втягивания головы под сросшиеся роговые крылья.
     Я сунул меч в ножны, склонился к телу Вики, не отрывая взгляда от жука, который теперь находился от меня ярдах в четырех.
     Наощупь закрыл глаза девушки, чтобы они не смотрели на меня с выражением застывшего ужаса.
     Тело ее по-прежнему не гнулось от воздействия парализующего яда, но, может быть, потому что я извлек пять яиц, казалось теплее и податливее.
     Как только я коснулся девушки, жук сделал еще один шаг вперед.
     Он зашипел.
     От этого звука я вздрогнул: привык к неестественной тишине царей-жрецов.
     Жук начал высовывать голову из убежища, высунулись его короткие антенны, увенчанные чувствительными волосками, и начали обследовать помещение.
     Я поднял Вику на плечо, придерживая ее правой рукой, и распрямился.
     Шипение стало громче.
     Очевидно, жук не хотел, чтобы я уносил Вику из пещеры.
     Отступая, держа Вику на плече, факел в руке, я медленно выбрался из пещеры золотого жука.
     Жук, двигаясь за мной, добрался до груды грязного мха и стеблей, на которой лежала Вика, и начал рыться в обломках яиц.
     Я не знал, насколько быстро он способен двигаться, но повернулся и трусцой побежал по коридору к выходу из туннелей золотого жука. Я надеялся, что существо такого размера и веса, да еще на тонких лапах, не сможет двигаться быстро, по крайней мере достаточно долго.
     Примерно через ан после этого я услышал из оставленной пещеры странный крик. Более ужасного звука я в своей жизни не слышал - долгий, сверхъестественный, лихорадочный, яростный поток звуков, больше чем толчок воздуха, больше чем свирепый крик, почти вопль боли и страдания.
     Я на мгновение остановился и прислушался.
     И услышал скрежет в туннеле: звуки приближения золотого жука.
     Я повернулся и побежал.
     Через несколько анов снова остановился и прислушался.
     Очевидно, мое предположение о скорости движения золотого жука правильно: он теперь двигался медленнее. Но я знал, что он идет за мной, что он не оставит так легко добычу, не откажется от мести. Медленно, терпеливо, неумолимо будет он приближаться во тьме, неотвратимо, как наступление зимы или выветривание камня.
     Как жук преследует свои жертвы?
     Как ужасно затеряться в этих туннелях, ждать жука, много часов, может, даже дней избегать его, не осмеливаясь уснуть, не зная, ждет ли впереди тупик, если из-за следующего поворота покажется золотой жук.
     Да, подумал я, золотому жуку в его туннелях и не нужна скорость.
     Я опустил Вику.
     Прислонил факел к стене туннеля.
     Мне почему-то казалось странным представить себе золотого жука, часами и днями преследующего добычу. Какая-то тут загадка. Но я сам видел его тело и знал, что оно не способно на длительное быстрое передвижение. Как же такое медлительное неуклюжее существо, пусть даже страшное на близком расстоянии, может захватить и убить быстрого и настороженного царя-жреца?
     Я коснулся тела Вики, потер ее руки, чтобы проверить, не восстановилось ли кровообращение.
     Прижавшись ухом к ее груди, я с радостью услышал слабое сердцебиение. В запястье ощутил пульс.
     В туннелях золотого жука не очень много воздуха.
     Вероятно, они не вентилируются, как туннели царей-жрецов. В этих туннелях пахло пометом золотого жука и какими-то его выделениями. Запах казался угнетающим. Раньше я его почти не замечал. Теперь я понял, что пробыл в туннелях уже долго, устал, давно не ел и не пил. Скоро придется подумать о сне. Жук остался далеко сзади. Можно на мгновение хотя бы закрыть глаза.
     Я неожиданно проснулся.
     Запах сильнее и ближе.
     Факел почти погас.
     Я увидел светящиеся глаза.
     Золотые пряди встали дыбом и дрожали, и именно от них исходил запах.
     Я закричал, почувствовав, как два длинных жестких выступа коснулись моего тела.

25. ВИВАРИЙ

     Я схватил руками узкие полые клещевидные челюсти золотого жука и попытался оторвать их от своего тела. Они прокусили мне кожу, и, к своему ужасу, я почувствовал, что золотой жук сосет через эти ужасные трубы, но ведь я человек, млекопитающее, а не царь-жрец, жидкости моего тела замкнуты в сосудах совсем другой системы. Я изо всей силы потянул злобные крючковидные трубки-челюсти золотого жука, они прогнулись, жук зашипел, челюсти сжались еще сильней, но я умудрился вырвать их из кожи и дюйм за дюймом оттягивал от себя, разводил в стороны медленно, неумолимо, как и сам золотой жук, и вот на расстоянии руки от моего тела они отломились с резким треском и упали на каменный пол.
     Шипение смолкло.
     Жук вздрогнул, его сросшиеся золотые перья задрожали, будто хотели разделиться, чтобы жук взлетел, но ничего не вышло, и он снова втянул голову под их защиту. Попятился от меня на своих шести коротких лапах. Я прыгнул вперед, сунул руку под щиток и схватил короткие мохнатые антенны; выворачивая их одной рукой, я умудрился медленно заставить отбивающегося жука перевернуться на спину; он лежал, покачиваясь, его короткие лапы беспомощно дергались. Я достал меч и больше десяти раз ударил в уязвимое обнаженное брюхо. Наконец он перестал дергаться и застыл.
     Я содрогнулся.
     Запах золотых волосков по-прежнему стоял в коридорах, и я опасался, что поддамся его наркотическому воздействию, поэтому решил уходить.
     Факел замигал.
     Мне не хотелось убирать меч в ножны, потому что он был весь вымочен в жидкости тела золотого жука.
     Сколько еще таких существ живет в туннелях и пещерах рядом с царями-жрецами?
     Пластиковая одежда не давала возможности вытереть лезвие. Я подумал, что смогу вытереть меч о золотые пряди жука, но обнаружил, что они покрыты неприятным вязким выделением - источником того самого запаха, которым по-прежнему были полны коридоры.
     Мой взгляд упал на Вику из Трева.
     Она еще не внесла свой вклад в сегодняшние потребности.
     Поэтому я оторвал часть ее одежды и вытер руки и лезвие.
     Как бы реагировала на это гордая Вика?
     Я улыбнулся про себя: теперь я могу сказать, что спас ее жизнь и по законам Гора она принадлежит мне. Краткой была ее свобода. Теперь я могу определять, как она будет одеваться и будет ли одеваться вообще.
     Я представлял себе ее ярость от такого заявления, ярость, которая нисколько не станет меньше от того, что я говорю правду.
     Но теперь важнее вынести ее из туннелей, найти безопасное убежище, где она смогла бы прийти в себя от яда золотого жука.
     Найду ли я такое место?
     Сарму теперь, вероятно, известно, что я отказался убивать Миска, и рой для меня и для всех связанных со мной становится опасным.
     Хотел я того или нет, мои действия привели к тому, что я оказался на стороне Миска.
     Приготовившись спрятать меч в ножны, я услышал слабый звук в проходе и, застыв, стал ждать в свете умирающего факела.
     Но приближался не золотой жук, хотя я подозревал, что их в этих туннелях несколько, я другой обитатель этих подземных переходов - бледный длинный слепой слизневый червь.
     Своим крошечным ртом в нижней части тела он время от времени касался каменного пола, как слепой человек трогает все рукой, длинное бледное гибкое тело собиралось, продвигалось вперед, снова собиралось и продвигалось дальше, пока он не оказался в ярде от моих ног, почти под щитком убитого жука.
     Слизневый червь продвинул вперед часть своего длинного трубчатого тела, и красный рот в его нижней части будто уставился на меня.
     - Нет, - сказал я, - на этот раз золотому жуку здесь не повезло.
     Какое-то время красный рот продолжал смотреть в мою сторону, потом медленно повернулся к телу жука.
     Я встряхнулся и убрал меч.
     Довольно с меня этого места.
     Я поднял Вику из Трева. Теперь в теле ее чувствовалась жизнь, от ее дыхания на своей щеке я почувствовал себя счастливым.
     Факел неожиданно погас, оставив нас в темноте.
     Я поцеловал Вику в щеку.
     Я был счастлив. Мы оба живы.
     Я повернулся и, держа девушку на руках, медленно пошел по коридору.
     Сзади я слышал звуки пиршества слизневого червя.

***

     Двигался я медленно, но без труда нашел место, откуда вошел в туннели золотого жука.
     Войдя, я всюду обозначал свой путь, царапая рукоятью меча стрелки на уровне глаз на стене слева от себя. Теперь я отыскивал эти следы наощупь. Знаки эти я делал потому, что, в отличие от остальных, собирался вернуться.
     Подойдя к входу, я обнаружил, что он закрыт. Я так и думал. И знал, что нет никакой ручки или другого приспособления, чтобы открыть дверь изнутри: ведь из туннелей золотого жука не возвращаются. Конечно, время от времени его открывают, но я не знал, когда это произойдет.
     Вероятно, если я начну стучать, меня услышат.
     Но когда я входил, мулы, дежурившие у входа, предупредили меня, что не имеют правда выпускать меня назад. Таков закон царей-жрецов. Я не знал, откроют они мне дверь или нет, но решил, что лучше будет, если они сообщат, что видели, как я вошел и не вышел.
     Сарм хотел, чтобы я пошел в туннели золотого жука и там погиб; пусть считает, что так и произошло.
     Я знал, что туннели золотого жука, как и помещения царей-жрецов, вентилируются, и надеялся найти вентиляционную шахту и выбраться незаметно. Если это невозможно, поищу другой выход. В самом худшем случае я был уверен, что мы с Викой теперь, когда я знаю опасности, силы и слабости золотого жука, сможем долго продержаться в туннелях, хоть жизнь наша будет нелегкой, и дождаться, пока портал откроют, чтобы впустить еще одного золотого убийцу царей-жрецов.
     Я вспомнил, что недалеко от входа, в двадцати-тридцати ярдах, видел при свете факела в потолке коридора вентиляционное отверстие. Его закрывала металлическая решетка, но нетолстая, и я думал, что сумею ее вырвать.
     Проблемой будет Вика.
     Теперь я чувствовал дуновение свежего воздуха. С Викой в руках я продолжал идти, пока не почувствовал его сильнее. Казалось, дуновение идет с места прямо у меня над головой. Я посадил Вику к стене и приготовился прыгнуть и схватиться за решетку.
     Пальцы мои коснулись решетки, и перед глазами будто что-то взорвалось, пальцы обожгло.
     Оцепеневший, потерявший ориентировку, я упал на пол.
     При вспышке я ясно разглядел и решетку, и шахту, и кольца в ее стене. Ими пользуются мулы, когда им время от времени приходится чистить вентиляцию и опрыскивать ее бактерицидами.
     Потирая руки и тряся головой, я немного отошел и подождал, пока приду в себя.
     Если повезет, вцеплюсь пальцами в решетку и повисну.
     Прыгнув снова, я схватился за решетку и закричал от боли, отворачивая лицо от огня, который, казалось, охватил ее поверхность. Потом я больше не мог оторвать рук и беспомощно висел, а разряды проходили через мое тело, но тут болты выскочили, я упал на пол, и решетка с лязгом ударилась рядом. Я по-прежнему не выпускал ее из пальцев.
     Освободив руки, я отполз к стене и некоторое время полежал. Тело болело и дрожало, и я не мог контролировать судорожные подергивания мышц. Я закрыл глаза, но бесполезно: перед ними продолжала взрываться вселенная.
     Не знаю, терял ли я сознание. Вероятно, да, потому что в следующее мгновение почувствовал, что тело уже не болит и что я, испытывая слабость и позывы к рвоте, лежу у стены. Отполз подальше, и меня вырвало. Потом я встал, неуверенно пошел назад и остановился под вентиляционной шахтой, подняв голову и наслаждаясь порывами свежего воздуха.
     Встряхнулся и попробовал руки и ноги.
     Потом, собравшись с силами, подпрыгнул, легко схватился за первое кольцо в шахте, подержался за него и снова соскочил.
     Подошел к Вике.
     Биение сердца прослушивается хорошо, пульс сильный. Возможно, помог свежий воздух.
     Я потряс ее.
     - Проснись! - Снова потряс, сильнее, но она не приходила в себя. Я отнес ее к шахте и попробовал поставить на ноги, но ее ноги подгибались.
     Мне казалось, что она смутно осознает происходящее.
     Я снова поставил ее на ноги и четыре раза сильно и резко ударил по лицу.
     - Проснись! - крикнул я, но хоть голова ее дергалась из стороны в сторону, в сознание она не приходила.
     Я поцеловал ее и осторожно опустил на пол.
     У меня не было желания вечно оставаться в туннелях, но и оставить девушку я не мог.
     Оставалось только одно.
     Я снял пояс и, сделав петлю, забросил на нижнее кольцо. Потом вынул из сандалий ремни. Одним ремнем связал сандалии и повесил на шею. Другим прочно связал запястья Вики и, просунув голову, положил девушку на плечо. Неся ее на спине, я поднялся к первому кольцу. Оказавшись в шахте, я отвязал пояс и, по-прежнему держа Вику, начал подъем.
     Поднявшись примерно на двести футов, я в радостью встретил две горизонтальные шахты, отходившие от вертикальной, по которой я поднимался.
     Сняв Вику с плеча, я понес ее в руках в общем направлении центра роя.
     Девушка слегка застонала, губы ее шевельнулись.
     Она приходила в себя.
     Примерно с ан я нес ее по многочисленным шахтам, иногда идя в полный рост, иногда ползком. Изредка встречались отверстия, и я сквозь решетку видел части роя. Свет, пробивавшийся в эти отверстия, радовал меня.
     Наконец в одном отверстии я увидел то, что искал: небольшой комплекс зданий, несколько работающих мулов и ни одного царя-жреца.
     Я увидел также у дальней стены в ярко освещенном пространстве ярус за ярусом пластиковых клеток, примерно таких, как та, что я занимал в комнате Миска. В некоторых клетках находились мулы, мужчины и женщины, иногда и те и другие. В отличие от клетки в помещении Миска, эти были заперты.
     Грибы, воду, матрацы и прочее необходимое обитателям клеток подавали мулы, работавшие снаружи.
     Эти клетки напомнили мне зоопарк. И действительно, глядя в решетку, я заметил, что не все клетки заняты мулами; там были и различные другие существа, некоторых я видел в рое, других нет. Среди них были даже млекопитающие.
     В одной клетке я видел пару слинов, в двух соседних клетках с передвижной решеткой между ними два ларла. Было человекообразное существо, маленькое, с убегающим назад лбом, с волосатой мордой и телом, оно прыгало на стену, оттуда, используя инерцию, перепрыгивало на другую, потом на пол, и все начиналось сначала.
     В просторной низкой клетке, на полу которой, по-видимому, росла настоящая трава, я увидел пару пасущихся волосатых длиннорогих босков; в той же клетке, но в другом углу небольшое стадо: пять взрослых животных, гордый самец и четыре самки - табуки, однорогая золотистая горянская антилопа. Когда одна самка передвинулась, я увидел, что рядом с ней изящными шагами идут два детеныша, первые, каких я вообще видел, потому что молодняк табуков не уходит далеко от своего логова в запутанных зарослях Ка-ла-на на Горе. Единственный рог у малышей был всего лишь бархатистым пеньком на лбу, а шкура, в отличие от шкуры взрослых, пятнистая коричнево-желтая. Когда мимо проходил один из работников-мулов, два маленьких табука мгновенно застыли и стали почти невидимы, а их мать, сверкая своей золотистой шкурой, отбежала от них; самец опустил голову и угрожающе приблизился к пластиковому барьеру.
     В клетках были и другие животные, но я не уверен в их определении. Кажется, я узнал ряд коричневых вартов; они висели вниз головой, как пушистые, зубастые, кожаные кулаки, на голой ветви в своей клетке. На дне их клетки валялись кости, может быть, и человеческие.
     В другой клетке разгуливала большая, очевидно, нелетающая птица. По ее клюву я решил, что это хищник.
     Еще в одной клетке, раздувшийся и сонный, лежал редкий золотой хис, горянский питон; его тело, даже некормленого, с трудом обхватит руками взрослый мужчина.
     И нигде не видно было тарна, этой большой хищной верховой птицы Гора, может, потому, что эти птицы плохо приживаются в неволе. Чтобы жить, тарн должен летать, далеко, высоко и часто. Горянская поговорка называет тарнов братьями ветра, а как такое существо может жить в заключении? Подобно своему брату ветру, когда тарн не свободен, он умирает.
     Я смотрел на это странное собрание животных, и мне пришло в голову, что я вижу один из вивариев, о которых говорил Сарм.
     Такой комплекс в данный момент идеально мне подходит.
     Я услышал стон Вики и повернулся к ней.
     Она лежала на боку у стены шахты, в семи-восьми футах от решетки.
     Свет из решетки пятнами падал на ее тело.
     Я немного отодвинулся от решетки, чтобы меня не увидели, и стал наблюдать за Викой.
     Руки ее по-прежнему были связаны.
     Она была прекрасна, и несколько обрывков ее некогда роскошной одежды не скрывали ее прелестей.
     Она встала на четвереньки, свесив голову, волосы ее упали до самого пола. Медленно подняла голову и потрясла ею, легким прекрасным движением отбросив волосы назад с лица. Взгляд ее упал на меня, она в изумлении широко раскрыла глаза. Губы ее дрогнули, но она не произнесла ни слова.
     - Разве в обычае гордых женщин Трева появляться перед мужчинами почти неодетыми? - спросил я.
     Она взглянула на свои тряпки, не пригодные даже для рабыни, на связанные руки.
     Потом по-прежнему широко раскрытыми глазами посмотрела на меня и еле слышно произнесла:
     - Ты принес меня из туннелей золотого жука.
     - Да.
     Теперь, когда Вика приходила в себя, я вдруг подумал, что нас могут ожидать трудности. Когда я в последний раз видел ее в сознании, она пыталась чарами своей красоты подчинить меня моему злейшему врагу царю-жрецу Сарму. Я знал, что передо мной враг, неверный, злой, предательский и из-за своей красоты еще более опасный, чем противник, вооруженный мечом или копьем.
     В глазах ее было странное выражение, которого я не понял.
     Губы ее дрогнули.
     - Я рада видеть тебя живым, - прошептала она.
     - И я рад видеть тебя живой, - строго ответил я.
     Она печально улыбнулась.
     - Ты сильно рисковал, чтобы связать руки девушке.
     Она подняла связанные руки.
     - Должно быть, твое мщение тебе очень дорого.
     Я молчал.
     - Вижу, что хоть некогда я была гордой жительницей высокого Трева, ты не удостоил меня даже веревки, а связал руки ремнем от сандалий, будто я презренная рабыня из таверны Ара, которую покупают за плату или проигрывают в карты.
     - А ты, Вика из Трева, считаешь себя выше рабыни из таверны Ара?
     Ответ ее меня поразил. Она склонила голову.
     - Нет, не считаю.
     - Ты хочешь меня убить? - спросила она.
     Я рассмеялся.
     - Понимаю, - сказала она.
     - Я спас тебе жизнь.
     - Я буду послушна.
     Я протянул к ней руки, она посмотрела прямо мне в глаза своими голубыми и прекрасными, подняла связанные руки, положила их мне в руки, склонилась передо мной и негромко, но отчетливо сказала:
     - Я, Вика из Трева, полностью отдаю себя Тарлу Каботу из Ко-ро-ба.
     Она снова посмотрела на меня.
     - Теперь, Тарл Кабот, я твоя рабыня и должна выполнять все твои желания.
     Я улыбнулся ей. Если бы у меня был ошейник, я бы одел его на ее прекрасное горло.
     - У меня нет ошейника, - сказал я.
     К моему удивлению, глаза ее были нежными, влажными, покорными, умоляющими.
     - Тем не менее, Тарл Кабот, - сказала она, - я ношу твой ошейник.
     - Не понимаю.
     Она опустила голову.
     - Говори, рабыня, - сказал я.
     Она должна была повиноваться.
     Говорила она тихо, очень тихо, запинаясь; должно быть, нелегко было гордой девушке из Трева говорить это:
     - С тех пор, как я впервые тебя встретила, Тарл Кабот, мне все время снится, что на мне твой ошейник и твои цепи. Мне снится, что я сплю под рабским кольцом, прикованная к ногам твоей кровати.
     Мне ее слова показались непонятными.
     - Не понимаю.
     Они печально покачала головой.
     - Это ничего не значит.
     Я взял ее за волосы и повернул к себе лицом.
     - Хозяин?
     Мой строгий взгляд требовал ответа.
     Она улыбнулась. Глаза ее были влажными.
     - Это значит только, что я твоя рабыня - навсегда.
     Я отпустил ее волосы, и она снова опустила гол