сь
Маленкову, готовились Шамбергом, грамотеем и умницей. Я много  раз  встречал
Шамберга-сына у Маленкова, и он мне очень нравился: и молод, и  способен,  и
образован. Тоже был экономистом. И  вдруг  мне  рассказала  жена  Маленкова,
Валерия Алексеевна, к которой я относился  с  большим  уважением,  что  Воля
разошлась с первым мужем и вышла за архитектора. Не стану сравнивать, кто из
них хуже или лучше, это личное дело. Жена сама определяет, какой муж  у  нее
лучше, - первый или второй. Я же считаю, что и второй был хорошим парнем. Он
был моложе жены на несколько лет. Воле это могло нравиться. Но оставить сына
отцовского друга? Мне это было и непонятно, и неприятно.
   Маленков не был антисемитом. Да он и  не  говорил  мне,  что  Сталин  ему
что-то сказал на этот счет. Но я убежден, что даже  если  Сталин  ему  прямо
ничего такого и не сказал, то когда он услышал, что Сталин потребовал, чтобы
Светлана развелась со  своим  мужем,  потому  что  тот  еврей,  то  Маленков
"догадался" сам и заставил  сделать  то  же  самое  свою  дочь.  Тут  налицо
проявление самого низкопробного, позорного антисемитизма. Я лично  Маленкову
это не приписываю; перед нами холуйское услужение: если Сталин  так  сделал,
то и он так поступит. Вообще же я считал, что  Маленков  был  нормальным  по
взглядам человеком и не болел упомянутой позорной болезнью.
   Светлана тоже вторично вышла замуж. Это уже  Сталин  захотел,  чтобы  она
вышла  замуж   за   сына   Жданова,   Юрия,   сейчас   ректора   Ростовского
университета(3). И он  нравился  мне:  умный,  образованный,  рассудительный
человек. И Сталину он нравился, зато он не понравился Светлане, и уже  после
смерти Сталина они все же разошлись. Я опять переживал это.  Мне  просто  не
хотелось  слышать,  как  люди  злословили   о   ней,   что   она   проявляет
непостоянство. Затем она долгое время жила  одиноко.  У  нее  осталось  двое
детей: сын от первого мужа и дочь от второго.
   Примерно за год до окончания моей политической деятельности Микоян как-то
сказал мне, что к нему приходила Светлана и просила его совета:  она  хотела
бы выйти замуж за журналиста-индуса. Микоян сказал, что она его любит; индус
старше ее, но она давно с ним знакома и он порядочный  человек,  к  тому  же
коммунист. "Она, - говорит, - просила, чтобы я и у тебя узнал,  каково  твое
отношение к этому?". Я ответил: "Если она считает, что он достойный человек,
пусть выходит замуж. Выбор за ней, а мы  здесь  ни  при  чем,  мы  не  будем
вмешиваться. То, что он не гражданин  Советского  Союза,  не  может  служить
препятствием. Пусть решает сама". И она вышла за  него  замуж.  Я  узнал  об
этом, когда уже находился на пенсии, и был доволен, поскольку  хотел,  чтобы
она устроилась наконец в своей личной жизни.
   Как я узнал, этот индус умер. Светлана поехала похоронить его на родине и
не вернулась. Я был буквально потрясен. Несколько дней не верил этому,  пока
не получил неопровержимых  подтверждений.  Ее  книги  я  целиком  не  читал.
Западное радио передавало выдержки из нее, которые были ему  выгодны.  Может
быть, такие места и не характерны для всей книги, но то, что было  передано,
мне показалось по меньшей мере странным. Как советский человек,  выросший  в
наших  условиях,  да  еще  дочь  Сталина,  мог  написать  такое?  Она   ведь
воспитывалась в окружении советских людей, и я бы не сказал,  что  это  было
только окружение Сталина. Правда, толком я не знаю, что за люди были  у  нее
воспитателями. Помню, что там маячила одно время красивая грузинка,  но  она
вроде бы промелькнула и исчезла. Кто-то сказал мне, что это  воспитательница
Светланы. Не знаю, что  это  за  воспитательница  и  откуда  она  появилась.
Пронесся слух, что это было подставное  лицо  Берии,  подосланное  не  то  к
Светлане, не то к Сталину. В школе Светлана училась  хорошо  и  не  вызывала
нареканий.
   Полагаю, что получился результат надлома психики у молодой  женщины.  Еще
бы... Раньше умерла мать, и при каких  обстоятельствах!  Она  понимала,  что
мать погибла в результате тех взаимоотношений, которые создались между нею и
отцом. И не просто умерла,  а  покончила  жизнь  самоубийством.  Сплетничали
даже, что Сталин ее убил. Я и сейчас не могу сказать, где тут правда, потому
что знаю две версии: одна - что Сталин ее застрелил; другая, более вероятная
версия, что  она  застрелилась  в  результате  оскорбления,  нанесенного  ее
женской чести. Конечно, о  каком-то  варианте  и  Светлана  знала  и  сильно
переживала, на  нее  это  подействовало.  Потом  вышла  замуж  и  развелась,
осталась с сыном. Снова вышла замуж и сама  уже  оставила  второго  супруга,
сохранив от него дочь. Для молодой женщины это не очень-то нормально.
   Да и с собственным отцом у нее были сложные отношения. Отец любил ее,  но
свои чувства выражал звероподобными приемами, вроде нежности кошки с мышкой.
Это  тоже  могло  надламывать  душу  ребенка,  потом   девушки   и   наконец
женщины-матери. Затем стряслась смерть отца, вскрылись  его  злоупотребления
властью,  что  тоже  было  для   нее   страшным   потрясением.   Сложившиеся
обстоятельства терзали ее душу и влияли  на  ее  психику.  И  вот  последняя
капля, переполнившая чашу: смерть третьего мужа, похороны.
   О том, что произошло дальше, мне  передавали  такие  люди,  которые  сами
пользовались лишь слухами. Почему она  не  вернулась?  Я  говорю  о  версии,
потому что достоверно мне ничего не известно. Она после похорон мужа  пришла
в наше посольство. Послом в Индии был  Бенедиктов(4).  Я  хорошо  знал  его:
"выдержанный" человек. Она хотела задержаться в Индии на несколько  месяцев,
а Бенедиктов посоветовал ей немедленно выехать в Советский Союз. Когда посол
рекомендует гражданину тотчас убыть домой, это  сразу  настораживает  любого
человека. Тем более что Светлана знала все манеры, которые  у  нас  в  такой
связи проявлялись. Значит, к ней выражается недоверие. А оно может кончиться
плачевно для лица, которое хотят как можно скорее вернуть на родину. Тут  не
забота о человеке, а политическое недоверие, унизительное  и  оскорбительное
отношение, которое выводит из равновесия даже уравновешенных людей.
   А Светлана не была уравновешенной, как  это  видно  и  по  содержанию  ее
книги. Она была надломлена и обратилась за помощью  к  иностранной  державе,
пошла к американскому послу, уехала в Швейцарию,  а  оттуда  в  США.  Глупый
поступок, который нельзя ничем оправдать. Но глупо поступили и с ней. Грубо.
Это - полицейская мера со стороны людей, которые  должны  были  бы  проявить
такт и уважение к личности женщины и гражданина. Что, по-моему,  нужно  было
бы сделать? Я убежден, что того не получилось бы, если бы  с  ней  поступили
иначе. Когда она пришла в посольство и сказала, что ей необходимо  побыть  в
Индии месяца два или три, надо было ответить: "Светлана Иосифовна, зачем три
месяца? Возьмите себе визу года на два или три. Можете  взять  и  бессрочную
визу, живите здесь. Когда захотите, приедете домой, в Советский Союз". Нужно
было дать ей свободу выбора и тем самым морально ее укрепить, показать,  что
к ней относятся с доверием.
   Я убежден, что если бы с ней так поступили и даже если бы она  имела  уже
написанной свою книгу, она бы ее либо не опубликовала, либо  переделала.  Но
ей показали, что она находится под подозрением. Умная женщина  сразу  поняла
это. Политическое недоверие к ней, дочери Сталина, переполнило чашу.  И  она
бросилась в омут эмигрантской  жизни,  лишила  себя  родины,  рассталась  со
своими  детьми  и  друзьями.  Очень,  очень  печально.  Мне  жаль  Светлану.
По-прежнему называю ее так, хотя  она  давно  уже  Светлана  Иосифовна.  Так
ужасно закончилось ее существование как нашего, советского человека. Безумно
жаль!
   Существуют примеры в  подтверждение  моей  правоты.  Когда  я  возглавлял
правительство,  молодой  пианист  Ашкенази(5)  получил  первую   премию   на
Московском  музыкальном  конкурсе  имени  Чайковского.  Он  был   женат   на
англичанке, которая училась у нас в консерватории, и у них появился ребенок.
Они поехали в Англию, где живут родители его жены.  Мне  говорили,  что  она
родом из Ирландии, но английская подданная. Ашкенази -  хороший  пианист,  я
слушал его игру и потом поздравлял его, когда ему  была  присуждена  премия.
Теперь же я его слушаю по радио. Так вот, он пришел в советское посольство в
Лондоне и сообщил, что его жена отказывается теперь ехать в Советский  Союз,
а он ее очень любит, у них дитя, и он спросил, как ему быть. Посол сейчас же
доложил о происшедшем в Москву, а мне передал затем  Громыко,  что  получена
такая-то телеграмма от нашего посла.
   Я посоветовался с товарищами и предложил:  "Дадим  ему  загранпаспорт  на
такой срок, какой он сам захочет. Он сможет с этим паспортом всегда приехать
в Советский Союз, если пожелает. Это единственная разумная возможность. Если
мы будем насильно добиваться, чтобы он вернулся, то он, видимо, не вернется.
Он  же  не  антисоветский  человек,   но   мы   его   искусственно   сделаем
антисоветским, потому что раз он не выполнит нашей воли, то  противопоставит
себя правительству СССР. Сейчас  же  найдутся  комментаторы  и  толкователи,
которые начнут обрабатывать его в  антисоветском  духе.  Зачем  нам  плодить
таких людей? Что вообще случится, если он станет  жить  в  Лондоне,  а  сюда
будет приезжать на концерты? Он же музыкант,  человек  свободной  профессии,
будет на родине выступать с концертами и  останется  гражданином  Советского
Союза". Все согласились. Так мы и сделали. И мне  приятно,  когда  я  сейчас
включаю радио, слышать, если  объявляют,  что  в  Москве  выступает  пианист
Ашкенази. Приятно, что мы сохранили честное имя крупного пианиста  за  нами,
за Советским Союзом, и заодно не разрушили семейную жизнь.
   Может быть, настанет время, когда он  и  другие  такие  же  люди  захотят
приехать и обосноваться у нас. А может  случиться,  что  они  обоснуются  за
рубежом, я этого не исключаю. Ну, и что? Полагаю, настала пора, когда  нужно
предоставить возможность гражданам Советского Союза  жить,  где  они  хотят.
Если желают выехать в какую-либо страну, пожалуйста! Невероятное дело  после
50  лет  существования  советской  власти  держать  людей  под  замком.  Мы,
коммунисты, считаем, что капиталистический строй - это проклятье. Люди труда
обрекаются там на капиталистическое рабство. Мы строим социализм и во многом
преуспели в этом строительстве, а дальше еще больше  преуспеем.  Наш  строй,
безусловно, самый  прогрессивный  на  данном  этапе  развития  человечества.
Значит, если сравнивать "по-библейски" - это рай. Но рай не  в  том  смысле,
когда все сыплется из рога изобилия, а ты только подставляй рот. Нет, такого
рая нет, и когда  он  будет,  я  даже  не  знаю.  Но  ведь  все  оценивается
относительно. Так чего же мы сами себе противоречим? Строим хорошую жизнь, а
чтобы удержать людей в этой хорошей жизни, держим границу за семью замками?
   Иной раз и не враги, а наши, советские зубоскалы говорят: "Чего же в  рай
дубинкой гоните?". Эти слова мы слышали,  и  когда  принудительным  порядком
проводилась коллективизация, и в других случаях.  Считаю,  что  пора  лишить
таких врагов социализма аргументов. Почему мы не доверяем людям - строителям
социализма?  Надо  показать,  что  все  они  являются  вольными  гражданами,
свободными строителями новой жизни, что они созидают социализм в  результате
своих убеждений, а не принуждения или таких условий жизни, когда им податься
некуда. Это позорит нас. Пришло время ликвидировать такой позор.
   Вот Югославия. Она не богаче нас живет. Я, когда в последний  раз  был  в
Югославии, беседовал с Тито,  и  об  этих  беседах  с  удовольствием  сейчас
вспоминаю. Я его расспрашивал: "Как у вас дела с границей?" Он:  "Граница  у
нас такая: подъезжает  человек,  говорит,  куда  он  едет,  и  все,  никакой
проверки.  Отъезжающий  выполняет  элементарные  формальности,   поднимается
шлагбаум, машина въезжает в Югославию или выезжает из нее. То же относится к
людям, которые приезжают из других стран в  Югославию.  И  так  же  свободно
выезжает за границу каждый  югослав".  Он  рассказывал,  что  у  них  многие
шахтеры едут работать в Западную Германию.  Говорят:  "Поеду  заработать  на
машину". И что случилось с Югославией? Она исчезла от этого? Нет.
   Между прочим, когда я поставил вопрос о том,  чтобы  восстановить  добрые
отношения СССР с Югославией, то необходимость  этого  никак  не  мог  понять
Суслов. Он старался доказать, что в Югославии нет  социализма,  что  это  не
социалистическая страна. Я ему: "Давайте проанализируем. Создадим  комиссию,
пусть она изучит по элементам,  какие  общественные  признаки  существуют  в
каждой стране, которая является капиталистической или  которую  мы  называем
социалистической". Такая комиссия была создана и представила соответствующие
документы. Я заранее был убежден  в  итогах  ее  выводов,  но  хотел,  чтобы
авторитетная комиссия все  наглядно  проанализировала  бы.  Такие  документы
лежат в Центральном Комитете партии. В них доказано, что в Югославии  налицо
признаки социализма, что на этих основах построено Югославское  государство.
Так почему бы нам  не  последовать  примеру  Югославии  и  не  открыть  свои
границы?
   Если это невозможно, то какая же тогда у нас свобода? Могут сказать, что,
мол, у нас классовый состав общества. Но это относилось  к  давнему  периоду
нашего существования. Сейчас, через 50 лет  после  того,  как  ликвидированы
враждебные классы, эти аргументы, как говорится, для дураков.  Для  мыслящих
людей - это позорная аргументация.
   Ну, а если бы мы позволили Светлане самой решать и она бы  не  вернулась?
Ну, что же, жалко было бы, но ничего не поделаешь. Ведь она не  вернулась  и
при существующем порядке выдачи виз. И  еще  один  эпизод  из  области  того
наследия, которое цепями лежит на сознании руководителей СССР. Наша балерина
номер один, лучшая балерина не только  в  Советском  Союзе,  но  и  мирового
балетного искусства Майя Плисецкая(6): какова ее судьба?  Когда  выезжал  за
границу Большой театр,  ее  всегда  исключали  из  списка  отъезжавших.  Мне
докладывали, что ей нельзя доверять, что она может не вернуться. Я ее  лично
не знал, и я с ней никогда не  разговаривал,  не  имел  представления  о  ее
настроениях. Конечно,  было  бы  неприятно,  если  бы  такая  балерина,  как
Плисецкая, покинула Советский Союз. Это была  бы  демонстрация,  а  для  нас
болезненный укол.
   И вот однажды, когда готовилась к выезду за  границу  очередная  балетная
труппа, я получил как секретарь ЦК  партии  письмо  от  Плисецкой,  довольно
большое и искреннее. Она  писала,  что  она  патриотка,  что  ее  обижает  и
оскорбляет недоверие, которое ей выражается, и заверяла в  своей  честности.
Встал вопрос: как быть? Я размножил ее письмо, и  все  члены  Президиума  ЦК
партии прочитали его. Я предложил включить ее в список. Выражались сомнения,
что она может не вернуться.  "Да,  может.  Но  она  говорит,  что  этого  не
случится. И я ей верю. Нельзя жить без доверия. Если она написала  нечестно,
а просто, чтобы вырваться, ну,  что  же,  переживем".  Она  поехала.  Я  был
вознагражден, не знаю, во сколько крат, когда она  с  блеском  выступила  за
границей и вернулась, приумножив славу советского балетного искусства, нашей
культуры. А если бы мы продолжали ее "не пущать"? Мы бы искалечили  человека
или сделали бы из нее антисоветскую личность. Потому что самое хрупкое - это
психика человека, и ее надо оберегать, чтобы не надломить. Неосторожный  шаг
может вывести любого из равновесия, и он окажется роковым шагом в  жизни.  Я
был горд правильным решением, и мне было  приятно,  что  балерина  правильно
оценила доверие.
   Еще один случай: с известным пианистом Рихтером(7). Тоже встал вопрос его
выезда  за  границу.  Мне  докладывают,  что  есть   возражения.   По-моему,
Фурцева(8) докладывала мне, что наша  госбезопасность  возражает.  Какие  же
основания? У него в Западной Германии живет мать, и неизвестно, вернется  он
или не вернется. Конечно, потеря такого крупного музыканта,  как  Рихтер,  -
ущерб для страны. Это ведь в музыкальном мире человек № 1. Что же делать?  Я
говорю: "Пусть он едет". Высказывалась мысль потребовать от него,  чтобы  он
не заезжал в ФРГ. И я сказал: "Если он выедет  за  пределы  наших  границ  с
вырванным у него  обязательством  не  заезжать  в  Западную  Германию  и  не
встречаться с матерью, то глупее этого ничего не может быть. Наоборот,  надо
посоветовать ему: "Вы не видели мать столько лет, поезжайте,  повидайтесь  с
ней". Надо, чтобы он не почувствовал, что мы против этого". Рихтер поехал  в
Западную Германию, встречался с матерью. Мне рассказывали, что мать чуть  ли
не бросила его и уехала, когда немцы оккупировали Украину. Она  жила  тогда,
кажется, в Одессе. А сын вырос здесь. И он вернулся.
   Потом он ездил по Америке с концертами. Там ему подарили чудесный  рояль.
Пришла Фурцева и говорит: "Как быть? По нашим законам, чтобы перевезти рояль
через границу, надо заплатить большую пошлину. Рихтер не в состоянии  будет,
видимо, заплатить ее". Я: "Передайте от меня тем, кто занимается на  границе
пошлинами, что надо оформить все так, чтобы пошлину с него вообще не  брали.
Раз он в США получил в премию рояль,  то  не  нам  ставить  препятствия  для
владения подарком. Если мы его лишим подарка, то у него  сохранится  в  душе
Горький осадок, огорчение. Для музыканта иметь хороший инструмент -  большая
радость.  Не  лишайте  его  этой  радости,  он  заслуживает   ее,   большего
заслуживает!" А Фурцева тоже была довольна, что  так  решен  вопрос.  Сейчас
Рихтер много выступает повсюду, разъезжает, и не знаю, существует ли  вообще
вопрос в связи с его гражданской честностью.
   Могут ли возникнуть случаи, когда наше  доверие  будет  обмануто?  Могут.
Среди 200  с  лишним  миллионов  человек,  конечно,  найдутся  и  чистые,  и
нечистые. Нечистые уйдут на поверхность, как всякое легкое вещество, которое
плавает на воде, и они волнами будут отбиты от  наших  берегов.  Пусть  себе
плывут по течению. Могут принять схожее решение и  люди,  о  которых  нельзя
говорить плохо. Одни могут проявить какое-то временное колебание. Другие  же
просто  захотят  попробовать  зарубежную  жизнь,  в   каких-то   проявлениях
привлекательную. Пускай! Нельзя захватить власть, построить частокол,  и  не
изволь подходить даже к нему, а не то что переходить через частокол. Нельзя!
Вспомните Ленина. Мы врагов в первые годы революции и советской власти  сами
высылали за границу, а для желающих выехать были  открыты  все  возможности:
пожалуйста, берите чемоданы и уезжайте! И уезжали.
   Помню, в 1919 г. я  был  в  Красной  Армии  и  служил  в  Курске,  многие
переселялись оттуда на Украину. В красноармейском "устном  вестнике"  ходили
анекдоты о том, как переходили эту границу, скрывали личные ценности и какие
находили люди потайные места, чтобы  спрятать  небольшие,  но  очень  ценные
вещи. Может быть, эта правда сдобрена солдатскими молодежными выдумками.  Но
такие факты были. Люди уезжали открыто. А теперь,  спустя  50  лет,  мы  тем
более должны создать такие общественные отношения, чтобы не видеть в  каждом
человеке невозвращенца. Стоять на другой  позиции  -  значит  позорить  наши
идеи, наше учение, наш строй. Я резко против этого.
   То, что подобный метод был применен к Светлане, меня  очень  огорчает.  Я
думаю, что еще и сейчас не все потеряно, что она еще может вернуться, у  нее
может окрепнуть мысль возвратиться к своим детям. Пусть бы она хотя бы имела
такую возможность, знала, что если захочет вернуться, то  сможет,  и  ей  не
будет поставлена в укор ее слабость. Осуждая Светлану за то, что она приняла
неразумное решение, я осуждаю и тех, кто не подал ей руку, чтобы  помочь  ей
найти правильное решение, и своими глупыми шагами  толкнул  ее