В течение большей части праздничного ужина меня использовали как обслуживающего ренсоводов раба, что особенно нравилось девушкам, соревновавшимся за право обладания мною, но кто из них выиграл это право, я до сих пор не знал.
     Мне приходилось разносить чаши с кусками жареной рыбы и мяса, нанизанных на прутья подрумяненных гантов, корзины с пастилой и лепешками и бесчисленные тыквенные бутыли с пивом.
     Затем ренсоводы затянули какую-то песню, и ко мне подошла Телима.
     - Иди к шесту, - приказала она.
     Я оглянулся. Шест не был похож на тот, к которому меня привязывали утром. Это скорее был настоящий столб, толстый и очищенный от коры ствол дерева, установленный посередине места, вокруг которого расположились пирующие ренсоводы.
     Я подошел и встал возле него.
     Телима привязала меня к столбу за руки и ноги, набросив, кроме того, несколько петель мне на шею и грудь. Затем она сняла у меня с головы венок, который я носил в течение всего дня, и заменила его свежим.
     Ренсоводы тем временем продолжали петь, сопровождая нестройные звуки ритмичными хлопками в ладоши. Среди них я заметил Хо-Хака, также старательно выводящего мелодию и прихлопывающего в такт в ладоши. Неподалеку от него расположился парень с повязкой на голове, украшенной перламутровыми пластинами.
     Телима, любуясь плодами своей работы, отступила от меня на шаг и рассмеялась.
     Внезапно ренсоводы перестали петь.
     Наступила тишина.
     Затем вдруг послышался глухой дробный звук барабана. Я заметил мужчину, колотящего двумя толстыми палочками в большой выдолбленный ренсовый корень. Звук разрастался, набирая силу и темп, и вдруг, дойдя до какого-то кульминационного момента, стих так же внезапно, как и пение.
     Сидевшие девушки, смеясь и подталкивая друг друга, стали нерешительно подниматься на ноги и выходить в круг.
     Юноши и молодые мужчины криками подбадривали их.
     Одна или две девушки, хихикая, хотели было ускользнуть, но юноши смеясь поймали их и тоже ввели в круг.
     Девушки, очевидно, в предвкушении чего-то важного для них, волнующиеся, с сияющими глазами, многие в бусах и с надетыми в честь праздника простыми коваными браслетами, неловко переминались с ноги на ногу.
     Юноши кричали и хлопали в ладоши.
     Многие из них, я видел, не могли отвести глаз от Телимы.
     У нее единственной, как я заметил, браслет на руке был из золота.
     Она не обращала внимания ни на кого из них, во всяком случае, старалась это показать.
     Ренсоводческие общины изолированы друг от друга и ведут обособленную жизнь. Молодые люди редко встречают сверстников или сверстниц с соседних ренсовых островов. Мне вспомнились утренние заигрывания юношей и девушек, их обмен шутками и стремление привлечь к себе внимание. Так происходило их знакомство и взаимная оценка.
     Тут снова раздались глухие ритмичные барабанные звуки, но на этот раз к ним присоединился тонкий голосок тростниковой свирели и мелодичные аккорды какого-то незнакомого мне музыкального инструмента, представляющего собой выдолбленный ренсовый корень с натянутыми на него струнами.
     Телима первой начала в ритм музыке притоптывать ногой и медленно двинулась по кругу. Руки ее были приподняты над головой, глаза закрыты.
     Постепенно к ней присоединились другие, даже самые робкие девушки.
     Танцы ренсоводов, насколько мне известно, не совсем обычны для Гора. В них есть что-то дикое и одновременно величественное. Их стилизованные движения напоминают повседневные действия жителей ренсовых островов: забрасывание рыболовных сетей, управление лодкой, плетение из стеблей всевозможных предметов быта, охоту на болотных гантов. Однако постепенно движения девушек стали иными, к ним начали добавляться элементы женской жизни, изображающие ухаживание за ребенком, рабыню Порт-Кара, добивающуюся благосклонности своего хозяина. В движениях девушек появилась некоторая свобода, отражающая определенные черты их характера, но все они позволяли судить об исполнительнице как о конкретной женщине, ищущей себе мужчину и старающейся обратить на себя внимание своего избранника. Даже наиболее скромные и застенчивые, те, что хотели сначала убежать, стали более откровенны в выражении своих чувств и стремлений и под дробную монотонную музыку кружились в каком-то экстатическом самозабвении.
     Жизнь на репсовых островах очень трудна, а праздник бывает только раз в году.
     Заигрывания парней утром и демонстрация себя девушками вечером сродни ухаживаниям в более цивилизованном мире моей родной Земли и играют в жизни ренсоводов трудно переоценимую роль.
     Детство девушки заканчивается, когда она на празднестве впервые выходит в круг.
     Неожиданно прямо перед собой я увидел раскачивающуюся под музыку, двигающуюся словно в забытьи, с высоко поднятыми руками и запрокинутой головой, гибкую темноволосую девушку, ту самую, с длинными ногами. Она извивалась в пароксизме страсти, плотно сжав бедра, и вдруг, протянув ко мне скрещенные в запястьях, словно скованные наручниками руки, с какой-то злостью прошипела: "Раб!" - и гневно плюнула мне в лицо.
     "Неужели мне суждено попасть к ней в руки?" - с ужасом подумал я.
     Затем на ее месте появилась другая девушка - высокая сероглазая блондинка, - и, двигаясь с неподражаемой грацией, словно музыка жила в каждом ее дыхании, в каждом биении ее сердца, она приблизилась почти вплотную ко мне, едва не прижимаясь ко мне своим стройным телом.
     - Может, это я твоя хозяйка, как ты думаешь? - спросила она и, не дожидаясь ответа, также презрительно плюнула мне в лицо.
     После этого передо мной прошла целая череда сменяющих одна другую девушек, издевавшихся надо мной и отходящих в сторону, плюнув мне в лицо.
     Мужчины смеялись и, хлопая в ладоши в такт музыке, подбадривали их.
     Однако большую часть времени на меня, привязанного к столбу, вообще не обращали внимания, и девушки танцевали для наблюдавших за ними юношей, стараясь стать для них привлекательными и желанными.
     Через некоторое время я увидел" как одна из девушек оставила круг. Голова ее была откинута назад, взгляд блуждал, волосы сплошным потоком струились по плечам, а дыхание было глубоким и взволнованным. Едва она вышла из круга, к ней направился юноша. Они встретились в нескольких ярдах от танцующих, и я увидел, как юноша, без всяких протестов со стороны своей избранницы, набросил на нее рыболовную сеть и повел за собой. Вскоре они исчезли в темноте, направляясь к одному из переброшенных плотов на другой, соседний остров, подальше от толпы, шума и танцев.
     Еще одна девушка покинула круг и с радостно-блестящими глазами исчезла в темноте вместе с подошедшим к ней юношей.
     Танец становился все более неистовым. Девушки безостановочно кружились в свете факелов под подбадривающие их крики зрителей, а музыка все нарастала, набирая мощь и ускоряя и без того уже ставший сумасшедшим темп. Все вокруг напоминало дикую, буйную, варварскую феерию звуков, красок и движений.
     Вдруг передо мной появилась танцующая Телима.
     Я едва не вскрикнул, пораженный ее красотой.
     Она показалась мне сейчас самой красивой женщиной из всех, кого я когда-либо видел.
     Ее руки были высоко подняты, и, танцуя, она с улыбкой смотрела прямо мне в лицо.
     Ее красота подействовала на меня сильнее удара хлыста. Но каждое ее движение было наполнено беспредельным пренебрежением ко мне.
     Она возбуждала во мне нестерпимое желание; я же был для нее объектом забавы, унизительных насмешек и презрения.
     Она развязала меня.
     Я продолжал неподвижно стоять у столба, среди несущихся вокруг меня потоков дикой, варварской музыки и плывущих в ее ритмичных волнах возбужденных девушек.
     - Иди в хижину, - приказала Телима. - Я - твоя хозяйка.
     Я поднял на нее полный изумления взгляд.
     - В хижину! - повторила она и плюнула мне в лицо.
     Я невольно отшатнулся и, опустив голову, побрел мимо кружащихся, смеющихся мне вслед девушек к хижине Телимы.
     Здесь я вытер с лица ее плевок и, опустившись на четвереньки, пролез в круглое, не рассчитанное на мужчину входное отверстие хижины.
     Оказавшись один, я сел на пол и опустил голову на руки.
     Снаружи доносилась музыка, смех и веселые крики девушек, танцующих под ночным небом Гора.
     Я просидел так довольно долго.
     Затем в хижину забралась Телима, ведя себя так, словно меня здесь и не было.
     - Зажги лампу, - наконец бросила она.
     Я несколько раз ударил небольшим металлическим бруском о кремень, держа его над медной чашей с высушенными лепестками ренсовых цветов. Лепестки занялись пламенем, и я, поднеся к нему тонкий стебель, зажег его и перенес огонь в заправленную маслом тарлариона лампу. Хижина осветилась слабым мерцающим желтоватым светом.
     Телима жевала ренсовую лепешку.
     - Сегодня я не буду тебя связывать, - заявила она и, засунув остатки лепешки в рот, начала раскладывать на полу плетеную циновку. Затем, как и прошлой ночью, кинув на меня безразличный взгляд, она развязала пояс на тунике, стянула ее через голову и бросила в угол хижины в ноги.
     Доев лепешку, она рукой вытерла рот и распустила стягивающую волосы ленту.
     Затем она растянулась на циновке и, опершись на локоть, посмотрела на меня. Колени ее были приподняты.
     - Ласкай меня, - приказала она.
     - Не буду, - ответил я.
     В ее взгляде появилось изумление.
     И в это мгновение снаружи раздался дикий, полный ужаса женский крик. Музыка мгновенно стихла, и среди внезапно начавшейся суматохи, беготни и испуганных воплей я различил металлический лязг оружия.
     - Работорговцы! - кричал кто-то истошным голосом. - Работорговцы!

Глава шестая

РАБОТОРГОВЦЫ

     Одним прыжком я выскочил из хижины: сработала реакция тренированного воина.
     Через мгновение Телима была рядом со мной.
     Я увидел движущуюся по краю острова тонкую цепочку факелов.
     Мимо пробежал ребенок. Центр острова, где еще несколько минут назад сидели ренсоводы, опустел, и сейчас там только одиноко возвышался столб с валяющимися возле него лианами, которые незадолго до того стягивали мои руки.
     Повсюду слышались отчаянные крики, заглушаемые грохотом монотонно ударяемых о щиты мечей.
     В свете привязанных к шестам догорающих факелов я увидел фигуры двух устремившихся навстречу неприятелю ренсоводов. Послышался треск ломающихся о щиты тонких тростниковых копий. Какой-то ренсовод, шатаясь, словно пьяный, двигался спиной к нам и, не дойдя двух шагов, упал прямо у наших ног. В груди у него я увидел торчащую арбалетную стрелу, которую он сжимал обеими руками.
     Откуда-то доносился плач ребенка.
     В свете движущихся факелов я различил темные силуэты высоких узконосых галер с сидящими на веслах рабами.
     У Телимы вырвался дикий вопль; она закрыла лицо руками и заметалась от страха.
     Моя рука поймала ее за запястье и сомкнулась на нем, как металлический наручник. У нее не было сил сопротивляться, и я потащил ее в противоположный, утопающий в темноте конец острова.
     Однако уже через несколько шагов мы наткнулись на в панике бежавших нам навстречу ренсоводов - мужчин, женщин и детей, спотыкающихся, падающих и бегущих вновь. За спиной у них я заметил сверкающие в свете факелов металлические наконечники длинных копий.
     Мы бросились в другую сторону.
     Вдруг в темноте раздался протяжный звук трубы, и мы в замешательстве замерли на месте. На нас тут же обрушился целый град стрел, вызвавший у несчастных жертв душераздирающие вопли и новую волну панического ужаса.
     Мы снова бросились бежать, то и дело натыкаясь на падающих прямо нам под ноги раненых или на мечущихся, обезумевших от страха ренсоводов.
     За спиной у нас не умолкали звуки охотничьих труб и грохот ударяемых о поверхность щита мечей.
     Вдруг женщина, бегущая перед нами, остановилась и закричала, указывая на что-то рукой:
     - У них сети! - с трудом разобрал я ее слова. Мы бежали прямо в ловушку.
     - Стойте! - закричал я подталкивающим меня сзади. - Здесь сети!
     Однако остановить обезумевшую толпу мне не удалось, и большинство людей, спасаясь от наводящих на них ужас звуков труб и грохота мечей, бежали прямо в западню. Это были не маленькие рыболовные сети, а целая стена сетей, опоясывающая остров, насколько хватало глаз, и перекрывающая дорогу к спасению.
     Сквозь ячейки сети торчали наконечники копий, вонзающихся в тело каждого, кто к ним приближался.
     С другого конца острова до меня также донесся испуганный, заставивший меня похолодеть от ужаса крик:
     - Осторожно! Здесь сети!
     Бежать было некуда.
     Вскоре среди мечущихся фигур ренсоводов все чаще стали попадаться люди из Порт-Кара - кто в шлемах, со щитом и мечом в руке, кто с дубинками и ножами, а кто и с кнутами и целой перевязью цепей на плече. За ними следовали, освещая им дорогу, рабы с факелами.
     Тут я заметил парня-ренсовода с повязкой на голове, украшенной перламутровыми пластинами, - того самого, что не смог натянуть тетиву большого лука. Длинная белая шелковая повязка все так же свисала с его левого плеча. Рядом с ним стоял бородатый воин из Порт-Кара, принадлежащий, судя по золоту его шлема, к высшему офицерскому составу. Парень - ренсовод что-то быстро говорил ему и, указывая рукой, отдавал какие-то инструкции другим порткар-цам. Бородатый офицер слушал его молча, а его подчиненные торопливо выполняли распоряжения парня. В руке у него я заметил небольшой кожаный мешочек, похожий на кошель, очевидно, набитый золотом.
     - Это Хенрак! - воскликнула Телима. - Хенрак!
     Так я впервые узнал имя парня с повязкой из перламутровых пластин на голове.
     Рядом со мной упал человек с пробитой копьем грудью.
     Обхватив Телиму за плечи, я потянул ее прочь. Некоторые из ренсоводов пытались оказать нападающим какое-то сопротивление, но их тонкие плетеные щиты и легкие, больше подходящие для охоты на крупную болотную рыбу тростниковые копья не могли сравниться с мечами и боевыми копьями воинов. Их поединки оканчивались, едва успев начаться. Большинство же островитян вели себя, как охваченные паническим ужасом животные.
     Я увидел упирающуюся девушку, которую налетчики из Порт-Кара тащили за волосы по направлению к галерам. Руки ее были связаны за спиной, а разорванная туника едва держалась на плече. Это была та самая девушка, что еще утром насмехалась надо мной, одна из тех, что так издевательски выражали ко мне свое презрение. Теперь она была обречена на ту же судьбу, что ожидала меня.
     Я потащил Телиму дальше. Она испуганно бежала за мной, крича и спотыкаясь на каждом шагу.
     Тут я увидел, что сети, окружающие остров, начали медленно сходиться, двигаясь по направлению к центру острова, а находящиеся за ними воины стали настойчивее отгонять копьями толпящихся ренсоводов.
     Я услышал девичий крик за спиной.
     Это оказалась та высокая сероглазая блондинка, запомнившаяся мне еще утром, та, что насмехалась надо мной, когда я стоял, привязанный, у столба, а танцуя, одна из первых подошла плюнуть мне в лицо. Сейчас она пыталась освободить руки от связывающих их веревок, за которые ее тянули два воина. Третий, подойдя сзади, ударом хлыста рассек ей тунику и сорвал с ее плеч обрывки тонкой материи. Девушка, крича от боли, упала на колени. Пинком ее бросили лицом вниз, и один из воинов связал ей за спиной руки, а другой - ноги.
     Сзади на нас налетела какая-то визжащая девушка. Я оглянулся.
     Это была гибкая, темноволосая девушка с восхитительными ногами. Я хорошо запомнил ее, стоя у позорного столба. Это она танцевала, едва не прижимаясь ко мне бедрами, помахивая передо мной своими словно скованными наручниками руками, а затем, издеваясь, плюнула мне в лицо. После Телимы я считал ее самой дерзкой и самой желанной из моих мучительниц.
     Натолкнувшись на нас, она с диким выражением лица оглянулась вокруг и, не переставая визжать, снова бросилась куда-то в темноту.
     Не выпуская Телиму из рук, я мучительно обдумывал, как нам можно спастись.
     Вокруг, едва не сбивая нас с ног, метались мужчины, истерично визжащие и плачущие дети, и все больше, казалось, появлялось на острове людей из Порт-Кара и следовавших за ними, освещающих им факелами дорогу рабов.
     Я схватил Телиму за руку и потащил ее в глубь острова.
     Здесь при тусклом свете догорающих факелов я увидел Хо-Хака, яростно отбивающегося шестом от наседающих на него воинов, раздающего удары направо и налево. Несколько порткарцев уже лежали, но отчаянно сопротивляющегося Хо-Хака все еще окружало не менее десятка вооруженных мечами воинов, против которых он был так же бессилен что-либо сделать, как против зубов громадной акулы, окажись он в ее пасти.
     Хо-Хак, мокрый от пота, с оттопыренными ушами, с ошейником, с которого свисал обрывок металлической цепи, стоял, тяжело дыша, широко расставив ноги и держа наготове обломок шеста.
     - Тарларионы! - хрипло крикнул он недругам. - Хищные тарларионы!
     Те рассмеялись.
     Затем двое воинов с разных сторон одновременно набросили на него широкие прочные сети для ловли рабов, и остальные нападающие, не давая ему времени выпутаться, тут же бросились к нему и, свалив с ног, принялись избивать кто чем - кулаками, ногами, плоской стороной мечей и тупыми концами копий.
     Телима закричала, и я потащил ее дальше.
     Мы снова бежали, проталкиваясь через мечущихся людей.
     На краю острова мы остановились. Поблизости, всего в нескольких ярдах от острова, догорали на воде тростниковые лодки. В отбрасываемом ими на воду кроваво-красном свете я заметил испускающего предсмертные вопли, из последних сил барахтающегося на поверхности воды ренсовода, у самой головы которого маячила окровавленная пасть тарлариона.
     - Вот еще двое! - услышал я у себя за спиной.
     Мы обернулись, и я увидел бегущих к нам четверых воинов с длинной сетью в руках.
     Мы снова бросились в глубь острова, в самую гущу мечущихся с истошными воплями теней.
     Около столба, к которому я был привязан на празднике, теперь лежали десятки связанных по рукам и ногам ренсоводов - мужчин, женщин и детей. Они были уже раздеты и приготовлены к доставке на галеры. Время от времени воины приволакивали сюда очередную упирающуюся и подгоняемую грубыми пинками жертву и, связав ее, бросали к товарищам по несчастью. Пленников охраняли два воина с обнаженными мечами, а находившийся тут же учетчик вносил в длинный список каждую новую жертву. Среди прочих я увидел здесь же высокую сероглазую блондинку, заплаканную и отчаянно пытающуюся снять с себя путы.
     Она посмотрела на меня.
     - Помоги! - закричала она. - Спаси меня. Я взял Телиму за руку и увел подальше от света факелов.
     - Я не хочу быть рабыней! - неслось мне вслед. - Не хочу!
     Нас то и дело толкали спотыкающиеся в темноте, отчаянно пытающиеся отыскать хоть какое-нибудь укрытие ренсоводы.
     Мое внимание привлек шум борьбы, и, обернувшись, в слабом свете факелов я увидел, как двое воинов, протащив мимо нас окровавленного, но продолжающегося сопротивляться ренсовода, швырнули его к лежащим на земле товарищам.
     Вслед за этим мы услышали крик, и на свет выскочила бегущая быстро, как табук, стройная темноволосая девушка, та, с длинными, сводившими меня с ума ногами. За ней, постепенно приближаясь, гигантскими прыжками гнался воин из Порт-Кара. В воздух взвилась широкая сеть, опустилась на молодое стройное тело, сковывая его движения, с каждым шагом все больше опутывая ноги. Девушка упала, истошно крича и отчаянно пытаясь выбраться из этой западни. Подскочивший воин придавил коленом девушку к полу и туго связал ей за спиной руки, а потом и ноги. Затем он ножом распорол тонкий материал туники и отбросил ее обрывки в сторону, а сеть с запутавшейся в ней девушкой перекинул через плечо и направился к галерам.
     Ему досталась хорошая добыча.
     Думаю, скоро девушке снова предоставится возможность танцевать перед каким-нибудь мужчиной, вкладывая в каждое свое движение переполняющее ее сладостраст