- Послушная рабыня, - усмехнулась она.
     - Вьерна! Вьерна! - донеслись с центра поляны нетерпеливые голоса разбойниц.
     - Хорошо! - с неожиданной злостью бросила им предводительница. - Сейчас.
     В образованный девушками круг выскочила первая разбойница - та, что вела меня за собой на веревке.
     Оказавшись в центре круга, она на мгновение неподвижно застыла, низко опустив голову. Затем с глухим стоном, скорее напоминающим протяжный звериный вой, она запрокинула голову и, растопырив пальцы, потянулась к зависшим над поляной полным горианским лунам, сияющим ярким серебристым светом. Остальные девушки также стояли, прогнув спины и обратив к небу бледные, искаженные гримасой страдания лица. Их скрюченные пальцы судорожно разжимались и снова сжимались в кулаки.
     Первая девушка издала протяжный крик и, притопывая ногами, двинулась по кругу.
     Через секунду к ней присоединилась еще одна разбойница, а затем еще одна и еще.
     Подпрыгивая, яростно отбивая такт ногами, они с дикими воплями и душераздирающими криками пустились в какой-то не поддающийся описанию варварский танец. Их бледные лица и судорожно растопыренные пальцы были обращены к заливающим поляну мертвенным светом горианским лунам.
     Вскоре на поляне не осталось никого, кто не включился бы в дикий танец, за исключением Вьерны, предводительницы банды, и меня, Элеоноры Бринтон, ее пленницы, рабыни.
     На мгновение остановившись, первая девушка с воплем сорвала с плеч шкуры лесных пантер, повисшие у нее на поясе, на широком охотничьем ремне. Теперь ее движения мало напоминали танец, каким бы диким вначале он мне ни казался. Она стала исступленно корчиться, словно в каком-то припадочном пароксизме, и больше напоминала душевнобольную.
     Я отвела от нее глаза и тут впервые заметила вбитые в землю в центре образуемого девушками круга четыре толстых деревянных кола, выступающие из опавшей листвы дюймов на шесть. Они образовывали небольшой, но достаточно широкий квадрат. В верхней части кольев, я заметила, были сделаны глубокие насечки, чтобы с них не могла сползти завязываемая веревка.
     По телу у меня пробежала холодная дрожь.
     Первая девушка постепенно приближалась к образованному кольями квадрату.
     Луны на черном небе сияли в полную силу.
     Еще одна разбойница с криком сорвала с себя одежду и подставила грудь облившему ее лунному свету. Судорожно пританцовывая, она также приблизилась к широкому квадрату.
     Затем это массовое безумие охватило остальных, и они принялись с воплями сбрасывать с себя одежду, оставаясь только в унизывающих их тело золотых украшениях.
     Я боялась даже взглянуть на Вьерну, настолько была напугана этим диким зрелищем. Я не могла себе представить, что женщины способны вести себя подобным образом.
     Вакханалия достигла, кажется, своего апогея. Обнаженные разбойницы с истошными воплями корчились и приплясывали вокруг деревянных кольев.
     Меня била нервная дрожь. Никогда еще мне на этой планете не было так страшно. Я боялась этих женщин, боялась их массового сумасшествия!
     Внезапно, к моему изумлению, Вьерна также сорвала с себя одежду, бросила на землю свое оружие, выскочила в образуемый разбойницами круг и с воплями закружилась в невообразимом, диком танце. Глаза у нее пылали. В своем безумии она не только ничем не отличалась от остальных девушек, но и превосходила их! Она стонала и приплясывала, испускала дикие вопли и вздымала к небу растопыренные и скрюченные пальцы, словно пыталась в клочья разодрать зависшие у нее над головой холодно взирающие на этот чудовищный спектакль луны. Временами она дергала за волосы или пинком ноги отталкивала девушек, пытавшихся подойти к квадрату ближе, чем она. Разбойницы отвечали ей полными ненависти взглядами, но ни одна из них не пыталась выразить свое недовольство вслух.
     Вьерна была первой среди них. Даже в этой варварской пляске она оставалась лидером, предводительницей.
     Наконец словно не выдержав дикого напряжения, она в последний раз запрокинула голову, взметнула к небу судорожно сжатые кулаки и с хриплым криком бессильно повалилась на землю, в огороженный кольями широкий квадрат.
     Упав, она принялась кататься по листве, колотя по земле руками и царапая ее скрюченными когтями-пальцами.
     Следуя ее примеру, остальные девушки, словно толкаемые какой-то неведомой силой, валились на землю и принимались рвать ее, швыряться ворохами листвы. Через некоторое время они одна за другой затихали, переворачивались на спину и устремляли невидящий взгляд к безразлично взирающим на их распростертые, конвульсивно вздрагивающие тела полным горианским лунам. Плавая в мертвенном лунном свете, эти дикарки казались опустошенными и умиротворенными.
     Глядя на них, я внезапно почувствовала приступ полного, невыразимого одиночества и терзающего мое тело горячего плотского желания. Я принялась рвать сдерживающие меня веревки, старалась освободить связанные руки и ослабить давление наброшенной мне на горло петли. У меня вырвался стон отчаяния. Я хотела быть рядом с этими девушками, быть свободной, отдаться вместе с ними этому дикому, безудержному танцу, выть и кричать так же, как они - женщины, мои сестры, томимые неутолимым, сжигающим их желанием.
     И вдруг в голове у меня словно прояснилось.
     "Нет! - закричала я про себя. - Нет! Никогда! Я - женщина с Земли! Я - Элеонора Бринтон! Я никогда не позволю себе ничего подобного!"
     - Кейджеры! - крикнула я лежащим на земле девушкам. - Рабыни!
     Я не испытывала никакого страха. Наоборот, меня переполняло ощущение какого-то неудержимого, граничащего с истерией триумфального торжества.
     - Рабыни! - кричала я разбойницам. - Кейджеры!
     Теперь я знала, что я лучше их! Я не пыталась обмануть свою природу! Я была выше их. Пусть связанная, с невольничьим клеймом на теле, я была в тысячу раз лучше, чище, величественнее, чем они. Я была Элеонорой Бринтон. Раздетая, поставленная у позорного, невольничьего столба, я оставалась благороднее и лучше этих горианок, рабынь по самой своей природе.
     - Рабыни! - с презрением бросала я им. - Кейджеры!
     Они не обращали на меня внимания.
     Охваченная истерикой, я снова и снова выкрикивала им оскорбления, но не услышала ни слова в ответ. Постепенно я успокоилась и почувствовала, что удовлетворила свою злость. Затекшие руки у меня болели, спина ныла, но я не испытывала от этого большого огорчения. Мне казалось, что звезды у меня над головой сияют особенно ярко, а уплывающие по небу луны прощаются со мной с особой теплотой.
     Над поляной стояла чарующая тишина.
     Разбойницы лежали на земле словно в оцепенении. Некоторые из них тихо стонали, у кого-то на щеках блестели слезы.
     Значительно похолодало, и я невольно стала дрожать, но сейчас меня это не беспокоило. Меня согревало чувство внутреннего удовлетворения. Раздетая, выставленная у позорного столба, я была в эти минуты довольна собой. Ко мне вернулось чувство собственного достоинства. Теперь я знала, что я несравненно выше этих так называемых свободных женщин, этих заслуживающих всяческого презрения существ!
     Наконец девушки одна за другой поднялись с земли, натянули на себя шкуры и разобрали свое оружие.
     Вьерна, их предводительница, подошла ко мне.
     Я стояла, гордо расправив плечи.
     - Мне кажется, - заметила я, - что совсем недавно ваши тела двигались точно так же, как тела обычных рабынь!
     Вьерна наотмашь ударила меня по лицу.
     - Мы - свободные женщины, - с расстановкой произнесла она.
     На глаза у меня навернулись слезы. Я почувствовала на губах привкус крови. Но у меня не вырвалось ни звука, ни стона. Я улыбнулась и гордо отвернулась в сторону.
     - Давайте ее убьем, - предложила разбойница, приведшая меня сюда на веревке и первой вскочившая в круг танцующих.
     - Нет, - отрезала Вьерна и окинула взглядом разбойниц.
     Они были готовы выступить в путь.
     - Ведите эту рабыню с нами, - приказала она.
     - Я не рабыня. Я - свободная женщина! - сказала я.
     Вьерна не ответила и, круто развернувшись, зашагала по устланной листвой поляне.
     За ней потянулись разбойницы, за исключением той, что привела меня сюда. Она подошла к столбу и, грубо дергая за веревки, сняла их у меня с рук. Мне было больно, но я не жаловалась. Разбойница развязала мне ноги и, рванув за наброшенную мне на шею веревочную петлю, подняла меня с земли. Я посмотрела на нее и усмехнулась. В глазах у нее вспыхнула злоба, но она ничего не сказала и молча потащила меня за собой.
     Вскоре мы догнали Вьерну и понуро бредущих за ней разбойниц.
     Внезапно Вьерна подняла руку.
     - Слин, - прошептала она.
     Девушки настороженно оглянулись.
     Я почувствовала беспокойство. Интересно, это то же самое животное, которое мы обнаружили несколько часов назад? Если это так, значит, оно настойчиво идет по нашему следу и не оставит нас в покое.
     Разбойницы также казались встревоженными и, остановившись, озабоченно оглядывались по сторонам.
     - Он еще здесь? - спросила девушка, по пути сюда сумевшая уловить присутствие животного; она стояла, подняв голову и тщательно принюхиваясь.
     - Да, - ответила Вьерна и махнула рукой прямо по курсу движения банды. - Он там.
     Я ничего не смогла заметить среди густого кустарника и плотными рядами вздымающихся в темноте деревьев.
     Некоторое время мы продолжали стоять неподвижно. Наконец Вьерна сказала:
     - Он ушел.
     Девушки облегченно переглянулись. Я напряженно вгляделась в окружающую нас темноту, но не заметила поблизости никаких перемен.
     Через секунду веревочная петля у меня на шее затянулась и снова потащила меня за собой.
     Примерно час спустя мы вышли на опушку леса. Там стояла сложенная из бревен избушка с обращенной к нам дверью и одним-единственным окном. Через него виден горевший внутри свет.
     Меня подвели к двери этого дома.
     - На колени! - скомандовала Вьерна.
     Я опустилась на жесткую траву.
     Я чувствовала глубокое волнение. Это, должно быть, дом человека, который меня купил.
     Но я не в силах была поверить, что могу быть куплена или продана! - билась в моем сознании тревожная мысль. Я - Элеонора Бринтон, женщина с Земли! Пусть у меня на шее веревка, пусть я оказалась в самых невероятных переделках - меня все равно нельзя продать или приобрести, потому что я рождена свободной!
     На вбитом в двери железном крюке висел большой кожаный мешок. Вьерна взяла мешок и вытряхнула его содержимое на землю. В нем оказались металлические наконечники для стрел. Собравшиеся в кружок разбойницы тщательно их пересчитали. В мешке находилось ровно сто наконечников.
     Вьерна раздала девушкам по шесть наконечников и шестнадцать оставила себе. Каждая из разбойниц с видимым удовлетворением спрятала причитающуюся ей долю в небольшой кожаный мешочек, подвешенный у них на поясе.
     Я не верила своим глазам. Неужели это было моей стоимостью? Неужели меня можно продать или купить за сотню каких-то наконечников для стрел? "Нет, - напомнила я себе, - меня вообще нельзя ни продать, ни купить. Я - Элеонора Бринтон, свободная женщина!"
     - Встань, рабыня! - приказала Вьерна. Я поднялась на ноги, и она сняла у меня с шеи веревку.
     Мы обменялись взглядами, полными ненависти.
     - Я свободная женщина, - сказала я.
     - Давайте лучше ее убьем, - предложила приведшая меня разбойница.
     - Давайте, - согласилась Вьерна.
     - Нет! - закричала я. - Не убивайте меня! Пожалуйста!
     - Убейте ее! - повторила Вьерна.
     Две разбойницы выхватили из-за пояса ножи.
     Я в отчаянии упала перед Вьерной на колени.
     - Не убивайте меня! - закричала я. - Пожалуйста, не убивайте! - Я вся дрожала. Слезы катились у меня по щекам. - Пощадите, - уже тише бормотала я. - Не убивайте меня. Пожалуйста...
     - Кто ты? - требовательным голосом спросила Вьерна.
     - Рабыня! - воскликнула я. - Рабыня!
     - Ты просишь сохранить тебе жизнь?
     - Прошу! Прошу вас, пожалуйста...
     - А кто может так упрашивать, чтобы ему сохранили жизнь?
     - Рабыня. Это рабыня просит свою госпожу.
     - Ты знаешь, что только беспомощная кейджера может так просить о пощаде?
     - Да, я знаю. Только рабыня. Только кейджера.
     - Значит, ты признаешь себя рабыней?
     - Да! Признаю! Я признаю себя рабыней.
     - Пощадите эту рабыню, - распорядилась Вьерна.
     Я была на грани обморока. Две разбойницы подняли меня с земли. Я едва могла держаться на ногах. Я вся дрожала.
     Сейчас я, как никогда прежде, осознала, что я рабыня, рабыня в душе, рабыня по образу своих мыслей. Что девушка в облике богатой, избалованной Элеоноры Бринтон, даже когда она обучалась в престижном колледже и обедала в самых дорогих парижских ресторанах, по самой своей природе всегда оставалась рабыней. Что она обманывала себя и других, надевая на себя шикарные вечерние платья, в то время как ей следовало носить шелка горианской рабыни, только и ждущей прикосновения к ней руки повелителя. Интересно, догадывались об этом земные мужчины? Или мои деньги, мое поведение затушевывали в их глазах этот столь явный образ рабыни? Может, именно отсутствие этого искусственного ореола позволило горианцам так быстро распознать мою истинную суть? Может, именно это дает им право смотреть на меня свысока, пренебрежительно, с кривой усмешкой на лице?
     Как я ненавидела всех этих мужчин!
     Но неужели в их глазах я стоила сотню каких-то жалких наконечников для стрел? Неужели это моя цена?
     Я чувствовала себя униженной, уничтоженной, растоптанной в прах и пыль.
     Мои глаза встретились со взглядом Вьерны.
     - Рабыня, - с усмешкой процедила она сквозь зубы.
     - Да, госпожа, - пробормотала я, опуская голову. Я чувствовала себя не в силах смотреть в ее глаза, глаза свободной женщины.
     - Ты послушная рабыня? - насмешливо поинтересовалась она.
     - Да, госпожа, - поспешно ответила я, снова испытывая страх перед этой женщиной. - Я послушная рабыня!
     Девушки рассмеялись.
     Внезапно мои представления о том, будто я женщина свободная, показались мне такими глупыми, необоснованными, абсурдными, что я даже растерялась. Я едва не застонала от отчаяния. Теперь мне стало очевидным, что я несвободна. Я знала, что могу служить объектом купли-продажи, что мной могут распоряжаться как обычным товаром. В одно мгновение все мои прежние представления о себе улетучились, рассыпались в прах. Теперь лучше, чем когда-либо прежде, я знала, что я - самая обычная рабыня.
     - За этой дверью, - указала на хижину Вьерна, - тебя ждет твой повелитель.
     Я стояла перед грубой дощатой дверью, низко опустив голову, со связанными за спиной руками.
     Внезапно, подхваченная каким-то порывом, я подняла глаза и посмотрела Вьерне в лицо.
     - Сотня наконечников за меня - слишком мало, - с недовольной гримасой заметила я.
     Я сама была поражена вырвавшимися у меня словами и еще больше тем, как я их произнесла. Элеонора Бринтон, конечно, не могла сказать такого. Это было замечание невольницы, рабыни, хотя сделала его я, Элеонора Бринтон. Краем сознания я вдруг с ужасом для себя отметила, что в качестве невольницы я выгляжу довольно неплохо.
     - Именно во столько ты ему обошлась, - ответила Вьерна.
     Я с неудовольствием передернула плечами.
     Предводительница разбойниц окинула меня внимательным, оценивающим взглядом.
     - Сама я за тебя, конечно, столько бы не дала, - пренебрежительно заметила она.
     Разбойницы рассмеялись.
     Я задрожала от обиды - униженная девушка-рабыня. Все, что я делала, казалось мне абсурдным, выходящим из-под контроля, и я ненавидела себя за это.
     - Подумать только, - фыркнула приведшая меня на поводу разбойница, - эта девчонка еще воображает, будто может стоить дороже!
     - Моя цена гораздо выше! - с обидой воскликнула я.
     - Ну, хватит, - прикрикнула Вьерна. Меня снова охватил страх.
     - Да, госпожа, - поспешно пробормотала я, опуская голову.
     По рядам разбойниц пробежал насмешливый ропот.
     Мне это было безразлично. Я чувствовала себя раздосадованной и униженной. Я знала, что могу быть продана за гораздо более высокую цену.
     Внезапно я осознала, что из меня получится весьма сообразительная рабыня. Я умная, хорошо образованная женщина. Я сумею даже интригами и лестью добиться многого. Я смогу в нужный момент улыбнуться и получить все, что я хочу. Я хорошенькая, а хитрости мне не занимать. Что поделать, раз уж мне суждено оставаться невольницей? Я и рабыней сумею сделать свою жизнь легкой и приятной.
     Да, но быть проданной всего лишь за сотню каких-то наконечников для стрел - это так обидно!
     Дверь хижины распахнулась. Стало страшно -что меня там ждало? Вьерна копьем ткнула меня в спину.
     - Входи, рабыня, - приказала она.
     - Да, госпожа, - пробормотала я одеревеневшими губами.
     Вьерна снова кольнула меня копьем. Я робко шагнула за порог и оказалась в комнате. Дверь за моей спиной захлопнулась.
     Я окинула взглядом комнату, и волосы у меня встали дыбом: тотчас же я отшатнулась назад и, прижавшись спиной к стене, закричала от нахлынувшего на меня ужаса.

10

ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ХИЖИНЕ

     На меня в упор смотрело заросшее косматой шерстью пучеглазое животное.
     - Не бойся, - произнес откуда-то сбоку мужской голос.
     Животное сидело на цепи, протянувшейся у него от ошейника к ввинченному в стену металлическому кольцу.
     Я застыла, прижавшись спиной к противоположной от зверя стене. Меня охватил такой ужас, что я не могла даже пошевелиться. Колени у меня дрожали, а руки мгновенно стали липкими от пота.
     Животное окинуло меня ленивым взглядом и, распахнув свою бездонную пасть, широко зевнуло. Я успела заметить два ряда острых зубов с громадными белыми клыками. После этого оно завалилось на бок и с недовольным ворчанием принялось устраиваться на брошенной на пол соломенной подстилке.
     Я увидела, что удерживающая его цепь довольно коротка и животное едва ли сможет дотянуться до середины комнаты.
     - Не бойся, - повторил тот же голос.
     Я с трудом перевела дыхание.
     В другом конце комнаты стоял, наклонившись над тазом с водой, низкорослый человек с обмотанным вокруг шеи полотенцем. Это был бродячий артист, выступавший у нас в бараках. Он обернулся и посмотрел на меня. На лице у него еще виднелись следы грима, но одет он уже был не в шутовской наряд, а в обычную для горианца грубую домашнюю тунику и широкие штаны, какие носят здесь лесорубы.
     - Добрый вечер, - поздоровался хозяин домкка в лесу.
     Я не нашла в себе силы ответить на приветствие.
     Его голос уже ничем не напоминал игру развлекающего публику бродячего артиста. К тому же он показался мне знакомым не только по тому представлению, но я напрасно ломала себе голову, вспоминая, где я могла его слышать. Сейчас я неспособна была о чем-то связно думать. Я была слишком напугана.
     Человек снова нагнулся над тазом с водой и принялся смывать с лица остатки грима.
     Я не могла оторвать глаз от животного. А оно смотрело на меня сонным взглядом, с ворчанием почесывая лапой спину.
     Здесь, в маленьком доме, оно казалось еще более огромным и ужасным, чем во внутреннем дворе невольничьих бараков. Это животное сейчас напоминало громадный, обтянутый толстой шкурой бочонок в несколько сотен фунтов весом, который с глухим ворчанием лежал у стены и лениво почесывал спину задней лапой. На такой же бочкоподобной вытянутой голове мрачным светом горели два громадных выпуклых глаза, а из-за широких, мясистых губ высовывались наружу длинные желтые клыки, с которых стекала слюна. Челюсти животного непрерывно двигались, словно оно постоянно что-то жевало, и между ними то и дело высовывался длинный, раздвоенный на конце черный язык. Челюсти животного были неправдоподобно мощными. Я думаю, оно без труда могло бы отхватить человеку руку, а то и голову.
     При одной мысли об этом я вздрогнула и сильнее прижалась спиной к стене.
     - Добрый вечер, мисс Бринтон, - вытира