отала она.
   В тот момент когда девушка заговорила, Зейн стоял у нее  за  спиной  и,
сцепив руки под грудью, удерживал полумертвое тело  в  стоячем  положении,
что было не так-то просто и требовало усилий.  Зейн  остался  стоять,  как
стоял, хотя ход его мыслей несколько изменился - нет, не  в  сторону  хода
мыслей мужчины,  который  держит  в  руках  обнаженную  девушку.  Если  он
отпустит ее, а она обернется и посмотрит в лицо Смерти...
   Луна осознала проблему одновременно с Зейном.
   - Мы должны найти для тебя какую-нибудь одежду, дорогая,  -  обратилась
она к оживленной.
   Зейн продолжал поддерживать девушку, пока Луна осматривала помещение  -
не прекращая успокаивающе разговаривать.
   - Дорогая, некоторое время ты будешь чувствовать себя не очень  хорошо.
Видишь ли, ты слишком  много  танцевала  и  потеряла  сознание.  Остальные
подумали, что ты  умерла,  и  положили  тебя  в  подвал.  Поэтому  ты  так
замерзла.
   - Замерзла, - согласилась начавшая дрожать девушка.
   Луна обнаружила одеяло.
   - Закутайся в него. Мы должны объяснить тебе еще одну вещь.  Ты  близко
подошла к грани - настолько близко, что от Смерти  потребовали,  чтобы  он
взял твою душу. Однако выяснилось... в общем, она решила не забирать тебя.
Так что не беспокойся: Смерть уходит, а не приближается.
   - Смерть? - Девушка пока что  плохо  соображала,  но  это  было  вполне
понятно.
   Зейн отпустил девушку, и Луна помогла ей закутаться в  одеяло.  Девушка
обернулась и впервые увидела лицо Смерти. Она задохнулась от изумления, но
не отшатнулась.
   - Смерть не забирает тех, кто еще не готов уйти, - успокаивающе сказала
Луна. - На самом деле она твой друг, а не враг. Ты сможешь объяснить своим
знакомым, что произошло. Мол,  ты  погрузилась  в  сон  так  глубоко,  что
увидела Смерть, которая прошла мимо. Хотя это принесет  тебе  сомнительную
известность.
   - О да, - слабо кивнула девушка. - Рада с вами познакомиться. Смерть. Я
много о вас слышала.
   Взволнованной она не выглядела.
   В должное время Зейн и Луна отвели девушку к друзьям, которые встретили
ее как восставшую из мертвых.
   -  И  держись  подальше  от  подозрительных  танцевальных  туфелек,   -
напутствовала ее Луна на прощание.
   Они вернулись на Морте  обратно  в  Кильваро,  промчавшись  галопом  по
предрассветному небу.
   -  Замечательное  свидание,  -  повторила  Луна,  поцеловав  Зейна   на
прощание. - Не должны ли мы назвать это любовью?
   - Любовью? - неуверенно переспросил Зейн. Чувство, которое он испытывал
к Луне, было более глубоким, чем к какой-либо женщине прежде, но  не  было
пылким.
   Луна нахмурилась.
   - Нет, пока еще нет, - она улыбнулась чуть печально.  -  Возможно,  все
еще впереди.



9. БЮРОКРАТИЯ

   Зейн отправился на работу  -  ликвидировать  отставание.  Он  понемногу
набирался опыта и теперь уже чувствовал, когда кто-то готов  отдать  душу,
даже не прибегая к помощи Часов Смерти. К тому же он  обнаружил,  что  все
чаще задумывается о природе своей должности. Смерть была не  бедствием,  а
необходимой частью жизни, переходом к Послежизни. Трагедия заключалась  не
в смерти как таковой, а в преждевременной смерти, приходящей  раньше,  чем
нить дарованной жизни завершится естественным  путем.  Очень  многие  люди
сами укорачивали отпущенный им срок - например самоубийством,  совершенным
в состоянии наркотического опьянения или в результате вмешательства черной
магии. Да и сам он был настолько глуп, что пытался покончить с собой из-за
ухода женщины, которая, в сущности, его уже не интересовала.
   Зейн осознал, что он на самом деле не  жил,  пока  оставался  живым.  В
смерти он родился заново.
   Теперь, втянувшись в новую работу - работу Смерти, -  он  стал  верить,
что в состоянии выполнять ее хорошо. Дело было  даже  не  в  расширившихся
способностях, а в намерениях. Возможно, предшественник Зейна мог  работать
и лучше - но не стремился. Зейн был хуже подготовлен, зато очень хотел все
делать правильно. Он не собирался быть жутким, вызывающим ужас  призраком;
он попытается сделать необходимый переход от жизни к Послежизни легким для
всех. Почему этого нужно бояться?
   Конечно, Зейн все еще проходил свой  испытательный  срок.  Если  высшие
силы не одобрят его  работу,  личное  соотношение  добра  и  зла  в  Зейне
пострадает, и, после того как он покинет свою должность, его  будет  ждать
Ад. Но, насколько было известно Зейну, ни одна из сил  не  может  сместить
его с занимаемой должности. По крайней мере до  тех  пор,  пока  он  будет
осторожен. Так что, если он хочет погубить свою душу, он может  продолжать
в том же духе до бесконечности, выполняя работу хорошо.
   Да, это было так.
   - Чертова Вечность! - ругнулся Зейн. - Я прав и делаю то,  что  должен.
Пускай Бог меня проклянет или Сатана благословит, но  я  хочу  знать,  что
вершу правосудие честно.
   Неожиданно  Зейн  почувствовал  себя  гораздо  лучше;   сомнения   были
побеждены.
   Нынешний клиент Зейна находился  под  землей  неподалеку  от  Нэшвилла,
столицы музыки кантри. Для Морта,  способного  свободно  проходить  сквозь
землю, не составило ни малейшего труда доставить наездника в нужное место.
Зейн увидел слой песка, гравия и разных пород камня, прежде  чем  добрался
до наклонной шахты, прорезающей  угольную  жилу,  и  дошел  до  небольшого
штрека, в котором недавним обвалом замуровало двоих горняков. Для  них  не
осталось никакой надежды. Воздуха было мало, а  спасателям  требовался  не
один день, чтобы пробиться к тем, кого застиг обвал.
   В шахте царила непроглядная темнота, но Зейну все  было  хорошо  видно.
Похоже, новая должность придала Зейну магическое зрение, так  что  обычная
темнота не могла помешать ему видеть, что творится вокруг. Шахтеры  лежали
у образованной завалом стены, сберегая силы  и  дыхание.  Они  знали,  что
отсюда выхода нет.
   - Привет, - сказал Зейн, чувствуя себя очень неловко.
   Один из шахтеров повернул  голову.  Его  зрачки  расширились  в  усилии
что-нибудь рассмотреть, и, конечно, Зейн магическим образом стал видимым.
   - Ни черта не видно, - пробормотал  шахтер,  -  но,  похоже,  мы  скоро
сведем счеты с жизнью.
   Второй, разумеется, посмотрел в ту же сторону и увидел Зейна.
   - Череп под капюшоном! Это Смерть!
   - Да, - сказал Зейн. - Я пришел за одним из вас.
   - Ты пришел за нами обоими, - сказал первый шахтер. -  У  нас  осталось
воздуха на час, а может, и меньше.
   Зейн взглянул на свои часы:
   - Меньше.
   - О Господи, как не хочется умирать! - сказал второй шахтер. - Я понял,
что надежды нет, как только услышал обвал. Так или  иначе,  мы  давно  уже
жили взаймы, ведь  компания  не  обращала  внимания  на  нарушения  правил
техники безопасности. Было бы у меня побольше ума, я бы уже давно послал к
чертям эту работу!
   - Ну и куда бы ты пошел? - спросил первый шахтер.
   - Да никуда, - вздохнул второй. - Сам виноват  -  не  приобрел  никакой
другой профессии.  -  Он  снова  взглянул  на  Зейна.  -  Сколько  времени
осталось?
   - Девять минут, - ответил Зейн.
   - Хватит, чтобы исповедоваться.
   - Что?
   - Исповедуй меня. Это последнее таинство моей религии. Я никогда не был
хорошим верующим, но я хочу попасть на Небеса.
   Второй шахтер хрипло рассмеялся:
   - Я знаю, что я туда не попаду!
   Зейн присмотрелся к камню греха.
   - Ты попадешь на Небеса, - сказал  он  первому  шахтеру.  -  А  ты  под
сомнением. Поэтому я должен забрать твою душу лично.
   - Под сомнением? А что это значит?
   -  Твоя  душа  балансирует  между  добром  и  злом,  потому  точно   не
определено, пойдешь  ты  на  Небеса,  в  Ад  или  будешь  некоторое  время
пребывать в Чистилище.
   Шахтер рассмеялся:
   - Это уже хорошо!
   - Хорошо?
   - По крайней мере я хоть куда-нибудь денусь. Я  не  боюсь  Ада.  Я  его
заслужил. Я обманывал жену, обворовывал правительство... Назначь  цену.  Я
готов платить.
   - Ты не боишься Ада?
   - Я боюсь лишь одного -  оказаться  навечно  замкнутым  в  ящике  вроде
этого, когда воздух уходит, а ты совершенно беспомощен. Я буду  находиться
здесь еще час, но не вечно. Меня не волнует, что еще со  мной  произойдет,
если только я выберусь отсюда.
   - А меня волнует! - сказал первый шахтер. - Я так напуган, что скоро не
смогу говорить внятно!
   Зейн  задумался.  Он  понял,  что  умирающий  нуждается  в  том,  чтобы
кто-нибудь  поддержал  его  в  этот  момент,  не  оттолкнул.  Зейн   решил
попытаться помочь.
   - Я пришел сюда за одним из вас,  находящимся  на  чаше  весов,  однако
полагаю, что другой больше нуждается в моих услугах.
   -  Да,  лучше  помоги  ему,  -  посоветовал   клиент,   пребывающий   в
неустойчивом положении. - Не скажу, что мне нравится умирать, но, думаю, я
как-нибудь с этим справлюсь. Я знал, на что иду, когда  нанимался  на  эту
работу. Может быть, мне понравится в Аду.
   Зейн присел рядом с первым шахтером.
   - Чем я могу тебе помочь?
   - Я же сказал - исповедуй меня. Это будет лучшая помощь.
   - Но я не священник. Я даже не принадлежу к твоей церкви.
   - Ты - Смерть. Ты можешь это сделать!
   Возможно, возможно...
   - Тогда я буду слушать и судить твои прегрешения - хотя и так уже знаю,
что они невелики.
   - Один грех, - беспокойно заговорил шахтер. - Один  грех  не  дает  мне
покоя многие десятилетия. Моя мать...
   - Твоя мать! - произнес Зейн, содрогнувшись.
   - Я думаю, что убил ее. Я... - шахтер запнулся. - Эй, Смерть,  с  тобой
все в порядке? Ты выглядишь бледным даже для Смерти.
   - Я понимаю, что значит убить мать, - ответил Зейн.
   - Это хорошо. Она... Я был тогда подростком... Она попала  в  больницу,
и...
   - Я понимаю, - повторил Зейн и взял шахтера за руку. Он знал,  что  его
одетые в перчатки руки на ощупь кажутся  костями  скелета,  но  шахтер  не
отдернул руки.
   - У нее был рак, и я знал, что она испытывает сильную боль, но...
   Зейн сжал его руку.
   Успокоившись, шахтер продолжал:
   - Я приходил к ней, и однажды она попросила меня  выйти  из  комнаты  и
прочитать, что там написано, - ну, знаешь, что пишут на двери. Я  вышел  и
посмотрел, и там было что-то написано, но я не мог прочитать. Наверно, это
была латынь. Я пошел обратно и сказал ей об этом, и она спросила, не такое
ли  слово  написано,  и  произнесла  его  по  буквам.  Я  подтвердил,  что
действительно такое, и удивился, откуда она это знает, и она поблагодарила
меня. Я думал, она довольна.
   Шахтер судорожно вздохнул.
   - А на следующее утро мать была мертва. Врач  сказал,  что  она  словно
сдалась ночью и умерла. Никто не знал, почему это произошло, ведь она  так
упорно сражалась за жизнь. Но я задумался и вспомнил о  слове  на  латыни,
которое я сказал ей, - оно значило "неизлечима". Я сказал, что  ей  больше
не на что надеяться, и она перестала пытаться выжить. Я убил ее.
   - Но ты же не знал! - попытался возразить Зейн.
   - Я должен был знать! Я должен был...
   - Тогда ты оказал  ей  услугу.  Остальные  скрывали  от  нее  правду  и
заставляли несчастную продолжать жить и терпеть боль.  Ты  избавил  ее  от
сомнений. - Говоря это, Зейн обращался скорее к себе, чем к шахтеру. - Это
не грех.
   - Нет! Я не должен был допускать, чтобы она узнала!
   - Ты бы предпочел продлить ее жизнь при помощи лжи? - спросил Зейн. - И
тогда твоя душа была бы чище?
   - Если бы ты был на моем месте...
   - Да перестань же! - вмешался второй шахтер.  -  Ты  виноват  только  в
невежестве, и ни в чем больше. Я даже не уверен,  что  там  было  написано
именно это латинское слово, а не другое.
   - Откуда тебе знать? - огрызнулся первый шахтер. - Ты на моем месте  не
был!
   - Пожалуй, не был, - с кривой усмешкой согласился второй  шахтер.  -  Я
вообще не знаю, кто моя мать.
   Первый шахтер запнулся.
   - Может, и так, - уступил он. Похоже, сделав эту уступку, он  в  то  же
время представил себя на месте другого.  Он  хотя  бы  знал  свою  мать  и
заботился о ней.
   - Нет, я не философ, - сказал второй шахтер. - Я всего лишь грешник. Но
не исключено, что если бы у меня была такая мать, как у тебя, то и  я  мог
бы быть лучше. Так послушай же того,  кто  не  имеет  никакого  права  это
говорить: ты должен вспоминать свою мать не с чувством горя или вины, а  с
благодарностью за всю ту радость, которую она дала тебе, пока была жива, и
за то, что она направила тебя к Небесам, а не к Аду.
   - Для грешника ты удивительно глубоко понимаешь суть вещей! Но если  бы
только я мог помочь ей прожить подольше...
   - Подольше жить в ящике, из которого уходит воздух? - спросил другой.
   - Я согласен, - кивнул Зейн. - Ее жизнь подошла к концу. Подобные  вещи
идут путями, недоступными пониманию смертных. Твоя  мать  знала  об  этом,
хотя ты и не знал. Если бы существовала возможность выжить, она  могла  бы
продолжать сражаться - ради своей семьи, ради всего того,  что  она  могла
еще сделать на земле. Но этой возможности не было, и она предпочла  больше
не мучить себя. Она отложила жизнь в  сторону,  как  ты  мог  бы  отложить
испорченный инструмент, вышла из мрака глубин собственной души и взошла  к
сиянию Небес.
   - Я не уверен...
   Дыхание первого шахтера стало судорожным - в  воздухе  оставалось  мало
кислорода. Похоже, он тяжелее переносил мучения, чем его товарищ. Зейн  не
испытывал никаких затруднений; очевидно, магия поддерживала его  и  здесь.
Он все еще продолжал делать открытия, касающиеся работы Смерти.
   - Ты встретишься с ней там, - промолвил Зейн. - Там, на Небесах. И  она
поблагодарит тебя.
   Шахтер не ответил. Зейн отпустил  его  руку  и  повернулся  к  другому,
который был его настоящим клиентом.
   - Ты уверен, что я ничего не могу для тебя сделать?
   Шахтер на мгновение задумался.
   - Знаешь, я - циник, но, думаю, я всю жизнь  искал  в  жизни  какого-то
смысла или, по крайней мере, пытался ее понять. В голове у  меня  крутится
одна песня, и она вроде как держит меня. Наверно, это  что-то  значит,  да
только не знаю, что именно.
   - Я не слишком искусен в разгадывании тайного смысла, - сказал Зейн.  -
Но попробовать можно. Что за песня?
   - Я не знаю ее названия и вообще ничего о ней не  знаю.  По-моему,  это
какая-то старая песня китобоев. Может быть, в моих жилах течет  их  кровь.
Там поют, насколько я помню, что-то вроде: "...и кит взмахнул  хвостом,  и
лодочка разбилась, и я потеряла своего милого, и он никогда  не  приплывет
обратно, о великий Боже! И он  никогда  не  приплывет  обратно".  Вот  это
"великий Боже" почему-то берет за душу. На самом деле Бог мне без разницы,
но я чувствую душевное волнение, а почему - не знаю.
   Зейн  заподозрил,  что  шахтер  думает  о  Боге  гораздо  больше,   чем
признается даже самому себе, однако оставил это объяснение при себе.
   - Песня выражает крик души, - сказал Зейн, заинтересовавшись услышанным
отрывком. В нем действительно было чувство, напоминающее  горькие  рыдания
убитой горем вдовы. - Это протест. "Великий Боже!" Почему  так  случилось?
Кораблекрушение или обвал в шахте. Великий Боже!
   - Великий Боже! - эхом отозвался первый шахтер.
   - Но почему песня китобоев привязалась ко мне сейчас, когда я похоронен
в темной вонючей дыре? - настойчиво спросил второй шахтер.
   - Должно быть, какие-то личные ассоциации, - пробормотал Зейн. -  Я  не
умею истолковывать...
   - По-моему, ты объяснил достаточно ясно,  -  сказал  первый  шахтер.  -
Утони в глубинах моря, задохнись в  глубинах  земли,  и  твоя  жена  будет
горевать.
   - Ну, может, и будет, - кивнул второй шахтер, и его лицо прояснилось. -
Хотя не думаю, что дело в этом. В песне словно  бы  есть  какой-то  тайный
смысл, и мне хочется разгадать его.
   Шахтер щелкнул пальцами, словно пытаясь вызвать тайный смысл наружу,  и
звук эхом отдался под сводом штрека.
   - Послушай, Смерть, если ты хочешь  что-нибудь  сделать  для  меня,  то
расскажи мне историю об этой песне. Какую угодно, лишь бы в ней был смысл.
   Оба шахтера уже начали задыхаться. Времени оставалось мало. Зейн должен
был с уважением отнестись к просьбе шахтера, даже  если  из  этой  попытки
ничего не выйдет.  Он  подумал  несколько  секунд  и  заговорил  -  и  сам
поразился своим словам.
   - Жила однажды молодая китиха по имени Вилда - плавала в океане и  была
счастлива в обществе  себе  подобных.  Когда  Вилда  достигла  надлежащего
возраста, она решила, что ей пора вступить в  брак,  как  это  делают  все
киты, выносить детеныша и воспитать его. Но потом пришли охотники на своих
огромных лодках и убили отца Вилды, и ее мать, и ее друга, и  вытащили  их
из воды, и от них не осталось ничего, кроме крови и внушающих ужас  частей
тел, которые тут же сожрали акулы.  Вилда  спаслась,  потому  что  училась
магии; она изменила свое тело так, чтобы оно походило на рыбье,  и  уплыла
прочь.
   Вилда горевала и пела китиную песню боли и утраты, но, кроме этого, она
была разгневана и смущена. Зачем эти маленькие существа, живущие на суше и
называющие себя людьми, приходят и убивают китов, которые не причинили  им
никакого вреда? Полная бессмыслица!..  Вилда  сознавала,  что  у  нее  нет
никакой надежды найти решение этой  проблемы,  если  она  не  поймет,  что
движет ее врагами. Тогда Вилда превратилась в человека и пришла в  рыбачью
деревушку, где жили китобои.
   Некоторые люди смеялись над ней - она явилась нагой и ничего  не  знала
об их обычаях. Но юноша по имени Хэнк взял Вилду в свой  дом,  потому  что
она была красивой. Хэнк жил вместе  с  матерью-вдовой.  Вдвоем  они  одели
Вилду и научили ее своему языку.
   Вилда училась быстро, ведь  она  была  умной  китихой  и  действительно
хотела понять природу этих странных существ. Она узнала, что Хэнк  китобой
и время от времени охотится на китов - так он зарабатывает себе на  жизнь.
Здесь, на суше, пища была не так доступна,  как  в  море.  Люди  не  могли
просто плавать, открывать рты и глотать сочный планктон. А когда холодало,
они не могли перебраться на юг, в теплые воды  -  путешествовать  по  суше
было трудно. Людям приходилось  работать  и  зарабатывать  золото,  а  это
золото они использовали, чтобы покупать все, что требовалось для жизни  на
суше.
   Теперь Вилда поняла. Дело заключалось не во враждебности. Люди  жили  в
более тяжелых условиях, чем киты, и жизнь вынуждала их  так  поступать,  а
кроме того, они не считали китов разумными существами. Возможно,  если  бы
люди получили представление о культуре и о чувствах китов, положение вещей
изменилось бы и эти ужасные убийства  прекратились  бы.  Вилда  попыталась
объяснить это Хэнку, но он думал, что она шутит. В конце концов, его  отца
убил кит ударом хвоста, и матери пришлось  растить  Хэнка  одной.  Великий
Боже! Как иначе можно относиться к китам? Он попросил Вилду выйти за  него
замуж, потому что ему нужна была женщина и  потому  что  он  верил,  будто
Вилда послана ему Небесами.
   Вилде стало еще труднее - она полюбила Хэнка, хоть он и не  принадлежал
к ее народу. Тогда она привела юношу на берег моря  и  вернула  себе  свой
настоящий облик, думая, что, как только Хэнк увидит, что она действительно
китиха, он сразу почувствует к ней отвращение. Но Хэнк стал просить, чтобы
она вернулась, и извинился за то, что не верил ей, и пообещал, что  больше
не убьет ни одного кита. В конце концов Вилда поверила ему, и  его  любовь
преодолела непонимание ее природы.
   Но теперь Вилда снова стала созданием моря, и зов моря был  силен.  Как
она могла навсегда покинуть соленую воду и жить на  суше?  И  она  увидела
другого кита, красивого  и  сильного  самца,  и  подумала,  что  могла  бы
вступить с ним в брак. Но кит  сказал,  что  он  на  самом  деле  кальмар,
который принял эту форму, чтобы узнать, зачем киты поедают его  сородичей,
не сделавших им ничего плохого. Вилда была изумлена и глубоко  огорчена  -
она никогда не думала, что эти существа обладают  чувствами  или  что  они
разумны. Как же она могла их истреб