шь уменьшить ценность моего подарка? -  спросил  я,  начиная
сердиться.
     Она на мгновение задумалась и потом поцеловала меня:
     - Нет, Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба, ибо ты знаешь, что  я  ничем  не  могу
уменьшить ценность твоего подарка. Я позабочусь о тебе.
     Я понял, что она говорит, как свободная женщина, используя  мое  имя.
Обняв девушку, я укрыл ее от порывов ледяного ветра. - Однако,  -  подумал
я, - сотня тарнов! Максимум сорок, принимая во  внимание  ее  красоту.  За
сотню тарнов можно было получить  дочь  Правителя,  а  за  тысячу  -  дочь
царского  убара.  Тысяча  тарнов  -  неплохое   пособие   для   горийского
военачальника.
     Я оставил Сану на башне Тентиса, поцеловал и, сняв  с  шеи  ее  руки,
улетел. Она плакала, как и все женщины  в  подобных  случаях.  Я  направил
тарна прочь, помахав на прощание маленькой фигурке  в  одежде  рабыни.  Ее
белокурые волосы развивались по ветру, и белая рука махала мне. Я повернул
тарна к Ару.
     Когда я пересек Воск, могучую реку около сорока  пасангов  в  ширину,
чьи воды падали в пропасть Танбер, я  понял,  что,  наконец,  нахожусь  на
территории империи Ар. Сана настояла, чтобы я взял склянку с ядом, которой
ее снабдил Совет, дабы она не подверглась неминуемым пыткам,  после  того,
как обнаружат подмену. Я вытащил этот пузырек и швырнул его в широкие воды
Воска. Если бы меня ждала легкая  смерть,  я  бы  приложил  меньше  сил  к
победе. Может быть, конечно, я еще пожалею о своем решении.
     Потребовалось три дня, чтобы достичь города Ар. Сразу после  перелета
через Воск я спустился и устроил лагерь, а потом путешествовал  только  по
ночам.  Днем  я  освобождал  своего  тарна,  позволяя  ему  добывать  себе
пропитание. Они прирожденные охотники и едят только то, что  могут  добыть
сами. Обычно их пищей им служат горийские антилопы или дикие быки, которых
они убивают и поднимают на огромную высоту в своих чудовищных когтях,  где
разрывают на куски и пожирают. Нет необходимости  говорить,  что  тарны  -
угроза всему живому, имеющему несчастье попасть под тень  их  крыльев,  не
исключая и людей.
     В течение первого дня, укрывшись в одной из рощ на границе Ара, я ел,
спал,  упражнялся  во  владении  оружием,  чтобы  поддержать  свежесть   в
мускулах, которые затекают от длительного пребывания на спине тарна. Но  я
скучал. Даже берега реки были угрюмыми, ибо люди Ара, как опытные военные,
опустошали полосу шириной в две-три сотни  пасангов  вдоль  своих  границ,
срезая фруктовые деревья, забрасывая колодцы, засаливая плодородные земли.
Ар  хотел,  преследуя  свои  цели,   окружить   себя   невидимой   стеной,
опустошенным районом, страшным и непроходимым.
     На следующий день я встретил больше  приятного  и  устроил  лагерь  в
долине, усеянной деревьями ка-ла-на. В предыдущую ночь я  перелетел  через
поля пшеницы, серебристо-желтые  в  свете  трех  лун.  Я  держал  курс  по
компасу,  указывающему  всегда  на  Сардарские  горы,  жилище  Царствующих
Жрецов. Иногда я вел тарна по звездам,  расположенным,  правда,  несколько
под другим углом, чем те, которые  я  видел  над  своей  головой  в  горах
Нью-Хэмпшира.
     Третья стоянка была в болотистом лесу на северной границе города  Ар.
Этот район я выбрал потому, что он наименее  посещаем  в  пределах  полета
тарна от Ара. Ночью я видел много огней деревень подо мной и дважды слышал
свистки тарнских патрулей - групп из трех воинов, облетающих свой район. В
моей голове мелькнула  мысль  -  бросить  эту  затею,  стать  изгнанником,
дезертиром,  но  спасти  свою  шкуру,  выбравшись  из  этого  предприятия,
сберегая свою жизнь, хотя бы и только временно.
     Но за час до полуночи, в день Весеннего Пира, я оседлал своего тарна,
дернул за первый повод и поднялся над деревьями заболоченного леса.  Почти
тотчас я услышал вскрик начальника арского патруля:
     - Вот он!
     Они следили за моим тарном еще тогда, когда  он  пасся  над  лесом  и
теперь летели на меня с двух сторон, сокращая расстояние. Очевидно, они не
желали брать меня в плен, ибо сразу же после крика я услышал свист стрелы,
пущенной из арбалета, над своей головой. Прежде чем я собрался с  мыслями,
черная крылатая тень возникла впереди меня, и при свете трех лун я  увидел
воина, швыряющего в меня копье.
     Он, несомненно, достиг бы цели, не сверни мой тарн резко влево,  едва
не столкнувшись с другим тарном, чей седок выпустил в меня стрелу, которая
вонзилась в седло. Третий уже догонял меня  сзади.  Я  повернулся,  поднял
стрекало, пристегнутое к запястью, чтобы  отразить  удар  меча.  В  момент
соприкосновения из лезвия посыпались  желтые  искры.  Вероятно,  я  как-то
успел повернуть тумблер. Оба тарна инстинктивно отпрянули друг от друга, и
я таким образом выиграл еще немного времени.
     Я отстегнул свой лук и заложил стрелу,  одновременно  заставив  тарна
описать полукруг. Думаю, что первый из моих преследователей не ожидал, что
я поверну птицу, продолжая преследовать меня. Пролетая мимо него, я увидел
его расширившиеся глаза в прорези шлема - он понял, что я  не  промахнусь.
Потом он дернулся в седле и его тарн, крича, скрылся из поля моего зрения.
     Двое оставшихся  патрульных  приготовились  к  атаке.  Они  бросились
навстречу мне, промежуток между ними был  около  пяти  ярдов:  они  хотели
заставить моего тарна сложить крылья и таким  образом  поймать  нас  между
своими животными.
     У меня не было времени для размышления, но мой меч вдруг  оказался  у
меня в руке, а стрекало на поясе. Когда мы столкнулись в воздухе, я рванул
за первый повод, пустив в ход стальные когти  своего  тарна.  И  сейчас  я
благодарю тарноводов Ко-Ро-Ба за то, чему  они  его  научили.  Может,  мне
стоило поблагодарить за  боевой  дух  моего  пернатого  гиганта,  которого
Старший Тэрл назвал тарном среди тарнов. Действуя когтями  как  саблями  и
нанося удары клювом, издавая оглушительные вопли,  мой  тарн  бросился  на
двух вражеских птиц.
     Я скрестил меч с ближайшим из двух воинов, но продолжалось это  очень
недолго. Внезапно один из  вражеских  тарнов,  отчаянно  хлопая  крыльями,
рухнул в болотистый  лес.  Оставшийся  воин  развернул  своего  тарна  для
следующей атаки,  но,  вдруг  вспомнив,  что  его  обязанность  -  поднять
тревогу, в бешенстве прокричал что-то и погнал своего тарна к огням Ара.
     Он был уверен в успехе, но я знал, что  легко  догоню  его  на  своем
тарне. Я направил его за уменьшающейся точкой и отпустил поводья. Когда мы
приблизились к убегающему противнику, я положил на  тетиву  новую  стрелу.
Решив не убивать воина,  я  ранил  его  тарна  в  крыло.  Тот  завертелся,
оберегая пораженное место. Воин не смог больше  управлять  птицей,  и  они
рухнули на землю.
     Я потянул за первый повод и  отпустил  его  только  тогда,  когда  мы
оказались на такой высоте, что мне стало тяжело дышать. Я взял курс на Ар,
желая пролететь выше патрулей. Когда мы достигли Ара, я пригнулся в седле,
надеясь, что точка на фоне лун,  которую  могут  заметить  наблюдатели  из
города, будет принята за дикого тарна.
     Город Ар насчитывал не менее 100 тысяч цилиндров, и каждый из них был
освещен огнями Весеннего Пира. Не было сомнения в том, что Ар - величайший
город Гора. Это был великолепный город, драгоценный камень империи,  столь
желанный ее убару, всепобеждающему Марленусу. И там, внизу, где-то в  этом
сиянии, лежал простой  кусок  камня,  Домашний  Камень  этого  гигантского
города, который я должен буду украсть.
 
 
 
                                6. ПАУК НАР 
 
     Нетрудно было  определить  высочайшую  башню  в  Аре,  цилиндр  убара
Марленуса. Спустившись ниже, я  видел,  что  мостики  между  домами  полны
людей, празднующих Весенний Пир, многие были пьяны. Среди цилиндров летали
тарнсмены; веселящиеся воины, упоенные свободой  пира,  гонялись  друг  за
другом, шутя скрещивали оружие, устремляли своих тарнов с быстротой молнии
на  мостки,  отворачивая  в  нескольких  дюймах  над  головами  испуганных
жителей.
     Я храбро устремил своего тарна вниз, в скопление  цилиндров,  посадив
его, подобно пьяному тарнсмену Ара, на стальную  балку,  выдвигающуюся  из
стены цилиндра и служащую насестом для тарнов. Хлопая крыльями и  обхватив
своими  стальными  когтями  балку,  он  поерзал  взад-вперед,  устраиваясь
поудобнее. Наконец, удовлетворенный, он сложил крылья  и  замер,  если  не
считать быстрых движений головы и блеска  злобных  глаз,  устремленных  на
людей, ходящих по мосткам.
     Мое сердце бешено забилось, когда я понял,  как  легко  могу  улететь
отсюда. Однажды мимо меня пролетел пьяный  воин  без  шлема,  кипевший  от
желания драться. Он стал задирать меня. Если бы я уступил ему  место,  это
вызвало бы подозрение, ибо на Горе единственным  почитавшимся  ответом  на
вызов было принятие его.
     - Да уничтожат Царствующие Жрецы твои  кости,  -  прокричал  я  столь
беззаботно, сколь мог, и для лучшего впечатления добавил:
     - И да бросят тебя в навоз тарлариона!
     Последнее ругательство, относящееся к ящерицам, которых  использовали
многие примитивные племена, кажется удовлетворило его.
     - Да потеряет твой тарн свое оперение,  -  проревел  он,  сажая  свою
птицу на свободный кусок балки. Он наклонился ко мне  и  протянул  кожаный
бурдюк с вином, из которого  я  сделал  большой  глоток,  пренебрежительно
швырнув бурдюк ему обратно. Через секунду он  снялся  с  шеста  и  полетел
дальше, хрипя песню о печалях лагерных потаскушек.
     Как и большинство горийских компасов,  мой  был  снабжен  циферблатом
часов. Я посмотрел на часы - две минуты первого. Мои  мысли  о  бегстве  и
отступлении исчезли. Я резко поднял тарна и направил его к башне убара.
     Через минуту она была подо мной. Я быстро  снизился,  ибо  никто  без
специального разрешения не может летать возле башни  убара.  Спускаясь,  я
осмотрел широкую плоскую крышу цилиндра: она казалась  освещенной  изнутри
голубоватым светом. В центре находилась круглая  платформа,  около  десяти
шагов в диаметре, к ней  вели  четыре  круглые  ступени.  На  платформе  в
одиночестве стояла темная фигура. Когда тарн сел на платформу и я соскочил
с него, девушка закричала.
     Я рванулся к  центру  платформы,  опрокинув  по  пути  церемониальную
корзину с зерном и раздавив красный сосуд с  ка-ла-на.  Я  бежал  к  груде
камней в центре платформы под громкие вопли девушки. Скоро я услышал крики
людей и звон оружия - воины бежали по ступеням на крышу.  Который  из  них
Домашний Камень? Как узнать его? Ага! Это  должен  быть  камень  смоченный
ка-ла-на и посыпанный зерном. Я почувствовал, как девушка напала  на  меня
сзади, яростно царапая мои горло и плечи. Она упала на колени и, внезапно,
схватив один из камней, побежала. Копье ударилось  в  платформу  рядом  со
мной. Стража была на крыше!
     Я прыгнул за девушкой, схватил ее и, повернув к себе, вырвал  из  рук
камень. Она ударила меня и побежала за мной к тарну,  который  возбужденно
хлопал крыльями, готовясь покинуть опасное место. Я подпрыгнул,  схватился
за седельное кольцо и, минуя лестницу, мгновенно вскочил в седло,  тут  же
дернув за первый повод. Тяжело одетая  девушка  попыталась  взобраться  на
тарна по лестнице, но одежда слишком мешала.  Я  выругался,  когда  стрела
задела мое плечо, и тарн, взмахнув крыльями, взлетел. В  моих  ушах  стоял
звон стрел, крики разъяренных воинов и вопли девушки.
     Я в недоумении глянул вниз: девушка болталась  внизу,  уцепившись  за
лестницу, и под ней была уже не крыша, а далекие  огни  Ара.  Я  вынул  из
ножен меч, чтобы обрубить лестницу, но остановился и  сердито  вложил  его
обратно; я не мог позволить тарну нести лишний вес, но не мог  и  обрубить
лестницу.
     Я выругался, услышав внизу свистки, призывающие тарнов. Все тарнсмены
Ара эту ночь  проведут  в  полете.  Миновав  последнее  здание  города,  я
очутился во тьме горийской ночи, устремившись в Ко-Ро-Ба. Положив камень в
седельную сумку и застегнув замок, я втащил лестницу.
     Девушка  все  еще  взвизгивала  от  ужаса,  ее   пальцы   и   мускулы
одеревенели. Я положил ее на седло перед собой и пристегнул ее к нему. Мне
было жаль девушку, ставшую беспомощной пешкой в мужской игре, где  ставкой
была империя.
     - Попробуй не бояться, - сказал я.
     Она дрожала, всхлипывая.
     - Я не причиню тебе вреда. Когда мы перелетим через заболоченный лес,
я отпущу тебя на дороге в Ар. Ты будешь в  безопасности.  -  Мне  хотелось
убедить ее. - Утром ты снова будешь в Аре, - обещал я.
     Она беспомощно пробормотала какие-то слова благодарности и  доверчиво
повернулась ко мне, обвив мою талию руками для уверенности. Я почувствовал
ее дрожащее тело, ее зависимость от меня, но вдруг, сомкнув  руки,  она  с
криком  ярости  выбросила  меня  из  седла.  Падая,  я  понял,  что  забыл
пристегнуться к нему, когда взлетел с крыши  цилиндра  убара.  Я  взмахнул
руками, хватая пустоту, и полетел вниз.
     Но я успел запомнить ее победный смех, замирающий вверху, как  ветер.
Я напрягся, приготовившись к удару, подумать лишь, успею ли я ощутить его,
и решив, что успею. Тогда я расслабил  мускулы,  как  если  бы  это  имело
какое-то значение. Я ожидал шока и, теряя сознание почувствовал, как почти
безболезненно  пробившись  сквозь  ветви,  рухнул   в   какое-то   мягкое,
податливое вещество.
     Когда я открыл глаза, то обнаружил, что прилип  к  огромной  сети  из
широких эластичных нитей,  которые  простирались  примерно  на  пасанг,  и
сквозь которую прорастало  множество  деревьев  заболоченного  леса.  Сеть
внезапно затрепетала, и я попытался подняться, но  не  смог,  прилипнув  к
нитям. Ко мне приближался, осторожно переступая через нити  и  ловко  неся
свое туловище, один из Болотных Пауков  Гора.  Я  устремил  свои  глаза  к
голубому небу, желая, чтобы оно было моим последним впечатлением  на  этом
свете. Я вздрогнул, когда огромное животное приблизилось ко мне  принялось
ощупывать  меня  своими  волосатыми  лапами.  Я  взглянул  на   него:   он
ошеломленно  разглядывал  меня  четырьмя  парами  глаз.  Затем,  к  своему
огромному изумлению, я услышал металлический голос:
     - Кто вы?
     Я решил, что сошел с ума. Затем вопрос повторился, причем звук слегка
усилился:
     - Вы из Ара?
     - Нет, - ответил я, принимая участие в том, что считал галлюцинацией,
привидевшейся мне в припадке безумия.
     - Нет, я из свободного города Ко-Ро-Ба.
     Когда я сказал это, чудовище нагнулось  надо  мной  и  я  увидел  его
клыки, изогнутые подобно ножам. Я напрягся,  ожидая  страшного  укуса,  но
вместо этого слюна или что-то вроде этого покрыла нити, удерживающие меня.
Они сразу ослабили свою хватку. Освободив, он поднял  меня  в  челюстях  и
отнес на край сети, и, спустившись вниз по висящей нити, положил  меня  на
землю. Затем он отошел  в  сторону,  не  отрывая  от  меня  взгляда  своих
перламутровых глаз.
     Я вновь услышал металлический голос:
     - Меня зовут Нар, я из Паучьего Народа.
     Тут я впервые заметил, что к его животу  подвешен  транслятор,  такой
же, как я  видел  Ко-Ро-Ба.  вероятно,  он  переводил  неслышные  звуковые
импульсы в человеческую речь. Аналогично переводились мои слова.  Одна  из
ног паука лежала на кнопках прибора.
     - Ты слышишь это? - спросил он, понизив звук до прежнего уровня.
     - Да, - ответил я.
     Насекомое казалось обрадованным.
     - Хорошо, - сказал он, -  не  думаю,  что  разумные  существа  должны
говорить громко.
     - Вы спасли мне жизнь. Спасибо.
     - Вашу жизнь спасла паутина,  -  поправил  меня  паук.  Он  замер  на
мгновение и, как бы поняв меня, сказал: - Я не причиню тебе вреда.  Паучий
Народ не убивает разумных существ.
     - Весьма признателен.
     Но от следующего предложения у меня перехватило дыхание:
     - Это вы украли Домашний Камень Ара?
     Я сначала промолчал, но поняв, что это создание  не  питает  любви  к
людям Ара, ответил утвердительно.
     - Это радует меня, - сказал Нар, - ибо люди Ара  плохо  обращаются  с
Паучьим Народом. Они  охотятся  на  нас  и  оставляют  в  живых  лишь  тех
немногих,  которые  должны  прясть  ткань  кур-лон,  используемую  для  их
мельниц. Раз они ведут себя не как разумные существа, мы сражаемся с ними.
     - Откуда вы знаете, что Домашний Камень Ара украден?
     - Весть распространилась из города, ее несли все  разумные  существа,
независимо от того, ползают они, летают или плавают.
     Насекомое подняло одну из своих передних ног, чувствительные  волоски
на ней коснулись моего плеча.
     - Весь Гор радуется, кроме Ара.
     - Я потерял Домашний Камень, - сказал я. - Дочь убара обманула  меня,
сбросив меня с тарна,  и  только  ваша  паутина  спасла  меня  от  смерти.
Наверное, сегодня вечером радость вновь вернется в Ар,  когда  дочь  убара
вернет Домашний Камень.
     - Как дочь убара вернет Домашний Камень, если стрекало висит  у  тебя
на поясе? - промолвил металлический голос.
     Внезапно я все понял и удивился, как  это  не  пришло  мне  в  голову
раньше. Я представил себе девушку, сидящую верхом  на  разъяренном  тарне,
необученную вождению, даже без стрекала, которым она могла бы  обороняться
от птицы. Ее шансы выжить были еще меньше, чем если бы я обрезал  лестницу
над цилиндрами  Ара,  когда  она  была  в  моей  власти,  вероломная  дочь
Марленуса. Скоро тарн должен проголодаться. Через несколько часов наступит
утро.
     - Я должен вернуться в Ко-Ро-Ба, - сказал я. - Я проиграл.
     - Если хотите, я  провожу  вас  до  края  болота,  -  сказал  Нар.  Я
согласился,  и  это  разумное  существо,  взвалив  меня  на  спину,  ловко
двинулось через заболоченный лес.
     Мы передвигались таким способом около часа,  когда  вдруг  Нар  резко
остановился и поднял переднюю пару лап, изучая запахи и  пытаясь  выловить
что-то из плотного влажного воздуха.
     - Тут поблизости дикий плотоядный тарларион, - сказал он, - держитесь
крепче.
     К счастью я сделал это  немедленно,  ухватившись  за  черные  волосы,
покрывавшие панцирь, ибо Нар  внезапно  подбежал  к  ближайшему  дереву  и
взобрался на него. Через две или три минуты я  услышал  голодное  хрюканье
дикого тарлариона, а еще через мгновение в ужасе завопила женщина.
     Из-за спины Нара я  увидел  болото,  заросшее  тростниками,  над  ним
вились облака насекомых. Из  зарослей  тростника,  примерно  в  пятидесяти
шагах впереди  нас  и  тридцати  футах  ниже,  появилась  бегущая  фигурка
девушки, руки ее были умоляюще протянуты вперед. В  тот  же  миг  я  узнал
одежду, только сильно выпачканную и разорванную - это была  одежда  дочери
убара.
     Едва она выбежала на поляну, разбрызгивая застоявшуюся зеленую  воду,
как из тростника высунулась голова дикого тарлариона,  чьи  глаза  горели,
предвкушая добычу, а огромная пасть была широко раскрыта. Почти  невидимая
от быстроты движения, из нее вылетела  узкая  коричневая  стрела  языка  и
обмоталась вокруг стройной, беспомощной фигурки девушки. Она взвизгнула  в
истерике, стараясь освободиться от липкой плоти. Но язык начал подтягивать
ее к раскрытой пасти чудовища.
     Не размышляя, я соскочил  со  спины  Нара  и,  ухватившись  за  некое
подобие лианы, в один миг очутился на земле,  выхватил  меч  и  побежал  к
тарлариону.  Очутившись  между  ним  и  девушкой,  я  отрубил  мечом   его
отвратительный коричневый язык.
     Пораженное пресмыкающееся издало громкий вопль от боли,  вскочило  на
задние лапы и закружилось на месте,  причмокивая,  втягивая  и  выбрасывая
остатки  коричневого  языка.  Затем  оно  опрокинулось  на  спину,  быстро
перевернулось на ноги и принялось осматриваться. Почти сразу оно  заметило
меня и его пасть, наполнившаяся бесцветной жидкостью, раскрылась,  обнажая
острые клыки.
     Оно рванулось вперед, разбрызгивая грязь. В одно  мгновение  животное
оказалось рядом со мной, но я нанес удар мечом