учил ту же отсрочку, какую получает мышь, которую несет в гнездо
ястреб, вскоре мое тело на голой скале  будет  разодрано  на  куски  дикой
птицей, чьей добычей я стал. Тарн, коричневый тарн  с  черным  хохолком  -
наиболее распространенный  вид  -  нес  меня  к  далекой  цепи  гор.  Воск
превратился в широкий ручеек, искрящийся далеко внизу.
     Под собой я увидел  мертвые  просторы  Выжженной  Земли,  тут  и  там
виднелись пятна зелени,  в  тех  местах  где  в  эту  опустошенную  страну
откуда-то залетели семена  растений,  провозглашая  неистребимость  жизни.
Около одного такого пятна я заметил нечто, сперва показавшееся мне  тенью,
а затем превратившееся  в  несколько  точек  -  стаю  небольших  животных,
вероятно, млекопитающих, называемых  здесь  куалаи  -  серовато-коричневые
звери, с колючей черной гривой.
     Насколько я мог понять, мы еще не миновали широкой дороги, ведущей  к
Воску. Тогда бы я смог увидеть орду Па-Кура, идущую в Ар,  ее  марширующие
колонны,  линии  скачущих  тарларионов,  полки   тарнсменов,   повозки   с
провиантом  и  вьючных  животных.  И  где-то  в  массе,  среди  флагов   и
барабанного боя, есть девушка, предавшая меня.
     Насколько это было возможно, я во  время  полета  сжимал  и  разжимал
кулаки, двигал ногами, чтобы вернуть хоть часть прежней подвижности.  Тарн
летел медленно, и я, радуясь  тому,  что  освободился  от  Рамы  Унижения,
обнаружил, что почти примирился с той быстрой смертью, что ожидала меня.
     Но внезапно полет убыстрился, а потом стал хаотическим.  Тарн  бежал!
Волосы мои стали дыбом, когда я услышал резкий злобный крик другого тарна;
это была огромная черная птица, крылья которой вздымали вихри. Он напал на
моего пленителя. Моя птица быстро  увернулась  и  бросок  прошел  впустую.
Снова атака, и снова мой тарн увернулся, но нападающий предвидел это, и за
секунду до поворота упредил его движение и две птицы столкнулись.
     В следующее мгновение я  почувствовал,  что  окованные  сталью  когти
нападающего впились в грудь моей птицы и она, содрогнувшись в конвульсиях,
раскрыла когти и я стал падать на землю. В то же  мгновение  упала  и  моя
птица, а атакующий тарн полетел ко мне. Падая, я  вертелся  в  воздухе,  в
ужасе следя за приближением земли.  Но  я  так  и  не  достиг  ее  -  тарн
перехватил меня  по  дороге,  как  чайка  подхватывает  рыбу,  выпавшую  у
соперницы.
     Скоро тарн достиг своих гор,  превратившихся  из  далекой  цепочки  в
пустынные, пугающие красноватые скалы. Высоко, у самой вершины горы,  тарн
бросил меня в гнездо, сделанное из ветвей и хвороста, и наступил  на  меня
своей лапой, чтобы я не вырывался, пока клюв сделает свое  дело.  Но  едва
клюв опустился ко мне, я сумел поднять руку и  яростно  ударить  по  нему,
непрерывно ругаясь.
     Звук  моего  голоса  оказал  на  птицу  неожиданное   действие.   Она
ошеломленно склонила голову набок. Я  продолжал  орать,  и  только  теперь
понял, что этот тарн  был  моим  собственным  тарном.  Я  нажал  на  ногу,
прижимающую меня ко дну гнезда, приказывая убрать ее. Птица подняла ногу и
попятилась, не зная, что ей делать. Я вскочил на ноги, стоя по-прежнему  в
пределах досягаемости его клюва, но не испытывая  страха.  Я  одобрительно
похлопал его по клюву, как если бы мы были в загоне, и  почесал  перья  на
шее, там, где он не может достать клювом, как всегда действуют  тарноводы,
выискивая паразитов.
     Я поймал несколько вшей  размером  с  орех,  которые  поражают  диких
тарнов, и скормил их птице. Я делал это до тех пор, пока тарн  не  вытянул
шею. Седла и поводьев на нем уже не было,  они,  видимо,  сгнили,  или  же
птица сорвала их с себя почесавшись спиной об скалы вокруг  гнезда.  Через
несколько минут удовлетворенный тарн взмахнул крыльями и улетел на  поиски
добычи, которые до этого завершились так неудачно. Очевидно, что  на  свой
лад он считал меня несъедобным. Однако, что он легко может переменить свои
взгляды, если ничего не найдет внизу. Жаль, что я потерял свое стрекало  в
болотах Ара. Я поискал выход из гнезда,  но  скалы  вверху  и  внизу  были
практически отвесными.
     Внезапно меня накрыла тень - вернулся мой тарн. Но, взглянув  наверх,
я к своему ужасу обнаружил, что это дикий тарн. Он  сел  на  край  гнезда,
щелкая клювом. Теперь мне  не  помогли  бы  никакие  приемы  тарновода.  Я
растерянно оглянулся в поисках  какого-нибудь  оружия,  и  тут  -  я  едва
поверил своим глазам - в ветвях гнезда были втиснуты остатки моего  седла.
Я схватил копье из седла и повернулся. Птица слишком долго  целилась,  она
была уверена в моем бессилии. И  когда  она  шагнула  вперед,  не  обращая
внимание на копье, я вонзил его  широкий  наконечник  в  грудь  тарна.  Он
пошатнулся,  крылья  повисли,  и  птица  рухнула  на  гранитный  пол.  Она
несколько раз содрогнулась и глаза ее остекленели.  Она  умерла  в  то  же
мгновение, когда, когда наконечник пронзил ей сердце. Я вытащил  копье  и,
используя его как рычаг, спихнул труп в пропасть.
     Затем я вернулся в гнездо и осмотрел остатки упряжи. Лук  и  арбалет,
вместе со стрелами,  исчезли.  Наконечником  копья  я  разорвал  седельный
мешок. В нем лежал Домашний Камень  Ара,  невзрачный,  маленький,  плоский
камень коричневого цвета. Он был выгравирован еще в то время, когда Ар был
маленькой деревушкой.
     Я нетерпеливо отложил камень в сторону. В  сумке  должен  был  лежать
запас пищи на обратный путь в Ко-Ро-Ба. Первым делом я достал одну из двух
фляг и сухой паек. И вот, на вершине горы, под порывами сильного ветра,  я
получил такое наслаждение от обеда, какого не  получал  никогда,  хотя  он
состоял всего лишь из нескольких глотков воды, черствых бисквитов и  куска
мяса.
     Я порылся в седле еще и нашел свои старые карты и тот прибор, который
служит горийцам одновременно хронометром и компасом. Насколько я  выяснив,
вспоминая полет над Воском, я нахожусь  на  Вольтан  Рейндж,  или  Красных
Горах, как их еще называют, южнее реки и восточнее Ара. Это означало,  что
я все же пересек дорогу, но до или после орды Па-Кура  -  неизвестно.  Мои
вычисления подтвердились красноватым оттенком скал, причиной которого было
большое содержание оксида железа.
     Я достал из сумки путы и тетиву, решив использовать  их  для  ремонта
седла. Черт побери, как же я не  догадался  взять  запасное  стрекало!  Не
помешал бы и лишний свисток. Мой выпал, когда Талена скинула меня со спины
тарна.
     Я совсем не был уверен, что  смогу  управлять  тарном  без  стрекала.
Правда я редко применял его, даже реже, чем рекомендовалось. Но все же оно
всегда было рядом, готовое к работе. Теперь его не было. В  конце  концов,
все зависело от того, насколько удачна будет его охота,  и  еще  насколько
сильна в нем тяга к свободе. Я, конечно, могу убить его, но это не поможет
мне выбраться из гнезда.  Не  слишком  благоприятна  перспектива  голодной
смерти в убежище своего тарна. Да, я либо улечу, либо умру.
     За то время, которое он охотился, я успел починить, насколько мог,  с
помощью веревок и тетивы седло и упряжь. Когда мой тарн опустился на  край
гнезда, я уже  окончил  свою  работу,  успев  даже  собрать  мешок.  Почти
механически я положил туда Домашний Камень  Ара,  этот  простой  булыжник,
который так изменил мою жизнь и судьбу империи.
     В когтях тарна была антилопа, называемая табук,  которая  водилась  в
рощах ка-ла-на.  Спина  у  нее  была  сломана,  шея  и  голова  беспомощно
болтались.
     Когда он поел, я подошел к нему, что-то дружелюбно бормоча, как будто
ничего необычного не происходило. Дав ему рассмотреть упряжь, я  осторожно
надел ее ему на шею, потом накинул на спину седло, и заползая  под  брюхо,
застегнул его. Затем спокойно взобрался наверх по лесенке и, привязав ее к
луке седла, немного посидел на нем и решительно потянул за  первый  повод.
Черное чудовище поднялось в воздух и я облегченно вздохнул.
 
 
 
                         13. МАРЛЕНУС, УБАР АРА 
 
     Я летел к Ко-Ро-Ба, неся в сумке трофей, который, по крайней мере для
меня, был бесполезен. Он  уже  сделал  свое  дело.  Его  потеря  развалила
империю и на некоторое время гарантировала независимость  Ко-Ро-Ба  и  его
соседей. Но моя победа, если это можно назвать победой, не радовала  меня.
Моя миссия окончилась, но я не ликовал. Я утратил любимую  девушку,  пусть
она была жестока и вероломна.
     Я поднял тарна выше, чтобы видеть на две-три сотни  пасангов.  Вдали,
почти за горизонтом, билась серебряная  жилка  Воска  и  виднелась  полоса
Выжженной Земли. Бросил я  взгляд  и  на  красные  скалы  Вольтан  Рейндж,
убегающие к востоку. Южнее виднелся свет заходящего  солнца,  отражающийся
от цилиндров Ара на  севере.  На  некотором  расстоянии  от  Воска  горели
холодные огни костров Па-Кура.
     Потянув за второй повод, я направил тарна к Ко-Ро-Ба и  вдруг  увидел
прямо перед собой нечто, чего не ожидал встретить здесь,  и  это  испугало
меня. Внизу, защищенные со всех сторон  скалами,  видные  только  с  неба,
горели четыре или пять костров, возможно, какого-то горного  патруля,  или
охотничьей партии, гоняющейся  за  верром  -  горийским  горным  козлом  с
длинной шерстью и спиральными рогами,  либо  за  более  опасным  ларлом  -
леопардоподобным зверем, распространенным на Вольтан  Рейндж  и  некоторых
других грядах, и чьих визитов за пищей боялись люди равнин. Я снизился, не
веря, что костры принадлежат охотникам или патрулю. Что-то непохоже, чтобы
сейчас на Вольтан Рейндж оставался один из  арских  горных  патрулей,  или
чтобы там были охотники.
     И мои подозрения подтвердились. Возможно, люди из загадочного  лагеря
услышали шум крыльев тарна, или я на мгновение закрыл  одну  из  горийских
лун, но огни внезапно погасли, рассыпавшись искрами, а угли были мгновенно
залиты. Отверженные, решил я, или беженцы из Ара. Многим  должна  казаться
притягательной   удивительная   безопасность   гор.   Удовлетворив    свое
любопытство и не желая приземляться в темноте, откуда легко могло вылететь
копье, я потянул за первый повод,  решив,  наконец,  отправиться  назад  в
Ко-Ро-Ба, откуда улетел несколько дней  назад,  которые  показались  целой
вечностью.
     Во время подъема я услышал ужасный охотничий крик  ларла,  пронзивший
сумерки, упавшие на вершины гор.  Даже  тарн  содрогнулся  в  полете.  Вой
подхватили где-то среди скал еще  два  ларла.  Охотясь  в  одиночку,  ларл
молчит, бережет крик до последнего мгновения, когда сможет  привести  свою
жертву в оцепенение. Но этим вечером здесь охотилась стая ларлов, и  крики
диких зверей направляли жертву в сторону, откуда не раздавались крики.
     При свете трех лун, создающий причудливые переливы на земле, я увидел
ларла, легко крадущегося по открытому пространству, почти белого в  лунном
свете. Он остановился, поднял  свою  огромную  голову  -  два-три  фута  в
диаметре - и новый крик разорвал тишину. Ему мгновенно ответили где-то  за
два пасанга к западу и примерно с такого же расстояния с юга. Зверь  готов
был вновь двинуться вперед,  но  вдруг  его  остроконечные  пятнистые  уши
поднялись и он снова застыл. Я подумал, что он услышал тарна, но  ларл  не
обращал на нас никакого внимания.
     Я опустился еще ниже, ведя тарна широкими кругами и не выпуская ларла
из виду. Хвост животного заколотился по земле. Затем он припал к  почве  и
пополз вперед, почти касаясь поверхности, быстро, но осторожно. Уши  снова
спокойно  висели  по  бокам  широкой  головы.   Видеть   ларла,   бесшумно
крадущегося, подобно ветерку в  траве,  к  жертве,  было  и  прекрасно,  и
страшно.
     Случилось что-то неожиданное - какое-то животное старалось  разорвать
охотничий круг. Казалось бы, зачем ларлу беспокоиться о каком-то животном,
выбирающимся из этой сети криков и ужаса. Можно  пренебречь  одной  особью
ради целостности круга. Но это не так. По каким-то  причинам  ларл  всегда
разорвет охотничий круг, в котором  может  оказаться  несколько  животных,
ради  одного,  стремящегося  вырваться  на   свободу.   Хотя   это   чисто
инстинктивное действие со стороны ларла, оно учитывало тот факт, что после
многих поколений могло появиться животное,  передающее  свои  рефлексы  по
наследственности, потомок тех, кто уцелел после  того,  как  ларл  потерял
цель охоты. Это могли  быть  только  те  животные,  которые  не  стремятся
разрушить круг и на них легче всего охотиться.
     Внезапно, к своему ужасу, я увидел жертву ларла. Это был  человек,  с
поразительной беспечностью шагающий по скалам. На нем были  желтые  одежды
больного дар-косисом, этой страшной, неизлечимой болезнью Гора.
     Не раздумывая, я схватил копье и, рванув тарна  за  четвертый  повод,
повел его вниз. Птица приземлилась между жертвой и приближающимся ларлом.
     Решив не бросать копье с безопасной, но ненадежной дистанции, сидя  в
седле, я соскочил на землю, и ларл, разъяренный вмешательством, издал свой
парализующий крик и прыгнул. На мгновение я  действительно  оцепенел.  Как
стальной кулак ужаса поразил меня этот крик. Скорее всего, это был  просто
рефлекс.
     Но мгновение длилось недолго, и я поднял копье, чтобы встретить  удар
нападающего ларла. Мое появление  дезориентировало  его  или  спутало  его
рефлексы, возможно, крик был слишком коротким, или  же  я  слишком  быстро
оправился от него. И когда зверь прыгнул на свою  жертву  с  расстояния  в
двадцать футов, то вместо нее он встретил упертое в землю  копье,  которое
сжимал полуголый воин Ко-Ро-Ба. Наконечник копья исчез в теле разъяренного
ларла до самого древка, которое постепенно тоже  погружалось  в  тело  под
тяжестью животного. Я выпрыгнул из-под чудовищного  зверя,  избежав  удара
его когтистых передних лап. Древко  сломалось  и  ларл  рухнул  на  землю,
перекатился на спину и, яростно ревя, размахивал лапами,  пытаясь  вырвать
острие копья. Затем он содрогнулся  в  конвульсиях,  голова  упала,  глаза
затянулись белой пеленой.
     Я повернулся к человеку, которому спас жизнь. Он  сгорбился  в  своем
саваноподобном одеянии,  как  сломанная  бурей  ветка.  Его  лицо  скрывал
капюшон.
     -  Тут  еще  много  этих  зверей,  -  сказал  я,  -  пойдемте.  Здесь
небезопасно.
     Человек отшатнулся и  как  бы  уменьшился  в  своих  желтых  одеждах.
Указывая на свое лицо он прошептал:
     - Священная болезнь.
     Это буквальный перевод названия дар-косис,  или  еще  ее  называют  -
священное  страдание.  Болезнь  называется  так  потому,   что   считается
освященной Царствующими Жрецами, и человек, страдающий  ею,  освящен  ими.
Поэтому пролить его кровь - святотатство. С другой  стороны,  Страдальцам,
как их  называют,  нечего  бояться.  Их  болезнь  так  разрушительна,  так
беспощадна и столь страшна, что даже храбрейшие из изгнанников уступают им
дорогу, так что Страдальцы имеют наибольшую свободу передвижения на  Горе.
Конечно, им рекомендуется держаться подальше от людских поселений, и  если
они не следуют этому предостережению, то  могут  быть  встречены  камнями.
Странно, но побить Страдальцев камнями не  считается  преступлением  перед
Царствующими Жрецами, которым не нравится, когда проливают кровь больных.
     В качестве акта милосердия, Посвященные отделили им  несколько  мест,
называемых  дар-косисными  ямами,  где  Страдальцев,  отбывающих   в   них
добровольное заключение, снабжают пищей, сбрасываемой с  тарнов.  Попав  в
яму, Страдалец уже не может покинуть  ее.  Найдя  несчастного  на  Вольтан
Рейндж, так далеко от обычных путей и плодородных полей Гора, я решил, что
он убежал - если это возможно - из одной из этих ям.
     - Как тебя зовут? - спросил я.
     - Я из Страдальцев, - ответила роковая фигура. -  Страдальцы  мертвы,
мертвые не имеют имен, - он говорил хриплым шепотом.
     Я был рад, что сейчас ночь и капюшон скрывает его лицо -  я  не  имел
желания выяснять, сколько же плоти осталось еще на его черепе.
     - Ты убежал из Ямы?
     Человек съежился еще больше.
     - Со мной ты можешь не бояться, - сказал я.  Я  указал  на  тарна,  в
нетерпении взмахивающего крыльями. - Скорее на моего тарна.
     - Священная болезнь, - возразил человек, указывая на свой капюшон.
     - Я не могу позволить тебе умереть здесь, - сказал я и содрогнулся от
того, что придется взять этого  мертвеца,  этот  шепчущий  труп  с  собой.
Болезни я боялся больше, чем ларла, но я  не  мог  оставить  его  в  лапах
зверей.
     Человек хихикнул.
     -  Я  уже  мертв,  -  сказал  он  и  неприятно  рассмеялся.  -  Я  из
Страдальцев. Ты хочешь заболеть священной болезнью? - спросил он,  вытянув
свою руку и как бы стараясь схватить меня в темноте.
     Я в ужасе отпрянул.
     Существо шагнуло ко мне и упало  на  землю,  простонав.  Кряхтя,  оно
уселось на камень - завернутое в желтую ткань и  закачалось  вперед-назад,
издавая  какие-то  сумасшедшие  звуки,   что-то   вроде   причитания   или
всхлипывания.
     Где-то на  расстоянии  пасанга  раздался  вопль  разъяренного  ларла,
одного из компании, убитого мной. Он был расстроен неудачной охотой.
     - Вставай, - сказал я. - Времени мало.
     Я подавил дрожь отвращения и протянул ему руку.
     - Вот моя рука, - сказал я. - Я помогу тебе.
     Из  груды  желтых  одежд,  которые  были  живым  существом,  ко   мне
протянулась рука с пальцами, скрюченными, как у курицы. Невзирая на страх,
я сжал ее и стал поднимать страдальца.
     К моему удивлению, его рука крепко сжала мою и прежде, чем я что-либо
понял, моя рука дернулась и вывернулась. Я был брошен  к  ногам  человека,
который вскочил на ноги и поставил ногу мне на горло. В его руке  был  меч
воина и его острие уперлось мне в грудь. Он расхохотался и откинул капюшон
на плечи. Под  ним  оказалась  огромная  голова,  похожая  на  львиную,  с
длинными волосами и великолепной бородой. Человек выпрямился во весь  рост
и стал похож на гигантскую статую. Он вынул из-под своей  одежды  тарнский
свисток и дунул в него. Почти сразу же ему ответили другие свистки,  целая
дюжина. Через  минуту  воздух  наполнился  хлопаньем  крыльев  и  полсотни
тарнсменов появилось над нами.
     - Я - Марленус, убар Ара, - сказал человек.
 
 
 
                            14. СМЕРТЬ ТАРНА 
 
     Я был брошен на колени перед убаром. Спина моя кровоточила от  бичей.
Девять дней, проведенных в его лагере, меня непрерывно пытали. Впервые  за
это время я увидел его. Я решил, что эта  встреча  должна  положить  конец
моим мучениям - мучениям,  которым  подвергался  воин,  укравший  Домашний
камень его города.
     Один из тарнсменов Марленуса схватил меня за волосы  и  наклонил  мою
голову к сандалиям убара. Я попытался выпрямиться, и в моих глазах не было
того, что доставило бы ему наслаждение. Мы находились в  гранитной  пещере
одной из гор Вольтана, вокруг горели костры. Передо мной, на грубом  троне
из обломков скал,  сидел  Марленус,  его  длинные  волосы  разметались  по
плечам, борода достигала  рукоятки  меча.  Он  был  гигантом,  даже  более
огромным, чем старший Тэрл, и в его  глазах  я  увидел  огонь  могущества,
горевший и в глазах его дочери Талены. Хотя я должен был умереть  от  руки
этого великолепного варвара, я не чувствовал к  нему  ненависти.  Если  бы
сейчас я должен был бы убить его, я сделал бы это  с  уважением,  а  не  с
ненавистью и презрением.
     На шее у него висела золотая цепь с медальоном, изображающим Домашний
Камень Ара. В руках  у  него  был  сам  Камень,  этот  ничтожный  источник
стольких страданий и  страстей,  кровопролитий  и  славы.  Он  держал  его
бережно, как ребенка.
     У входа двое из его людей укрепили тарларионскую пику, вроде тех, что
были  у  Казрака  и  его   товарищей,   в   щели,   наверное,   специально
приготовленной  для  этого.  Вероятно,  с  ее  помощью  меня  должны  были
заколоть. Существовали разные  пути  прекращения  моего  существования,  и
некоторые из них были милосерднее других.  Я