ты рассчитывала жить в палатке рабынь для наслаждений? - усмехнулась Юта.
     - Да, - призналась я.
     Конечно, я ожидала, что меня поместят среди женщин, украшающих лагерь своим присутствием, а не направят в этот мрачный барак для рабочих невольниц!
     Юта рассмеялась.
     - Нет, - сказала она. - Ты останешься грязной рабыней и будешь делать самую грязную работу! Я уронила голову на грудь.
     - Как я понимаю, - продолжала Юта, - тебя поймали неподалеку отсюда? Я промолчала.
     - Значит, ты продолжала самостоятельно добираться до моей деревни, до Равира.
     - Нет! - воскликнула я.
     - Оттуда ты рассчитывала добраться до острова Телетус.
     - Нет! - кричала я. - Нет!
     - А на острове ты отыскала бы моих приемных родителей и представилась бы им как моя подруга. Меня одолевал страх.
     - Нет, - отчаянно замотала я головой, - нет! Все это не так!
     - Возможно, они приняли бы тебя как свою дочь, ты заняла бы в их сердцах место, которое прежде занимала я.
     - Да нет же, Юта! - кричала я. - Нет!
     - Тогда твоя жизнь была бы легкой и беззаботной, считала ты. Полной одних только удовольствий.
     Охваченная ужасом, я распростерлась у ее ног в позе покорности.
     Юта схватила меня за волосы и подняла на колени.
     - Кто меня предал? А ну, отвечай! - потребовала она.
     Я испуганно покачала головой. Юта продолжала трепать меня за волосы.
     - Кто? Говори! - требовала она. Я была настолько испугана, что не могла выдавить из себя ни слова. Я лишь смотрела на Юту умоляющим взглядом, однако она продолжала беспощадно драть меня за волосы.
     - Кто?! - кричала она.
     - Я! Я тебя предала! - выдохнула я.
     - Отвечай так, как положено рабыне! - настаивала Юта.
     - Я, Эли-нор, предала Юту, - пробормотала я. - Элинор предала Юту!
     - Ничтожная рабыня, - произнес у нас за спиной чей-то голос.
     Я испуганно повернулась, насколько позволяли вцепившиеся в мои волосы руки Юты, и с ужасом увидела стоящего рядом Раска.
     Я закрыла глаза и разрыдалась.
     - Ты была права, - обратился Раск к державшей меня за волосы Юте. - Она действительно ничтожная рабыня.
     Юта отпустила мои волосы, и я упала к ее ногам.
     - Она не только лгунья и воровка, - продолжал Раск, - но и предательница. Она в высшей степени ничтожное существо!
     - Ничего! Здесь, в лагере, найдется немало унизительных работ, которых только она и достойна, - с презрением произнесла Юта.
     - Смотри, чтобы она работала как следует, - распорядился Раск.
     - Я прослежу, хозяин, - ответила Юта.
     С хмурым выражением на лице Раск отошел от невольничьего барака, оставив нас с Ютой одних. Слезы застилали мне глаза.
     - Ты ему все рассказала? - прошептала я.
     - Он приказал говорить, и мне, как рабыне, пришлось подчиниться.
     Из груди у меня вырвался глухой стон.
     - Твой хозяин многое знает о тебе, рабыня, - усмехнулась Юта.
     Я захлебывалась от душивших меня рыданий.
     - Часовой! - позвала Юта.
     К нам подошел один из воинов, охранявших невольничий барак.
     - Развяжите эту рабыню, - попросила Юта.
     Я протянула ему руки, и он распутал стягивающие кожаный ремень сложные узлы. Я продолжала стоять на коленях, опустив глаза к земле.
     - Спасибо, - сказала Юта охраннику. - Теперь я займусь ею как следует.
     - Я действительно буду здесь только рабочей невольницей? - с дрожью в голосе спросила я.
     - Да, - ответила Юта.
     - И ты будешь моей надсмотрщицей?
     - Да.
     - Юта! - воскликнула я. - Я вовсе не думала тебя предавать! Я этого не хотела. Я просто испугалась. Прости меня. Я не хотела тебя предавать!
     - Иди в барак, - распорядилась Юта. - Сегодня вечером тебе предстоит работа на кухне. И поторапливайся, иначе утром останешься без завтрака!
     - Пожалуйста, Юта... - пробормотала я.
     - Иди в барак! - приказала Юта.
     Я поднялась на ноги и вошла в барак. Юта закрыла у меня за спиной дверь, и я очутилась в полной темноте. Я слышала, как тяжелые засовы один за другим с глухим скрежетом входят в железные скобы, прочно запирая дверь снаружи.
     Пол барака покрывал толстый слой грязи, сквозь который я случайно нащупала ногой металлический прут. Я опустилась на колени и обнаружила, что прут тянется через весь барак, местами совершенно утопая в грязи, а местами на дюйм-другой выступая над ее поверхностью. Очевидно, девушек на ночь приковывают к нему цепями, чтобы, даже решившись на подкоп, они не смогли вырваться за стены барака.
     Итак, убежать отсюда нет возможности.
     Запертая в мрачных стенах барака, одна в густой, беспросветной темноте, я почувствовала, как меня начинает охватывать панический ужас.
     Я судорожно принялась ощупывать бревенчатые стены барака и, отыскав дверь, изо всех сил забарабанила в нее кулаками.
     - Юта! - закричала я, захлебываясь слезами. - Открой! Выпусти меня отсюда!
     Снаружи не доносилось ни звука.
     Я разрыдалась и обессиленно опустилась на земляной пол, подтянув согнутые колени к груди и уперев в них подбородок. Я чувствовала себя одинокой и несчастной. Железный ошейник был таким холодным и тесным!
     Откуда-то из темноты до меня донесся писк крохотного полевого урта. Я невольно вскрикнула. Постоянно мечтая об улучшении своего положения, я получила только ухудшение его.
     Я сидела в темноте совершенно одна, с отвращением ощущая обволакивающий меня тончайший терпковатый запах духов...

***

     Юта не проявляла ко мне особой жестокости, как я того ожидала. Она обращалась со мной строго, но справедливо, как со всеми остальными девушками, находившимися у нее в подчинении. Можно было даже подумать, что это не я ее предала, выдав наемникам Хаакона.
     Мне приходилось много работать, однако нельзя сказать, что я была загружена больше остальных. Юта просто не позволяла мне отлынивать от дел, как и любой другой девушке.
     Когда я открыла, что она не старается мне отомстить за мое предательство, я, откровенно говоря, даже начала испытывать некоторое раздражение от того, что она не отдает мне никакого предпочтения перед остальными невольницами. Как бы там ни было, мы знали друг друга уже много месяцев, познакомившись еще в то время, когда Тарго только направлялся в Лаурис. Она обязана была принимать это во внимание. Я не была для Юты незнакомкой, как все остальные. Однако несмотря на это, она ничем не выделяла меня среди прочих невольниц.
     Мало того, я заметила, что с девушками, пытавшимися снискать ее расположение, она обращалась с подчеркнутой холодностью. Она никого не подпускала к себе и даже во время еды или коротких минут отдыха держалась отдельно от всех остальных, за исключением того времени, когда нас приковывали на ночь общей цепью.
     Мы уважали ее и побаивались. Мы всегда выполняли то, что она требовала. Она представляла собой для нас власть и силу стоящих за ней мужчин. И все же мы не любили ее, поскольку она стояла над всеми нами надсмотрщицей. Нам было приятно, что она не отдает никому предпочтения в ущерб остальным невольницам, но, с другой стороны, каждую из нас раздражало, что именно она не пользуется у Юты никакими привилегиями по сравнению с кем-то другим. По крайней мере, меня-то уж она могла бы как-то выделить среди остальных! Все-таки мы не первый месяц знакомы и раньше даже были подругами. Ничуть не бывало: она обращалась со мной точно так же, как с девчонками, которых впервые увидела уже в этом бараке! Было от чего разозлиться.
     Когда удавалось, я, конечно, старалась увильнуть от работы или делала вид, будто усердно тружусь, предоставляя другим поработать за меня. Юта не могла наблюдать за мной постоянно.
     Тем не менее один раз она поймала меня, обнаружив плохо вычищенный медный таз, который я во время работы на кухне, вместо того чтобы отдраить песком, засунула в гору чистой посуды. Юта приказала мне взять этот оставшийся жирным таз и повела с собой. Мы остановились у длинного шеста, укрепленного в горизонтальном положении на двух деревянных опорах. Помню, когда я впервые его увидела, я решила, что он предназначен для просушивания мяса. Меня еще удивило, что как раз под центральной частью шеста в землю был глубоко вкопан невысокий каменный столб, в верхней части которого было прикреплено большое железное кольцо.
     Я стояла у шеста, неловко переминаясь с ноги на ногу и держа в руках грязный медный таз.
     - Провинившуюся девушку привязывают к этому шесту за руки, а наброшенную ей на ноги веревку прикрепляют к железному кольцу, так что она не может даже пошевелиться, - пояснила Юта. - После этого ее наказывают плетьми или просто оставляют повисеть, пока она не наберется ума-разума.
     Я почувствовала, как все внутри меня похолодело.
     - Надеюсь, ты все поняла, Эли-нор, - сказала Юта. - Теперь можешь идти.
     Я поскорее отправилась на кухню и вычистила таз до блеска. После этого я редко увиливала от работы, стараясь выполнять все, как нужно. Мне вовсе не хотелось испробовать на себе все имеющиеся в лагере приспособления для наказаний.
     Только впоследствии я поняла, что Юта просто не захотела в тот раз подвергать меня избиению плетьми.
     Тарнсмены тем временем были заняты своим делом. Почти ежедневно, а то и на несколько дней кряду они отправлялись в полет - грабить караваны торговцев, деревни и уводить в рабство всех, кто попадется им под руку. С их отлетом в лагере воцарялась тишина. Девушки встречали возвращающихся из полета воинов радостными криками и бежали к центральной части лагерной стоянки, где тарнсмены сажали на землю своих птиц.
     Сама я никогда не выказывала подобного ликования, однако также ощущала некоторое волнение, наблюдая за возвращающимися воинами. Они выглядели такими мужественными, такими величественными. Я, конечно, их всех ненавидела, но, как и все остальные девушки, с нетерпением ожидала их возвращения.
     И больше всего меня охватывало волнение, когда я видела возвращение предводителя тарнсменов - могучего, неизменно улыбающегося Раска из Трева, своего хозяина, доставившего меня в этот лагерь и надевшего на меня свой ошейник. С каким удовольствием я наблюдала, как он высаживает из седла очередную похищенную им девушку, которую мы, остальные невольницы, немедленно окидывали внимательными, оценивающими, ревнивыми взглядами.
     Как-то раз, опустившись на землю, Раск, еще в седле, посмотрел прямо на меня, отыскав меня глазами среди толпившихся вокруг невольниц. Едва лишь наши взгляды встретились, я почувствовала невероятное волнение, ноги у меня стали словно ватные, а сердце учащенно забилось. Он казался таким величественным, таким сильным, свирепым - настоящим лидером среди окружавших его воинов.
     Многие девушки с сияющими от счастья глазами спешили к своим хозяевам, тарнсменам, чтобы поскорее прикоснуться рукой к их плечу, прижаться щекой к их груди. Я видела, как некоторые воины поднимали их на руки, усаживали рядом с собой в седло, целовали и только потом сами спускались на землю.
     Когда тарнсмены возвращались с богатой добычей, в лагере застраивался праздничный ужин.
     Вместе с остальными девушками я прислуживала за ужином, но когда наступало время плясок и невольницы доставали их сундуков шелковые накидки и ножные браслеты с колокольчиками, меня отправляли в барак, закрывали там и я оставалась в полном одиночестве.
     - Почему мне никогда не позволяют надеть браслет с колокольчиками и шелковую накидку? - спрашивала я у Юты. - Почему мне не разрешают прислуживать мужчинам в их палатках, когда праздничный ужин подходит к концу?
     Мне было так обидно испытывать подобные притеснения, так грустно оставаться одной в грязном, мрачном бараке.
     - Никто из мужчин не зовет тебя к себе, - отвечала Юта.
     Вот почему каждый вечер с меня снимали рабочую тунику и приковывали на ночь цепями к железному, тянущемуся через весь барак пруту.
     Я лежала на земляном полу и прислушивалась к доносящимся сквозь запертую на засовы дверь звукам музыки, веселым голосам, кокетливо протестующим крикам девушек и громкому хохоту мужчин.
     Но ни один из этих мужчин не звал меня к себе. Никто из них не хотел разделить со мной свой ужин и свое веселье.
     "Ну и пусть! - твердила я про себя. - Меня это даже радует! Я довольна тем, что не обречена на позорное использование мужчиной, которому подвергаются мои подруги по несчастью, не выказывающие, впрочем, по этому поводу ни малейшего неудовольствия. Несчастные! Они лишены всякого чувства собственного достоинства! Их привязанность к мужчинам, эта унизительная женская слабость, способна вызвать к ним только. - жалость! Как я рада, что мне не пришлось разделить их судьбу. Как я рада!" - твердила я, лежа в полном одиночестве и в отчаянии барабаня кулаками в толстые бревенчатые стены.
     В третьем-четвертом часу ночи одна за другой начинали возвращаться в барак девушки. Они смеялись и весело переговаривались. Несмотря на бессонную ночь, они не казались утомленными. А ведь завтра им предстоит работать! Неужели им не хочется спать? То одна, то другая из них начинала вдруг потихоньку напевать или бормотала имя своего любимого. "Ах, Римми, - шептала она, ворочаясь с боку на бок. - Я твоя, твоя рабыня!"
     От злости я стискивала зубы, сжимала кулаки.
     Какими же они будут выглядеть уставшими завтра утром! Какими жалкими, потрепанными! Завтра Юте придется не одну из них подгонять плетью!
     "Хорошо, что ни один мужчина не захотел позвать меня к себе на эту ночь! Очень хорошо!" - думала я, глотая обидные слезы.
     Иногда в лагере Раска появлялись незнакомые люди, пользовавшиеся, как можно было догадаться, доверием Трева. В основном это были торговцы. Некоторые из них приносили вино и продукты, другие скупали у тарнсменов награбленную добычу. Они же приобретали захваченных разбойниками пленников-мужчин, чтобы выставить их на продажу на каких-нибудь невольничьих рынках.
     Когда у меня появлялась возможность, я старалась пройти поближе к шатру Раска, установленному в самом центре военного лагеря и заметному из любой его точки. Его яркие красные стены манили меня как магнит.
     Пробегая мимо шатра, я чаще всего видела за откинутым пологом уже знакомую мне черноволосую девушку в алых шелках и с колокольчиками на щиколотке левой ноги. Иногда вместо нее в шатре находились другие девушки, а один или два раза я заметила там светловолосую невольницу в серебристо-желтых прозрачных шелках. Раск из Трева всегда выбирал для себя самых красивых женщин.
     Как я его ненавидела!
     Как-то вечером, на исходе третьей недели моего пребывания в военном лагере, Раск вместе со своими тарнсменами вернулся из длительного полета. Это оказалось особенно удачное нападение на имущество и невольниц давнего врага Раска - Хаакона со Скинджера. Среди невольниц, привезенных ими в качестве боевых трофеев, оказались мои давние знакомые - Инга и Рена. Только Лана не была захвачена ими. Инга и Рена сильно удивились, увидев меня здесь.
     На следующее утро я видела, как на них надели ошейники. Ночь накануне этой процедуры они, как в свое время и я сама, провели в палатке для привилегированных рабынь, однако после того, как ошейники были на них надеты, их также поместили в барак для рабочих невольниц.
     Когда Раск надевал ошейник на Ингу, он погладил ладонью ее светлые, очевидно понравившиеся ему, волосы, и эта девчонка, набравшись наглости, осмелилась прикоснуться щекой к его руке. Я даже фыркнула от негодования! Она стала совершенно бесстыжей! Бывшая книжница превратилась в самую обычную распутницу. Я почувствовала непреодолимое желание выдрать у нее все эти волосы! Как я была рада и как она была поражена, когда Раск отправил ее вместе с остальными привезенными из рейда девушками в барак для невольниц, выполняющих в лагере грязную работу!
     И какое негодование испытывали Инга и Рена, когда им пришлось преклонить колени перед Ютой! Они едва не лопнули от злости.
     Однако Юта не позволила им подняться с земли.
     - Я - Юта, - сказала она. - Я старшая среди рабочих невольниц. Все они находятся в моем подчинении. Вам также придется выполнять все мои указания. Я буду обращаться с вами так же, как со всеми остальными девушками, не лучше и не хуже. Если какие-то мои распоряжения не будут выполнены вами в точности и в срок, вы будете наказаны плетьми.
     Они смотрели на Юту, едва осознавая, о чем она говорит.
     - Все понятно? - спросила старшая невольница.
     - Д... да... - пробормотала Инга.
     - Да, - ответила Рена.
     - Рабыня Эли-нор, выйди ко мне! - скомандовала Юта.
     Подчиняясь ее приказу, я, прятавшаяся за спинами девушек, неохотно вышла вперед.
     Инга и Рена, я заметила, обменялись довольными взглядами. Я испугалась.
     - Это обыкновенная рабыня, - сказала Юта. - Такая же, как вы. Вам запрещается проявлять к ней жестокость.
     - Но, Юта! - попыталась было возразить Инга.
     - Иначе вас ждет наказание плетьми! - отрезала Юта.
     Инга посмотрела на нее, с трудом сдерживая переполняющую ее злость.
     - Вам все понятно? - спросила Юта.
     - Да, - процедила сквозь зубы Инга.
     - Понятно, - ответила Рена.
     - Эли-нор, - распорядилась Юта, - выдай этим новым невольницам рабочие туники и потом снова приведи их ко мне. Я расскажу им об их повседневных обязанностях.
     Я подвела Ингу, Рену и остальных новых девушек к стоящему в дальнем конце барака большому сундуку и выдала каждой из них по грубой короткой рубахе, в которых им придется выполнять все работы в военном лагере Раска из Трева. Все рубахи были выстиранными, тщательно залатанными и отутюженными. Некоторые из них я сама стирала и гладила небольшими горианскими нагреваемыми на огне утюгами.
     Девушки выстроились в очередь. Все они были обнажены. На каждой из них был только недавно надетый на шею ошейник.
     Я доставала из сундука рубаху и бросала ее очередной невольнице.
     - Но ведь я прошла обучение рабыни для наслаждений! - возразила Инга, с презрением вертя в руках грубую, короткую невольничью тунику.
     - Надевай, - отмахнулась я от нее.
     - Я принадлежала к высшей касте! - с негодованием воскликнула Рена.
     - Надевай! - настойчиво повторила я. С потемневшими от злости лицами Инга и Рена натянули на себя грубые рубахи.
     - Из тебя получится хорошая невольница для грязных работ, - наблюдая за Ингой, не удержалась я от замечания.
     Инга сжала кулаки в бессильной ярости.
     - Из тебя тоже, - бросила я Рене. Та только закусила губу.
     Я оглядела остальных девушек, с презрительными минами вертящих в руках туники для грязных работ.
     - А ну, надевайте их быстрее! - прикрикнула я.
     Девушки поспешно натянули на себя рубахи, и я повела их к Юте для прохождения дальнейшего инструктажа.
     На четвертый день после появления в военном лагере Инги, Рены и прибывших с ними девушек тарнсмены Раска вернулись из очередного полета.
     Лагерь охватило обычное связанное с их возвращением радостное волнение.
     Я тоже вскочила на ноги, услышав возбужденные голоса.
     - Заканчивай свою работу, - остановила меня Юта.
     - Юта! - воскликнула я. - Ну, пожалуйста!
     - Продолжай работать! - отрезала старшая невольница.
     Я безропотно опустилась на землю перед гладильной доской и снова взяла в руки утюг. Рядом лежала гора выстиранных мной рано утром рабочих туник, которые мне еще предстояло погладить. Я взяла очередную тунику, положила ее на гладильную доску, установленную на двух больших плоских камнях, и придавила ее утюгом. Тунику обволокли клубы пара. Второй утюг разогревался над огнем, разведенным в медной жаровне.
     Из-за бревенчатых стен кухонного барака, где мы обычно гладили белье, доносилось хлопанье крыльев опускающихся на землю тарнов и возбужденные голоса девушек, встречающих возвращающихся тарнсменов. За толстыми стенами мне не было их видно; я слышала только их радостные крики.
     - Какая она красивая! - донесся до меня восхищенный возглас какой-то невольницы.
     Очевидно, в лагерь привезли новую пленницу. А я даже не могла посм