по его нижней челюсти.  Оно
щелкнуло пастью, но я, упав на колени, пропустил ее челюсти  над  собой  и
ловко вонзил меч ему в шею. Зверь попятился назад, сделав несколько шагов.
Язык или, скорее, обрубок его, пару  раз  высунулся  из  пасти.  Казалось,
тарларион не понимал еще, что теперь он уже не может распоряжаться им.
     Он еще глубже погрузился в болото,  полузакрыв  глаза.  Я  знал,  что
битва кончилась. Все больше бесцветной жидкости сочилось из  разрубленного
горла. Около лап тарлариона  закипела  вода,  и  я  понял,  что  маленькие
водяные ящерицы принялись за свое черное дело. Я наклонился и вымыл лезвие
своего меча в зеленой воде, но туника так промокла, что  вытереть  об  нее
меч я не мог. Тогда я пошел к дереву  и,  взобравшись  на  корень  посуше,
огляделся.
     Девушка исчезла. Это меня разозлило, хотя я был не  прочь  избавиться
от нее. Чего еще я мог ждать? Что она станет благодарить меня за  спасение
жизни? Несомненно, она бросила меня на съедение тарлариону,  надеясь,  как
истинная дочь убара, что ее враги истребят друг друга в схватке, пока  она
будет спасать свою жизнь. Я крикнул:
     - Нар! - зовя своего приятеля паука, но и он  исчез.  Я  устало  сел,
прислонившись спиной к дереву, но не выпуская из рук меча.
     С отвращением я посмотрел на тело тарлариона. По мере работы  водяных
ящериц труп медленно погружался в воду, тая  на  глазах.  Через  несколько
минут остался лишь начисто обглоданный скелет, в некоторых местах которого
копошились маленькие ящерицы, выискивая малейшие кусочки плоти.
     Послышался какой-то звук. Я вскочил, держа наготове меч. Через болото
своей прыгающей походкой приближался Нар, а в его челюстях болталась  дочь
Марленуса. Она била паука своими слабыми кулачками, отчаянно ругаясь,  как
и подобает, по-моему, истинной дочери убара. Нар вспрыгнул  на  корень  и,
посмотрев на меня своими светящимися глазами, положил девушку передо мной.
     - Это дочь убара Марленуса, - сказал он и иронически добавил,  -  она
забыла поблагодарить тебя за спасение своей жизни,  что  довольно  странно
для разумного существа.
     - Заткнись, насекомое, - сказала дочь убара. Казалось, она совсем  не
боялась Нара, может быть потому, что  люди  Ара  были  знакомы  с  Паучьим
Народом, но все же она явно избегала его челюстей  и  слегка  вздрагивала,
вытирая его слюну рукавом своего платья.
     - К тому же, она говорит слишком громко для  разумного  существа,  не
так ли? - спросил Нар.
     - Да, - сказал я.
     Только теперь я рассмотрел дочь убара как  следует.  Ее  платье  было
запачкано грязью и  болотной  жижей,  в  некоторых  местах  тяжелая  ткань
порвалась. Платье переливалось оттенками красного, желтого, фиолетового  в
различных сочетаниях. Вероятно, ее рабыням требовались часы,  чтобы  одеть
ее. Многие свободные женщины Гора, особенно из высших каст, носили  одежду
таинства, но вряд ли их платья были столь  сложны  и  великолепны.  Одежда
таинства, по своей сути, напоминает одежду  мусульманских  женщин,  только
более усложненную. Из мужчин только отец и муж могут  видеть  женщину  без
покрывала.
     В варварском мире Гора эта одежда должна обезопасить женщину  от  пут
тарнсменов. Мало кто  станет  рисковать  своей  жизнью,  чтобы  заполучить
женщину, отвратительную, как тарларион.  Лучше  уж  украсть  рабыню,  грех
тогда меньше и тут уж не ошибешься.
     Глаза девушки яростно сверкали  сквозь  узкую  щель  в  покрывале.  Я
заметил, что они зеленого цвета,  неукротимые,  как  и  полагается  дочери
убара, привыкшей повелевать людьми. Заметил я  и  то,  что  она,  к  моему
неудовольствию, выше меня на несколько дюймов и вся ее фигура скорее всего
непропорциональна.
     - Вы немедленно освободите меня и убьете  это  грязное  насекомое,  -
заявила она.
     - Кстати, пауки чрезвычайно  чистоплотные  насекомые,  -  заметил  я,
показывая глазами на ее перепачканную одежду.
     Она высокомерно пожала плечами.
     - Где тарн? - спросил я.
     - Вам следовало бы спросить, - сказала она,  -  где  Домашний  Камень
Ара.
     - Где тарн? - спросил я  снова,  больше  интересуясь  судьбой  своего
животного, чем куском камня, из-за которого рисковал жизнью.
     - Не знаю, - ответила она, - меня это не интересует.
     - Что же случилось? - допытывался я.
     - Я не собираюсь отвечать на вопросы, - объявила она.
     Я в ярости сжал кулаки.
     Тут челюсти Нара осторожно сжали горло девушки. Дрожь  прошла  по  ее
закутанному телу,  она  подняла  руки,  пытаясь  освободиться  от  ужасных
челюстей. Очевидно, Паучий Народ был не так безвреден, как она полагала  в
своей гордыне.
     - Прикажите ему остановиться,  -  крикнула  она,  безуспешно  пытаясь
ослабить хватку паука.
     - Вам нужна ее голова? - спросил Нар металлическим голосом.
     Я знал, что животное, которое предпочитает, чтобы  его  род  исчез  с
лица земли, чем причинит вред разумному существу, придумало какой-то  план
или что-то вроде этого. Поэтому я сказал:
     - Да.
     Челюсти стали сжиматься  на  горле  девушки,  как  лезвия  гигантских
ножниц.
     - Стойте! - хрипло крикнула она.
     Я сделал знак Нару ослабить его хватку.
     - Я старалась повернуть тарна назад, к Ару, - сказала  девушка.  -  Я
никогда не летала на тарнах. Я ошиблась, и тарн знал это. У меня  не  было
стрекала.
     Нар разжал челюсти.
     - Мы были уже где-то за болотным лесом, -  продолжала  она,  -  когда
влетели в стаю диких тарнов. Мой тарн убил вожака.
     Она  содрогнулась  при  воспоминании,  и  я  ощутил  жалость  к  ней,
представив то, что пришлось ей пережить, прикованной к  седлу  гигантского
тарна, сражающегося высоко над лесом за власть в стае.
     - Тарн убил вожака, - продолжала девушка, -  и  преследовал  тело  до
самой земли, где разорвал его на куски. Я соскользнула с седла и  скрылась
в лесу. Через несколько минут тарн поднялся в небо. Я видела, как он занял
место впереди стаи.
     Вот так, - подумал я. Тарн вернулся к дикому состоянию, его инстинкты
взяли верх над рефлексами, памятью о людях.
     - А Домашний Камень Ара? - спросил я.
     - В седельной сумке, - ответила она, подтвердив мои предположения.  Я
запер его в сумке, а она неотделима от седла. Девушка сгорала от стыда,  и
я понял, как она унижена, потерпев неудачу  -  не  сумев  спасти  Домашний
Камень. Итак, тарн улетел, возвратившись к своему первобытному  состоянию,
Домашний Камень Ара остался в седельной сумке, я и  дочь  убара  Марленуса
оба потерпели неудачу, и теперь стояли, глядя  друг  на  друга,  на  сухом
корне в заболоченном лесу Ара.
 
 
 
                              7. ДОЧЬ УБАРА 
 
     Девушка выпрямилась, величественная даже в своем испачканном одеянии.
Она отступила на шаг от Нара, будто чудовищные челюсти еще угрожали ей. Ее
глаза горели.
     - Дочери Марленуса было приятно сообщить вам  и  вашему  восьминогому
брату о судьбе тарна и вожделенного Домашнего Камня.
     Нар раздраженно щелкнул челюстями. Я еще  не  видел  это  благородное
создание в более раздраженном состоянии.
     - Немедленно освободите меня, - заявила дочь убара.
     - Вы свободны, - сказал я.
     Она ошеломленно взглянула на меня и стала пятиться назад, держась  на
безопасном расстоянии от Нара и не поворачиваясь ко  мне  спиной,  как  бы
ожидая, что я ударю ее мечом в спину.
     - Хорошо, - сказала она наконец, - что вы подчинились моему  приказу.
Возможно, это облегчит вашу смерть.
     - Разве можно отказать в  чем-нибудь  дочери  убара?  -  сказал  я  и
добавил, как теперь думаю - злобно, - счастливого вам пути через болото.
     Она вздрогнула и остановилась. На ее платье еще оставался след  языка
тарлариона. Я, не глядя более на нее, положил руку на переднюю  конечность
Нара, стараясь не повредить чувствительных волосков.
     - Ну, что  брат,  -  сказал  я,  припомнив  оскорбление,  придуманное
дочерью убара, - продолжим путь? - Я хотел, чтобы он не  думал,  что  весь
человеческий род презрительно относится к Паучьему Народу.
     - Конечно, брат, - ответил механический голос Нара. И правда, в  этом
разумном существе было больше хорошего, чем я встречал во многих  варварах
Гора. И, конечно, я мог  гордиться  его  обращением  -  ибо  сколько  раз,
намеренно или нет, я наносил ущерб его разумному роду.
     Я взобрался к пауку на спину, и он слез с корня.
     - Подождите! - закричала девушка. - Вы не можете бросить меня здесь!
     Она шагнула вперед, оступилась и упала в воду. Вдруг  она  встала  на
колени и протянула ко мне руки, внезапно осознав всю безнадежность  своего
положения. - Возьмите меня с собой! - просила она.
     - Подождите, - сказал я Нару, и паук остановился.
     Дочь убара попыталась встать, неловко закопошилась в воде - казалось,
что у нее одна нога короче другой. Она вновь оступилась и рухнула в  воду,
выругавшись не хуже тарнсменов. Я рассмеялся и, соскочив  со  спины  Нара,
подошел к ней и втащил на корень. Она была удивительно  легка  для  своего
роста.
     Едва я взял ее на руки, как она злобно ударила меня своей испачканной
рукой по лицу:
     - Как вы осмелились коснуться дочери убара!
     Я пожал плечами и скинул ее обратно в воду. Она  разъяренно  вскочила
на ноги и вскарабкалась на корень. Тут я впервые обратил  внимание  на  ее
ноги. Один из башмаков на высочайшей - не менее десяти дюймов -  платформе
сломался и теперь болтался, привязанный к ноге лентами. Я рассмеялся - так
вот откуда взялся такой рост!
     - Мне жаль, что он сломался, - сказал я.
     Она попыталась подняться, но не смогла, так как  одна  нога  была  на
десять дюймов короче другой.
     - Не удивительно, что вы едва могли ходить, - сказал  я,  расстегивая
второй башмак. - Зачем вам эта дурацкая обувь.
     - Дочь убара должна смотреть на  своих  подчиненных  сверху  вниз,  -
ответила она.
     Теперь, когда она стояла  босиком,  девушка  едва  достигала  мне  до
подбородка, что было не намного выше среднего роста горийской девушки. Она
не поднимала глаз, чтобы не встречаться со мной взглядом. Дочери убара  не
подобало смотреть на мужчину.
     - Я приказываю вам защищать меня, - сказала она, не отрывая  глаз  от
земли.
     - Я не подчиняюсь вашим приказам, - ответил я.
     - Вы должны взять меня с собой.
     - Почему? - спросил я. В  конце  концов,  согласно  жестоким  законам
Гора, я ничем не был обязан ей, скорее наоборот, если вспомнить  покушение
на мою жизнь, окончившееся неудачно  благодаря  лишь  сети  Нара,  я  имел
полное право убить ее, бросив на съедение водяным  ящерицам.  Естественно,
такая точка зрения была чужда мне, но почему она считает, что я не  должен
обращаться с ней так, как она заслуживает по горийским законам?
     - Вы должны защитить меня, -  сказала  она.  В  ее  голосе  слышалась
мольба.
     - Почему? - я начинал злиться.
     - Потому что мне нужна ваша помощь. Вы не должны были заставлять меня
говорить это! - вдруг резко выкрикнула она, в ярости подняв  голову  и  на
мгновение взглянув мне в глаза, потом вновь уставившись в землю.
     - Вы просите моей  благосклонности?  -  спросил  я,  что  по-горийски
означает ответ на просьбу, короче, все равно,  что  сказать  "пожалуйста".
Кажется, я правильно употребил это выражение.
     Она внезапно стала послушной.
     - Да, хотя странно, что я, дочь арского убара, прошу вас об этом.
     - Вы пытались убить меня, и я по-прежнему вижу в вас врага.
     Последовала длинная пауза.
     -  Я  знаю,  чего  вы  ждете,  -  сказала  девушка,   став   внезапно
неестественно бесстрастной. Я не понял ее. О  чем  она  думала?  Затем,  к
моему удивлению,  дочь  убара  Марленуса  упала  передо  мной  на  колени,
опустила голову и, подняв руки, скрестила их перед собой. Это был  тот  же
жест, который сделала Сана,  становясь  моей  рабыней  -  жест  подчинения
женщины. Не отрывая глаз от земли, дочь убара произнесла чистым, спокойным
голосом:
     - Я подчиняюсь.
     Позже я желал, чтобы у меня были веревки, чтобы связать  эти  невинно
протянутые  запястья.  Некоторое  время  я  оставался  безмолвным,  потом,
вспомнив   горийские   обычаи,    которые    предписывали    либо    убить
женщину-пленницу, либо принять подчинение, я взял ее запястья в свои  руки
и сказал:
     - Я принимаю подчинение.
     Я поднял ее на ноги.
     Потом я помог ей взобраться на волосатую спину паука, усевшись  рядом
с ней. Нар молча двинулся вперед так, что только ноги  мелькали  в  мутной
воде. Однажды он попал в трясину и нас тряхнуло  так,  что  мы  слетели  в
грязь, но быстро выбрались оттуда  с  помощью  всех  восьми  ног  паука  и
продолжили путешествие.
     Через час Нар остановился и указал вперед лапой. Там, в двух или трех
пасангах, через болотные деревья прорисовывались желтые поля са-тарны Ара.
Механический голос произнес:
     - Я не хочу подходить к ним ближе, это опасно.
     Я соскочил с его спины и помог слезть дочери убара. Мы  стояли  перед
огромным насекомым. Я положил руку на его страшную голову и он слегка сжал
ее челюстями.
     - Желаю вам удачи, - сказал Нар.
     Я ответил соответственно горийским традициям  и  пожелал  здоровья  и
безопасности его народу.
     Насекомое положило передние лапы мне на плечи.
     - Я не спрашиваю твое имя, воин, не хочу  называть  твоего  города  в
присутствии рабыни, но знаю, что ты и твой город будут  почитаемы  Паучьим
Народом.
     - Спасибо, - сказал я. - Я и мой народ сочтут это за честь.
     - Берегись дочери убара, - предупредил Нар.
     - Она подчинилась, -  ответил  я,  зная,  что  обещание  должно  быть
исполнено.
     Нар  сделал  жест  лапой,  который  я   истолковал   как   прощальное
приветствие, и скрылся в лесу. Я помахал ему вслед.
     - Идем, - сказал  я  девушке  и  направился  к  полям  са-тарны.  Она
последовала за мной.
     Так мы шли около двадцати минут и вдруг девушка вскрикнула.  Я  резко
повернулся: она по пояс погрузилась в болото, попав в полынью. Я попытался
подойти к ней, но почва  уходила  из-под  моих  ног.  Пояс  меча  оказался
слишком коротким, стрекало, пристегнутое к поясу, упало в воду и утонуло.
     Девушка погружалась все глубже, вода  уже  дошла  ей  до  груди.  Она
отчаянно кричала, потеряв всякий контроль над собой от  ужаса  предстоящей
гибели.
     - Не шевелись! - крикнул я. Но она уже не владела собой. - Покрывало!
Снимите его и бросьте мне! - крикнул я. Она попыталась сорвать  покрывало,
но не смогла.  Ее  голова  медленно  погружалась  в  зеленую  воду,  грязь
подползла к самым глазам, лишь руки оставались на поверхности.
     Я быстро огляделся и заметил полузатонувшее бревно в нескольких ярдах
от себя, высовывавшееся из воды. Несмотря на опасность, я добрался до него
и изо всех сил потянул на себя. Мне показалось, что  прошли  часы,  но  на
самом деле через несколько секунд я  вынул  его.  Я  положил  его  поперек
полыньи и, держась за него, доплыл до места, где тонула дочь убара.
     Наконец, я нашарил в грязи ее запястье и вытащил девушку из  трясины.
Мое сердце забилось от радости, когда я услышал, что ее  легкие  с  хрипом
начали втягивать зловонный, но живительный  воздух.  Я  толкнул  бревно  к
берегу и, наконец, выволок тело  в  насквозь  промокшей  одежде  на  сухое
место.
     Впереди, в какой-нибудь сотне ярдов, я увидел  границу  желтого  поля
са-тарны и желтый кустарник ка-ла-на. Я сел рядом с  девушкой,  измученный
всеми этими приключениями. Я улыбался про себя. Гордая дочь убара, во всех
своих имперских регалиях, сильно воняла  -  из-за  грязи,  пропитавшей  ее
одежду.
     - Вы спасли мне жизнь, - сказала она.
     Я кивнул, не желая об этом говорить.
     - Мы выбрались из болота?
     Я снова кивнул.
     Это,   кажется,   удовлетворило   ее.    Животным    движением,    не
соответствующим ее одеждам, она перевернулась  на  спину,  глядя  в  небо,
столь  же  изможденная,  как  и  я.  Ведь  она  была  слабой  девушкой.  Я
почувствовал к ней жалость.
     - Я прошу вашей благосклонности, - сказала она.
     - Что вам надо?
     - Я голодна.
     - Я тоже, - рассмеялся я, вспомнив, что ничего  не  ел  с  предыдущей
ночи. - Там есть ка-ла-на. Подождите меня здесь, я соберу немного фруктов.
     - Нет, я пойду с вами, если позволите, - сказала она.
     Я был удивлен таким превращением, но вспомнил, что она подчинилась.
     - Конечно. Я буду рад такой компании.
     Я взял ее за руку, но она отпрянула:
     - Подчинив себя, я должна следовать за вами.
     - Глупости, - сказал я, - идите рядом.
     - Нет, - покачала она головой, - я не могу.
     - Как вам угодно, - рассмеялся я и пошел  к  деревьям  ка-ла-на.  Она
следовала за мной.
     Мы были уже около деревьев, когда я услышал легкий  шорох  одежды.  Я
повернулся, и как раз вовремя, чтобы увидеть руку, замахивающуюся  длинным
острым кинжалом. Она рычала от бешенства, когда я вышиб оружие из ее рук.
     - Животное! - воскликнул я в ярости. - Грязное вонючее, неблагодарное
животное!
     В бешенстве я схватил кинжал  и  около  секунды  боролся  с  желанием
вонзить его в сердце вероломной девушки. Но  вместо  этого  сунул  его  за
пояс.
     Несмотря на то, что я крепко держал ее за  запястье,  дочь  Марленуса
выпрямилась и надменно промолвила:
     - Тарларион! Ты  думаешь,  что  дочь  убара  всего  Гора  подчиниться
такому, как ты?
     Я бросил ее на колени перед собой.
     - Вы подчинились, - сказал я.
     Она прокляла меня, ее зеленоватые глаза горели ненавистью.
     - Так-то вы обращаетесь с дочерью убара? - кричала она.
     - Я покажу вам, как я обращаюсь с самой вероломной женщиной  Гора,  -
воскликнул я, отпустив ее запястье. Сорвав с ее головы покрывало,  схватив
за волосы, как публичную девку, я поволок дочь убара  всего  Гора  к  роще
ка-ла-на. Там я бросил ее к своим ногам. Она пыталась прикрыться остатками
покрывала, но я не позволил ей сделать это, и она оказалась,  как  говорят
на Горе,  с  обнаженным  лицом.  Великолепная  копна  волос,  черных,  как
оперение моего  тарна,  освобожденных  от  ткани,  хлынула  на  землю.  Ее
оливковая кожа, зеленые глаза и все черты лица  были  прекрасны.  Красивый
рот был искажен яростью.
     - Я предпочитаю видеть лицо своего врага, - сказал я.
     В бешенстве она смотрела, как я разглядываю ее  лицо,  но  не  надела
покрывала.
     - Ты понимаешь, что я не могу больше доверять тебе, - сказал я.
     - Нет, конечно, я - ваш враг.
     - Поэтому я не могу дать тебе еще один шанс.
     - Я не боюсь смерти, - сказала она, но губы ее слегка вздрогнули.
     - Сними одежду, - приказал я.
     - Нет! - крикнула она и встала на колени передо мной, склонив голову.
- От всего сердца, воин, - сказала она, - дочь  убара  на  коленях  просит
вашей милости. Пусть это будет только меч и скорее.
     Я откинул голову назад и рассмеялся. Она  боялась,  что  я  попытаюсь
насладиться ею - я, обычный  солдат.  Впрочем,  не  могу  отрицать,  такое
желание приходило мне в голову, пока я тащил ее за волосы в рощу,  и  если
бы не ее красота, мне, наверное пришлось причинить  вред  тому,  кого  Нар
называл разумным существом. Я устыдился и решил не  причинять  вреда  этой
девушке, хотя она была злобной и вероломной, как тарларион.
     - Я не собираюсь ни насиловать, ни убивать тебя.
     Она подняла голову и удивленно посмотрела на меня.
     Затем, к моему изумлению, она встала и презрительно произнесла:
     - Если бы ты был настоящим воином, то унес бы меня  на  спине  своего
тарна выше облаков, и едва миновав заставы Ара, сбросил бы мои  одежды  на
улицы города, чтобы люди знали, какая судьба постигла дочь убара.
     Очевидно, она считала, что я испугался ее и что она, дочь  убара,  не
имеет  отношения  к  обязанностям  обычной  рабыни.  И  теперь  она   была
рассержена тем, что стояла на коленях перед трусом.
     - Ну, воин, - сказала она, - и что же ты хот