся в драгоценностях торговцу и в убытке не останется.
   Сытно поужинав, Пэрри мог как следует выспаться, однако  его  одолевали
мучительные  воспоминания.  Снова  взглянув   на   запястье,   ему   вдруг
показалось, что от пятнышка крови исходит тепло, как будто  его  согревает
душа Джоли...


   Перед самым рассветом Пэрри резко проснулся. Неужели опять где-то  лают
псы?.. Нет-нет, это  совершенно  невозможно!  Уж  если  они  за  кем-то  и
гонятся, то во всяком случае не за ним. Ведь он  ушел  от  преследователей
так далеко...
   Тем не менее Пэрри поспешно  обулся  и  спустился  с  лестницы.  Хозяин
постоялого двора был уже на ногах и раскладывал в буфетной буханки хлеба.
   - Если бы вы позволили мне взять одну с собой, добрый  господин,  я  бы
тут же отправился в путь, - сказал Пэрри.
   Нетрудно было догадаться, о чем в это  время  думал  хозяин.  Вероятно,
буханка хлеба показалась  ему  не  слишком  дорогой  ценой  за  то,  чтобы
избавиться от постояльца, а заодно и лишнего свидетеля. Ведь, кроме Пэрри,
никто не знал, откуда взялся "драгоценный" камешек, а значит, никто не мог
его отобрать... Владелец гостиницы подал оборванцу буханку.
   - От всего сердца благодарю вас за вашу щедрость,  -  обрадовался  тот,
засовывая хлеб за пазуху. Затем он поспешил в путь.
   Теперь лай собак слышался еще отчетливее.  Пэрри  осторожно  пробирался
вдоль городских улочек, пока не в силах справиться с  закравшимся  в  душу
подозрением, и вдруг сделал петлю и, вернувшись к постоялому  двору,  стал
наблюдать за ним из укрытия.
   Вскоре он увидел рвущихся с  поводков  собак,  которых  крепко  держали
солдаты. Их лица показались Пэрри  знакомыми...  Но  как  им  удалось  его
догнать?
   Затем он расслышал громкие голоса:
   - Колдун... убил сержанта... за его голову объявлено вознаграждение...
   У Пэрри уже не оставалось сомнений - за ним снова охотятся!
   Понимая, что оставаться поблизости опасно, юноша бросился  прочь.  Одна
мысль не давала ему покоя: каким образом его преследователям  удалось  так
безошибочно напасть на след? И почему  же  тогда  они  не  могли  заметить
колдуна, когда он был совсем рядом? Его уже дважды настигали, и каждый раз
ему удавалось сбежать у них  из-под  самого  носа.  Интересно,  откуда  им
известно, что он не сгорел вместе с той несчастной старухой в огне?
   И все же солдаты были твердо уверены в  том,  что  колдун  жив.  О  его
точном местонахождении они скорее всего не знали - поэтому и  прихватывали
с собой ищеек. Все это очень походило на охоту за лисой, на  след  которой
напали, но никак  не  могут  обнаружить  самого  зверя.  Что  же  за  этим
скрывается? Превратившись в волка, Пэрри нисколько не  сомневался  в  том,
что его никто не найдет. То же самое  было,  и  когда  он  принимал  облик
ворона, а затем лошади...
   Внезапно Пэрри осенило - все дело в его превращениях! Его  подлавливают
на  волшебстве,  от  которого  исходит  особая  аура  -  колдуны  способны
безошибочно определять ее даже на расстоянии. Например, отец Пэрри  твердо
знал, что в их округе нет равного ему по могуществу, иначе  он  уловил  бы
его по магии. Возможно,  у  крестоносцев  есть  свой  собственный  колдун,
который выслеживает других, когда те прибегают к волшебству... Что  ж,  не
удивительно, что с таким всевидящим помощником солдаты без труда вычислили
его отца, а затем и самого Пэрри! Ведь каждый раз когда  он  колдовал,  он
становился для них мишенью.
   Убежав от погони в волчьем облике, Пэрри обратился в человека и тут  же
едва не попался. Он решил,  будто  его  просто  выследили,  однако  теперь
понимал, что это не так. Ведь улетел же он от  солдат,  не  оставив  после
себя вообще никаких следов, однако, как только превратился в  человека,  о
его местонахождении  сразу  стало  известно  врагам.  А  может  быть,  его
обнаружили, когда он обращал воду в вино? Его путешествие в образе лошади,
наверное, тоже не осталось незамеченным - просто солдаты не смогли за  ним
тогда угнаться. Но они неотступно следовали по пятам.  Затем  Пэрри  снова
принял  человеческий  облик  -  схватить  его  в  тот  же  день  в  городе
крестоносцы, конечно, не успели, но  надеялись  сделать  это  рано  утром,
когда он еще спал. И Пэрри почти уже был у них в руках...
   Что ж, теперь он хотя  бы  знал  о  своей  уязвимости.  За  ним  следил
могущественный колдун, а  солдаты  лишь  слепо  следовали  туда,  куда  их
направляли, с помощью собак подтверждая правильность маршрута.
   Что мог  противопоставить  этому  Пэрри?  Крестоносцы,  похоже,  твердо
решили с ним расправиться.
   Неожиданно он нашел выход - необходимо скрыться, надежно и  надолго.  И
отказаться от колдовства. Ведь оно уже  стоило  жизни  старой  крестьянке,
которой юноша захотел помочь... Наверняка следующей окажется его жизнь.
   Однако у Пэрри не было ни денег, ни  вещей.  Если  он  не  найдет  себе
средств к существованию, то просто умрет с голоду. Впрочем, как  он  может
решиться наняться на работу, если за его голову объявлена награда...
   И тут Пэрри услышал негромкое пение - оно  как  будто  заворожило  его.
Понимая, что любое промедление опасно,  юноша  все  равно  остановился,  а
затем направился на голос.
   Вскоре он увидел монаха - из тех, что зарабатывали себе  на  пропитание
пением. Однако, в отличие от  многих  других,  голос  монаха  отличался  и
красотой, и силой.
   Пэрри вспомнил, что у него самого неплохой голос. Да ведь он  тоже  мог
бы продержаться за счет пения! Никому и в голову  не  придет,  что  бедный
монах-певец - колдун.
   Юноша подошел к монаху:
   - Святой отец, я с восхищением слушал, как вы пели. К какому ордену  вы
принадлежите?
   - Я всего лишь один из бедных братьев, сын мой, - ответил тот.
   Пэрри подумал, что к такому братству было бы не трудно присоединиться.
   - А принимаете ли вы к себе новообращенных?
   - С радостью! Умеешь ли ты петь?
   - Да, брат.
   - Тогда я хотел бы тебя послушать.
   Пэрри пропел рефрен, который только  что  услышал  от  монаха.  Обладая
прекрасным слухом, он легко запоминал любую музыку. Такого пения монах еще
не слышал.
   - Идем со мной! - взволнованно воскликнул он.
   По дороге они успели немного  познакомиться.  Монах,  который  назвался
Кротким Братом, объяснил, что, вступая в братство, у них принято  выбирать
себе подходящее стремлениям прозвище.
   - Тогда я, пожалуй, буду Скорбящим,  -  нисколько  не  рисуясь,  сказал
Пэрри.
   - Как угодно. Мы не копаемся в прошлом - довольно лишь прозвища.
   Они вошли в обычный  городской  дом,  сложенный  из  камней  и  бревен,
который казался прочнее деревенских, но нисколько не чище.  Здесь  и  жили
братья. Один из них, который встретил пришедших, представился  Недостойным
Братом.
   - Я бы хотел называться Скорбящим Братом, - обратился к нему Пэрри.
   Взглянув на него, Недостойный кивнул:
   - Твое лицо отмечено печатью скорби, брат.
   - Здесь мы стараемся всем делиться с остальными, - заметил Кроткий.
   Пэрри не потребовалось долго объяснять:
   - У меня как раз есть буханка хлеба.
   - Благослови тебя Господь, брат, - с благодарностью откликнулся  второй
монах.
   Как будто по мановению руки, появились другие братья. Хлеб разделили, и
скоро от него не осталось и следа.
   - Такого чудесного голоса, как у брата Скорбящего, я еще не  слышал,  -
сказал Кроткий. - Думаю, сегодня нам следует поработать вместе,  чтобы  он
смог освоиться.
   Для Пэрри подыскали мантию с капюшоном, которые носили не принявшие сан
монахи, и кружку  для  подаяний.  Затем  братья  отправились  в  город  на
привычную работу.
   Добравшись до людного места, например, до рынка, монахи начинали  петь.
Пэрри удавалось не только быстро схватывать мелодии, но и переделывать  их
для второго голоса, отчего пение казалось еще красивее.
   Результат превзошел все ожидания. Пэрри и раньше  удавалось  заставлять
свой голос звучать так, будто ему аккомпанирует целый  оркестр.  Теперь  в
первый раз он пел для других. По этой ли  причине,  потому  ли,  что  горе
придало его пению больше чувства и он стоял  бок  о  бок  с  другими,  или
потому,  что  его  благословлял  сам  Господь,  однако   мелодия   звучала
по-особому. Голоса монахов крепли, сливаясь в единый мощный хор.
   Группу тотчас же окружили слушатели, а когда пение стихло, в протянутые
кружки со звоном посыпались монеты. Чтобы скрыть смущение, певцы  опустили
глаза - никогда раньше они не получали такой щедрой благодарности.
   Признавая, что это во многом заслуга Пэрри, Кроткий Брат незаметно сжал
ему руку. Другие монахи, которые поначалу отнеслись к появлению новенького
сдержанно, теперь с радостью приняли его. Хотя, посвятив свои жизни  Богу,
они и обрекали себя на лишения, доводить эти лишения до  крайности  никому
не хотелось.
   День выдался удачным. Вернувшись домой,  монахи  могли  позволить  себе
более сытную, чем обычно, трапезу. Многие из них в  тот  вечер  подошли  к
Пэрри с примерно одинаковыми словами:
   - Глубоко сочувствую тому несчастью, что привело тебя к нам,  брат,  но
даже в самой тяжелейшей беде бывает доля хорошего. Добро пожаловать в наше
братство!
   В отличие от веры, горе Пэрри было действительно глубоко, но он не  мог
не увидеть в своем положении и преимущества - теперь у него появился дом.
   Если бы только он мог разделить его с Джоли!


   Прошел год. Тщательно стараясь не выдать себя колдуну,  который  служил
крестоносцам, Пэрри ни разу не  прибег  к  магии.  Он  по-прежнему  пел  с
монахами, их  группа  процветала.  Путешествуя  из  города  в  город,  они
воспевали хвалу Господу. Пэрри не сомневался в том, что  справедливый  Бог
не допустил бы  развязанного  от  его  имени  крестового  похода,  который
опустошил Южную Францию, и,  уж  конечно,  не  позволил  бы  убить  такого
ангела, как Джоли... Однако Пэрри пытался ничем не  отличаться  от  других
братьев. Свои истинные чувства можно было легко заслонить словами  о  том,
что всемогущий  Бог  осуждает  творящееся  в  мире  беззаконие  и  требует
вернуться к вечным ценностям, таким, как великодушие и прощение.
   Но со временем случилось необычное - Пэрри обнаружил, что сам  начинает
верить в эти слова. Ведь в самих понятиях великодушия и прощения  не  было
ничего дурного, а пути  Господа,  казавшиеся  порой  странными,  часто  не
поддавались разуму простого смертного. Конечно, Пэрри так и не смирился  с
потерей Джоли,  хотя  постепенно  понял,  что  его  новая  жизнь  способна
принести миру больше добра, чем прежняя. Раньше  за  приемлемую  плату  он
выручал лишь обитателей одной-единственной деревушки,  теперь  же  помогал
всем населяющим страну жителям осознавать свои грехи  -  так  же  как  сам
осознавал свои прошлые ошибки.
   Однако все это не оправдывало ни гибели его отца Колдуна, ни Джоли,  ни
старой крестьянки... Явись к Пэрри  Господь  и  призови  его  стать  нищим
монахом, юноша стал бы  им  -  для  этого  вовсе  не  обязательно  убивать
прекрасных людей.
   Где же таилось зло? С тех пор  как  боль  утраты  немного  притупилась,
Пэрри неуклонно размышлял над этим. Постепенно он  пришел  к  выводу,  что
искать причину необходимо  в  самом  бытие.  Он  задумался  над  сущностью
Лукавого. Вероятно, тот предвидел, что беспорядки и смута окажутся ему  на
руку, и поэтому нарочно бросил Южную Францию в огонь войны. Таким образом,
крестовый поход, развязанный во имя Бога, на самом деле был не  чем  иным,
как дьявольскими кознями.
   Естественно, Пэрри ни с кем не стал делиться своим открытием - он и сам
не сразу в это поверил. Однако как может мириться с  подобной  подтасовкой
сам Господь? Напрашивался  только  один  ответ  -  Он  просто  не  обращал
внимания. Все Его достойные начинания, не успев развиться, перехватывались
Люцифером, который обращал  их  в  полную  противоположность.  Вот  так  и
крестовый поход  почти  с  самого  начала  принял  чудовищную  форму  -  в
сравнении со всем злом, которое он нес, горе  Пэрри  казалось  лишь  малой
песчинкой.
   Еще молодого человека поражало то, что капелька крови на  его  запястье
время от времени становилась горячей  -  как  будто  жила  какой-то  своей
собственной жизнью. В конце концов Пэрри подумал, что таким способом  душа
Джоли, возможно, пытается с ним связаться.
   - Джоли, - однажды позвал он. - Приди ко мне!
   И из крови, смутный и  парящий,  как  дымка,  перед  ним  возник  образ
любимой. Так, значит, Танатос сказал правду -  он  не  забрал  ее  душу  с
собой!
   Сначала  она  не  могла  ни  говорить,  ни  двигаться.   Однако   Пэрри
разговаривал и обращался с нею со всей любовью - как с  единственным,  что
ему осталось от жены, и постепенно душа полностью приняла облик Джоли. Шаг
за шагом она научилась общаться с Пэрри - конечно, не с  помощью  слов,  а
непосредственно  передавая  ему  свои  мысли.  Все  это  происходило   так
медленно, что впоследствии он не смог бы точно вспомнить, когда  случилось
то или иное чудо. Но главное заключалось в том, что его жена не исчезла!
   Впрочем, это была лишь ее тень, которая никак не могла  заменить  живую
Джоли... И тем не менее теперь Пэрри легче переносил свое горе и  мог  уже
думать о том, как отомстить за утрату любимой. Прибегать к  магии  он  все
еще не решался, хотя мысленно  продолжал  повторять  заклинания,  стараясь
сохранить  их  в  памяти  до  тех  пор,  когда  можно  будет   ими   снова
воспользоваться.
   В тот год, отказавшись от прошлого и встав на путь  благочестия,  начал
выступать с проповедями бывший итальянский солдат Джованни ди Бернардон. В
Риме из приехавших  туда  вместе  с  ним  соратников  ему  было  позволено
сформировать монашеский орден. Со временем его миссия распространилась  на
другие  страны,  и  наконец  монахи   оказались   во   Франции.   Духовный
вдохновитель группы говорил, что его мать - Бедность,  а  отец  -  Солнце.
Идеи Бернардона во  многом  перекликались  с  идеями  братьев,  к  которым
примкнул Пэрри. Из-за  французского  происхождения  отца  Джованни  монахи
стали называться францисканцами.
   Поразмыслив, братья,  с  которыми  пел  и  проповедовал  Пэрри,  решили
примкнуть  к  францисканцам.  Ведь  теперь  они  могли   рассчитывать   на
благосклонность официальной Церкви.  Монахи  по-прежнему  продолжали  свое
дело, однако благодаря поддержке Церкви их влияние значительно возросло.
   В тысяча двести тринадцатом году, одержав победу при Мюре, предводитель
крестового похода Симон де Монфор предрешил судьбу  альбигойцев.  У  Пэрри
защемило сердце, однако он ни единым словом не  выдал  свою  боль  -  пока
крестовый поход продолжался, ему следовало скрываться.
   Одержав в тысяча двести  четырнадцатом  году  решающую  победу,  король
Франции Филипп сделал французскую монархию господствующей в Европе.  Пэрри
продолжал петь, проповедовать и размышлять.
   В тысяча двести шестнадцатом году Доминик Гузман из  Кастилии,  который
принимал  активное  участие  в  подавлении  альбигойцев,   основал   новый
монашеский орден. Оказывая моральную поддержку со  стороны  францисканцев,
Пэрри стал посещать  его  проповеди.  Доминиканцев,  официально  именуемых
братьями-проповедниками   за   их   черные   мантии   -    вместо    более
распространенных белых, чаще  называли  Черными  Монахами.  В  отличие  от
францисканцев,  которые  воспевали  бедность   и   смирение,   их   больше
интересовали философские аспекты зла.
   В тысяча двести двадцать первом году  Доминик  умер.  Ставшие  к  этому
времени мощной разветвленной организацией, францисканцы провели  собор.  У
Пэрри появилась прекрасная возможность выдвинуться. Однако его размышления
о Люцифере заставили молодого человека сделать то,  что  многие  сочли  бы
глупостью - Пэрри решил оставить францисканцев и примкнуть к доминиканцам,
которые, как ему казалось, уделяли больше внимания проблеме зла.
   Никогда не забывая о нанесенном ему ударе, Пэрри готовился  подобраться
к Князю Тьмы поближе. Люцифер не должен остаться без расплаты. Но  сначала
Пэрри предстояло хорошенько изучить его повадки. Ведь  только  тогда  враг
становился уязвим, когда раскрывались его тайны.
   Пэрри удалось на долгие годы пережить своего отца и Джоли. У  него  был
один секрет - ее душа. Со временем она научилась покидать  своего  хозяина
на все большие и большие расстояния, отовсюду принося  ему  новости.  Душа
могла то, чего не умел Пэрри -  чувствовать,  откуда  исходят  злые  чары.
Время, когда он мог исполнить задуманное, неуклонно приближалось.



4. ИНКВИЗИЦИЯ

   В тысяча двести тридцатом году доминиканцы поручили Пэрри и еще  одному
монаху, отцу Непреклонному, казалось бы, обычное  разбирательство.  Однако
дело лишь с первого взгляда выглядело простым. Оно  заинтересовало  Джоли,
занимавшуюся поисками таинственного колдуна, который  когда-то  принес  им
слишком много горя... Создавалось впечатление, что и здесь не обошлось без
его вмешательства. Для Пэрри этого оказалось достаточно - если бы его даже
не назначили, он сам вызвался бы принять участие в разбирательстве.
   Выяснилось, что местный судья выдвигал против одного  богатого  сеньора
обвинение  в  ереси  и  добивался  конфискации  его  владений   в   пользу
заинтересованных сторон. В последнее время  такие  случаи  перестали  быть
редкостью, однако без одобрения Церкви дело все-таки  решиться  не  могло.
Поэтому  священнику  или  другому  подобающему  представителю  духовенства
предстояло его как следует изучить и принять окончательное решение.
   Идея лишать обвиняемых имущества не нравилась Джоли, а следовательно, и
Пэрри. Сам он вел аскетический образ жизни и не имел ничего  -  ведь  даже
его одежда по существу принадлежала Церкви. Однако Джоли напомнила  ему  о
том, что живущие в миру не могут обходиться без определенных  материальных
благ, вот  почему  так  важно  соблюсти  справедливость.  Зачастую,  чтобы
поживиться чужим  добром,  на  людей  просто  клеветали.  Подобная  участь
постигла и семью Джоли.
   Отец Непреклонный, напротив, не имел  жалости  к  обвиняемым  и  всегда
настаивал  на  самом  суровом  наказании.  У   него   были   свои   четкие
представления о справедливости - ведь, в  отличие  от  Джоли,  он  не  мог
взглянуть на ситуацию глазами бедной деревенской девчонки. Пэрри  попал  в
сложное положение - ему вовсе не хотелось оскорбить своего коллегу.  Но  и
упиваться собственной святостью казалось ему совершенно неприемлемым...
   Взгляды обоих монахов были хорошо известны, поэтому сам факт, что  дело
поручили именно им  двоим,  о  многом  говорил.  По-видимому,  доминиканцы
подозревали,  что  обвинение  может  оказаться  ложным,  и  полагались  на
непредвзятость решения выбранных ими исполнителей. Именно этим принципом и
собирался руководствоваться Пэрри, несмотря на  резкость  суждений  своего
помощника.
   - Как вы знаете, чтобы обвинить человека, часто бывает достаточно  даже
незначительных улик, - осторожно вступил в разговор Пэрри, когда оба  они,
оседлав ослов, отправились в дорогу. Путь предстоял  долгий  и  скучный  -
Пэрри надеялся оживить его беседой.
   - Уж лучше так, чем распространение ереси, - благочестиво ответил  отец
Непреклонный.
   - Надутый осел! - воскликнула Джоли.
   Монах повернул голову:
   - Вы чт