ович. Он прибыл от Юзовской организации и довольно активно вел  себя на
этих совещаниях.  Тогда  он  носил  фамилию  Кошерович4.  Я не знал, что  он
Каганович,  я его  знал  как  Кошеровича. Кагановичу я  не только доверял  и
уважал его, но, как говорится, и стоял горой за него.
     Тогда Каганович еще не был  признанным партийным руководителем (я  уж и
не  говорю  о  партийном  вожде).  В  ЦК  КП(б)У у него  были очень  сложные
отношения с  коллективом. Против него вели борьбу  "старики"  -- Петровский,
Чубарь  и  другие,  не  признавала  его Екатеринославская  группа,  где было
сильным  влияние   Григория   Ивановича  Петровского.   Опорой   Кагановича,
собственно,  был  Донбасс,  главным образом  Сталине,  Луганск  и  Артемовск
(бывший  Бахмут).  В  Бахмуте  Кагановичу доверие оказывалось  больше  через
Радченко5, чем  непосредственно. Там был  секретарем Никитенко, а он являлся
близким человеком  Радченко, Радченко же был председателем Совета профсоюзов
Украины. Сам  рабочий, очень авторитетный  человек,  член партии, кажется, с
1912  г., он  тоже  безвременно погиб. Хотя сам  Радченко был  интриганистым
руководителем, но человеком честным, и сомнений в
     его  преданности  делу  партии  не  могло  быть.   А  его  интриганство
проявлялось в  отношении  к  определенным лицам, но не  к  партии,  не  к ее
генеральной линии.
     Итак, после разговора с Кагановичем я, все взвесив,  уже  сам  не хотел
оставаться  в Сталине, потому  что видел, что у меня могут  сложиться плохие
отношения со Строгановым, а я не хотел какой-то борьбы с ним. Его только что
прислали,  он  не  знал  пока производства, но мог узнать, это не мотив  для
неуважения. Я считал, что  лучше мне уйти  и пусть  он укореняется.  Тогда я
сказал Кагановичу, что  согласен пойти в  орготдел ЦК КП(б)У, но с условием,
чтобы послали меня работать при первой  возможности в какой-либо  округ, а в
какой,  мне  было безразлично,  хотя  желательно, чтобы  в  промышленный.  Я
считал,   что  сельского   хозяйства   я   все   же  не  знаю,   никогда   в
сельскохозяйственных  районах   не  работал,  а  все   время  был  связан  с
промышленностью и чувствовал себя здесь в своей тарелке.
     Начал работать на новом месте. В Харькове мне  не  понравилось, как я и
ожидал.  Канцелярская  работа:  через  бумаги  живого  дела  не видишь.  Это
специфическая  работа,  а я человек земли, конкретного дела,  угля, металла,
химии и в какой-то степени сельского хозяйства. В Сталине сельское хозяйство
не было главным, главным у нас был уголь. Уголь -- это хлеб  промышленности,
и ему мы  уделяли большое внимание. У  меня  сложились  хорошие  отношения с
руководством угольной промышленности. Тогда ею  руководил  Рухимович6. Я его
очень уважал. Он тоже безвременно погиб, был расстрелян. У меня были хорошие
отношения и с  руководителем Югостали7 (это, собственно говоря. Министерство
черной  металлургии  Юга),  которая  находилась в Харькове.  Возглавлял  ее,
кажется, Иванов8. Я меньше его знал, чем Рухимовича, потому что Рухимович ни
одного  совещания угольщиков  и хозяйственников  не  проводил  без меня:  он
всегда  приглашал  меня, и я присутствовал от  окружного комитета  партии. И
вдруг у меня все это оборвалось, и я стал заниматься бумагами, а это пища не
для меня, меня сразу отвернуло от нее.  Я раз или два ходил по этому вопросу
к Кагановичу и стал напоминать ему, что он мне обещал помочь уйти.
     1  ДЕМЧЕНКО Н.Н.  (1896  -- 1937) -- из  мещан, член РСДРП с  1916  г.,
занимал ряд партийных и  государственных  постов в УССР. В 1929  -- 1932 гг.
нарком  земледелия   Украины,  с  1932  г.  --  секретарь  Киевского,  потом
Харьковского обкомов КП(б)У, в 1936 г. первый заместитель наркома земледелия
СССР,
     в  1937 г. нарком  зерновых  и  животноводческих  совхозов  СССР,  член
Политбюро ЦК КП(б)У с 1931 года. Репрессирован, реабилитирован посмертно.
     2 СТРОГАНОВ  В.А. (1888 -- 1938) -- крестьянин, член РСДРП с 1905 года.
С  1917   г.  на  ответственной  советской  и  партийной  работе,  секретарь
Сталинского, потом Харьковского окружкомов  КП(б)У в  1927  --  1930 гг., до
1932  г.  второй  секретарь ЦК  КП(б)У, секретарь  Днепропетровского  обкома
КП(б)У,  член  Политбюро  ЦК  КП(б)У в 1930  --  1933  годах. Репрессирован,
реабилитирован посмертно.
     3 Металлозавод с начальным французским капиталом.
     4  Под псевдонимом  Борис  КОШЕРОВИЧ  он  работал  на  обувной  фабрике
"Новороссийского общества", участвуя  в деятельности  местной большевистской
организации.
     5 РАДЧЕНКО  А.Ф. (1887 --  1938) --  крестьянин,  член РСДРП с  1912 г.
После 1917 г. находился на советской и профсоюзной работе. В 1924-- 1925 гг.
секретарь Сталинского губкома  КП(б)У,  в  1925  --  1928  гг.  председатель
Всеукраинского  совета  профсоюзов  и  член Политбюро ЦК  КП(б)У, с  1929 г.
занимал   различные   партийные  должности.   Репрессирован,  реабилитирован
посмертно.
     6  РУХИМОВИЧ  М.Л.  (1889-1938)--  рабочий,  член  РСДРП  с  1913 года,
активный участник Гражданской войны и борьбы за Советскую власть на Украине.
В  1921  --1922гг.  председатель Юзовского  губисполкома,  в  1923--1925 гг.
управляющий трестом  "Донуголь", затем  председатель ВСНХ УССР и заместитель
председателя ВСНХ  СССР.  В 1930  --  1934 гг. нарком путей сообщения РСФСР,
управляющий  трестом  "Кузбассуголь".  Перед  репрессированием  был наркомом
оборонной промышленности СССР. Реабилитирован посмертно.
     7   Комбинат   "ЮГОСТАЛЬ"   был   создан   в   1921   г.  как   ведущая
государственно-хозяйственная организация металлургических заводов и угольных
шахт Юга страны.
     8  ИВАНОВ  С.Н. -- член  РКП(б) с  1920  г.,  инженерно-хозяйственный и
партийный работник.


ПЕРЕЕЗД В КИЕВ

     Однажды Каганович мне  позвонил и говорит:  "Вы  просили меня перевести
Вас в  какой-либо округ на партийную работу. Если Вы не возражаете, то я  бы
Вам  предложил Киев.  Состоялось  решение, в Киев идет секретарем  окружного
комитета  товарищ  Демченко, а Демченко просит, чтобы  Вас отпустили  с  ним
заведовать  орготделом Киевского  окружкома.  Если  Вы  согласны, то  можете
буквально сейчас же  (это  было воскресенье) брать билет и выезжать в  Киев.
Там все известно, Демченко знает, и он с удовольствием Вас встретит".
     Я, не раздумывая,  дал согласие. Киевская организация  тогда  у  нас не
считалась  пролетарской,  боевой.  Шла  такая  слава,  что  в  Киеве  сильна
украинская  националистическая тенденция.  Так  оно  действительно  и  было.
Пролетариат там был слабый, а интеллигенция группировалась вокруг украинской
Академии  наук. Возглавлял эту интеллигенцию тогда  Грушевский  1. Там  была
сильна  и троцкистская  организация. Считалось,  что  там  сложно  работать,
особенно  русским:  к ним  не особенно  хорошее  было  отношение. Поэтому  я
полагал, что,  так как  националисты  считали меня безнадежным русаком,  мне
будет там трудно.
     Тем не менее я сейчас  же приобрел билет и вечером выехал в Киев. Утром
уже был там. Первый раз  в  жизни попал я в  Киев, в  этот большой город. До
этого я, собственно говоря, видел, не считая Москвы,  Харьков, Екатеринослав
и  Мариуполь.  Я не называю  здесь  Бахмут, а Юзовка еще не  считалась  даже
городом. Киев на меня произвел сильное впечатление. Как только я приехал, то
с чемоданом  в  руке  пошел прямо  на берег Днепра. Меня тянуло взглянуть на
Днепр, потому что я много слышал и кое-что читал о нем. Мне хотелось увидеть
эту мощную реку.
     Начал  я  свою  партийную  и  трудовую деятельность  в  Киеве вместе  с
Демченко.  Председателем облисполкома был Войцеховский. Он  тоже безвременно
погиб,  его расстреляли. Это был  человек  с  некоторым  налетом украинского
национализма.  Раньше  он  состоял   в   подпольной   социал-демократической
украинской организации,  но  был честный  и  уважаемый  человек.  Мягкий  по
характеру, лощеный интеллигент, но приятный человек и старательный работник.
В Киеве  он был "на своем месте". Демченко учился на медицинском факультете,
но не окончил его. Член партии с  1916 г., он к рабочим не особенно тяготел,
а больше тянулся к  интеллигенции и занимался вопросами Академии наук. Потом
ему от  ЦК  КП(б)У было  поручено заниматься  Западной  (или,  как  украинцы
говорили, Захидной) КПУ, то есть Львовщиной,  Тарнополем* и прочим. Это была
большая политическая работа, и я считал, что он хорошо ее делал.
     Вот таким образом я попал в Киев. На меня была взвалена текущая местная
внутренняя работа -- рабочие и село. Нужно признаться, что сейчас  мне очень
приятно  вспоминать  о  том  времени. Мне  работалось  там хорошо  и  легко.
Киевляне ко мне  относились с большим  доверием и, я бы сказал, с уважением.
Имелись и трудности, было много безработных, чего в Донбассе мы не встре-
     ------------------------------------
     * С 1944 г. Тернополь
     чали.  Шел 1928  год,  а  в Киеве с Красным знаменем ходили  по улицам,
демонстрируя, безработные. Мы их  потом  собрали в старом помещении Киевской
городской  думы2, там был зал человек на 400 -- 500, и там  они митинговали.
Имелись там еще и меньшевики, и эсеры, и украинских националистов оставалось
много,  сильное  было   и   троцкистское  влияние.  Троцкисты   использовали
трудности, которые имелись в Киеве.
     Эти безработные тоже были довольно характерными, потому что безработицы
тогда на  Украине вообще-то не было, даже имелся недостаток в рабочих, а вот
там было много безработных, даже коммунистов. Годами ходили они без  работы.
Когда  я предложил: "Пожалуйста, я вам могу сейчас же работу  найти", -- они
вроде бы обрадовались. Спрашивают: "Куда?". Я говорю: "В  Донбасс". -- "Нет,
мы, --  говорят,  -- еще походим".  И вот целый год ходят они и еще  готовы,
видимо,  год-два ходить. Но в Донбасс  ехать не хотят:  это  провинция.  Там
шахтеры, а они не приспособлены к такому труду. Меня это  возмущало,  потому
что я  детство  там провел и для  меня Донбасс, Юзовка  -- родная стихия,  я
скучал по шахтерам, сжился с ними...
     Проработал я в Киеве весь 1928 год. В 1929 г. мне  уже стукнуло 35 лет.
Это был последний год, когда я мог еще думать о поступлении в высшее учебное
заведение,  а я окончил  только  рабфак,  и меня все  время  тянуло получить
высшее образование. Поэтому я стал добиваться посылки меня на учебу.
     1   ГРУШЕВСКИЙ   М.С.   (1866--1934)--крупный  украинский   историк   и
литературовед, участник украинского национального движения, в 1917--1918 гг.
председатель Центральной рады, академик АН УССР с  1924  г. и АН СССР с 1929
г., автор многочисленных научных трудов.
     2 Позже там помещался Киевский городской Дом учителя.


В ПРОМАКАДЕМИИ

     Тут  я  встретил  сопротивление.  К тому времени Каганович уже  уехал в
Москву, работать  в  ЦК, а вместо него был прислан Косиор1. В Киеве считали,
что я -- близкий  к  Кагановичу человек (а это так  действительно  и было) и
поэтому ухожу еще и потому,
     что  не  хочу  с  Косиором  иметь  дело,  не  хочу  с  ним  работать  и
поддерживать  его.  Это было не так.  Я Косиора мало  знал,  но  с уважением
относился к  нему. Косиор  по характеру довольно мягкий, приятный человек  и
разумный. Я бы сказал, что  в  смысле отношений с людьми  он стоял выше, чем
Каганович, но как организатор он, конечно,  уступал ему. Каганович --  более
четкий  и  более деятельный человек: это действительно  буря. Он  может даже
наломать дров, но решит задачу,  которая ставится Центральным Комитетом.  Он
был более пробивной человек, чем Косиор.
     Я посчитал  необходимым поехать  в Харьков и объясниться  с Косиором. Я
сказал ему: "Мне уже 35 лет. Я хочу учиться. Поймите меня. Я прошу ЦК КП(б)У
понять и поддержать меня и прошу, чтобы ЦК  рекомендовал меня в Промышленную
академию. Я  хочу  быть  металлургом".  Косиор с  пониманием отнесся  к моей
просьбе и согласился. Когда встал вопрос о том, что я ухожу,  Демченко очень
огорчился и долго уговаривал меня остаться, хотя и  с пониманием относился к
тому,  что  человек  хочет  учиться. Вот  тогда-то я  увидел и  почувствовал
истинное отношение людей к себе.
     Когда я поставил вопрос об уходе на учебу и попросил отпустить меня, то
даже  решение не сразу было принято. После заседания Бюро некоторые товарищи
зашли ко мне и говорят:  "Ты действительно хочешь учиться или  у тебя, может
быть, с Демченко не выходит? Ты скажи нам открыто". Говорили с  намеком, что
поддержат меня, если у  меня с Демченко не выходит дело и плохо складываются
отношения. Я отвечал: "Нет, прошу правильно  понять меня. У  меня с Демченко
наилучшие отношения. С таким  человеком, как Демченко, я готов бы работать и
дальше, но хочу учиться". -- "Ну тогда другое дело, мы тебя поддержим". И на
следующем заседании было принято нужное решение.
     Я  уехал в Москву. Там тоже встретил  трудности,  потому  что у меня не
было достаточного руководящего хозяйственного стажа. В Промышленной академии
товарищи  говорили, что  я не  подойду  им, и  рекомендовали идти  на  курсы
марксизма-ленинизма при ЦК партии. "А здесь, --  говорят, -- создано учебное
заведение для управляющих, для директоров". Пришлось мне побеспокоить Лазаря
Моисеевича Кагановича (он был секретарем ЦК) и попросить, чтобы ЦК поддержал
меня.  Я добился своего:  меня поддержал Каганович,  и таким образом  я стал
слушателем Промышленной академии.
     Поселился  я  тогда в общежитии  на Покровке, в доме No 40. Он и сейчас
там стоит. Не знаю только, что в этом здании находится.  По тому времени это
было хорошее общежитие; коридорная система, отдельные комнаты. Одним словом,
идеальные  условия.  Учебное  здание  Промышленной  академии  помещалось  на
Ново-Басманной, это тоже недалеко. Я не  пользовался  трамваем, ходил пешком
через  Земляной вал и  прямо через  переулок, где был, кажется.  Дом  старых
большевиков, потом  сворачивал  на  Ново-Басманную  налево.  Дорога занимала
всего несколько минут: такой ежедневный небольшой моцион.
     Начал я учиться. В  академии люди были очень разные и по партийности, и
по общей подготовке. Многие  окончили сельскую школу и  знали только  четыре
действия  арифметики,  а  с  другой  стороны, там  были люди, которые  имели
среднее образование.  А  я пришел, окончив рабфак:  это  считалось  --  имею
среднее образование. Наша группа была подобрана довольно-таки  сильной. Но у
нас имелись один-два таких товарища, которые отставали по математике,  и они
нас   тянули  назад.  Народ  взрослый,  упорный,  поэтому  не  преподаватель
требовал, чтобы  человек  учился, а  человек сам требовал от  преподавателя,
чтобы тот его  учил. Но на  все требуется время. Бывало,  не его  вызывали к
доске, а он сам идет к ней, мучает преподавателя, потому что  ему  непонятны
те или другие математические формулы. Мы же сидим и возмущаемся,  что  и нас
держат, потому что для нас это уже пройденный этап.
     Так было и в 1929 году. А когда я пришел в академию  осенью 1930 г., то
столкнулся  с  таким явлением. В академию попало очень много людей, которые,
собственно,   не   особенно-то   хотели  учиться,   но  в  силу  сложившихся
политических  условий вынуждены  были оставить  хозяйственную, партийную или
профсоюзную  деятельность.  Вот  они  и расползались по  учебным заведениям.
Промышленная академия стала буквально уютным уголком, где могли отсиживаться
такие люди, потому  что  стипендия приличная, столовая  неплохая и общежитие
хорошее: у каждого  --  комната,  а некоторые  маститые хозяйственники имели
возможность получить две комнаты и устроиться там с семьей.
     Шефствовал тогда  над  Промышленной  академией Куйбышев2,  председатель
Госплана.  Ну что могло быть  выше? Уважаемый и влиятельный человек, который
действительно  поддерживал  Промышленную  академию.  То был  как раз  период
острой  борьбы с "правыми". "Правые"  развернули  свою  деятельность: Рыков,
Бухарин, Угланов3. Они повели борьбу, и очень сильную. Руководство партийной
ячейкой  академии  было в руках  "правых". Секретарем  ячейки был  Хахарев4,
довольно влиятельный  человек, с дореволюционным партстажем, кажется, с 1906
или 1907 года. Сам
     он  из Нижнего Новгорода,  известный  человек,  прошел подполье. Вокруг
него   группировалась  эта,  так  сказать,  старая  гвардия.  Но   она  была
пораженной:  ведь  она   выступала  против  генеральной  линии  партии.  Она
группировалась  вокруг  Бухарина  и поддерживала его, поддерживала Угланова,
поддерживала Рыкова против Сталина и против Центрального Комитета партии.
     Мы пришли с Юга.  У нас было довольно большое землячество (донбассовцы,
днепропетровцы, луганчане, артемовчане,  харьковчане). Мы стояли на позициях
Центрального Комитета. Завязалась борьба, и я тоже довольно активно втянулся
в  эту  борьбу.  Главным образом меня тогда  поддерживал  Табаков.  Он  тоже
позднее  безвинно  погиб, его расстреляли. По  национальности он  был еврей,
очень  хороший  коммунист. Я  его узнал,  когда он был директором треста,  а
потом --  объединения по  производству керамики для металлургии. В  Донбассе
находился   Красногоровский  завод  огнеупоров   для  облицовки  доменных  и
мартеновских печей, и Табаков занимался этим делом. У меня с ним установился
хороший контакт, он опирался на Юзовскую организацию, и тут-то в академии мы
сошлись с ним. У нас существовало единое партийное мнение, и другие товарищи
нас  поддерживали,  например,  Аллилуев  с  Дальнего  Востока.  Он и сейчас,
кажется,  жив, пенсионер. (Этот Аллилуев ничего общего  с Аллилуевым, тестем
Сталина,  не имеет,  просто  однофамилец.) Были  у нас и другие  товарищи, и
довольно-таки большая группа, но все  же  мы оставались в меньшинстве. Может
показаться, что я отвлекаюсь. Казалось бы, какое это имеет отношение к теме?
Я ведь хотел говорить о  Сталине,  о его роли.  Но это как раз  имеет прямое
отношение к теме.
     В  Промышленной  академии  развернулась  борьба  за  генеральную  линию
Центрального Комитета против "правых" и зиновьевцев, а потом право-левацкого
блока Сырцова  --Ломинадзе.  В этой борьбе моя роль резко  выделялась в  том
коллективе, и все это было  на виду у Центрального Комитета. Поэтому всплыла
и  моя  фамилия  как  активного  члена  партии, который  возглавляет  группу
коммунистов  и  ведет  борьбу  с  углановцами,  рыковцами,  зиновьевцами   и
троцкистами в Промышленной академии.  Политическая борьба шла очень  острая.
Ведь  там большинство составляли  члены партии  с  дореволюционным стажем, и
нужно сказать, что эта группа была очень солидной: в ней имелись влиятельные
люди. Например, помню нашего донбасского товарища Макарова5. Он был в Юзовке
директором Юзовского  завода, сам  же он  -- нижегородец, член партии с 1905
г., очень
     умный и уважаемый человек. Он официально не  объявлял, что он заодно  с
"правыми", но поддерживал "правых" и против "правых" нигде даже не заикался.
Видимо, он договорился с "правыми", что будет вести  себя несколько скрытно,
не выявлять  себя сторонником оппозиции. Считалось, что он вроде бы стоит на
позиции  генеральной линии партии, а на  самом деле  он своей  деятельностью
способствовал усилению группы Угланова, Бухарина, Рыкова.
     Остроту  борьбы  можно показать  на таком  примере.  Выборы  президиума
общего собрания  нашей партийной организации заняли однажды целое заседание,
и оно открылось только на следующий день. Помню, как мои товарищи выставляли
мою  кандидатуру в  президиум, но я раза два или три проваливался  и  не был
избран. Когда шли выборы в президиум, то все  кандидаты должны были выйти на
трибуну и рассказать свою  биографию.  Кандидат  с послереволюционным стажем
члена  партии уже был как бы обречен. Вот  такая  имела место борьба. А уж в
бюро  ячейки выбирали  вообще  особо. Меня  несколько раз  выдвигали, и  моя
кандидатура никак не проходила.  В  конце концов меня выбрали  в Ревизионную
комиссию, правда, потом  опять провалили.  Вообще  тогд