статочно будет одной царапины.
     - Время от времени люди идут на риск, - сказал я.
     - Мне приходится делать это слишком часто, - откликнулся он, сунул руку в карман и в следующее мгновение замерцал и исчез из виду.
     - Завтра, - сказал я, - я принесу фальшивое кольцо и бумаги.
     - Отлично. Думаю, теперь мы хорошо понимаем друг друга.
     - Да.
     - Приятно иметь дело с честными людьми, - произнес он.
     - Я испытываю по отношению к тебе такие же чувства, - сказал я.
     Затем взял рабыню за руку и вышел из дома.

13

Я ВОЗВРАЩАЮСЬ В "ЗОЛОТОЙ КАЙЛУАК"

     - Да ты не бойся, - сказал я Пембе. - Это было временное расстройство здоровья. Руки его тряслись.
     - Ну, посмотри на меня. Видишь, никакой чумы нет.
     - Кожа у тебя действительно чистая, - удивленно произнес хозяин таверны. - И глаза тоже.
     - Ну конечно!
     - И чувствуешь ты себя хорошо? - неуверенно спросил он.
     - Отлично себя чувствую, - рассмеялся я.
     - Добро пожаловать в "Золотой кайлуак", - облегченно проговорил Пембе.
     - Я отлучусь на мгновение, - произнес я и отошел от стойки. Я вернулся к стене, возле которой оставил свою рабыню, и приказал ей опуститься на колени, взяться руками за щиколотки и лечь на спину.
     - Не смей менять позу, пока не разрешу.
     - Господин? - обратилась ко мне рабыня.
     - Говори.
     - Скажи, кто ты? Кто мой хозяин?
     - Прикуси язык, - велел я.
     - Хорошо, господин.
     Я вернулся к стойке.
     - У тебя есть белая рабыня? Варварка? - спросил я хозяина.
     - Да, - ответил он. - Приобрел ее сегодня за четыре тарска. Еще ни разу не выпускал. Я швырнул ему медный тарск.
     - Паги и рабыню.
     - Ты знаешь аскари Мсалити?
     - Успел познакомиться, - ответил я. Пембе обернулся к своему помощнику.
     - Приведи новую рабыню! Отлично! - добавил он, потирая руки. - На девчонку уже поступил заказ.
     Помощник хозяина вытолкал из-за занавески обнаженную девушку. Теперь на ней не было даже клочка невольничьего шелка.
     - Думаю, ты скоро вернешь свои четыре тарска.
     - Не забывай, что пага тоже чего-то стоит, - проворчал хозяин.
     - Это верно, - согласился я.
     - Она у нас новенькая. Если что не так, ты мне скажи. Я прикажу ее выпороть. Деньги тебе сразу же вернут.
     - Отлично, - произнес я. - Я буду вон за тем столом. - Я показал на столик в дальнем конце таверны, недалеко от задрапированного красным шелком алькова.
     - Хорошо, господин, - поклонился Пембе.
     Я решил не возвращаться сразу домой. Если за мной установили слежку, пусть помучаются. К Пембе я пришел, естественно, только ради его новой рабыни. Прислуживая мне, Шабе и Мсалити, девчонка меня возбудила. Тогда она думала, что изображает из себя рабыню в таверне. Я ее захотел. Теперь я ее получу. Кстати, и для нее лучше, если я буду у нее первым. Как-никак я лучше других на Горе разбираюсь в проблемах девушек с Земли.
     Обычно первые две-три ночи самые трудные для выживания в паговых тавернах. За это время девушка должна усвоить, что она - рабыня из таверны. Если же она этого не понимает, вряд ли из нее вообще что-то получится. Чаще всего дело кончается тем, что какой-нибудь посетитель перерезает ей горло, доведенный до белого каления бестолковостью и неловкостью невольницы. Потом, конечно, ему придется выплатить хозяину полную стоимость рабыни, плюс медный тарск, а то и два, в качестве моральной компенсации.
     Помощник хозяина вытолкнул девушку на середину таверны. Пембе покачал головой и вручил ей кувшин с пагой. Затем показал на меня.
     Когда наши взгляды встретились, девушка вздрогнула и едва не разлила всю пагу. Хорошо, что она этого не сделала. Медленно и осторожно рабыня из таверны приблизилась к моему столику и опустилась на колени.
     - Прижми кружку к животу, - приказал я. Она послушно исполнила команду.
     - Паги, господин? - прошептала она.
     - Да.
     Девушка зарыдала.
     - Поцелуй кружку.
     Она прижалась губами к металлической кружке, широко развела колени, опустила голову и произнесла:
     - Ваша пага, господин.
     - Твой хозяин уже подобрал тебе имя? - спросил я.
     - Еще нет, господин.
     - Для удобства я буду называть тебя сегодня Эвелина, - сказал я.
     - Хорошо, господин.
     - Теперь припомни две последние фразы, которые ты говорила, когда по глупости считала себя свободной женщиной.
     - Эвелина принесла напиток своему господину. Эвелина надеется, что после него господин не отвергнет ее ласк.
     - Еще, - сказал я.
     - Меня зовут Эвелина, - произнесла она. - Я стою обнаженная на коленях перед моим господином. Я мечтаю доставить ему наслаждение. Позови меня на свое ложе, господин! Эвелина умоляет, чтобы ей показали, как надо обращаться с рабыней!
     - Хорошо, - похвалил я рабыню.
     Не поднимаясь с колен, она отползла на ярд от стола и застыла в покорной позе. Я не торопясь потягивал пагу.
     - А ты красивая рабыня.
     - Спасибо, господин.
     - Говорят, ты - белый шелк?
     - Я девственница, господин.
     - Это и называется белым шелком.
     - Да, господин.
     - Тебе хотелось когда-нибудь узнать, что такое быть рабыней? - спросил я. Она подняла голову.
     - Смотри, - предупредил я. - Ты стоишь передо мной на коленях. Голая. На тебе рабский ошейник. Тебе будет нелегко солгать.
     - Да, - тихо произнесла девушка. - Мне интересно узнать, что значит быть рабыней.
     - Скоро узнаешь, - обнадежил ее я.
     - Да, господин.
     На какое-то время я задумался, потягивая пагу. Потом послал рабыню за второй кружкой. В таверне Пембе вторая кружка стоила всего долю тарска. Деньги я отдал помощнику. В таверне Пембе, как, кстати, во многих подобных заведениях, девушкам запрещено прикасаться к монетам. Разумеется, Эвелина, которую я заказал вместе с первой кружкой, принадлежала мне до тех пор, пока я не уйду из таверны или сам не отпущу ее.
     - Позволь мне сказать, господин, - робко произнесла рабыня.
     - Да?
     - Господин собирается меня использовать?
     - Не знаю. Еще не решил. Сделаю так, как мне заблагорассудится.
     Я с наслаждением допил вторую кружку. Посидев еще немного, я оттолкнул кружку на край стола.
     - Господин собирается уходить? - спросила рабыня.
     - Иди в альков, - приказал я.
     Она в ужасе посмотрела на меня, потом медленно поднялась и на негнущихся ногах направилась к алькову. Возле самого входа она остановилась, не в силах переступить через порог. Я взял ее под руку и швырнул внутрь. Девчонка упала на разбросанные на полу меховые шкуры. Я развернулся и задернул за собой красные шторы.
     Она растерянно сидела на шкурах, подняв колени. Я взял цепь с кандалами для лодыжки, что лежала сразу у входа и была длиной около ярда. Такая же цепь лежала слева, две другие цепи заканчивались наручниками. Еще одна цепь цеплялась за ошейник. Все замки открывались одним ключом, который в паговых тавернах всегда кладут на полочку слева у входа. Имелись и приспособления для укорачивания цепей. Само собой разумеется, пленник не мог дотянуться до полочки с ключом, если на нем была защелкнута хотя бы одна из цепей. Рядом с полочкой для ключа был крючок, на котором висел невольничий кнут.
     Я нагнулся, схватил рабыню за правую ногу и защелкнул на ней кандалы. Потом толчком повалил ее на спину и поочередно заковал в наручники правую и левую руки. После этого я приковал ошейник девушки к центральному кольцу, надел кандалы на левую ногу и укоротил все цепи таким образом, что она едва могла пошевелиться.
     - Ты посадил меня на цепь, господин, - растерянно произнесла рабыня.
     - Сейчас ты поймешь, что значат невольничьи цепи, - усмехнулся я. - Ну-ка, посмотри сюда! - Я показал на крючок рядом с полкой. - Что ты здесь видишь?
     - Невольничий кнут, - побелевшими губами пролепетала она.
     - Вообще-то мы с тобой находимся в алькове. Но ты скоро поймешь, что это весьма необычное место.
     - Да, господин.
     - Это камера подчинения.
     - Да, да, господин.
     - Хорошенько об этом подумай. Сосредоточься на этой мысли, прочувствуй ее всеми клеточками своего прелестного тела. Здесь тебе, рабыне, придется полностью подчиниться воле мужчины.
     - Да, господин.
     - Сейчас я к тебе прикоснусь.
     - Я фригидна, господин. Не сердись и не убивай меня.
     - Подумай, о чем я тебе сказал. Ты находишься в камере подчинения.
     - Да, господин. - Девушка тихонько заплакала. Потом я к ней прикоснулся. Очень нежно. Бедра ее дернулись, цепь задрожала. Она испуганно посмотрела на меня.
     - Ты готова подчиниться мне полностью?
     - Да, господин, - прошептала рабыня и попыталась приподнять ноги. - Коснись меня еще раз.
     Я немного подождал и прикоснулся к ней еще раз. Очень нежно.
     - Ай! - взвизгнула девчонка.
     Я продолжал ее гладить. Она застонала и принялась извиваться.
     Тогда я остановился.
     - Какое странное ощущение, - сказала она. - Что это было?
     - Теперь тебя надо выпороть.
     - Почему, господин?
     - Потому что ты мне солгала. Когда сказала, что фригидна.
     Она растерянно посмотрела на меня.
     - Ты вовсе не фригидна, девочка, - усмехнулся я. - Ты очень горячая рабыня.
     - Нет, нет! Я не горячая рабыня! - замотала она головой.
     - Сейчас посмотрим.
     - Как ты можешь после этого меня уважать? - неожиданно произнесла она.
     - Тебя никто не уважает, - пожал я плечами. - Ты всего лишь рабыня.
     - Да, господин.
     - У тебя больше нет гордости. Рабыням не позволяется иметь гордость.
     - Но я хочу хотя бы уважать сама себя, - сказала она, отвернув голову в сторону.
     - Ты должна не уважать себя, а быть собой, - поправил ее я.
     Девушка посмотрела на меня. В ее глазах застыли слезы.
     - Я не могу осмелиться быть сама собой.
     - Разве женщина не может быть женщиной? - спросил я.
     - Не может! - вдруг крикнула она. - Это унизительно!
     - Вот это да! Кем же, по-твоему, должна быть женщина?
     - Она должна быть такой, как мужчина.
     - Но ты же не мужчина, - возразил я.
     - Я не могу стать женщиной, - заплакала она.
     - Почему?
     - Потому что женщина в глубине души - рабыня.
     - Разве плохо, если рабыня станет рабыней? - спросил я.
     - Плохо! - крикнула она.
     - Почему? - настаивал я.
     - Не знаю! - зарыдала девушка. - Я не знаю.
     - Разве может быть плохим то, что естественно? Разве плохо, если камень - это камень, а дерево - это дерево?
     - Нет.
     - Почему же тогда плохо, если рабыня становится рабыней? - спросил я.
     - Не знаю, - покачала она головой.
     - Может быть, в этом нет ничего плохого?
     - Я даже боюсь об этом подумать, - призналась девушка и вдруг добавила: - Пожалуйста, не переставай меня трогать, господин.
     - Рабыня просит?
     - Да, господин. Эвелина умоляет тебя. Не переставай к ней прикасаться.
     Я нежно поцеловал ее груди, при этом снова начал ее трогать.
     - Спасибо тебе, господин, - застонала она. Потом, совершенно неожиданно, она попыталась вырваться. Цепи, разумеется, не позволили ей этого сделать.
     - Что случилось? - спросил я.
     - Я должна сопротивляться. Я не должна поддаваться этому ощущению!
     - Почему?
     - Я ощущаю в себе что-то новое. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Это как волны... Они поднимаются из глубины, завладевают всем моим существом. В это трудно поверить. Невероятное, фантастическое ощущение! Нет! Нет! Ты должен остановиться!
     - Почему?
     - Потому что я пошла тебе навстречу.
     - Как это?
     - Как рабыня, которая идет навстречу своему господину.
     - Ты и есть рабыня.
     - Да, господин, - вздохнула она.
     - Ты находишься в камере подчинения, - напомнил я.
     - Ты не оставляешь мне никакого выбора.
     Я улыбнулся.
     - Сейчас я дам тебе возможность выбрать. Первый и последний раз.
     - Выбрать? - растерялась рабыня.
     - Я предоставляю тебе выбор невольницы. Ты можешь либо уступить, либо умереть.
     - Я предпочитаю уступить, господин, - испуганно проговорила она.
     - Естественно, - усмехнулся я. - Ты же рабыня.
     - Спасибо, господин, - тихо произнесла девушка.
     - В следующий раз, - строго сказал я, - выбора у тебя не будет.
     Я начал снова к ней прикасаться, вознося ее на высоты, которые она выбрала.
     - Аййи! - вопила она. - Я отдаюсь тебе, господин!
     Между тем сегодня я не собирался ею овладевать.
     - Пожалуйста, погладь меня еще! - просила она. Как трогательно выглядели ее маленькие ладошки, время от временя сжимающиеся в кулачки!
     - Я даже не подозревала, что бывают такие ощущения, - призналась девушка.
     - Это пустяки, - ответил я.
     - Пустяки! - возмущенно воскликнула она. - Никогда раньше я не испытывала ничего подобного!
     - Маленький оргазм невольницы, - сказал я.
     - Я почувствовала, что готова подчиниться тебе безоговорочно. Мне так понравилось это ощущение!
     Спустя некоторое время я снова начал ее гладить.
     - Что собирается сделать господин со своей рабыней? - спросила она.
     - Немного ее поучить, - ответил я.
     - Да, господин.
     На этот раз она начала кричать и извиваться уже через десять ен. Неожиданно она посмотрела на меня широко открытыми, испуганными глазами.
     - Опять! Это наступает опять! Только на этот раз гораздо сильнее! Я не вынесу! Оно убьет меня! Я умираю!
     - Не умрешь, - сказал я.
     - Айии! - завизжала рабыня, мотая головой. Потом крики ее перешли в рыдания. - Я скована цепью. Держи меня. Не отпускай. Пожалуйста, господин! Не отпускай меня!
     Я поцеловал ее. Овладевать ею я пока не хотел.
     Она смотрела на меня, запрокинув голову.
     - Пожалуйста, господин, войди в меня! Я хочу принадлежать тебе безвозвратно. Сжалься надо мной! Умоляю!
     - Позже, - сказал я. - Ты еще не разогрелась.
     - Хорошо, господин, - испуганно пролепетала она.
     На рассвете я проснулся от прикосновения нежных губ Эвелины.
     Ночью я ее расковал, за исключением кандалов на левой лодыжке.
     Она разбудила меня так, как я ее научил. Приятно просыпаться подобным образом. Я гладил ее волосы, в то время как она доставляла мне наслаждение.
     Ночью я показал ей кое-какие маленькие хитрости, элементарную технику рта, рук, грудей, волос, губ, стоп и языка. Это поможет девчонке выжить в таверне Пембе. Самое же главное - я объяснил ей чрезвычайную важность подчинения, основу основ поведения рабыни. Отсюда вытекает все остальное.
     Я застонал, и она радостно посмотрела на меня, довольная, что ей удалось исторгнуть из меня сладостный звук.
     - Доведи дело до конца, рабыня, - сказал я.
     - Конечно, господин!
     Мои руки непроизвольно вцепились в ее волосы. Я прижал девушку к себе. Потом я ее отпустил.
     Подтянув девушку поближе, я посмотрел на ее лицо в тусклом свете нового дня, пробивающегося в альков сквозь щель между шторами на дверях. Потом я вытер рот невольницы ее волосами.
     - Уже утро, господин, - прошептала она.
     - Да, - сказал я.
     Она преданно смотрела мне в глаза.
     - Говори, - приказал я.
     Прижавшись губами к моему уху, она зашептала. Прошлой ночью я научил ее этим словам.
     Он - Господин, а я - Рабыня
     Он - хозяин, а я - собственность
     Он командует, а я подчиняюсь
     Он получает удовольствие, а я его доставляю
     Почему это так?
     Потому, что он - Господин, а я - Рабыня.
     Я положил ee на спину спину и улыбнулся:
     - Доброе утро, рабыня!
     - Доброе утро, господин! - радостно откликнулась она.
     - Хорошо ли ты спала? - спросил я.
     - Ты почти не позволил мне спать, но в те маленькие промежутки, которые у меня были, я спала самым крепким и счастливым сном в моей жизни!
     - Снились ли тебе сны?
     - Мне приснилось, что я рабыня. А потом я проснулась, и оказалось, что это так и есть. Я улыбнулся.
     - Я - рабыня, - радостно произнесла она. - Представляешь, как это здорово! Сегодня утром я проснулась с ощущением огромного счастья. Ты подарил мне это чувство вчера ночью.
     - Как по-твоему, способна свободная женщина пережить такое? - спросил я.
     - Никогда, - решительно ответила Эвелина. - Потому что свободные - не рабыни. То, что я пережила, может чувствовать только рабыня, лежащая в объятиях господина. Свободной женщине эти чувства недоступны.
     - Пока ее не закуют в кандалы, - заметил я.
     - Конечно, господин, - согласилась она. - Если бы ты знал, как мне жаль свободных женщин! Какие они невежественные! Неудивительно, что они враждебно относятся к мужчинам. Впрочем, если мужчина недостаточно силен, чтобы надеть на женщину ошейник, он действительно достоин ненависти.
     - Может быть, - задумчиво проговорил я, вспомнив женщину, которая некогда была моей свободной спутницей. Я вспомнил, какую жестокость она проявила по отношению ко мне в доме Самоса, когда ей показалось, что я слаб и беспомощен. Некогда она была дочерью Марленуса из Ара, но он от нее отказался после того, как она попала в рабство. Вместо того чтобы смириться с пятном на своей чести, славный убар Ара торжественно отрекся от дочери на мече и медальоне, который украшал его покои. Теперь эта девушка свободна, но лишена гражданства. А все потому, что на левом бедре у нее красовалось клеймо Трева, ибо однажды она стала рабыней Раска из Трева, капитана и тарнсмена. Интересно, успел ли он ее подчинить себе? В принципе я в этом не сомневался. Тогда мне казалось, что клеймо Порт-Кара будет хорошо смотреться поверх клейма Трева. Мне очень хотелось увидеть, как она будет танцевать, прикрытая крошечным отрезом алого невольничьего шелка.
     - Ошейник - наша судьба, - сказала Эвелина. За шторами раздавались утренние звуки: двигали столы, - кто-то подметал пол. Подобную работу, как правило, проделывают помощники хозяина. Девушки в это время спят, закованные в цепи, в своих пеналах.
     - Уже утро, - сказал я.
     - Ты собираешься уходить? Хочешь оставить свою рабыню?
     - Естественно, - ответил я. - Девочка из таверны.
     - Подожди немного, - взмолилась она. - Побудь со мной еще чуть-чуть.
     - Хорошо, - улыбнулся я.
     - То, что ты сделал со мной ночью, что-то для тебя означает?
     - Для меня это была обычная ночь с рабыней.
     - О! - воскликнула она.
     - Такое проделал бы с тобой любой горианский мужчина.
     - Любой заставил бы меня так уступить? - недоверчиво переспросила она.
     - Естественно, - ответил я. - Рабыня. Скажи-ка лучше, что ты теперь думаешь о своем ошейнике?
     - Я его ненавижу. И люблю одновременно.
     - Любишь?
     - Да! - воскликнула она. - Мне так понравилось быть рабыней! Мне так понравилось уступать и подчиняться!
     - Похоже, на тебя не зря надели ошейник, - заметил я.
     - Конечно. Потому что я - настоящая рабыня.
     - Правильно, - сказал я. - Рабыня.
     - При этом, - добавила она, - я остаюсь женщиной Земли. - Она схватилась руками за ошейник. - Как это все-таки жестоко - надеть на женщину стальное кольцо! Неужели его никогда не снимут?
     - И не надейся.
     - Никогда?
     - Если и снимут, то чтобы тут же надеть другой.
     - О! - произнесла она и посмотрела на крюк, на котором висел невольничий кнут. - Ты меня так и не выпорол...
     - Время еще есть, - сказал я.
     - Нет! Нет, что ты! - Она уже познала кнут. - Мне кажется, что меня будут часто продавать и перепродавать.
     - Я в этом не сомневаюсь.
     - Как ты думаешь, кто-нибудь меня освободит? - спросила Эвелина.
     - Нет.
     - Почему?
     - Ошейник тебе очень идет. Она погладила ошейник.
     - Да, - произнесла она наконец. - Ты прав. А ведь ты сразу это понял, животное, - сказала она неожиданно резко. - Поэтому ты заставил меня подавать пагу обнаженной?
     - Твоя рабская натура просто бросается в глаза, - заметил я.
     - Конечно, - улыбнулась она. - Ты же горианский мужчина.
     - Любой мужчина Гора, глядя на тебя, решит, что ты прирожденная рабыня. Независимо от того, есть на тебе ошейник и