.
     - Не понимаю, - ответил я.
     Она высвободилась  и  подошла  к  входу.  Когда  до  входа  оставался
примерно ярд, красные выпуклости засветились.
     - В Сардаре, - сказала она, поворачиваясь ко  мне  и  дрожа,  -  меня
отвели в туннель и надели на голову  отвратительный  металлический  шар  с
проводами и огоньками, а когда меня освободили, мне показали металлическую
пластинку и сказали, что на ней записан мой мозг,  все  мои  воспоминания,
самые старые, самые первые - все там.
     Я слушал внимательно, зная, что девушка, даже принадлежащая к  высшей
касте, мало что может понять из происшедшего с ней.  Цари-жрецы  разрешают
представителям высших каст на Горе доступ только к знаниям второго уровня.
Низшие касты получают только отрывочные сведения знаний первого уровня.  Я
полагал, что есть и  третий  уровень,  предназначенный  только  для  самих
царей-жрецов, и рассказ девушки подтверждал мое предположение.  Я  сам  не
разобрался бы в действии машины, о которой она говорила, но ее  назначение
и теоретические принципы в целом мне были ясны.  Она  говорила  о  сканере
мозга, который делает трехмерные микросрезы, особенно наиболее глубоких  и
наименее подверженных изменениям участков мозга. Получившаяся в результате
пластина-запись более индивидуальна, чем отпечатки  пальцев;  она  так  же
уникальна и неповторима, как ее жизнь; в сущности это  и  есть  физическая
модель ее жизни, изоморфный аналог ее прошлого, всего, что она испытала.
     - Эта пластинка, - сказала она, - хранится в туннелях царей-жрецов, а
эти, -  она  вздрогнула  и  указала  на  выпуклости,  несомненно,  сенсоры
какого-то типа, - ее глаза.
     -  Должна  существовать  какая-то  связь,  может  быть,   луч   между
пластинкой и ими, - сказал я, осматривая выпуклости.
     - Ты странно говоришь, - заметила она.
     - А что произойдет, если ты пройдешь между ними?
     - Мне показывали. - Глаза ее были полны ужаса. - Провели  между  ними
девушку, которая, по их мнению, не исполняла свои обязанности.
     Я неожиданно вздрогнул.
     - По их мнению?
     - По мнению царей-жрецов, - просто ответила она.
     - Но ведь есть только один царь-жрец, - сказал я. - Он называет  себя
Парп.
     Она улыбнулась, но не ответила. Печально покачала головой.
     - Ах, да, Парп.
     Я думал, что когда-то здесь было  больше  царей-жрецов.  Может,  Парп
последний из них. Не может быть, чтобы такое огромное сооружение, как  зал
царей-жрецов, построил он один.
     - Что случилось с девушкой? - спросил я.
     Она содрогнулась.
     - Как ножи и огонь.
     Теперь я понял, почему она так боялась покинуть комнату.
     - Ты пыталась закрываться? - спросил я, глядя на  бронзовый  сосуд  у
стены.
     - Да, - ответила она, - но глаза знают. - Она печально улыбнулась.  -
Они видят сквозь металл.
     Я удивился.
     Она подошла к стене и подняла бронзовый сосуд. Закрывая им лицо,  как
щитом, приблизилась к входу. Выпуклости снова засветились.
     - Видишь, - сказала она, - они знают. Они видят сквозь металл.
     - Понимаю.
     Я молча поздравил  царей-жрецов  с  эффективностью  их  оборудования.
Очевидно, лучи,  исходящие  из  этих  сенсоров  и  расположенные  в  части
спектра, которую не воспринимает глаз человека, способны  проникать  через
молекулярные структуры,  как  рентгеновские  лучи  проникают  сквозь  тело
человека.
     Вика угрюмо смотрела на меня.
     - Я пленница в этой комнате уже девять лет.
     - Мне жаль, - сказал я.
     -  Я  пришла  в  Сардар,  -  рассмеялась  она,  -   чтобы   завоевать
царей-жрецов и отобрать у них богатство и силу.
     И, расплакавшись, побежала к дальней стене. Стоя  лицом  к  ней,  она
продолжала плакать.
     Потом повернулась ко мне.
     - А вместо этого у меня только  каменные  стены  и  стальной  ошейник
рабыни!
     И беспомощно в гневе попыталась сорвать ошейник. В ярости она дергала
его, плакала и наконец перестала. Конечно, знак рабства  остался  на  ней.
Сталь рабских ошейников Гора не поддается рукам девушки.
     Она успокоилась.
     С любопытством посмотрела на меня.
     - Раньше мужчины делали все, чтобы доставить мне удовольствие, теперь
я должна доставлять удовольствие им.
     Я ничего не ответил.
     Она  смотрела  на  меня,  смотрела  дерзко,  как   будто   приглашала
воспользоваться  властью  над  нею,  приказать  ей  сделать  то,  что  мне
понравится. И у нее не было бы выбора, только подчиниться приказу.
     Наступило долгое молчание, которое я не хотел нарушать. Жизнь у  Вики
и так тяжелая, я не желал ей вреда.
     Ее губы слегка изогнулись презрительно.
     Я хорошо чувствовал призыв ее плоти, очевидный вызов во взгляде  и  в
позе.
     Казалось, она говорит: ты не сможешь покорить меня.
     Интересно, сколько мужчин уступили ей.
     Пожав плечами, она подошла  к  спальному  возвышению  и  взяла  белый
шелковый шарф, который я снял у нее с горла. Набросила его, закрыв рабский
ошейник.
     - Не носи шарф, - мягко сказал я.
     В глазах ее сверкнул гнев.
     - Хочешь видеть ошейник? - зашипела она.
     - Можешь оставить шарф, если хочешь.
     Она удивленно смотрела на меня.
     - Но я считаю, что его не нужно надевать.
     - Почему?
     - Потому что без него ты красивее, - сказал я. - Но еще важнее,  что,
пряча ошейник, ты его не снимешь.
     В глазах ее блеснул огонь, она улыбнулась.
     - Ты прав. - Она с горечью отвернулась. - Когда я одна, я делаю  вид,
что свободна, что я знатная леди, убара большого города, может быть,  даже
Ара. Но когда в мою комнату входит мужчина, я снова только рабыня.  -  Она
медленно сняла шарф и бросила  его  на  пол,  потом  повернулась  ко  мне.
Высокомерно подняла голову, и я увидел, что ошейник  очень  красив  на  ее
горле.
     - Со мной, - мягко сказал я, - ты свободна.
     Она презрительно взглянула на меня.
     - До тебя в этой комнате побывала сотня мужчин, - сказала  она,  -  и
они меня научили, хорошо научили, что на мне ошейник.
     - Тем не менее со мной ты свободна, - повторил я.
     - И после тебя будет сотня.
     Вероятно, она говорила правду. Я улыбнулся.
     - А тем временем я дарю тебе свободу.
     Она рассмеялась.
     - Спрятать ошейник, - насмешливо передразнила меня, - не значит снять
его.
     Я тоже рассмеялся. Она достойный собеседник.
     - Хорошо, - согласился я, - ты рабыня.
     Я пошутил, но она вздрогнула, как от удара.
     Вернулся вызывающий тон.
     - Тогда воспользуйся мной, - горько сказала она. -  Научи  меня,  что
означает ошейник.
     Я удивился: Вика, несмотря на девять лет, проведенные в заключении  в
этой  комнате,  оставалась  упрямой  избалованной  высокомерной  девушкой,
сознававшей всю власть своего тела, всю  силу  свой  красоты,  способность
привлекать мужчин, мучить их, приводить в ярость, заставлять исполнять  ее
малейшие прихоти. Передо  мной  была  та  же  прекрасная  хищная  девушка,
которая когда-то пришла в Сардар, чтобы овладеть царями-жрецами.
     - Позже, - сказал я.
     Она подавилась от ярости.
     Я не желал ей зла, но она не только прекрасна, она еще  и  раздражает
меня. Я понимал, что она, умная, гордая девушка,  не  может  смириться  со
своим положением. Она должны выполнять  приказы  всех,  кого  царям-жрецам
вздумается послать в ее комнату, но я все  же  не  находил  в  ее  трудном
положении извинения для враждебности по отношению  ко  мне.  Ведь  я  тоже
пленник царей-жрецов и не по своей воле пришел в ее комнату.
     - Как я оказался в этой комнате? - спросил я.
     - Тебя принесли.
     - Цари-жрецы?
     - Да.
     - Парп?
     Вместо ответа она рассмеялась.
     - Долго ли я спал?
     - Долго.
     - Сколько?
     - Пятнадцать анов.
     Я про себя свистнул. Горянские сутки  делятся  на  двадцать  анов.  Я
проспал почти целые сутки.
     - Ну, что ж, Вика, - сказал я, - мне кажется,  сейчас  я  могу  тобой
воспользоваться.
     - Хорошо, хозяин, - ответила девушка, и в голосе ее  звучала  ирония.
Она расстегнула пряжку на левом плече.
     - Готовить можешь?
     Она посмотрела на меня.
     - Да! - выпалила в ответ. Раздраженно возилась с пряжкой,  но  пальцы
ее дрожали от гнева. Она не могла застегнуть пряжку.
     Я застегнул ее.
     Она, сверкая глазами, смотрела на меня.
     - Приготовлю пищу, - сказала она.
     - Побыстрее, рабыня!
     Плечи ее дрожали от гнева.
     - Похоже, придется научить тебя,  что  означает  твой  ошейник.  -  Я
сделал к ней шаг, и она с испуганным криком отступила в угол.
     Я громко рассмеялся.
     Покраснев, Вика почти тут же овладела собой,  распрямилась,  откинула
голову, отбросила упавшие на лоб волосы. Полоска  ткани,  которой  она  их
перевязывала, развязалась. С отвращением глядя на меня, она подняла  руки,
собираясь снова перевязать волосы.
     - Нет, - сказал я.
     Я решил, что с распущенными волосами она красивее.
     Она продолжала завязывать волосы.
     Наши взгляды встретились.
     Она в гневе бросила перевязь на пол и принялась готовить пищу.
     Волосы у нее очень красивые.



                           6. КОГДА ИДУТ ЦАРИ-ЖРЕЦЫ

     Вика готовила хорошо, и я наслаждался приготовленной ею пищей.
     Запасы пищи находились в  закрытых  шкафах  у  одной  стены  комнаты;
открывались шкафы так же, как и другие отверстия; я это уже видел раньше.
     По моему приказу Вика показала, как  открываются  и  закрываются  все
шкафы и приемники отходов в этой необычной кухне.
     Я узнал, что температура воды в кране  регулируется  направлением,  в
каком тень руки  проходит  по  светочувствительному  сенсору  над  краном;
количество воды определяется скоростью, с какой  перемещается  рука.  Я  с
интересом заметил, что холодную воду дает перемещение руки слева  направо,
а горячую - справа налево. Это напомнило мне  водопроводные  краны  Земли:
кран с горячей водой обычно слева, а с холодной - справа. Несомненно, есть
какая-то причина, вызывающая такую аналогию на Горе и Земле. Холодная вода
используется чаще горячей, а левши среди людей  -  меньшинство.  Продукты,
которые Вика  извлекала  из  шкафов,  не  заморожены,  а  защищены  чем-то
напоминающим голубую пластиковую пленку. Все продукты свежие и аппетитные.
     Вначале  Вика  сварила  котелок  сулажа,  наиболее  распространенного
горянского супа, состоящего их трех  обязательных  компонентов  плюс,  как
говорится, все, что можно раздобыть, кроме камней на поле. А  обязательные
компоненты таковы: золотой  сул,  крахмалистый  золотисто-коричневый  плод
вьющихся растений с равнины  Сул;  свернувшиеся  красные  овальные  листья
тур-па, древесного растительного паразита,  которого  выращивают  в  садах
Тура; засоленные вторичные корни кустов кес, маленького растения с мощными
корнями, лучше всего растущего на песчаной почве.
     Затем бифштекс из ноги боска, огромного шерстистого длиннорогого быка
с дурным характером; большие стада таких животных медленно перемещаются по
прериям Гора. Вика поджарила кусок мяса, толстый, как предплечье воина, на
металлической решетке над цилиндром с горящим углем, так  что  поверхность
мяса стала черной, хрупкой и волокнистой, а под ней горячее и сочное мясо.
     Помимо сулажа и бифштекса из боска были  неизбежные  круглые  плоские
лепешки желтого са-тарна  -  хлеба.  Завершилась  еда  пригоршней  ягод  и
глотком воды из крана. Я решил, что ягоды  -  это  пурпурные  плоды  та  с
нижних виноградников острова Кос, что в четырехстах пасангах от Порт-Кара.
Я уже пробовал такие ягоды на пиру,  который  давала  в  мою  честь  Лара,
тарикса города Тарна.  Вероятно,  ягоды  в  кораблях  привозят  с  Коса  в
Порт-Кар, а оттуда на ярмарку в Эн-Кара. Порт-Кар и Кос  -  наследственные
враги, однако эта вражда нисколько не  мешает  выгодной  контрабанде.  Но,
может, это вовсе и не ягоды та: Кос далеко, и даже если  перевозить  ягоды
на тарнах, они не будут такими свежими. Потом я перестал думать  об  этом.
Интересно,  почему  для  питья  только  вода,  нет  никаких  перебродивших
напитков Гора, таких, как пага, вино ка-ла-на или кал-да.  Я  был  уверен,
что Вика подала бы их мне, если бы они у нее были.
     Я посмотрел на нее.
     Она не приготовила себе порцию, а, обслужив меня, молча присела сбоку
в  позе  раба  цилиндра.  Рабу  цилиндра  обычно  поручают  все   домашние
обязанности в цилиндрических жилищах горян.
     Между прочим, на Горе стулья имеют особое значение,  и  их  не  часто
встретишь в частных домах. Они  обычно  предназначаются  для  значительных
лиц, таких, как администраторы  и  судьи.  Больше  того.  Вам  трудно  это
понять, но стулья не считаются удобным сидением.  Когда  я  в  первый  раз
вернулся на Землю с Гора, мне было  довольно  трудно  снова  привыкнуть  к
простому делу - сидеть на стуле. В течение нескольких месяцев я чувствовал
себя неуверенно  и  неудобно,  сидя  на  маленькой  деревянной  платформе,
стоящей на четырех тонких ножках. Представьте себе,  что  сидите  на  краю
высокого узкого стола - вот такое чувство.
     Мужчины Гора обычно сидят скрестив ноги, а женщины поджимают ноги под
себя. Поза рабыни цилиндра отличается от  позы  свободной  женщины  только
положением рук: рабыня, руки которой не заняты, держит их перед собой так,
будто они связаны. Свободная женщина никогда не  держит  так  руки.  Олдер
Тарл, который учил меня владеть оружием в городе Ко-ро-ба много лет назад,
однажды рассказал историю свободной женщины, отчаянно влюбленной в  воина.
Однажды в присутствии всей семьи она развлекала его. И  вот  случайно  она
сложила руки в позе рабыни. С большим  трудом  удалось  удержать  ее:  она
хотела  броситься  с  одного  из  высоких  мостов  и  разбиться  насмерть.
Рассказывал Олдер Тарл со смехом, хотя продолжение этой истории  нравилось
ему меньше. Смущенная этим происшествием, женщина  отказалась  видеться  с
воином, и он, нетерпеливый, желающий ее, увез  ее  из  города  в  качестве
рабыни, а через  несколько  месяцев  вернулся,  и  она  была  его  вольной
спутницей. Когда я был в Ко-ро-ба, эта пара все еще жила там. Что  с  ними
теперь?
     Кстати, поза рабыни для удовольствия отличается и от  позы  свободной
женщины, и от позы рабыни цилиндра. Руки рабыни  для  удовольствия  обычно
лежат на бедрах, но в некоторых городах, например, в Тентисе,  она  держит
руки за спиной. Свободная женщина  тоже  может  держать  руки  на  бедрах;
значение имеет положение колен. Во всех позах,  включая  позу  рабыни  для
удовольствия, женщины Гора держатся  исключительно  хорошо:  спина  у  них
прямая, подбородок высоко поднят. Женщины Гора всегда прекрасны.
     - Почему для питья только вода? - спросил я Вику.
     Она пожала плечами.
     - Вероятно, потому что рабыни комнаты слишком много времени  проводят
в одиночестве.
     Я взглянул на нее, не вполне поняв смысл ее слов.
     Она прямо посмотрела на меня.
     - Было бы слишком легко напиться, - сказала она.
     Я почувствовал  себя  дураком.  Конечно,  рабыням  комнаты  не  дадут
спрятаться  в  опьянении,  потому  что  в  таком  случае  их  красота,   а
следовательно,  и   полезность   царям-жрецам   уменьшится.   Они   станут
безответственными, потеряются в своих снах.
     - Понятно, - сказал я.
     - Пищу приносят дважды в год.
     - Приносят цари-жрецы?
     - Наверно.
     - Но ты не знаешь?
     - Нет, - сказала она. - Я просыпаюсь утром, и пища уже на месте.
     - Вероятно, ее приносит Парп, - сказал я.
     Она посмотрела на меня с легкой улыбкой.
     - Парп - царь-жрец, - сказал я.
     - Он тебе это сказал?
     - Да.
     - Понятно, - ответила она.
     Девушка, очевидно, больше не хотела говорить  об  этом,  и  я  ее  не
заставлял.
     Я почти кончил есть.
     - Ты хорошо готовишь, - поблагодарил я ее. - Еда превосходная.
     - Я хочу есть, - сказала она.
     Я тупо смотрел на нее. Она не приготовила еды для себя,  и  я  решил,
что она уже поела, или просто не голодна, или приготовит себе еду позже.
     - Приготовь себе что-нибудь, - сказал я.
     - Не могу, - просто ответила она. - Я могу есть  только  то,  что  ты
дашь мне.
     Я молча обозвал себя дураком.
     Неужели я настолько стал горянским воинам, что не обратил внимания на
чувства этой девушки? Согласно кодексу моей касты, я должен  не  думать  о
ней, считать ее  не  более  чем  домашним  животным,  презренной  рабыней,
пригодной только для службы и удовольствия.
     - Прости, - сказал я.
     - Ты хочешь меня наказать?
     - Нет.
     - Значит, мой хозяин дурак, - сказала девушка и потянулась к остаткам
мяса на тарелке.
     Я схватил ее за руку.
     - Теперь я намерен тебя наказать.
     Глаза ее заполнились слезами.
     - Хорошо. - Она отвела руку.
     Сегодня ночью Вика будет спать голодной.


     Хотя судя по часам в крышке одного из шкафов было уже поздно, я решил
выйти из комнаты. К несчастью, естественного света в комнате  не  было,  и
судить о времени по солнцу, звездам и лунам Гора было невозможно.  Мне  их
не хватало. С самого моего пробуждения лампы-шары  продолжали  гореть  все
так же ярко.
     Я, как мог, умылся под струей воды из крана.
     В одном из шкафов у стены, среди  одежды  множества  разных  каст,  я
нашел и одежду воина. Моя изорвана когтями ларла, поэтому я надел новую.
     Вика расстелила соломенный матрац на полу у каменного возвышения  для
сна. Сидя на матраце, она наблюдала за мной.
     В ногах постели толстое рабское кольцо: если хочу, я могу приковать к
нему Вику.
     Я прицепил к поясу меч.
     - Ты хочешь выйти из комнаты? - спросила Вика.  Это  были  ее  первые
слова после еды.
     - Да.
     - Но тебе нельзя.
     - Почему? - насторожился я.
     - Это запрещено, - сказала она.
     - Понятно.
     И я двинулся к двери.
     - Когда ты понадобишься царям-жрецам, за тобой придут, - сказала она.
- А пока ты должен ждать.
     - Не собираюсь ждать.
     - Но ты должен, - настаивала она, вставая.
     Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.
     - Не надо так бояться царей-жрецов, - сказал я.
     Она поняла, что я не отказался от своего решения.
     - Если выйдешь, - сказала она, - возвращайся до второго гонга.
     - Почему?
     - Ради тебя самого, - сказала она, опустив глаза.
     - Я не боюсь.
     - Тогда ради меня. - По-прежнему она не поднимала глаз.
     - Но почему?
     Она, казалось, смутилась.
     - Я боюсь оставаться одна.
     - Но ты была одна много ночей, - заметил я.
     Она посмотрела на меня, и я не смог понять выражения ее обеспокоенных
глаз.
     - Бояться никогда не перестаешь, - сказала она.
     - Я должен идти.
     Неожиданно издалека донесся удар гонга, какой я  уже  слышал  в  зале
царей-жрецов.
     Вика улыбнулась мне.
     - Видишь, - облегченно сказала она, - уже слишком поздно.  Ты  должен
остаться.
     - Почему?
     Она смотрела в сторону, избегая моего взгляда.
     - Потому что скоро потускнеют лампы и начнутся часы,  отведенные  для
сна.
     Она как будто не хотела говорить дальше.
     - Почему я должен остаться? - спросил я.
     Я крепче сжал ее плечи и потряс, чтобы заставить говорить.
     - Почему? - настаивал я.
     В глазах ее показался страх.
     - Почему? - требовал я.
     Послышался второй удар гонга, и Вика, казалось, вздрогнула у  меня  в
руках.
     Глаза ее в страхе широко раскрылись.
     Я свирепо потряс ее.
     - Почему? - воскликнул я.
     Она с трудом могла говорить. Голос ее был еле слышен.
     - Потому что после гонга... - сказала она.
     - Да?
     - ...они ходят.
     - Кто!
     - Цари-жрецы! - воскликнула она и отвернулась от меня.
     - Я не боюсь Парпа, - сказал я.
     Она повернулась и посмотрела на меня.
     - Он не царь-жрец, - негромко сказала она.
     И тут раздался третий и последний удар далекого  гонга,  и  в  то  же
мгновение лампы в комнате потускнел