я крикнул Парпу, чтобы он остановился, но Парп бросился вперед, прямо в челюсти второго ларла, тот схватил его и начал бешено трясти, а я оказался у его лап и ударил ножом между ребер, прямо в сердце.
     Полуразорванное тело Парпа, с переломанной шеей, со сломанными руками и ногами, выпало из челюстей зверя.
     Вика со слезами кинулась к нему.
     Я снова и снова бил мечом, пока ларл не затих.
     Тогда я подошел и встал за Викой.
     Она стояла на коленях у тела. Повернулась, посмотрела на меня и сказала:
     - Он так боялся ларлов.
     - Я знал многих храбрецов, - ответил я, - но такого храброго человека, как Парп из Трева, не встречал.
     Она прижалась к изуродованному телу, шелка ее одежды покрылись кровью.
     - Мы закроем тело камнями, - сказал я. - И я сниму шкуры с ларлов. Идти далеко, и нас ожидают холода.
     Она посмотрела на меня полными слез глазами и кивнула.

33. ИЗ САРДАРА

     Мы с Викой, одетые в шкуры снежных ларлов, направились к воротам в мрачной черной ограде, окружающей Сардар. Путешествие было необычным, но недолгим. Мы перепрыгивали через пропасти, почти плыли в холодном воздухе, и я говорил себе, что Миск, его цари-жрецы и люди, инженеры роя, проигрывают битву, которая решает, могут ли цари-жрецы и люди, действуя вместе, спасти мир, или в конце концов Сарм, перворожденный, победит, и мир, который я так люблю, превратится в обломки, сгорающие в пламенеющем погребальном костре Солнца.
     Путь от ворот до владений царей-жрецов в Сардаре занял у меня четыре дня, а на обратном пути уже на утро второго дня мы с Викой увидели обломки больших ворот и ограду - теперь упавшие и переломанные бревна.
     Скорость возвращения объяснялась не тем, что мы спускались, хотя и это сыграло свою роль, а главным образом уменьшением силы тяжести. Я мог, держа Вику на руках, быстро продвигаться по тропе, которая в других условиях была бы опасной или совершенно непроходимой. Несколько раз я просто прыгал с одного участка тропы на сто футов вниз на другой участок; иначе мне пришлось бы пройти между этими пунктами не менее пяти пасангов. Иногда я вообще отказывался от тропы и двигался напрямик, от одного утеса к другому. Когда на утро второго дня мы увидели ворота, ослабление силы тяжести достигло максимума.
     - Это конец, Кабот, - сказала Вика.
     - Да, - согласился я, - я тоже так считаю.
     С того места, где мы стояли на тропе, едва держась на ногах, видна была огромная толпа, из представителей всех каст Гора. Люди толпились у остатков ограды и со страхом глядели на горы. Впереди в несколько рядов, насколько я мог видеть в обе стороны, стояли люди в белой одежде посвященных. Даже с того места, где мы стояли, слышался запах бесчисленных жертвенных костров, запах горящего мяса босков, тяжелые испарения ладана, кипящего в больших котлах, подвешенных на цепях над кострами. Мы слышали непрерывные гимны, видели, как посвященные простираются ниц, умоляя царей-жрецов о милости.
     Я снова взял Вику на руки и, наполовину идя, наполовину плывя, направился вниз, к развалинам ворот. Когда нас увидели, в толпе послышались громкие крики, потом все стихло, все смотрели на нас.
     Мне вдруг показалось, что Вика стала тяжелее, и я сказал себе, что, должно быть, начинаю уставать.
     Я прыгнул с тропы на дно небольшого ущелья и сильно ударился ступнями при приземлении. Очевидно, неверно рассчитал расстояние.
     Теперь нужно прыгнуть на другую сторону, футов на тридцать вверх. Нужен всего один прыжок. Но прыгнуть я сумел только на пятнадцать футов, задел ногой камень и услышал, как он с грохотом катится вниз. Я снова прыгнул, вложив на этот раз в прыжок все силы, перепрыгнул через край ущелья футов на десять и приземлился между ущельем и воротами.
     У меня возникла мысль, но я не решался прислушаться к ней.
     Но тут я посмотрел на развалины ограды и на упавшие ворота, а за ними - на огни бесчисленных костров, на пар от котлов с ладаном. Теперь дым не расплывался и рассеивался. Нет, он стройными столбами поднимался к небу.
     Я закричал от радости.
     - В чем дело, Кабот? - воскликнула Вика.
     - Миск победил! - крикнул я. - Мы выиграли!
     Не задерживаясь, чтобы поставить ее на ноги, я длинными мягкими прыжками устремился к воротам.
     И только у ворот поставил Вику на землю.
     Передо мной была изумленная толпа.
     Я знал, что никогда в истории планеты человек не возвращался из Сардара.
     Посвященные, многие сотни, стояли склонившись перед утесами Сардара. Я видел их бритые головы, их лица казались черными на белом фоне одежд, глаза широко раскрыты и полны страха, тела в одежде их касты дрожат.
     Вероятно, они ожидали, что меня у них на глазах уничтожит огненная смерть.
     За посвященными теснились люди из сотен городов, объединившись в общем страхе и мольбе, обращенной к жителям Сардара. Я представлял себе, какой ужас и смятение привели этих людей, обычно враждующих друг с другом, сюда, к остаткам ограды, в темную тень Сардара: землетрясения, цунами, ураганы и атмосферные вихри, непонятное уменьшение силы тяжести, ослабление связи между ними и поверхностью.
     Я посмотрел на испуганные лица посвященных. И подумал, что, возможно, их бритые головы, традиционный древний обычай, как-то связаны с гигиенической практикой роя.
     Я был доволен тем, что, в отличие от посвященных, люди других каст не падали ниц. В толпе были жители Ара, Тентиса, Тарна, узнаваемые по двум желтым полоскам в поясе; из Порт-Кара, из Тора, Коса, Тироса; может быть, из Трева, родного города Вики; может быть, даже из погибшего, исчезнувшего Ко-ро-ба; и в толпе были представители всех каст, даже самых низших, таких, как крестьяне, седельщики, ткачи, козопасы, поэты и торговцы, но никто из них не пресмыкался; как странно. Я знал, что посвященные утверждают, что цари-жрецы любят их, они даже повторяют их внешность; но я знал также, что цари-жрецы никогда не стали бы пресмыкаться; похоже, что в своих усилиях походить на богов посвященные ведут себя как рабы.
     Один из посвященных стоял.
     Мне было приятно это видеть.
     Это был высокий человек, плотного сложения, с мягкими чертами лица, с глубоким низким голосом, который очень впечатляет в храме посвященных, построенных так, чтобы такие голоса оказывали максимальное воздействие. Глаза у него, как я заметил, в противоположность мягкому лицу, острые и проницательные. Этот человек не дурак. На левой руке, полной и мягкой, тяжелое кольцо с большим белым камнем, на камне выгравирован символ Ара. Я решил - правильно, как выяснилось позже, - что это верховный посвященный Ара, тот самый, кто занял место верховного посвященного, уничтоженного у меня на глазах огненной смертью год назад.
     - Я пришел из жилища царей-жрецов, - сказал я, возвышая голос, чтобы меня услышало как можно больше людей. Я не хотел разговаривать с этим человеком наедине; он потом сможет так передать содержание разговора, как ему захочется.
     Я заметил, как он украдкой взглянул на дым одного из костров.
     Дым пологой дугой уходил в небо Гора.
     Он знает!
     Он знает, что сила тяготения планеты восстанавливается.
     - Я хочу говорить! - воскликнул я.
     - Подожди, о долгожданный вестник царей-жрецов! - ответил он.
     Я смолк, желая узнать, что ему нужно.
     Человек сделал знак полной рукой, и вперед вывели белого боска, прекрасного в его длинной пушистой шерсти, с изогнутыми полированными рогами. Пушистая шерсть была расчесана, на рогах висели нити бус.
     Достав из сумки маленький нож, посвященный отрезал у животного прядь волос и бросил в костер. Потом сделал знак своему помощнику, и тот мечом разрезал горло животного, боск опустился на колени; кровь из горла собирал в сосуд третий посвященный.
     Я нетерпеливо ждал. Двое посвященных отрубили ногу боска и, в жире и крови, бросили ее в костер.
     - Все остальное не помогало! - воскликнул верховный посвященный, размахивая руками. Он начал быстро читать молитвы на древнем горянском; это язык, на котором посвященные разговаривают между собой и совершают свои обряды. В конце длинной, но торопливо прочитанной молитвы, рефрен которой подхватывали все посвященные, он воскликнул:
     - О цари-жрецы, пусть эта последняя жертва смягчит ваш гнев. Пусть запах этой жертвы будет приятен вашим ноздрям! Примите нашу жертву! Ее приносит Ом, глава всех высших посвященных Гора!
     - Нет! - закричали другие, верховные посвященные остальных городов. Я знал, что верховный посвященный Ара, следуя политике своего предшественника, стремится захватить власть над всеми посвященными; он заявляет, что является главой всех посвященных, но это утверждение, разумеется, отвергают верховные посвященные других городов, которые считают себя независимыми главами клана в каждом городе. Я полагал, что если Ар не завоюет остальные города и не произойдет политической реорганизации в масштабах всей планеты, требования посвященных Ара всегда будут оспариваться.
     - Это наша общая жертва! - воскликнул один из верховных посвященных.
     - Да! - поддержали его другие.
     - Смотрите! - воскликнул верховный посвященный Ара. Он указал на дым, который теперь поднимался почти естественно. Посвященный подпрыгнул, как бы желая проиллюстрировать свои слова. - Моя жертва приятна ноздрям царей-жрецов! - закричал он.
     - Наша жертва! - закричали остальные посвященные.
     Послышался многоголосый радостный крик: люди в толпе начали понимать, что мир возвращается к привычному порядку. Слышались радостные возгласы и благодарности царям-жрецам.
     - Смотрите! - закричал верховный посвященный Ара. Он указал на дым, который из-за перемены направления ветра устремился теперь прямо в Сардар. - Цари-жрецы вдыхают запах моей жертвы!
     - Нашей жертвы! - настаивали остальные верховные посвященные.
     Я улыбнулся про себя. Представил себе, как в ужасе дрожат антенны царей-жрецов при одной мысли о жирном дыме.
     И тут ветер опять переменился, и дым повалил от Сардара в сторону толпы.
     Вероятно, сейчас цари-жрецы выдыхают, подумал я, но у верховного посвященного было больше практики в истолковании знаков, чем у меня.
     - Смотрите! - закричал он. - Цари-жрецы посылают нам благословение, дымом жертвы они говорят нам о своей мудрости и милосердии!
     В толпе послышались крики радости и возгласы благодарности царям-жрецам.
     Я хотел использовать эту бесценную возможность, прежде чем люди Гора поймут, что сила тяготения и нормальные условия восстановились, чтобы заставить их отказаться от обычной воинственности, жить в мире и братстве, но этот момент, прежде чем я успел это осознать, был отобран у меня верховным посвященным Гора и использован в собственных целях.
     Теперь, когда толпа в радости начала рассеиваться, я понял, что больше не представляю никакого интереса, что я просто еще одно указание милости царей-жрецов, что кто-то - неважно, кто - вернулся из Сардара.
     И в этот момент я вдруг понял, что меня окружили посвященные.
     Их кодекс запрещает им убивать, но я знал, что они с этой целью нанимают людей из других каст.
     Я посмотрел на верховного посвященного Ара.
     - Кто ты, чужестранец? - спросил он.
     Кстати, понятия "чужестранец" и "враг" на горянском обозначаются одним словом.
     - Никто, - ответил я.
     Я не открою ему свое имя, свою касту, свой город.
     - Это хорошо, - сказал верховный посвященный.
     Его собраться окружали меня все теснее.
     - На самом деле он не пришел из Сардара, - сказал другой посвященный.
     Я удивленно посмотрел на него.
     - Да, - подтвердил другой. - Я видел. Он вышел из толпы, прошел за ограду и вернулся. Он был в ужасе. Он не пришел с гор.
     - Ты понял? - спросил меня верховный посвященный.
     - Вполне.
     - Но это неправда! - воскликнула Вика из Трева. - Мы были в Сардаре. Мы видели царей-жрецов!
     - Она богохульствует, - сказал один из посвященных.
     Я велел Вике молчать.
     Неожиданно мне стало грустно. Я подумал, какой будет судьба людей из роя, если они попытаются вернуться в свои города. Может, если будут молчать, смогут жить на поверхности, да и то не в своих городах, потому что в их городах посвященные обязательно вспомнят, что они уходили в Сардар.
     И я с огромной печалью понял, что то, что я знаю и знают другие, никак не изменит жизнь Гора.
     У посвященных свой образ жизни, свои древние традиции, свои средства существования, престиж касты, который он считают высшим на планете, свое учение, свои святые книги, церемонии и обряды, своя роль в культуре. Допустим, они узнают истину. Что это изменит? Неужели я на самом деле жду от них - от всех, что они сожгут свои одеяния, откажутся от притязаний на тайные знания и власть, разберут мотыги крестьян, иглы ткачей, займутся другими скромными работами?
     - Он самозванец, - сказал один из посвященных.
     - Он должен умереть, - заявил другой.
     Я надеялся, что на других людей, вернувшихся из роя, посвященные не станут устраивать облавы и сжигать их как еретиков и богохульников.
     Может, с ними будут обращаться, как с фанатиками, как со спятившими бездомными бродягами, невинными в своем безумии. Кто им поверит? Кто поверит на слово бродяге вопреки утверждениям могущественной касты посвященных? И даже если поверят, кто посмеет сказать об этом вслух?
     Похоже, посвященные победили.
     Я предположил даже, что многие люди вернутся в рой, где могут жить, любить и быть счастливыми. Другие, чтобы не потерять небо Гора над головой, признаются в обмане; но таких, я полагал, будет мало; однако будет много признаний тех, кто никогда не бывал в Сардаре, их наймут посвященные, чтобы дискредитировать рассказы вернувшихся. Я был уверен, что большинство вернувшихся из Сардара переберутся в новые города, где они никому не известны, и попытаются начать жизнь заново, как будто не хранится в их сердцах тайна Сардара.
     Я стоял, поражаясь величию и ничтожеству человека.
     И тут со стыдом я понял, что сам чуть не предал своих товарищей. Я намеревался воспользоваться моментом, заявить, что пришел с посланием от царей-жрецов, заставить людей жить так, как я считаю правильным, уважать друг друга, быть добрыми и достойными звания разумного существа, но какой от всего этого толк, если оно будет исходить не из сердца самого человека, а из страха перед царями-жрецами, из стремления угодить им? Нет, я не буду стараться переделывать людей, утверждая, что этого хотят цари-жрецы, хотя, возможно, на время это и подействует. Желание стать лучше должно исходить от самого человека, Если он встанет, то только на собственные ноги.
     И я почувствовал благодарность к верховному посвященному Ара за его вмешательство.
     Я понял, какими опасными могут быть посвященные, если послание, обращенное к благородству и морали человечества, вступит в противоречие с их суевериями и многочисленными впечатляющими церемониями.
     Верховный посвященный из Ара сделал знак остальным.
     - Отойдите, - приказал он, и они повиновались.
     Поняв, что он хочет поговорить со мной наедине, я попросил Вику отойти. Она послушалась.
     Мы с верховным посвященным рассматривали друг друга.
     Неожиданно я перестал видеть в нем врага и почувствовал, что и он больше не считает меня противником.
     - Ты много знаешь о Сардаре? - спросил я.
     - Достаточно, - ответил он.
     - Но тогда почему?..
     - Тебе трудно будет понять.
     Я чувствовал запах дыма, слышал, как шипит жир боска на жертвенном костре.
     - Расскажи мне, - сказал я.
     - Большинство, - ответил он, - как ты правильно решил, простые верующие члены моей касты, но есть и другие, кто заподозрил правду и испытывает мучения, есть такие, кто подозревает истину, но делает вид, что ничего не знает. Но мне, Ому, высшему посвященному Ара, и некоторым другим высшим посвященным все это не подобает.
     - А чем же вы отличаетесь?
     - Я... и некоторые другие... мы ждем человека. - Он посмотрел на меня. - Он еще не готов.
     - Чего ждете? - спросил я.
     - Чтобы человек поверил в себя, - ответил Ом. Он улыбнулся. - Мы пытаемся оставить щель, чтобы человек заглянул и заполнил ее... и кое-кто это делает, но немногие.
     - Что за щель?
     - Мы не обращаемся к сердцам людей, - сказал Ом, - но только к их страху. Мы говорим не о любви и храбрости, не о верности и благородстве, но об обрядах, о послушании, о наказании со стороны царей-жрецов; если бы мы говорили по-другому, человеку трудно было бы вырасти. Так, в тайне от большинства членов своей касты, мы желаем собственного конца, таков наш путь к величию человека.
     Я долго смотрел на посвященного, думая, правду ли он говорит. Ничего более странного мне не приходилось слышать от посвященного: большинство из них поглощены ритуалами своей касты, они высокомерны и педантичны.
     Я вздрогнул, может, от холодного ветра с Сардара.
     - Именно поэтому я остаюсь посвященным.
     - Цари-жрецы существуют, - сказал я.
     - Знаю, - ответил Ом, - но какое они имеют отношение к самому важному для человека?
     Я немного подумал.
     - Вероятно, никакого.
     - Иди с миром, - сказал посвященный и сделал шаг в сторону.
     Я протянул руку, и Вика присоединилась ко мне.
     Верховный посвященный Ара повернулся к остальным. Он сказал:
     - Я не видел, чтобы кто-то пришел с Сардара.
     Остальные посвященные смотрели на нас.
     - Мы тоже не видели, - сказали они.
     Они расступились, мы с Викой прошли между ними и миновали ворота и разрушенную ограду, некогда окружавшую Сардар.

34. ЛЮДИ КО-РО-БА

     - Отец! - воскликнул я. - Отец!
     Я бросился в объятия Мэтью Кабота, который со слезами обнял меня и, казалось, никогда не выпустит.
     Снова я вижу это строгое сильное лицо, эту квадратную челюсть. густую буйную гриву волос, так похожую на мою, это сухощавое тело, эти серые глаза, сейчас полные слез.
     Я почувствовал удар по спине, чуть не упал, повернулся и увидел огромного мускулистого Олдера Тарла, моего учителя в оружейном искусстве; он хлопал меня по плечу, и его ладони были подобны копытам тарна.
     Кто-то потянул меня за рукав, я взглянул и чуть не попал углом свитка в глаз. Свиток держал маленький человечек в синем.
     - Торм! - воскликнул я.
     Маленький человек закрыл песочного цвета волосы и водянистые светлые глаза широким рукавом своей одежды и без стыда плакал, прижавшись ко мне.
     - Ты испачкаешь свой свиток, - предупредил я его.
     Не поднимая головы и не переставая плакать, он переложил свиток под другую руку.
     Я схватил его, закружил, лицо его открылось, и Торм из касты писцов громко закричал от радости, его песочные волосы развевались на ветру, слезы бежали по лицу, но он так и не выпустил из рук свиток, хотя чуть не ударил им Олдера Тарла. Но вот он зачихал, и я осторожно опустил его.
     - Где Талена? - спросил я у отца.
     При этих словах Вика отступила.
     Но радость моя тут же исчезла, потому что лицо отца приняло серьезное выражение.
     - Где она? - спросил я.
     - Мы не знаем, - ответил Олдер Тарл, потому что отец не мог найти слов.
     Отец взял меня за плечи.
     - Сын мой, - сказал он, - жители Ко-ро-ба рассеяны, и никто из них не мог встречаться, и от города не осталось камня на камне.
     - Но вы здесь, - возразил я, - три человека из Ко-ро-ба.
     - Мы встретились здесь, - сказал Олдер Тарл, - и так как казалось, что наступает конец мира, мы решили в последние мгновения держаться вместе - несмотря на волю царей-жрецов.
     Я посмотрел на маленького писца Торма, который перестал чихать и теперь вытирал нос рукавом своей голубой одежды.
     - Даже ты, Торм?
     - Конечно, - ответил он. - В конце концов царь-жрец - это всего лишь царь-жрец. - Он задумчиво потер нос. - Впрочем, - согласился он, - и этого достаточно много. - Он посмотрел на меня. - Да, вероятно, я храбр. - Посмотрел на Олдера Тарла. - Не говорите другим членам касты писцов, - предупредил он.
     Я улыбнулся про себя. Торм явно хо