снял вертел с огня, положил на траву и принялся резать мясо. Рабыня смотрела на меня, стоя на коленях у костра. Я встал, накинул ей на шею длинный кожаный ремень и повел к колышку. Ремень точно лег в заранее выпиленный мною желобок.
     - Встань на колени, - приказал я.
     - Да, господин.
     Блондинка стояла на коленях у невольничьего шеста, а я вернулся к костру и приступил к трапезе. Я отрезал кусочки сочного мяса и отправлял их в рот. Насытившись, я швырнул кусок и рабыне. Он попал ей в грудь и отскочил на землю. Девушка схватила его обеими руками и принялась жадно есть, не сводя с меня глаз.
     Я вытер рот тыльной стороной ладони и снова посмотрел на рабыню:
     - Хочешь еще?
     - Нет, господин.
     Воды с листьев веерной пальмы мы попили раньше. Я прилег у костра, опершись на локоть, и уставился на невольницу. Как все-таки приятно владеть женщинами...
     - Ты свяжешь мне перед сном руки за спиной, господин? - спросила она.
     - Да.
     - Так всегда поступают с рабынями?
     - На природе - да, - ответил я. - Особенно когда под рукой нет ни цепей, ни наручников. Но руки не обязательно спутывать за спиной. Порой их связывают над головой или перед грудью, а то и прикручивают к дереву.
     - А в городах девушек тоже привязывают на ночь?
     - Иногда, - сказал я. - Все равно в ошейнике они не убегут дальше городских ворот.
     - Но ведь не все рабыни хотят бежать?
     - Конечно. На самом деле, беглянок очень мало. Важно, чтобы девушка понимала: хочет она бежать или нет, побег практически невозможен. Потому вас и связывают. К тому же, если рабыня и сумеет скрыться от своего хозяина, у нее все равно появится новый. Зачастую гораздо хуже первого.
     - Да, господин.
     - Попытка бегства - глупый и неоправданный риск. Пойманной рабыне могут запросто отрезать ноги. Она содрогнулась.
     - Я бы побоялась бежать, господин.
     - Но ты же пыталась улизнуть из Порт-Кара.
     Тогда я поймал ее, связал и вернул Улафи, бывшему в то время ее хозяином. Я хотел сам отвезти блондинку в Шенди в надежде напасть на след вероломного Шабы, предавшего Царствующих Жрецов.
     - В то время я еще ничего не понимала, - смутилась, она. - Я не знала, что побег невозможен, и не представляла, как сурово могут меня наказать. Я даже не догадывалась, что это значит - быть рабыней на Горе.
     - Теперь догадываешься? - усмехнулся я.
     - Да, господин. - Она стояла на коленях у невольничьего колышка, с петлей на шее. - Знай я тогда то, что знаю сейчас, я не осмелилась бы и шелохнуться!
     Я кивнул. Умные женщины быстро понимают, что их ждет на Горе.
     - Господин?
     - Да?
     - А все хозяева привязывают рабынь на ночь?
     - Нет. Многое зависит от обстановки и от самой рабыни.
     - Если рабыня всем сердцем любит господина, он же не станет привязывать ее?
     - Может, и станет, если захочет напомнить ей, что она - всего-навсего рабыня.
     - Понимаю.
     - Иногда, - сказал я, - рабынь запирают в конуру или приковывают цепью к железному кольцу.
     - Зачем?
     - Чтобы их не украли. Блондинка вздрогнула:
     - Разве рабыню могут украсть?
     - Запросто, - сказал я. - На Горе это случается сплошь и рядом.
     - Я слышала, что девушек на ночь приковывают цепями к кровати господина.
     - Да, такое часто бывает.
     - Но ведь в покоях своего господина девушка находится в безопасности?
     - Конечно, - сказал я, - если ее господин там же.
     - Тогда зачем же приковывать ее цепями?
     - Потому что она - рабыня.
     - Да, господин. - Блондинка низко склонила голову.
     - Ну что же, - сказал я, - пора привязывать тебя на ночь
     - Пожалуйста, господин, - торопливо выпалила она, - позволь мне еще немного поговорить с тобой. Не привязывай свою рабыню прямо сейчас.
     - Ладно, - согласился я.
     Она с радостным видом опустилась на пятки и положила руки на веревку у самого горла.
     - То, что Кису сделал сегодня с Тенде... Разве это не ужасно?
     - Что?
     - Он заставил ее танцевать обнаженной!
     - Ну и что?
     - Но... - смешалась девушка.
     - Она - рабыня, - напомнил я.
     - Да, господин... А рабыне позволяется танцевать голой?
     - Да.
     Она потупила взгляд:
     - Господин...
     - Да? - откликнулся я.
     - Рабыня - это все равно что вещь?
     - Конечно.
     - И я - вещь?
     - Естественно. Причем очень красивая вещь.
     - Спасибо, господин.
     - Тебе не нравится быть вещью? - поинтересовался я.
     - Я не чувствую себя вещью, - призналась она.
     - С точки зрения горианских законов, - уточнил я, - ты скорее животное, чем вещь.
     - Да, господин...
     - С одной стороны, никакое животное - ни человека, ни белку, ни птицу - нельзя назвать вещью или предметом, поскольку они одушевлены. С другой стороны, все живые существа являются предметами, поскольку занимают место в пространстве и подчиняются физическим законам.
     - Я не об этом, - сказала девушка. - Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
     - Нет. Не понимаю. Выражайся ясней.
     - Считается, что к женщине относятся как к вещи, если мужчины не прислушиваются к ее мнению и не заботятся о ее чувствах.
     - Но ведь и женщина, преследуя свои корыстные цели, может относиться так к другой женщине. Или к мужчине. Равно как и мужчина - к другому мужчине. То, о чем ты говоришь, - общечеловеческая проблема.
     - Может быть...
     - Когда тебя считают вещью или относятся к тебе как к вещи, - продолжал я, - это совсем не то, что быть вещью на самом деле. Те, кто относится к другим людям как к неодушевленным предметам, на самом деле не считают их таковыми. Это было бы безумием.
     - Ты говоришь не о том, - улыбнулась она.
     - На каком основании ты утверждаешь, что мужчины относятся к тебе как к вещи? - спросил я. - На том, что oни не соглашаются с твоим мнением? Тебе не кажется, что это не совсем логично?
     - Да, но если мужчины не делают то, чего мы, женщины, от них хотим, это значит, что они не считаются с нашими чувствами.
     - Интересная мысль, - усмехнулся я. - Выходит, если женщина не считается с желаниями мужчины и не бросается сломя голову выполнять любую его прихоть, он может заключить, что она относится к нему как к вещи?
     - Как глупо! - фыркнула блондинка.
     - Вот именно.
     - Мне трудно об этом говорить, - вздохнула она. - Ты не знаешь, что такое расхожие истины и традиционный образ мыслей.
     - Это точно, - хмыкнул я.
     - Я попробую еще раз, с самого начала.
     - Попробуй, - кивнул я.
     - Мужчин интересует в женщине только тело.
     - Никогда не встречал подобных мужчин. Хотя, конечно, это не повод утверждать, что таких типов в природе не существует.
     Она удивленно посмотрела на меня.
     - Тебя послушать, так мужчине все равно, разумна его женщина или нет. И не спорь со мной. Чем нелепее обвинение, тем глупее выглядит человек, пытающийся его опровергнуть. Если тебе заявят, что ты - бешеный слин, ты же не станешь предъявлять кровь на анализ?
     - Когда говорят, что мужчине нужно только женское тело, имеют в виду, что мужчин не очень-то интересует, о чем думают женщины, что они чувствуют...
     - Вот это уже верно, - кивнул я. - Хорошо это или плохо, но людям свойственно не обращать внимания на мысли и чувства других. Неудивительно, что мужчины весьма равнодушны к мыслям и чувствам женщин. В утешение добавлю, что к мыслям и чувствам других мужчин они тоже равнодушны. В такой же мере все это относится и к женщинам. Если тебе интересно, могу рассказать, как обстоят с этим дела на Горе. Свободные мужчины и женщины обычно прислушиваются друг к другу. Свободные женщины требуют внимания и уважения к себе. Это их право. С рабынями, разумеется, все обстоит иначе. Вам не положено ни внимания, ни уважения. На самом же деле хозяева проявляют огромный интерес к мыслям и чувствам своих рабынь. Это и полезно и приятно. Что может быть сладостней, чем знать все о существе, принадлежащем тебе полностью и безраздельно! У рабыни нет и не может быть никаких секретов от господина. Ему открыты самые сокровенные ее мысли, самые тайные желания, самые безумные фантазии. И от этого она ему еще дороже. Отношения со свободной женщиной основаны на взаимном расчете. Мужчина не обладает ею, потому она не так интересна ему, как рабыня. Насколько мне известно, любовные узы между рабыней и ее хозяином гораздо крепче, чем между свободными мужчиной и женщиной.
     - Но при этом рабыня остается рабыней, - вздохнула девушка.
     - Естественно, - сказал я. - Хозяин волен продать свою любимую рабыню, если пожелает.
     - Рабыня получает любовь и заботу, которые ей не полагаются?
     - Именно так. Господин дарит ей свою любовь.
     - Но ведь он может в любой момент просто заткнуть ей рот и бросить к своим ногам?
     - Конечно. Порой он так и поступает - чтобы напомнить ей о том, что она всего лишь рабыня.
     - Значит, какими бы свободами ни пользовалась рабыня, она всецело принадлежит хозяину?
     - Да. Рабыня есть рабыня.
     - Я люблю тебя, господин, - прошептала она. Я прислушивался к потрескиванию огня, к шорохам ночного леса.
     - Как земная женщина, ты, наверное, еще не привыкла воспринимать себя предметом собственности?
     - Да, господин, - улыбнулась блондинка.
     - Надо привыкать.
     - Да, господин. - В глазах ее блеснули слезы.
     - Ты - красивая вещь, которой владеют. Тебя можно покупать и продавать.
     - Да, господин.
     - И никто, - продолжал я, - не станет обращать внимания на твои желания, мысли и чувства.
     - Да, господин.
     - Это и означает - быть предметом собственности.
     - Понимаю, мой господин. Но почему-то мне кажется, что я не совсем вещь.
     - Когда тебя закуют в цепи, - сказал я, - и продадут человеку, от одного вида которого ты придешь в ужас, тебе не будет так казаться.
     - Наверное, господин.
     - И все-таки почему ты это сказала?
     - Потому что я не чувствую себя вещью, - призналась блондинка. - Никогда еще я не была такой свободной, такой живой, такой настоящей, как теперь, когда я рабыня. Только здесь, в этом мире, став ничтожнейшей из рабынь, я поняла, что такое свобода. Я и не знала, что бывает такое счастье, такой восторг...
     - По-моему, тебя стоит высечь.
     - Пожалуйста, не надо, господин! Смилуйся над своей девочкой!
     Я пожал плечами. Поразмыслив, я решил, что не стану бить ее - по крайней мере сейчас.
     - Понимаешь, господин, - горячо, взволнованно заговорила она, - я - вещь, я - предмет собственности, я - товар, я - существо, с которым никто не считается; но в душе моей бушует буря, и слово "вещь" никак не согласуется с этим. Когда я была свободной женщиной, я действительно чувствовала себя вещью, неодушевленным предметом, которым можно манипулировать, у которого нет ни чувств, ни страстей. И только теперь, в оковах рабства, я познала истинную свободу!
     - Сдаюсь, - улыбнулся я. - Слово "вещь" в самом деле не подходит.
     - В каком-то смысле я - вещь, а в каком-то - нет, - уточнила блондинка.
     - Верно, - согласился я. - В том, что касается самого сокровенного, ты не вещь.
     - Да, господин.
     Она стояла передо мной на коленях, привязанная за шею к невольничьему колышку; алый лоскут опоясывал ее бедра, на груди красовались дешевые деревянные бусы - красно-черные и желто-голубые.
     - Ты - не вещь, - продолжал я. - Ты - животное.
     - Да, - с улыбкой сказала она. - Я - животное.
     - Пора связывать тебя на ночь, мое хорошенькое животное.
     - Животное просит тебя не связывать его прямо сейчас, господин!
     - Ладно. - Я опустился на локоть.
     Она по-прежнему стояла передо мной на коленях.
     - Ты говорил, что рабыни редко хотят убежать от хозяев.
     - Да, это так. Странно, правда?
     - Мне это не кажется странным.
     - Вот как?
     - Я не собираюсь убегать от тебя.
     - Я все равно свяжу тебя на ночь.
     - Разумеется, господин.
     Блондинка помолчала, затем робко произнесла:
     - Господин...
     - Да?
     - У животных есть потребности...
     - Какие потребности?
     - Разные...
     - Сексуальные?
     - Да...
     Она низко склонила голову. Губы ее дрожали.
     - Посмотри на меня, рабыня, - приказал я. Девушка подняла взгляд. В глазах ее стояли слезы.
     - Ты признаешь, что у тебя есть сексуальные потребности? - спросил я. Она всхлипнула:
     - Да, господин.
     - Ты признаешь это только разумом?
     - Нет, господин. Мое признание гораздо глубже...
     - Значит, ты действительно испытываешь сексуальные желания?
     - Да.
     - И хочешь удовлетворять их?
     - Да.
     - Скажи вслух: "Я испытываю сексуальные желания".
     - Я - земная женщина! - вспыхнула она. - Пожалуйста, не принуждай меня произносить такое вслух!
     - Говори! - приказал я.
     - Я испытываю сексуальные желания.
     - А теперь скажи: "Я хочу удовлетворять их".
     - Я хочу удовлетворять их.
     - И никогда больше не стану этого отрицать.
     - Я никогда больше не стану этого отрицать.
     - Я всегда буду делать все, чтобы удовлетворить самые глубинные, самые искренние сексуальные желания.
     - Я всегда буду делать все, чтобы удовлетворить самые глубинные, самые искренние сексуальные желания, - проговорила она и посмотрела мне в глаза. - Даже если это рабские желания?
     - Даже если это рабские желания, - подтвердил я.
     - Даже если это рабские желания, - убежденно произнесла девушка.
     - Скажи: "Я - рабыня. Я - твоя рабыня, господин".
     - Я - рабыня. Я - твоя рабыня, господин, - повторила она, глядя мне в глаза. - Господин, я так счастлива! Я так невероятно счастлива!
     Я кивнул, чувствуя, как со скрипом отворяются двери темницы.
     Дикарка низко склонила голову.
     - Я страдаю... Я молю господина прикоснуться ко мне.
     - Смотри на меня, - приказал я. - И говори громче.
     Она подняла голову.
     - Я страдаю! - произнесла она чуть ли не с вызовом. - Я молю господина прикоснуться ко мне.
     Я улыбнулся, а она залилась краской. Рабыня впервые вслух попросила господина о прикосновении.
     Маленькая голая узница на холодных каменных ступеньках темницы отчаянно колотила кулачками в железную дверь. И вдруг... дверь поддалась. Малышка всхлипнула и задрожала всем телом. Неужто это чья-то чудовищная шутка? Она сильней толкнула дверь. Узкая, прямая полоска света едва не ослепила ее. Она зажмурилась и налегла всем телом; железо лязгнуло по камню - и дверь распахнулась. Рабыня замерла, ослепленная солнечным сиянием. Она не осмеливалась шевельнуться - вдруг появится госпожа Дженис Прентис, нещадно изобьет ее и снова заточит в темницу? Но разве госпожа не знает, что хорошенькая перепуганная обнаженная рабыня - это она сама?
     Белокурая дикарка, привязанная к рабскому колышку, c улыбкой смотрела на меня.
     - Я готова доставить тебе удовольствие, господин, любым способом, какой ты выберешь.
     Я лежал на земле, опираясь на локоть, и молча наблюдал за ней.
     - Прикажи мне, - попросила она.
     - Не собираюсь.
     - Господин?
     - Если ты хочешь доставить мне удовольствие, можешь это сделать. Я тебе разрешаю.
     - Но я - земная женщина. Разве ты не прикажешь мне?
     - Нет.
     - Неужели ты думаешь, что я, земная женщина, могу ублажать мужчину по своей собственной воле? Я усмехнулся:
     - В это действительно трудно поверить... Ты хочешь доставить мне удовольствие?
     - Да, господин.
     - Можешь начинать.
     - Но ведь я - рабыня!
     Блондинка легко и грациозно поднялась на ноги. Привязанный к невольничьему колышку ремень достигал в длину семи футов.
     - У меня есть сексуальные желания, - смело заявила она. - И я хочу доставить удовольствие господину. Я пожал плечами.
     - Сегодня ночью, господин, ты привязал меня не к дереву, а к колышку. И привязь гораздо длинней, чем обычно.
     - Ты очень наблюдательна и умна, - похвалил я. - От этого владеть тобой еще приятней.
     - Ты ведь знаешь, господин, что я хочу сделать?
     - Конечно.
     Она внезапно закрыла лицо руками:
     - Я не могу! Я не смею! Прикажи мне, прикажи!
     - Нет.
     Я не хотел ее торопить.
     Блондинка открыла лицо, утерла слезы и попросила:
     - Привяжи меня на ночь, господин.
     - Хорошо.
     - Нет, нет! - испугалась она. - Не надо!
     - Хорошо.
     Она выпрямилась и улыбнулась; глаза еще блестели от слез.
     - То, что я сейчас сделаю, - торжественно произнесла она, - я сделаю по своей собственной воле. У меня есть сексуальные желания, и я открою их моему господину в надежде, что он смилостивится надо мной и удовлетворит их. Я надеюсь, что понравлюсь моему господину и он не отвергнет меня.
     Блондинка легким движением сбросила алый лоскут, обвивавший бедра, согнула колени и воздела руки над головой, грациозно вывернув запястья.
     - Подожди, - приказал я.
     - Что, господин?
     - Ты просила, чтобы я позволил тебе танцевать?
     - Нет, господин.
     - Можешь попросить, - разрешил я.
     - Я молю господина, чтобы он позволил мне танцевать перед ним.
     - Отлично, - сказал я. - Позволяю.
     - Благодарю тебя, господин.
     И она начала свой танец - танец девушки, изнывающей от желания. Движения ее становились все более страстными, все более откровенными; несколько раз мне даже пришлось отбросить ее от себя. Наконец она, тяжело дыша, легла у невольничьего колышка и протянула ко мне руку. Я подошел, взял ее за плечи и рывком поднял на ноги. Глаза ее были полны страха.
     - Ну что ж, - сказал я, - для начала неплохо. А сейчас ты узнаешь, как нужно по-настоящему танцевать перед мужчиной.
     - Господин... - проговорила девушка упавшим голосом.
     - Стань в ту же позу, с какой ты начинала танец, - велел я.
     Она немедленно исполнила мое требование. Я дернул кожаный ремень у ее горла.
     - Помни о привязи! Это - символ твоего рабства. Ты должна использовать ее в танце. Можешь ненавидеть привязь, можешь любить, можешь бороться с ней, можешь ласкать ее. И необязательно все время танцевать на ногах.
     Это можно делать и стоя на коленях, лежа на боку, на животе или на спине. Главное - ни на миг не забывай, что ты - рабыня.
     - Ты приказываешь мне танцевать перед тобой?
     - Да. Сейчас, рабыня, ты исполнишь для меня танец с привязью. И если он мне не понравится, ты будешь избита до полусмерти. А может, и до смерти.
     - Да, господин, - пролепетала она, охваченная ужасом.
     Я хлопнул в ладоши, и девушка начала танец.
     Я знал, что ее никогда не учили танцу с привязью, одному из самых распространенных рабских танцев на Горе, но импровизировала она великолепно. Я склонен думать, что способность к чувственному танцу заложена в женщине на уровне инстинкта. Женщина генетически предрасположена вести себя как самка, желающая привлечь самца. В танце она имитирует страстные призывы и любовные движения. Рабыни обучаются танцам во много раз быстрей, чем всему остальному. Это можно сравнить с овладением речью. Естественный отбор требует, чтобы развитие речи шло опережающими темпами, поскольку это необходимо для выживания. Видимо, то же произошло и с эротическими танцами.
     Я не сводил глаз с белокурой дикарки. Танцевала она превосходно.
     Человек - существо биологическое. Культурные и моральные ценности не созданы природой, они выдуманы в незапамятные времена людьми невежественными, суеверными, неполноценными физически, а то и умственно. Многие воспринимают культуру и мораль как неотъемлемую часть мироздания. Между тем современная наука свидетельствует, что эти ценности безнадежно устарели. Давно пора понять, что мораль и культуру не получают в наследство в готовом виде, но создают и выбирают. Это не музейные ценности, а орудия, с помощью которых человек улучшает и украшает свою жизнь. Радоваться жизни естественно, а вовсе не постыдно.
     - Наконец-то ты превращаешься в женщину, - сказал я.
     Она опустилась на правое колено, вытянула левую ногу и принялась ласкать ее обеими руками. Я видел, к