мы
приближались к краю крыши. Я спокойно сказал:
     - Я могу убить тебя.
     И это была правда.
     Я вышиб меч из его рук. Он зазвенел по мрамору.
     - Сдавайся, - сказал я. - Или дерись.
     Как кобра, в прыжке Па-Кур схватил свой меч. Мы снова стали сражаться
и я дважды ранил его. Еще несколько ран, и убийца ляжет к моим ногам.
     Внезапно Па-Кур, понимающий  это  не  хуже  меня,  швырнул  свой  меч
вперед. Тот пронзил мою тунику и я  ощутил  кровь,  текущую  по  коже.  Мы
переглянулись, не чувствуя уже больше ненависти к друг другу. Он с прежним
высокомерием, хоть и без оружия, выпрямился передо мной.
     - Я не буду твоим пленником, - сказал он,  и,  не  говоря  больше  ни
слова, повернулся и прыгнул вниз.
     Я медленно подошел к краю цилиндра. Там была лишь гладкая  стена,  из
которой торчал шест для тарнов  в  двадцати  футах  внизу.  От  убийцы  не
осталось и следа. Его разбитое тело подберут на улице и публично заколют.
     Па-Кур мертв.
     Я вложил меч в ножны и, подойдя к Талене, развязал ее. Мы обнялись  и
кровь из моей раны окрасила ее мантию.
     - Я люблю тебя, - сказал я.
     Она подняла глаза, полные слез.
     - Я тоже люблю тебя, - сказала она.
     Львиный рык Марленуса раздался  позади  нас.  Мы  отпрянули  друг  от
друга. Я положил руку на меч. Рука убара легко удержала меня.
     - Он уже достаточно поработал сегодня. Пусть отдыхает.
     Убар подошел к дочери и взял ее  голову  в  свои  руки,  повернул  ее
вправо - влево и посмотрел Талене в глаза.
     - Да, - сказал он, как бы впервые увидя дочь. - Она годится в  дочери
убару. - Он хлопнул меня по плечу. - Смотри,  чтобы  у  меня  были  только
внуки! - сказал он.
     Я оглянулся. Сана была в объятиях Казрака,  и  я  понял,  что  бывшая
рабыня нашла человека, которому может отдать себя не за сотню  тарнов,  но
за любовь.
     Мой отец одобрительно посмотрел на меня.
     Вдалеке дымились остатки лагеря Па-Кура.
     Гарнизон города сдался. Орда за  стенами  побросала  оружие.  Ар  был
спасен.
     Талена посмотрела мне в глаза.
     - Что ты сделаешь со мной? - спросила она.
     - Я возьму тебя в свой город Ко-Ро-Ба.
     - Как рабыню?
     - Хочешь ли ты избрать меня своим свободным спутником?
     - Я выбираю тебя, Тэрл из Ко-Ро-Ба, как Свободного Спутника!
     - Если бы ты не сделала этого, я бы бросил тебя через седло  и  отвез
бы туда силой.
     Она рассмеялась, а я подхватил ее на руки  и  посадил  в  седло.  Она
обняла меня и поцеловала.
     - Ты настоящий воин? - лукаво спросила она.
     - Посмотрим, - ответил я.
     Затем,  в  соответствии  с  брачным  обычаем  Гора,  несмотря  на  ее
притворную, но ожесточенную борьбу и отчаянное сопротивление,  я  привязал
ее поперек седла, связал ей руки и ноги. Но теперь она была пленницей моей
любви. Воины рассмеялись, и Марленус - громче всех.
     - Кажется, я принадлежу тебе, храбрый тарнсмен, - сказала она. -  Что
ты будешь делать?
     Вместо ответа я потянул за первый повод, и огромная птица поднялась в
воздух, взлетая все выше и выше, пока мы не достигли облаков.
     - Вот теперь, воин, - крикнула она, и когда  мы  миновали  укрепления
Ара, я развязал ее и бросил ее мантию вниз, на улицы города,  чтобы  народ
знал, какая судьба постигла дочь их убара.
 
 
 
                               20. ЭПИЛОГ 
 
     Настало время одиноко завершить свой рассказ, без горечи, но и не без
грусти. Я не питаю надежды вернуться на Гор, наш  двойник.  Эти  строки  я
пишу в  маленькой  комнате  на  шестом  этаже  в  Манхеттене.  Я  не  стал
возвращаться в Англию из страны, откуда несколько лет назад отправился  на
далекую планету, ставшую моей любовью. Я вижу  яркое  июльское  солнце,  и
знаю, что за ним, напротив нашей планеты, есть иной мир. Интересно, думает
ли одна из женщин этого мира обо мне, и может быть о том, что я  рассказал
ей о планете, лежащей за ее солнцем,  Тор-Ту-Гором,  Светом  над  Домашним
Камнем.
     Моя миссия окончена. Я послужил Царствующим Жрецам. Мир был  изменен,
его  история  потекла  по  другому  руслу.  Я  стал  не  нужен.  Возможно,
Царствующие Жрецы, кем бы или чем  бы  они  не  были,  решили,  что  такой
человек, как я, опасен, ибо он  может  организовать  собственную  империю,
возможно они понимали, что я один на всем Горе не почитаю их и никогда  не
поклонюсь в сторону Сардарских гор; возможно, они завидовали моей любви  к
Талене, либо не могли простить мне, что такой уязвимый  и  слабый  человек
счастлив больше их, всемогущих и всезнающих.
     Благодаря моим аргументам и престижу, к сдавшейся орде  Па-Кура  было
проявлено необычайное снисхождение.  Домашние  Камни  двадцати  покоренных
городов были возвращены, их жители радовались. Пленники стали на один  год
рабами, чтобы засыпать рвы и осадные тоннели, отремонтировать стены Ара  и
построить здания взамен разрушенных или сгоревших  во  время  боев.  После
этого они будут возвращены  в  свои  города.  Офицеры  Па-Кура,  к  своему
облегчению или гневу, подверглись той же участи, вместо того,  чтобы  быть
заколотыми. Члены Касты Убийц,  самой  ненавидимой  на  Горе  касты,  были
закованы в цепи и проданы на Воске на галеры торговых судов. Кстати,  тело
Па-Кура так и не было найдено у подножия цилиндра. Вероятно, его разорвали
на части разъяренные жители Ара.
     Марленус, несмотря на роль, которую он сыграл в освобождении  города,
подчинился арскому Совету Высших  Каст.  Был  отменен  смертный  приговор,
вынесенный  ему  правителями  Посвященных,  но  опасаясь   его   имперских
наклонностей, его изгнали из города. Марленус  никогда  не  согласился  бы
быть вторым в городе, ариты же не хотели, чтобы он когда-нибудь стал снова
первым. Поэтому, со слезами на глазах, он публично отверг хлеб и  соль,  и
под страхом  смерти  ему  запретили  появляться  на  расстоянии  ближе  10
пасангов от города.
     С пятьюдесятью последователями, которые любили его больше, чем  стены
родного города, он улетел на Вольтан  Рейндж,  с  вершин  которого  всегда
видно далекий  Ар.  Там,  мне  кажется,  и  по  сей  день  находиться  его
королевство, там, в пурпурных горах Вольтан, до сих пор правит  этот  ларл
среди людей, изгнанный король, Убар Убаров, среди своих сторонников.
     Свободные города назначили Казрака, моего брата  по  мечу,  временным
правителем Ара, ведь это он с помощью моего отца и Саны из  Тентиса  сумел
склонить города к снятию осады. Его  назначение  было  утверждено  Советом
Высших Каст Ара, и его популярность среди населения была такова,  что  уже
не исключено, что вскоре его изберут постоянным правителем. В  Аре,  давно
забывшем демократию, к этому способу правления нужно приучать заново.
     Когда я вернулся с Таленой в  Ко-Ро-Ба,  в  нашу  честь  был  устроен
огромный пир. Был объявлен праздник, и город наполнился огнями и  песнями.
С  воздушных  мостов  свисали  гирлянды  разноцветных  фонарей,  по  ветру
разносился звон колокольчиков. Этой  ночью  исчезло  даже  различие  между
рабами и  хозяевами,  многие  из  несчастных  увидели  рассвет  свободными
людьми.
     К моей радости, даже Торн, писец, появился за столом. Маленький писец
оторвался от своих любимых рукописей, чтобы разделить мое счастье. Он  был
одет в новую мантию и сандалии - впервые за много  лет.  Схватив  меня  за
руки, он плакал, а потом, повернувшись к Талене, выпил символическую  чашу
ка-ла-на за ее красоту.
     Мы поклялись почитать этот день всю жизнь. Я стараюсь сдерживать  это
обещание, и знаю, что она делает тоже. Той ночью, полной цветов,  огней  и
вина, мы заснули в объятиях друг друга.
     Через несколько недель я проснулся  в  холодных  горах  Нью-Хэмпшира,
около той самой плоской скалы, на которую садился  серебристый  звездолет.
На мне была старая туристическая  одежда.  Человек  не  может  умереть  от
разбитого сердца, но я хотел бы этого. Я  был  все  равно,  что  мертв.  Я
думал, что сошел с ума и все это мне приснилось. Так, сидя в горах, я  уже
начал верить, что все это было сном, но самым  жестоким  сном,  который  я
когда либо видел. В этом убедил меня рассудок.
     Я поднялся и вдруг у своих ног увидел маленький  круглый  предмет.  Я
упал на колени и схватил его, плача и зная, что все было правдой. Это было
кольцо из красного металла -  кольцо  моего  отца  со  знаком  Кэботов.  Я
порезал руку об него, но боль от раны и текущая кровь радовали  меня.  Все
было наяву - и Двойник, и Талена.
     Сойдя с  гор,  я  узнал,  что  отсутствовал  семь  месяцев.  Пришлось
разыграть амнезию - ведь не мог же я просто рассказать  об  этих  месяцах?
Несколько дней я провел под наблюдением врачей  в  госпитале,  потом  меня
выпустили. Я решил поселиться в Нью-Йорке. Я послал своему другу в колледж
чек за туристическое снаряжение, сгоревшее  в  голубом  пламени  вместе  с
коробкой. Он был так добр, что прислал по новому адресу мои книги и  вещи.
Когда я зашел в банк, то был удивлен, хотя и  не  слишком,  что  мой  счет
значительно - весьма значительно увеличился. Я  мог  бы  не  работать  всю
оставшуюся жизнь после возвращения с Гора. Конечно, я работал,  но  только
над тем, над чем хотел и сколько  хотел.  Я  много  путешествовал,  читал,
вступил в фехтовальный клуб, чтобы держаться  в  форме,  хотя  то  оружие,
которым мы упражнялись, по весу не шло ни в какое сравнение с мечами Гора.
Странно, но хотя прошло уже  шесть  лет,  я  нисколько  не  изменился,  не
постарел. Я был удивлен этим,  пытаясь  связать  это  явление  с  письмом,
датированным семнадцатым веком, которое послал мой отец. Возможно, к этому
причастны врачи Гора, но об этом я ничего не могу сказать.
     Два-три раза в год  я  возвращаюсь  в  горы  Нью-Хэмпшира,  гляжу  на
плоскую скалу и остаюсь здесь на ночевку, как  бы  надеясь,  что  я  снова
смогу увидеть серебряный диск и Царствующие Жрецы снова призовут  меня  на
Гор. Но если это случиться, они должны знать, что я не буду  пешкой  в  их
игре. Какое право они имеют распоряжаться жизнями  других  людей,  править
планетой,  терроризировать  города,  уничтожать  людей  Огненной  Смертью,
разлучать  влюбленных?  Не  важно,  что  они  всемогущи,  у  них   следует
потребовать ответ. И если мне снова  придется  бродить  по  зеленым  полям
Гора, я попытаюсь решить загадку Царствующих Жрецов, я войду в горы Сардар
и поспорю с ними, кем бы они не были.



   Джон НОРМАН
   ПЛЕННИЦА ГОРА

Перевод с английского А. Захарченко. OCR BiblioNet


Анонс

     Очередной роман Джона Нормана о планете Гор написан от лица героини Элеоноры Бринтон. Богатая бездельница из Нью-Йорка похищается пришельцами и оказывается в рабстве на Горе. Там она проходит тяжелый путь, полный невзгод и опасных приключений. Но в завершение его встречает свою первую и настоящую любовь.

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ

     ДЖОН НОРМАН (Джон Фредерик Лендж-младший) - американский фантаст и ученый-философ. Родился в Чикаго в 1931 году, окончил университет штата Небраска в Линкольне и университет Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе, защитил диссертацию в Принстонском университете. Служил в армии, работал в киноиндустрии, в настоящее время преподает философию в Нью-Йоркском Куинс-колледже. Живет в Нью-Йорке.
     Известность Норману принесла серия "героической фэнтези" о приключениях героя Тэрла Кэбота на планете Гор, "вращающейся на орбите Земли, но по другую сторону от Солнца". Серия Джона Нормана замечательна своими героями. Это, как правило, сильная личность, преодолевающая любые преграды. Романы Джона Нормана продолжают традиции классика фантастического боевика Э. Берроуза.
     Единственный достойный внимания внесерийный роман Нормана - "Раб времени", герой которого попадает в доисторическое прошлое Земли, где снова разыгрываются приключения в духе фантастики "меча и волшебства".

1

КЛЕЙМО

     Это повествование написано по распоряжению моего хозяина, Боска из Порт-Кара, крупного торговца, некогда принадлежавшего, как я полагаю, к касте воинов.
     Зовут меня Элеонора Бринтон. Прежде я была довольно богата и вела жизнь беззаботную, полную всяческих наслаждений.
     Во всем, что со мной произошло, для меня очень много непонятного, поэтому я оставляю за читателем право самому доискиваться до истинной сути моих приключений.
     История моя, как я подозреваю, далеко не единственная в своем роде и вовсе не столь удивительна, как это может показаться на первый взгляд. По меркам Земли я была женщиной в высшей степени красивой. Здесь же, в этом мире, я являюсь девушкой стоимостью в пятнадцать золотых монет, более привлекательной, чем многие другие, но значительно уступающей некоторым женщинам, о поразительной красоте которых я могу только мечтать. Я была приобретена для работ на кухне в доме Боска, моего нынешнего хозяина. Торговцы людьми, как я успела узнать, проложили путь между этим миром и Землей и регулярно курсируют по нему, доставляя сюда рабов. Среди прочих товаров женщины продаются и покупаются на рынках этого странного мира, как самая обычная вещь. Если вы красивы и способны пробудить в мужчине желание, вам следует опасаться за свою судьбу и держаться настороже, где бы вы ни находились.
     Жители здешнего мира оставляют за собой право поступать с землянками как им заблагорассудится. И тем не менее я считаю, что современную женщину может ожидать и гораздо более печальная участь, нежели перспектива оказаться в этом удивительном мире, пусть даже вас доставили сюда в качестве беспомощной игрушки для здешних мужчин.
     Хозяин приказал мне не описывать этот мир во всех подробностях. Он потребовал остановиться на том, что со мной произошло, и уделить особое внимание моим мыслям и переживаниям. Причины его желаний мне не известны, но я постараюсь их выполнить с максимальной точностью. Мне и самой этого хотелось. Однако даже если бы это шло вразрез с моими желаниями, я все равно должна повиноваться: в данных условиях мое мнение не имеет большого значения.
     Я получила хорошее, если не сказать отличное образование. Я провела мучительно долгие годы в закрытых пансионах и затем окончила один из лучших женских колледжей северо-западной части Соединенных Штатов. Сейчас все это время кажется мне потраченным напрасно, выброшенным впустую. В процессе учебы мне не доставляло труда получать высокие оценки. Уровень моего интеллекта позволял легко справляться с заданиями, требовавшими от моих подруг серьезных усилий. Мои родители были очень богаты, и заведения, в которых я обучалась, нередко получали от них крупные подношения. Мне никогда не приходилось сталкиваться с людьми, выказывавшими ко мне какое-либо нерасположение. Наоборот, преподаватели и наставники стремились угодить мне во всем. Помню, однажды я провалилась на экзамене по французскому. Принимала экзамен молодая женщина. Декан факультета, как он часто поступал в подобных обстоятельствах, отказался утвердить выставляемую оценку. Мне предложили пересдать экзамен другому преподавателю, и я без труда получила высший балл. В том же году женщина, принимавшая у меня экзамен, вынуждена была оставить школу. Мне было жаль ее, но она сама знала, что делает.
     У меня, девушки из богатой семьи, никогда не было недостатка в друзьях и знакомых. Я пользовалась всеобщим вниманием и любовью. Но окружающие, как правило, не вызывали у меня интереса. Обычно я даже не могла припомнить, с кем разговаривала на очередной вечеринке. Каникулы я чаще всего предпочитала проводить в Европе.
     Я могла позволить себе одеваться со вкусом. Волосы у меня всегда лежали так, как мне хотелось, даже когда казались чуть-чуть растрепанными, что, я знала, придает мне еще большее очарование. Ленточка, стягивающая их на затылке, дорогая, высшего качества губная помада, красивая блузка, изысканные, удобные и модные туфли и узкий, в тон юбке, плетеный кожаный поясок - все было тщательно продумано и отобрано из лучших образцов: мелочей в одежде для меня не существовало. Одежда вообще имела для меня чрезвычайно большое значение. Когда мне нужно было получить отсрочку для сдачи письменных домашних заданий, я нередко надевала самые демократические вещи, обходясь поношенными мокасинами, джинсами и каким-нибудь свитером. В особо важные моменты я даже не боялась измазать себе пальцы краской с ленты пишущей машинки. И всегда добивалась разрешения на отсрочку. Сама я, конечно, не перепечатывала своих работ, но выполнять их мне обычно нравилось самостоятельно. Это доставляло мне удовольствие. Выполненные мной работы казались мне лучше тех, которые я могла приобрести за деньги. Как-то один из преподавателей, у которого я только что добивалась отсрочки для сдачи очередных контрольных работ, не смог узнать меня в тот же вечер, когда мы встретились с ним на концерте симфонической музыки. Его место было двумя рядами впереди меня, и, занимая его, он окинул меня недоумевающим взглядом. В перерыве он попытался было подойти и заговорить, но я сделала вид, что мы не знакомы, и он ретировался, пылая от стыда и являя собой оскорбленную добродетель. На мне тогда, помню, была тонкая черная вуаль, нитка жемчуга, длинные белые перчатки и роскошное вечернее платье. Этот тип больше не осмелился на меня даже посмотреть.
     Я не знаю, когда я попала в поле зрения моих будущих похитителей. Это могло произойти и на оживленных улицах Нью-Йорка, и в тенистых скверах Лондона, и в каком-нибудь уединенном парижском кафе. А может, это случилось на пляжах Ривьеры или в загородных лагерях моего колледжа. Это могло произойти где угодно! На меня обратили внимание, и моя судьба была решена.
     Я не стеснялась демонстрировать свою красоту и богатство. Я знала, что я лучше многих из тех, кто меня окружает, и не боялась этого показать. Интересно отметить, что какие бы чувства ни испытывали ко мне эти люди, они никогда не выказывали ни злобы, ни раздражения. Казалось, мое поведение, мое богатство окончательно подавляло их волю, воспринималось ими как должное, вызывало робость и желание повиноваться. Они всеми силами старались угодить мне в каждой мелочи. Я нередко забавлялась, притворяясь рассерженной или делая вид, будто забыла об их существовании, наблюдая тем временем за их реакцией. Они шли на все, чтобы добиться моего прощения. Они казались счастливыми при малейшем знаке моего внимания. Как я их презирала! Я просто использовала их в своих интересах. Их присутствие меня утомляло. Я была красива, богата и свободна в своем волеизъявлении. Они же были полным ничтожеством.
     Мой отец нажил состояние на торговле недвижимостью в Чикаго. Ничто, кроме бизнеса, его не интересовало. Я не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь меня обнял или поцеловал. Я даже не помню, чтобы он хоть раз в моем присутствии приласкал мою мать или она ответила ему тем же. Мать также была из очень богатой чикагской семьи, владевшей крупными земельными участками на побережье. Мне даже кажется, отца больше волновали не деньги, нажитые им в результате какой-то проведенной операции, а тот факт, что рядом всегда найдется человек более богатый, чем он. Это не давало ему покоя. Он был несчастным, не знавшим покоя человеком. Весь дом держался на матери; она же постоянно устраивала приемы и вечеринки, которые очень любила. Отец, помню, говорил, что моя мать - лучшее вложение его капиталов. В его устах это звучало как серьезный комплимент. Мать была красивой, но своенравной женщиной. Как-то она отравила моего пуделя за то, что он порвал ее ночную рубашку. Мне тогда было семь лет, и я, помню, очень плакала. Собака была единственным существом, которое я по-настоящему любила. Когда я закончила колледж, ни отец, ни мать не присутствовали на торжественной церемонии вручения дипломов. К тому времени это был второй раз в моей жизни, когда я плакала навзрыд. У отца была назначена какая-то деловая встреча, а мать находилась в Нью-Йорке - где она в то время подолгу отдыхала - и в этот день давала обед для кого-то из своих друзей. Она прислала мне поздравительную открытку и дорогие часы, которые я тут же подарила одной из под