одня работой по самые уши! У нее нет любимчиков. Мы все - ее подчиненные, и она никому из нас не отдает никакого предпочтения Я знаю это и все равно ее люблю. А может быть, именно поэтому и люблю?
     Но больше всех я люблю своего хозяина!
     Я обернулась.
     Он стоял на холме и смотрел мне вслед. Я рассмеялась и помахала ему рукой. Он поднял руку и на мгновение замер в традиционном горианском приветствии.
     У барака для рабочих невольниц я на секунду остановилась, поцеловала кончики пальцев и прижала их к тому месту на ошейнике, где было выгравировано его имя - имя моего владельца, имя моего полноправного и безраздельного хозяина, имя моего возлюбленного - Раска из Трева!
     Я нисколько не жалела, что он оставил меня ночью на холме закованной в цепи под светом горианских лун.
     С трудом переводя дыхание, я вошла в барак.
     - Я тебе оставила поесть, - встретила меня Юта.
     - Спасибо тебе, - поблагодарила я старшую невольницу.
     - Давай быстрее, - поторопила она меня. - У тебя сегодня много работы. Ну, что я говорила?
     - Да, Юта, я сейчас, - рассмеялась я, целуя ее в щеку. - Я все успею сделать! Все!

17

ПОРТ-КАР

     Последние несколько недель были для меня самыми счастливыми в жизни. Теперь все это осталось позади.
     - Руки назад! - приказал незнакомый мужчина.
     Я сделала так, как он велел.
     Запястья мне стянули кожаными ремнями. Я ощущала ладонями жесткие ивовые прутья у себя за спиной. В подвешенной к огромному тарну корзине для транспортировки невольниц нас было пятеро. Мы были обнажены и лежали в тесноте так, что ноги одних девушек почти касались лица находящихся напротив.
     - Еще до наступления ночи их выставят на продажу в Аре, - сообщил мужчина.
     У меня вырвался тяжелый вздох, скорее похожий на стон.
     Я ни о чем не жалела, поскольку в последние недели была по-настоящему счастлива. К тому же я осталась в живых, а в жизни еще всякое может случиться.
     Никогда мне не забыть лица Раска, его прикосновений и наших разговоров во время долгих прогулок вдоль ограждающего лагерь частокола.
     - Их будут продавать на Курулеанском невольничьем рынке? - спросил один из воинов.
     - Да, - ответил работорговец.
     Две из лежащих рядом со мной в корзине девушек радостно вскрикнули.
     После моего покорения Раском меня каждую ночь вызывали в его обтянутый алым полотнищем шатер. К нашему общему удовольствию, я прислуживала ему со страстью любящего сердца и опытом прошедшей хорошую тренировку рабыни. Я опасалась лишь того, что у меня не хватит воображения для поиска новых ласк, способных доставить ему наивысшее удовольствие.
     В первые дни он - к моей несказанной ярости - еще вызывал в свой шатер других невольниц, но неизменно очень скоро отправлял их обратно и снова посылал за мной. Я бежала к нему со всех ног и за отброшенным пологом шатра тут же попадала в его объятия.
     Вскоре он перестал вызывать к себе других женщин, и я прочно заняла место на его ложе, а несколькими днями позже почти официально стала его фавориткой.
     Готовивший нас к полету человек завел в отверстие в днище корзины широкий кожаный ремень, прихватил им мою шею и вывел его конец в другое отверстие. Затылок у меня оказался плотно прижатым к жестким ивовым прутьям. Вторым ремнем человек притянул нас к днищу корзины за ноги.
     Ни Инги, ни Рены с нами не было: их отдали охотникам - Раффу и Прону. По традиции горианских охотников, обеих девушек выпустили на свободу, в лес, и дали им четыре часа, чтобы они попытались убежать от своих будущих хозяев - если, конечно, такое вообще возможно. По прошествии четырех часов Рафф и Прон вышли по их следу, неся на плече моток веревки для связывания пленниц. К утру они вернулись в лагерь, ведя за собой Ингу и Рену. Ноги девушек были разбиты в кровь, колени оцарапаны, однако все их старания уйти от преследовавших охотников и вновь обрести свободу оказались напрасными: Рафф и Прон не зря считались мастерами своего дела.
     - Я вижу, вам попались хорошенькие птички, - заметил, приветствуя возвращающихся охотников, Раск.
     Вскоре на шее у девушек уже красовались железные ошейники с именами их новых владельцев.
     Хозяином Инги стал человек не из касты книжников, а жестокий, не гнушающийся разбоем охотник Рафф из Трева, да и Рене не суждено было достаться заплатившему за ее похищение капитану с Тироса: теперь она принадлежала Прону, жителю все того же пользующегося дурной славой Трева. Уже на следующий день оба охотника со своими невольницами оставили лагерь.
     Мы обнялись на прощание.
     - Я люблю тебя, Эли-нор, - всплакнула Инга.
     - Я тоже, - сказала Рена.
     - И я вас очень-очень люблю! - воскликнула я. - Всего вам хорошего!
     В коротких туниках., с небольшой поклажей на голове, обе девушки вслед за своими новыми хозяевами вышли за ограждающий лагерную стоянку частокол.
     Жизнь их, я думаю, будет не сладкой, но девушки не выглядели разочарованными или несчастными. Горианские охотники, как правило, ведут привольную жизнь в лесах, под открытым небом. Они ставят капканы или выслеживают дичь, и рабыни, сопровождающие их, не проводят ночи взаперти в тесных бараках. Они ведут ту же жизнь, что и охотники, а это не может не сблизить хозяина и невольницу. Инге и Рене предстояло узнать много нового о жизни леса, о видах и повадках диких животных, о пригодных в пищу растениях, научиться ориентироваться по звездам и ветвям деревьев.
     Не знаю, по каким тропам бредут сейчас охотники из Трева, но уверена: они не пожалеют о том, что их сопровождают в пути Инга и Рена - прошедшие курс обучения в невольничьей школе девушки, испытывающие искреннюю любовь к молодым людям и делающие все возможное, чтобы снискать к себе ответное чувство и расположение.

***

     Корзину, в которой мы лежали, накрыли сплетенной из ивовых прутьев крышкой. Все вокруг сразу погрузилось в полумрак, сквозь который кое-где продолжали настойчиво пробиваться яркие солнечные лучи.
     Удрать из подвешенной к тарну корзины абсолютно невозможно: я слышала, как крышку надежно прикрепили к корзине широкими ремнями.
     Готовивший нас к перелету мужчина в последний раз проверил надежность крепления и отправился на кухню, чтобы пообедать.

***

     Я старалась всеми возможными способами доставить удовольствие Раску и поймала себя на том, что и сама испытываю от этого громадное наслаждение. Я стремилась заменить ему всех остальных женщин и старалась сделать так, чтобы он об этом не пожалел.
     Мужчина странное существо - он стремится обладать всеми женщинами сразу и при этом тяготеет к одной, единственной, в которой бы сочеталось для него разнообразие всех остальных. Мне кажется, я сумела этого добиться.
     Чтобы не наскучить ему, я иногда становилась молодой испуганной девушкой, какой могла бы быть, например, Тейша. В другой раз я вела себя как образованная книжница, мудрая, с философским стоицизмом воспринимающая все превратности судьбы, - словом, как Инга. Умела я держаться и с утонченностью Рены - девушки знатного рода, некогда принадлежавшей к высшей касте, но обреченной по воле рока носить невольничий ошейник. Удавалось мне выглядеть и многоопытной рабыней красного шелка, способной истощить, иссушить силы своего хозяина, и томящейся от одиночества робкой невольницей, живущей воспоминаниями о возлюбленном, с которым разлучила ее судьба, и хитрой, коварной рабыней, безудержной страстью стремящейся покорить своего хозяина и оказывающейся в конце концов покоренной им самим.
     Но во всех этих превращениях я умела не растерять черты собственной индивидуальности, что отличали меня от всех остальных.
     Нередко после бурных ласк Раск не засыпал, а изредка, целуя меня и не разжимая объятий, просто подолгу лежал рядом. Мы могли лежать так часами.
     Я ничего не знала ни о нем самом, ни о его прошлой жизни, да меня это в первое время и не интересовало: я лишь наслаждалась его близостью и минутой абсолютного счастья. Затем однажды ночью, лежа на толстых шкурах в тусклом свете тлеющей жаровни, я подумала, что могла бы узнать о нем побольше, понять его как человека. "Расскажи мне о себе", - попросил он в ту ночь, и я рассказала ему о своем детстве, о юности, о родителях, учебе в колледже, Нью-Йорке, о Земле, о том, как меня похитили и доставили сюда - обо всей моей жизни до и после того, как на меня надели невольничий ошейник.
     Я не смела его просить, но он сам в течение многих ночей рассказывал мне о себе, о смерти своих родителей и о детских годах жизни в Треве, о длительном обучении мастерству тарнсмена и владению различными видами оружия.
     Он любил цветы, но никогда не смел в том признаться. Мне показалось тогда странным, чтобы такой человек, как он, мог быть неравнодушным к цветам. Однако я старалась не выказать своих сомнений, чтобы не прервать ту ниточку, которая нас связала. Не думаю, чтобы он еще хоть кому-нибудь осмелился открыть вещи, ставшие мне известными в те долгие ночи.
     Рука в руке, мы совершали длительные прогулки по периметру ограждающего лагерь частокола. Мы разговаривали, целовались и снова говорили, говорили... Все выглядело так, словно я не была его рабыней. Мы были так близки, что меня начали терзать смутные опасения: наша связь зашла слишком далеко, она становится обременительной для Раска и недопустимой в глазах его воинов. Я начала бояться, что он захочет от меня избавиться - что он меня продаст.
     Перепады настроений неизменно накладывали отпечаток и на минуты нашей близости. Сжигаемый страстью, он набрасывался на меня и вел себя самым деспотичным образом, как настоящий хозяин со своей во всем подвластной ему рабыней. В такие минуты и я поддавалась его настроению, чувствуя себя маленькой и беззащитной, что, надо сказать, доставляло мне своеобразное удовольствие. Иногда я сама провоцировала его на подобное обращение, чтобы снова и снова ощутить на себе его стремление добиться моей покорности.
     Однако в другие моменты между нами возникало нечто, о чем я не осмеливаюсь даже упоминать, но именно оно и наполняло меня уверенностью в скоротечности наших отношений и их обременительности для Раска. Я занимала слишком двойственное положение среди невольниц в воинском лагере и недопустимо большое место в жизни предводителя тарнсменов. Это не могло продолжаться бесконечно.
     Не в силах изменить создавшееся положение вещей, я старалась не думать о том, что ждет меня впереди, отогнать тревожащие меня мысли и отдаться незнакомому мне прежде ощущению безграничного счастья. Наверное, мы оба старались закрыть глаза на последствия нашей неподвластной рассудку любви и в оставшийся нам недолгий срок в полной мере вкусить ее неповторимую прелесть.
     Как-то я попросила Раска вдеть мне в нос золотое тачакское колечко и всю неделю прислуживала ему, как подобает рабыне народов фургонов, ведя себя сдержанно, предупредительно и по-деловому. Включившись в игру, oн позволил мне надеть и традиционное для невольниц диких степей одеяние - короткий калмак, кожаную чатку и курлу, а волосы подвязать малиновой сурой.
     Потом мы сняли колечко, и в последующие дни я представляла собой то утонченную сладострастную тарианскую невольницу, то простую девушку из Лауриса, затерянную среди суровых северных лесов, а то избалованную вниманием и роскошью рабыню из великого Ара.
     В последние дни перед расставанием мы почти все время проводили вместе в долгих разговорах у пылающей жаровни или даря друг другу неведомую ни одному из нас прежде нежность и ласку. Раск выглядел озабоченным и удрученным. Я уже тогда догадалась, что он решил со мной расстаться, но все оттягивает этот, очевидно болезненный для нас обоих, момент.
     Наконец однажды утром, когда я уже вернулась в барак для рабочих невольниц, он снова вызвал меня в свой шатер.
     Он выглядел сдержанным и решительным.
     - На колени! - приказал он, едва я вошла.
     Я, как положено рабыне, опустилась перед ним на колени, стараясь ничем не подчеркивать наших отношений. Прежде всего я - его рабыня, он - мой хозяин.
     - Ты мне надоела, - произнес он с неожиданной злостью.
     Я покорно опустила голову.
     - Я решил тебя продать, - хмуро сообщил он.
     - Я об этом догадывалась, - сказала я.
     - Вот и хорошо. А сейчас уходи отсюда. Я хочу остаться один.
     - Да, хозяин.
     Мне удалось не расплакаться, пока я не добралась до невольничьего барака. Здесь в окружении своих охранников меня дожидался какой-то незнакомец - рослый и плечистый. Прежде в лагере я его не видела. Рядом стояли четыре наших девушки. Руки у них были связаны. Охранники стянули и мне запястья кожаным ремнем и повели нас на взлетную площадку. Девушки казались напуганными. Мне все было безразлично.
     Прежде чем залезть в прикрепленную к тарну плетеную корзину, я посмотрела на стоящего рядом Раска.
     - Подарите Юте свободу, - попросила я его на прощание.
     Он хмуро взглянул на меня, и в его глазах промелькнуло легкое удивление.
     - Хорошо, я это сделаю, - помолчав, сказал он.
     Теперь, я знала, Юта будет свободной. Она сможет делать все, что пожелает. Скорее всего, она отправится в Равир или на Телетус, но, куда бы ни забросила ее судьба, она, конечно, будет стремиться отыскать Баруса - человека из касты мастеров по выделке кож, имя которого она так часто повторяла во сне.
     Мне стало совсем грустно.
     - В корзину! - екомандовал незнакомец.

***

     Я больше не принадлежала Раску из Трева. Теперь я была рабыней этого человека, который с настоящей минуты приобретал полное право распоряжаться моей жизнью и смертью. На меня уже был надет железный ошейник с его именем.
     Человек еще раз проверил узлы на ремнях, привязывающих крышку к плетеной корзине. Ремни держали надежно. Не менее надежно они удерживали на месте и нас, его рабынь.
     Работорговец был доволен. Я обошлась ему в девять золотых монет.
     Человек забрался на спину тарна, устроился в седле и натянул поводья. Взмахнув широкими крыльями, громадная птица оторвалась от земли и, сделав круг над воинским лагерем Раска из Трева, стала медленно набирать высоту.
     Она понесла меня навстречу моей судьбе.

***

     С деревянного помоста Курулеанского невольничьего рынка в Аре я была продана за двенадцать золотых монет одному владельцу пага-таверны, решившему, очевидно, позабавить своих посетителей невольницей, на теле которой стояло столько обличающих клейм.
     В течение нескольких месяцев я прислуживала в его пага-таверне.
     Среди посетителей таверны встречались и охранники, некогда сопровождавшие караван Тарго. Все они были добры ко мне. Сюда частенько захаживал и молодой парень, которому я, помню, оказывала в свое время отчаянное сопротивление у прощального костра, в ночь накануне отъезда из Лауриса. Заходя в таверну, он уделял мне особенно пристальное внимание. Появлялся в таверне и охранник, сопровождавший меня в Лаурисе в дом медицины, которого я спровоцировала на улицах города на необдуманные действия и счастливо избежала способных кончиться трагически последствий. Заходил сюда и воин, поймавший меня в северных лесах и доставивший к месту стоянки невольничьего каравана Тарго. Появлялись здесь и другие оставшиеся в живых после нападения отряда Хаакона охранники, те, кто сопровождали фургон, в котором я так часто была прикована цепями. Встретила я и воина, первым связавшего меня на этой планете, когда я наткнулась на караван Тарго.
     Обслужив этих гостей, я нередко расспрашивала их о Тарго и судьбе знакомых рабынь. Они, как правило, охотно мне все рассказывали.
     Так я узнала, что Тарго удалось после нападения тарнсменов разыскать в лесу большую часть разбежавшихся девушек, которых он благополучно доставил в Ар и распродал с несомненной выгодой для себя. За это время он успел сделать еще одно путешествие в северные регионы, но на этот раз не имел никаких дел с Хааконом со Скинджера. Теперь Тарго был очень богат и, не сомневаюсь, доволен жизнью.
     Мужчинам, которых я обслуживала и которым мои ласки обходились в стоимость кружки паги, я старалась доставить максимальное удовольствие и не меньшее удовольствие получала от них самих. И все же ни один из них не мог сравниться с Раском. Предводитель тарнсменов навсегда завоевал сердце рабыни Эли-нор. Я была не в силах вычеркнуть его из своей памяти.
     Однажды вечером я услышала, как кто-то из посетителей разговаривает с владельцем нашей пага-таверны. "Я покупаю ее", - заявил незнакомец. Я невольно вздрогнула. Почему-то сразу я догадалась, что речь идет обо мне.
     Человек, произнесший эти слова, неслышно подошел ко мне сзади и за волосы развернул меня к себе. Все во мне оборвалось. Это оказался тот самый низкорослый мужчина, которого я уже встречала в своей жизни в облике бродячего артиста и которого я считала хозяином странного, ужасного косматого чудовища. Это был тот человек, который хотел, чтобы я кого-то где-то отравила.
     - Я ее покупаю! - настойчиво повторил он, крепко держа меня за руку.
     Я обошлась низкорослому мужчине в четырнадцать золотых монет. Он выложил их не торгуясь.
     В тот же день меня, связанную, в глухом колпаке на голове, доставили на тарне в Порт-Кар, расположенный в долине могучего Воска.
     Меня завели в небольшое складское помещение неподалеку от пирса и поставили на колени.
     - Я не буду вам служить, - сразу же заявила я.
     Помимо низкорослого человека, в помещении находилось то самое странное косматое чудовище и - что меня удивило - Хаакон со Скинджера.
     - Я знаю, что такое прикосновение к телу раскаленного клейма, - спокойно сказала я. - Знаю, что такое плеть. Вам не удастся меня заставить. Я не стану никого убивать ради ваших прихотей. Вы сами можете меня убить, но я убивать никого не буду.
     Сказав это, я даже глаза закрыла от страха перед собственной дерзостью.
     Они не стали ни избивать меня, ни запугивать какими-то угрозами. Они схватили меня за руки и потащили в глубину комнаты.
     Я вскрикнула.
     В углу, бессильно уронив голову на грудь, стоял привязанный ко ввинченным в стену железным кольцам человек. Он весь истекал кровью. Его одежда была разорвана, и сам он, казалось, доживал последние часы.
     - Одиннадцать человек, что были с ним, погибли, - кивнул на пленника Хаакон, - но этот еще живой!
     Человек неимоверным усилием воли приподнял голову и с трудом открыл глаза.
     - Эли-нор? - с удивлением прошептал он запекшимися губами.
     - Хозяин! - воскликнула я. Слезы градом покатились у меня из глаз.
     Я прижалась к его груди.
     Он окинул присутствующих сумрачным взглядом.
     - Я - из Трева, - пробормотал он мне. - Не запятнай мою честь...
     Меня за волосы оторвали от него и отвели на прежнее место.
     Раcк из Трева бессильно уронил голову на грудь.
     - Ты получишь пакет с ядом, - снова произнес низкорослый человек.
     Я кивнула. Меня сковало какое-то оцепенение.
     "Раcк не должен умереть! - билась во мне единственная мысль. - Все что угодно, только не это!"
     - Тебя отправят в дом Боска, адмирала Порт-Кара, - сухо продолжал низкорослый. - В этом доме ты будешь работать на кухне и прислуживать за столом.
     - Я не смогу, не смогу никого убить! - разрыдалась я.
     - Тебе все равно придется это сделать, - пожал плечами низкорослый. - Либо умрет тот, кто нам нужен, либо - Раск из Трева. Выбирай!
     Хаакон весело расхохотался. Низкорослый протянул мне крохотный пакетик.
     - Это яд, приготовленный из слизи болотных устриц. Возьми его!
     По телу у меня пробежала нервная дрожь. Устричный яд, я знала, несет человеку страшную, мучительную смерть. Как же они должны были ненавидеть этого Боска, чтобы обрекать его на такие мучения!
     - Ну, что? - спросил низкорослый. - Ты согласна? Я обреченно кивнула.

***

     - Вино, Эли-нор! - крикнул Публиус, выполнявший в доме Боска из Порт-Кара обязанности старшего кухонного мастера. - Неси его на стол!
     Дрожащими руками я взяла кувшин с вином и, пошатываясь, понесла его по коридору, ведущему в об