обладателю власть над человеком, возможность использования  этого
имени в наговорах и заклинаниях. Возможно,  эти  верования  были  занесены
сюда с Земли, где первое имя человека известно лишь его близким  знакомым,
которые,  предположительно,   не   причинят   ему   вреда.   Второе   имя,
соответствующее горийскому прозвищу - это общая собственность, которая  не
священна и не подлежит защите. Люди  Высших  Каст,  в  большинстве  своем,
понимают, что это  все  предрассудки  и  пользуются  своим  первым  именем
довольно свободно, прибавляя к нему название  города.  Например,  мое  имя
звучит: Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба или, проще, Тэрл  из  Ко-Ро-Ба.  Низшие  же
касты уверены, что настоящие имена людей из высших каст - это прозвища,  а
настоящие имена они скрывают.
     Наш разговор внезапно  прервался.  За  окном  моей  комнаты  раздался
шелест крыльев. Старший Тэрл прыгнул вперед и швырнул меня на пол.  В  тот
же момент стальная стрела из арбалета влетела в узкое окно и, ударившись о
стену над моим каменным креслом, срикошетила к  другой  стене.  Я  мельком
увидел блеск черного шлема,  когда  воин,  сидящий  на  тарне  и  все  еще
сжимающий арбалет, потянул за первый повод и скрылся из виду.  Послышались
крики и,  высунувшись  из  окна,  я  увидел  стрелы,  полетевшие  вдогонку
нападавшему, который удалился  уже  на  полпасанга  от  здания  и  избежал
возмездия.
     - Член Касты Убийц, -  сказал  Старший  Тэрл,  глядя  на  удаляющуюся
точку. - Марленус, который должен был стать убаром  всего  Гора,  знает  о
твоем существовании.
     - Кто он такой? - спросил я, потрясенный всем этим.
     - Утром узнаешь, - сказал Старший Тэрл, -  узнаешь  и  то,  зачем  ты
оказался на Горе.
     - Но почему я не могу узнать это сейчас?
     - Потому что утро уже близко, - ответил Старший Тэрл.
     Я глядел на него.
     - Да, - повторил он, - завтрашнее утро уже близко.
     - А вечер, - спросил я.
     - А вечером мы будем пить.
 
 
     Утром я проснулся на своей циновке в углу комнаты, дрожа  от  холода.
Скоро наступит рассвет. Я щелкнул тумблером на циновке  и  принял  сидячее
положение. Она была ледяной на ощупь, потому что именно  на  это  время  я
установил стрелку температурного устройства. Мало кому нравится нежиться в
ледяной постели.  К  горийским  приборам  для  отрывания  смертных  от  их
постелей я относился столь же  неодобрительно,  как  и  к  будильникам  на
Земле. Кроме того, голова  моя  гудела,  как  бронзовый  щит  после  удара
копьем, и этот гул вытеснил все воспоминания, вроде  вчерашнего  покушения
на мою жизнь. Планета может перевернуться, но человек всегда  остановится,
чтобы вынуть камешек из ботинка. Я сел, скрестив ноги, на циновке, которая
снова нагрелась. Потом заставил себя встать и плеснуть воду  из  чаши  для
умывания себе в лицо.
     Я кое-что помнил из предыдущей ночи,  но  не  многое.  Мы  вместе  со
Старшим Тэрлом обошли множество пивных в разных цилиндрах,  и  помню,  как
беззаботно прогуливались, распевая непристойные лагерные песни, по узким -
в ярд шириной - мостикам между  цилиндрами  бог  весть  на  какой  высоте.
Кое-где  она   достигала   тысячи   футов.   Слишком   много   мы   выпили
ферментированного варева,  хитроумно  приготовленного  из  желтого  зерна,
са-тарна, и называющегося  пага-са-тарна  -  Наслаждение  Дочери  Жизни  -
сокращенно "пага", и к которому я вряд ли больше притронусь.  Помнил  я  и
девушек в последней таверне (если это  была  таверна),  соблазнительных  в
своих танцевальных нарядах, рабынь наслаждения,  выращенных  как  животных
для удовлетворения страсти. Если и были прирожденные рабы  и  прирожденные
люди, как уверял меня Старший Тэрл, то это были прирожденные рабыни.  Было
невозможно принять их за что-нибудь другое, если они этим и были, и где-то
сейчас они неохотно просыпаются, чтобы вымыться. Особенно мне  запомнилась
одна,  с  гибким  телом  гепарда  и  черными  волосами,  разбросанными  по
коричневым плечам, запомнились браслеты на ее  запястьях,  их  звон  в  ее
спальне, где мы пробыли гораздо больше того часа, за который я заплатил. Я
выгнал эту мысль из своей раскалывающейся головы, сделал неудачную попытку
вызвать чувство стыда, и накинул тунику. Тут в комнату вошел Старший Тэрл.
     - Мы идем в Зал Совета, - сказал он.
     Я пошел за ним.
     Зал Совета представлял собой  комнату,  где  избранные  представители
Высших Каст Ко-Ро-Ба собирались на свои встречи. Такие залы были в  каждом
городе. Это был широчайший из цилиндров, и высота потолка в зале превышала
обычную в шесть раз. Потолок был  освещен  чем-то  вроде  звезд,  а  стены
раскрашены в пять цветов - белый, голубой, желтый,  зеленый  и  красный  -
цвета каст. Каменные скамьи членов Совета вздымались пятью величественными
ярусами, каждый для определенной касты, и были окрашены в  соответствующий
цвет.
     Нижний ярус, самый удобный, белоснежного цвета, занимали Посвященные,
истолкователи воли Царствующих Жрецов. Далее,  по  порядку,  шли  голубой,
желтый,  зеленый  и  красный,  занятые  представителями  Писцов,   Врачей,
Строителей и Воинов.
     Торн, как я заметил, не присутствовал на втором  ярусе.  Я  улыбнулся
про себя. "Лично я, - говорил он, слишком практичен, чтобы  участвовать  в
правлении, чреватом опасностями." Вероятно, если бы город осадили, Торн не
заметил бы этого.
     Я был рад тому, что моей касте, Касте Воинов, был  отведен  последний
ярус. Была бы моя воля, я бы вовсе не относил воинов к  Высшим  Кастам.  С
другой стороны, я считал, что Посвященные тоже сидят не  на  своем  месте,
ибо они полезны обществу даже меньше воинов. Воины, по крайней мере  могут
защищать город, а что могут делать Посвященные, кроме того, чтобы  служить
мишенью болезней в силу своей профессии.
     В центре амфитеатра находился  трон,  и  на  нем,  в  государственной
мантии  -  простой  мантии  коричневого  цвета,   скромнейшей   из   одежд
присутствующих, восседал мой отец - Правитель Ко-Ро-Ба, а  ранее  убар.  У
его ног лежали шлем, щит, копье и меч.
     - Выйди вперед, Тэрл Кэбот, - сказал отец  и  я  стал  перед  троном,
чувствую, что  глаза  присутствующих  устремлены  на  меня.  Позади  стоял
Старший Тэрл. Я заметил, что прошедшая ночь почти  не  отразилась  на  его
облике. И на миг я ощутил ненависть к нему.
     Старший Тэрл сказал:
     - Я, Тэрл, меченосец из Ко-Ро-Ба, клянусь, что этот  человек  достоин
стать членом Касты Воинов.
     Отец отвечал ему согласно ритуалу:
     - Нет башни в Ко-Ро-Ба крепче клятвы Тэрла, меченосца нашего  города.
Я, Мэтью Кэбот из Ко-Ро-Ба принимаю ее.
     Затем, начиная с нижнего яруса, каждый член Совета называл свое имя и
объявлял, что он тоже верит клятве меченосца.  Когда  они  закончили,  мой
отец вручил мне предметы, лежавшие у его ног. К левой  руке  он  прикрепил
щит, на плечо повесил меч, в правую руку вложил копье и медленно надел  на
голову шлем.
     - Ты принимаешь Законы Воина? - спросил отец.
     - Да, - ответил я. - Принимаю.
     - Какой у тебя Домашний Камень?
     Чувствуя, каким должен быть ответ, я сказал:
     - Мой Домашний Камень - это Домашний Камень Ко-Ро-Ба.
     - Этому ли городу ты посвящаешь свою жизнь, меч и честь?
     - Да.
     - Тогда, - сказал отец, кладя руки мне на плечи, - властью  Правителя
этого города в присутствии Совета высших  Каст,  я  объявляю  тебя  Воином
Ко-Ро-Ба.
     Отец улыбнулся. Я был  горд,  слыша  одобрение  Совета,  выражавшееся
криками и горийскими аплодисментами - быстрыми ударами  правой  ладони  по
левому плечу. Никто, кроме кандидатов в Касту воинов, не мог войти  в  Зал
Совета вооруженным. Если бы братья по касте были вооружены, они  постучали
бы наконечниками копий по щитам. Теперь же они выражали свое одобрение  на
гражданский манер,  делая  это,  может  быть  чересчур  громко  для  столь
почтенного собрания. Каким-то образом я чувствовал, что они  действительно
гордятся мной, не знаю уж почему. Я еще не сделал ничего, чтобы  заслужить
их одобрение.
     Вместе со Старшим Тэрлом я покинул зал Совета и вошел в комнату,  где
мы стали ожидать отца.  На  столе  лежало  множество  карт.  Старший  Тэрл
подошел к ним и, подозвав меня, стал водить по ним пальцем.
     - Вот здесь, - сказал он наконец, указывая  на  низ  карты,  -  лежит
город Ар, древний враг Ко-Ро-Ба, главный город  Марленуса,  который  хочет
стать убаром всего Гора.
     - А какое это имеет отношение ко мне? - спросил я.
     - Ты будешь должен отправиться в Ар и выкрасть его  Домашний  Камень,
чтобы принести его в Ко-Ро-Ба.
 
 
 
                         5. ОГНИ ВЕСЕННЕГО ПИРА 
 
     Я оседлал своего черного тарна, щит и копье были прикреплены к седлу,
меч болтался на  плече.  По  сторонам  седла  висело  метательное  оружие:
арбалет с дюжиной стрел слева, лук с тридцатью стрелами справа.  На  седле
было легкое  вооружение  тарнсмена  -  пища,  компас,  запасная  тетива  и
перевязочный материал. К  седлу  была  привязана,  покрытая  плащом  раба,
девушка в бессознательном состоянии - Сана, рабыня башни, которую я  видел
в свой первый день пребывания на Горе.
     Я помахал на прощание рукой Старшему Тэрлу и отцу, дернул  за  первый
повод и отправился в путь, оставив позади башню  и  крошечные  фигурки  на
ней. Набрав высоту, я выровнял тарна и дернул за шестой повод,  взяв  курс
на Ар. Минуя цилиндр, где Торн хранил свои рукописи,  я  был  рад  увидеть
маленькую фигурку писца, стоящего у грубо вытесанного окна. Я  понял,  что
он, может быть, ждет меня несколько часов. Помахав ему, я  перевел  взгляд
на холмы, лежащие впереди. Теперь я уже не чувствовал того восторга, как в
первом полете. Я был сердит и встревожен, был в ужасе от  гнусного  плана,
который должен был осуществить, и думал о девушке, привязанной к седлу.
     Как я был удивлен, когда она появилась в той маленькой комнатке,  где
мы со Старшим Тэрлом очутились после Совета, выйдя  вслед  за  отцом.  Она
стояла на коленях в позе башенного раба, в то время как  он  объяснял  мне
план Совета.
     Власть Марленуса, или большая ее часть, строилась на его  мистической
способности побеждать, которая никогда не покидала его.  Непобедимый  Убар
Убаров, он храбро отказался снять свой титул после Долинной Войны, 12  лет
назад, и люди не покинули его, не предали обычной для  зарвавшегося  убара
смерти. Солдаты и Совет города, поддавшись его посулам, поверили обещаниям
богатства и власти Ару.
     И у них были основания для такой доверчивости -  вместо  того,  чтобы
превратиться в обычный осажденный город, каких было множество на Горе,  он
стал центральным городом, в котором хранилась дюжина Домашних Камней ранее
свободных городов. Теперь поднималась целая империя Ара,  военизированное,
мощное, надменное государство, уничтожающее своих  врагов  и  простирающее
свою власть на все большее число городов, долин, холмов и пустынь.
     С течением времени Ко-Ро-Ба будет вынужден выставить пригоршню  своих
тарнсменов против  тарнсменов  Ара.  Мой  отец,  как  правитель  Ко-Ро-Ба,
пытался сколотить союз против Ара, но свободные горийские  города  считали
себя слишком независимыми и в гордости своей  предпочитали  действовать  в
одиночку, отказываясь от союза.  Они  выгнали  посланников  отца  рабскими
кнутами из Залов Совета, что само по себе в другой обстановке повлекло  бы
за собой объявление войны. Но отец знал, что свара со свободными  городами
- это безумие, которого  добивается  Марленус.  Уж  пусть  лучше  Ко-Ро-Ба
считают городом трусов. Но если бы Домашний  Камень  Ара,  символ  величия
империи, был бы похищен из города, чары Марленуса были  бы  разрушены.  Он
стал  бы  предметом  насмешек,  особенно  для  свободных  людей  -  вождь,
потерявший Домашний  Камень.  Ему  крупно  повезет,  если  его  не  казнят
публично.
     Девушка на седле шевельнулась, действие  снотворного  проходило.  Она
застонала и повернулась ко мне. Как только мы взлетели, я развязал путы на
ее руках и ногах, оставив только пояс, прикрепляющий ее к спине  тарна.  Я
не мог допустить, чтобы план Совета исполнился целиком, во  всяком  случае
относительно ее, хотя она согласилась сыграть в нем свою роль,  зная,  что
это будет стоить ей жизни. Я ничего не знал о  ней,  кроме  того,  что  ее
зовут Сана и она рабыня из города Тентис.
     Старший Тэрл говорил  мне,  что  Тентис  известен  своими  тарнами  и
находится далеко в горах, чье имя он носит. Налетчики из Ара  нападают  на
стада тарнов и цилиндры, где была пленена девушка. Она была продана в  Аре
в день Любовного Пира и куплена агентом моего отца. Ему, в соответствии  с
планом Совета, нужна была девушка, которая ценой собственной жизни захочет
отомстить людям Ара.
     Но я не мог не жалеть ее, даже в жестоком мире  Гора.  Она  перенесла
слишком многое, и явно не принадлежала к числу девиц из таверны,  рабство,
в отличие от них, не было для нее идеалом жизни. Несмотря на ошейник,  она
была свободной. Я почувствовал это еще в тот момент, когда  отец  приказал
ей встать и перейти к новому хозяину. Она встала, и, ступая босыми  ногами
по каменному полу, подошла ко мне, упала  на  колени  и,  опустив  голову,
протянула ко мне скрещенные руки  -  ритуальный  жест  подчинения:  я  мог
связать их. Ее роль в плане была проста, но фатальна.
     Домашний Камень Ара, как и большинство Домашних Камней цилиндрических
городов, хранился  открыто  на  высочайшей  башне,  как  вызов  тарнсменам
соперничающих  городов.  Конечно,  он  охранялся  и  при  первом  признаке
серьезной опасности был  бы  спрятан.  Любое  посягательство  на  Домашний
Камень воспринималось жителями  города  как  святотатство  и  наказывалось
мучительной смертью, но зато величайшим подвигом считалась кража Домашнего
Камня  другого  города,  и  воин,  совершивший  это,  удостаивался  высших
почестей и считался любимцем Царствующих Жрецов.
     Домашний Камень города - объект  многочисленных  ритуалов.  Очередным
должен быть Весенний Пир Са-Тарны,  Дочери  Жизни,  празднуемый  в  период
прорастания зерен, чтобы обеспечить хороший урожай. Это сложный  праздник,
отмечаемый большинством  горийских  городов,  требующий  многочисленных  и
сложных приготовлений.  Самые  важные  церемонии  совершаются  в  основном
Посвященными города, но к некоторым из них допускаются члены Высших каст.
     Например, в Аре ранним утром на крышу здания, где находится  Домашний
Камень, поднимается член касты Строителей и кладет там примитивный  символ
своего ремесла, металлический прямоугольник, молясь Царствующим  Жрецам  о
благоденствии своей касты в следующем году; затем приходит Воин  и  кладет
возле камня оружие, потом приходят  представители  и  других  каст.  Самое
важное, что во время этих церемоний стражи камня удаляются  внутрь  башни,
оставляя молящегося наедине с Царствующими Жрецами.
     Затем,  в  кульминацию  Арского  Весеннего  Пира,  член  семьи  убара
приходит на крышу ночь, когда в небе сияют три  луны,  с  которыми  связан
праздник, и кладет перед камнем зерно,  ставит  рядом  кувшин  с  красным,
похожим на  вино  напитком,  сделанным  из  плодов  дерева  ка-ла-на.  Это
важнейший  пункт  в  плане  Совета  Ко-Ро-Ба.  Член  семьи  убара  молится
Царствующим Жрецам о богатом урожае и возвращается  в  башню,  после  чего
стража возвращается на свое место.
     В этом году честь совершить жертвоприношения зерна принадлежит дочери
убара. Я узнал, что ее зовут Талена, что она считается  первой  красавицей
Ара, и что я должен ее убить.
     В соответствии с планом Совета Ко-Ро-Ба, во время жертвоприношения, в
полночь, я должен буду приземлиться на крыше высочайшей башни  Ара,  убить
дочь убара и унести ее тело и Домашний Камень, сбросив  труп  в  болото  к
северу от Ара, а Камень принести домой. Девушка, Сана,  должна  одеться  в
платье дочери убара и занять ее место внутри  башни.  Предполагалось,  что
пройдет несколько минут, прежде чем ее опознают, и перед этим  она  сможет
выпить яд, который ей дал Совет.
     Две девушки должны умереть, чтобы я  получил  выигрыш  во  времени  и
успел улететь. В глубине души я чувствовал, что не должен  выполнять  этот
план. Я резко изменил курс, дернув за четвертый канат, и направил тарна  к
голубеющей вдали цепочке гор. Очнувшись, девушка зашарила руками по плащу,
окутывающему ее голову, отыскивая застежку.
     Я помог ей скинуть капюшон и  был  восхищен  ее  длинными  белокурыми
волосами, коснувшимися моей щеки. Я положил плащ  на  седло  позади  себя,
восхищаясь не только ее красотой, но и смелостью. Тут было  чему  пугаться
девушке - высота, на которой она очутилась, дикий зверь, который нес ее  к
жестокой судьбе, ожидающей ее  в  конце  полета.  Но  она  была  уроженкой
Тентиса, славившегося своими тарнами, и ее было нелегко испугать.
     Она не глядела на меня, осматривая и поглаживая свои запястья.  Рубцы
от пут были еще заметны.
     - Почему вы развязали меня и сняли капюшон? - спросила она.
     - Я думал, тебе будет удобней, - ответил я.
     - Вы хорошо обращаетесь с рабыней, спасибо.
     - Ты не... испугалась? - спросил я, запнувшись на  этом  слове.  -  Я
имею в виду тарна. Ты, наверное,  уже  летала  на  тарнах.  Я  первый  раз
испугался.
     Девушка удивленно повернулась ко мне:
     - Девушкам  редко  позволяют  летать  на  тарнах,  разве  что  носить
корзины, но не как воинам.
     Она сделала паузу, в течение которой был слышен только свист ветра  и
хлопанье крыльев тарна.
     - Вы сказали, что испугались, когда впервые увидели тарна.
     - Да, - рассмеялся я, вспомнив свой ужас.
     - Почему вы говорите об этом рабыне? - спросила она.
     - Не знаю. Но это действительно так.
     Она повернулась и глянула на голову тарна.
     - Однажды мне пришлось летать на спине тарна, - сказала она резко,  -
в Ар, переброшенной через седло, перед тем,  как  меня  продали  на  улице
Клейм.
     Нелегко разговаривать на спине летящего тарна,  когда  ветер  бьет  в
лицо, и хотя я хотел поговорить с девушкой, я не мог этого сделать.
     Она посмотрела на горизонт и внезапно напряглась:
     - Это не путь в Ар, - крикнула она.
     - Знаю, - сказал я.
     - Что вы делаете? - она повернулась ко мне лицом, с расширившимися от
страха глазами. - Куда вы летите, хозяин?
     Слово "хозяин", хотя и было обычно для девушки, которая,  по  крайней
мере официально принадлежала мне, испугало меня.
     - Не называй меня хозяином.
     - Но вы мой хозяин.
     Я извлек из кармана своей туники ключ, который мне дал отец  и  отпер
им замок на ошейнике Саны. Сняв ошейник, я швырнул  его  вместе  с  ключом
вниз, проследив за их полетом.
     - Ты свободна, - сказал я, - и мы летим в Тентис.
     Она села позади меня совершенно  ошеломленная,  недоверчиво  ощупывая
шею.
     - Почему? - спросила она.
     Что я мог ответить ей? Что я пришел из другого мира, и что все обычаи
Гора не  могут  быть  моими,  или  что  я  позаботился  о  ней,  настолько
беспомощной,  заставившей  меня  посмотреть  на  нее  не  только  как   на
инструмент Совета, но и как на молодую, полную  сил  девушку,  которая  не
может быть принесена в жертву государственным интересам.
     - У меня есть на то причины, но не думаю, что ты поймешь  меня,  -  и
добавил, еле слышно, что и сам вряд ли понимаю их.
     - Мой отец и братья, - сказала она, - наградят тебя.
     - Нет.
     - Если пожелаешь, они отдадут меня тебе без выкупа.
     - Полет до Тентиса долог.
     Она гордо ответила:
     - Мой выкуп - это сотня тарнов.
     Я свистнул про себя - моя бывшая  рабыня,  должно  быть,  богата.  На
жалование воина я не смог бы купить ее.
     - Если вы приземлитесь, - сказала  Сана,  видимо  желая  хоть  как-то
отблагодарить меня, - я смогу дать вам наслаждение.
     Мне пришло в голову, что воспитанная в  традициях  Гора,  она  сможет
понять лишь один ответ, лишь он остановит ее.
     - Ты хоче